|
Евгений ЛЕЛЬ
Между первой и второй – перерывчик небольшой
(Продолжение злоключений Евгения Леля - теперь уже не в американской тюрьме, а в американской психушке. Начало см. в статье «Зараза Гуантанамо плывёт через Гольфстрим!»)
...итак, судья сказал по тюремному телевизору («телепузики» – как говорят теперь в России), что – несмотря на похищение полицией моего главного свидетеля – он отпускает меня до суда без залога. «Оревуар» называется. Это к концу четвертых суток-то, вместо конституционных 24-х часов? Оформят бумаги и в 6 вечера отпустят – на коротком поводке. Но в 6 часов – никто за мною в камеру не пришел. Как и в 7, как и в 8. Знаем мы эти штучки. Эти трюки не на меня рассчитаны: я всегда готовлю себя к худшему. Поэтому, что со мною в жизни ни происходит – всё оказывается приятной неожиданностью. Вся жизнь такая у меня приятная, из сюрпризов состоит! В десять вечера подошла к стеклянному окну дамочка с бумагами. – С вещами? – спрашиваю. – Ничего подобного, у меня к вам лишь пара вопросов. Претензий у вас к тюремной администрации никаких? – А что, у вас тут теперь выбирают их уже – всенародным голосованием? – Нет, я насчёт сервиса. Питание, например, вам понравилось? – Чудесное питание! Я с большим трудом себя удерживал, съедал только половину, чтобы не растолстеть тут, не испортить себе фигуру. – Ну, а еще что-нибудь? Если какие нарушения – то будем разбираться. Ага, уже ночь пошла на субботу – а разбираться начнут в понедельник? С чувством, с толком, с расстановкой? А я всё это время тут буду на нарах сидеть (чтобы к суду не готовился)? Впрочем, какие у меня тут в тюрьме могут быть претензии? Что не убили еще? Так этому же – радоваться нужно? Меня, конечно, многие читатели осудят за это, но я все бумажки этой дамочке – послушно подписал. Она побежала докладывать – и за мною вскоре пришли. Из соседней ярко освещенной камеры, сквозь большое бронированное стекло меня снисходительно созерцал – раздетый по пояс и фантастически растатуированный соотечественник. Он меня, конечно, за своего не признал и на подмигивание не ответил. «Теперь уж и в парижских туалетах – Есть надписи на русском языке!!!» Вывели меня из кондиционированной атмосферы – в парную флоридскую тьму и на спец-автобусе (а не этапом) – отвезли в другой корпус. Там отобрали спец-пижаму «особо опасного русского» и вернули в полиэтиленовом кулёчке мои зассанные трусы. «Свобода, бл*, свобода!» – Вы бы мне хоть простынку какую дали завернуться? Чтобы я вдоль обочины – как махатма Ганди – шёл. Не пугая аборигенов, к утру до дому и доберусь? Завскладом как-то замялась, но тут я прикинулся, что начинаю развязывать мой кулёчек – с успевшими уже забродить в тропическом климате трусами. Она панически окинула взглядом мою всю облепленную пластырями фигуру – и принесла чудесные джинсы и элегантный батничек, всё точно по размеру! На выходе, оказывается, мне положен был один бесплатный звонок и жетон на идущий утром автобус. Но умница-пастор, оказывается, ждал меня с женою весь вечер у выхода, с машиной. Так что через час – мы были уже дома. Четвёртую ночь мой коттедж стоял – с открытой во тьму дверью. Экраны двух телевизоров и компьютера – так никто и не выключил. Украсть ничего не украли, вроде бы? Разве что подложили какой-нибудь колумбийской контрабанды? Но вот в компьютере моем кто-то серьёзно полазил: сколько я потом ни отправлял электронных писем и губернатору и прокурору – ничего, как выяснил потом по телефону, ни до кого и не дошло. Да и телефон стал работать выборочно, через раз, чтобы меньше я звонил. Я, конечно, первым делом влез под душ, чтобы смыть с себя всю эту пакость. И сел к компьютеру отправлять депеши (какой уж тут сон). Куда увезли бабульку – неизвестно. Как оказалось – это к счастью для меня. Иначе бы я снова оказался в тюрьме, за нарушение судебного предписания. Лишь после выходных мне предъявили-таки бумагу, что я под угрозой ареста никак не должен был контактировать с матерью, а также выезжать за пределы графства Пайниллас. Это хорошо, что мне в субботу-воскресенье не до рыбалки было. А то стоило бы мне переехать по незнанию через мост в ту самую Сарасоту или же в аэропорту кого встречать – так немедленно бы и загудел на нары (уже без всякого освобождения). А следила за моими передвижениями полиция всерьёз, чтобы засадить уж меня не по выдуманному, а по настоящему обвинению. Чтобы не давать им лишних возможностей для провокаций, я и машиной старался не пользоваться: в аптеку и за молоком пешком ходил, что здесь ну никак не принято. О местопребывании бабульки стало известно лишь к концу недели. Я ей давно уже на шею жетончик солдатский повесил с моим телефонным номером. Вот по нему медсестра одной из богаделен и позвонила мне: бабка помирает – от тоски, ничего не ест, лежит и плачет круглые сутки. Не понимает, в какую тюрьму она попала и где её единственный сын. А ведь и взаправду помрёт! Не поможет ли наш пастор и тут? Он уже не одного старика так вот из безнадёги вытаскивал – брал к себе на постой и уход. Я чуть ли не весь день просидел на телефоне, обзванивая все бесчисленные агентства по защите прав и свобод. Все они поначалу заполняли подробные анкеты для своей отчетности, а потом сбагривали меня кому-нибудь другому. Под вечер меня уже стали отправлять к тем, с кем я беседовал еще утром, круг замкнулся. В конце-концов один сэр сжалился и, попросив не называть его имени, объяснил, что наживающаяся на стариках мафия – бабульку нам добровольно не отдаст (у них тут все подкормленные, включая и брехунов-переводчиков). Но и насильно её удерживать никто не имеет права. Так что если наш пастор её в машину к себе впустит, то назад её уже никакая полиция вытащить не сможет. Так пастор и сделал (я-то сам не могу к ней приближаться, и даже звонить не имею права). А на следующее же утро к нему домой уже поприбежали наши брайтонские соотечественники: на каком-таком основании он похитил их добычу? Но, 15 лет гоняемый киевской гебнёю дед – мрачно требовал у них удостоверение и садился за стол переписывать себе в тетрадку все их аксессуары. Заносчивость агентуры резко снижалась. А когда он набирал мой номер и просил объясниться с сыном бабульки, на каком основании её забирают вопреки её желанию, – добытчицы моментально сматывались, покуда мы полицию не вызвали. На стариков тут настоящая охота устраивается: их так вот обманом забирают в частные старческие дома, где держат в прострации на «успокаивающих» пилюлях. А все их пенсии, банковские счета и даже опустевшие особняки – забирают себе, в оплату за таблетки. Но мы, оказывается, рано с ним радовались. Мне пришло письмо из «собеса», что поскольку я «осуждён» за избиение бабульки, то они платежи на поддержание её жизнедеятельности – прекращают. Сдавайте, мол, не мытьём так катаньем её в дурдом! Телефон в письме указан неверный – я еду в другой город ловить этих чиновников вручную. Один тип сознается на проходной, что письмо евонное, – но ему так указала начальница, которой сегодня нету. Звоните ей завтра по этому телефону. Телефон начальницы несколько дней не отвечает – работает на автоответчике. Никто мне на оставленную жалобу, естественно, не перезванивает. К этому времени выясняется, что все мои письма прокурорам и прочим адвокатам – до адресата не доходят. Сколько времени пропало! А пишущие мне соратники звонят, что их письма ко мне – возвращаются с пометкою «такого адресата в природе не существует». А тут еще и пастор звонит, что его предупредили: бабульку заберут на суд – уже через 5 рабочих дней. А мне-то про суд – ничего официально не сообщают! А у меня и с адвокатом еще неопределённость – да и когда ему теперь к суду готовиться? Обзваниваю с утра всех защитников – у всех включены автоответчики, обещают со временем перезвонить. А чего перезванивать-то, если без официального извещения об судебном слушании – они не имеют права ничего делать, даже «уходящую натуру» – побои не могут снимать. За что хвататься? Надо снова ехать в «собес» – ловить начальницу. Ехать туда почти час. Вначале на хвосте висит полицейская машина, но не останавливает. Естественно, что я смотрю всё время в зеркальце на нее. Так и в аварию можно влететь. Тогда я останавливаюсь на обочине сам. Но ухмыляющийся полицейский уезжает. Теперь у меня на хвосте, следует за всеми моими поворотами – «частная» машина с парой мордоворотов. Но на этих-то хоть не нужно всё время смотреть – «штатским» меня останавливать не с руки. Опять стараюсь поймать на проходной начальницу. Она на ланче? Буду ждать! В конце-концов приходит та самая начальница. Показываю ей письмо подчинённого: телефон для жалоб липовый, какие именно платежи прекращены – не указано, и сбрехнуто, что я «осуждён». А суда ведь еще не было, юридически я невиновен! – Ну как же, – отвечает, – в тюрьму-то вас посадили? Значит виноваты! – Меня – выпустили, как видите. А виновных не выпускают. И вообще, почему это вы именно обо мне тут говорите? Вы наказали-то – бабульку! В чём виновата она? Почему вы ей срезали платежи? – Ну так она же сейчас с вами не живёт ведь! – Так именно для этого ей и выделялись «респит-мани», чтобы за нею другие люди посмотрели, покуда я временно не смогу. Сейчас именно такой случай, что я не могу пока за ней смотреть, а добрым людям за траты, за жильё и уход нужно хоть что-то заплатить. А вы именно эти спец-деньги и срезали. Не мои деньги срезали – а бабулькины! За что же вы её – невиновную – наказали? – Вот вам телефон другого офиса, подавайте им завтра заявление поновой, пусть начинают оформлять возобновление платежей. Месяц-другой, и... Это от них нам деньги идут. – Деньги идут – от налогоплательщиков. Может быть, вы меня еще и к ним отошлёте? Это лично вы наказали невинную старушку – вам и отвечать! Давайте мне вашего гросс-босса! Я на вас буду жаловаться! – Надо мною выше – уже никого нет. Вот звоните туда, куда я вам дала телефон. И вообще – мне нужно уезжать, пойдёмте на улицу. Я опять к диспетчеру: – Буду сидеть тут до посинения, пока не увижу начальника этой дамочки! А вот, кстати, и она вернулась. Вы же уезжать спешили? Уже съездили? Через полчаса начальница у этой дамочки нашлась-таки. Я даже с неё письменную резолюцию выбил, что бабку наказали правильно. Вы, господа читатели, представляете моё тогдашнее физическое состояние? Тем более, что я лишь пару недель – как по-настоящему умирал в реанимации. Поехал назад домой – звонить в тот новый офис. А за мною – те же самые мордовороты снова увязались. Когда одна неприятность, две – это естественно. Но когда их сразу десяток навалится, да сверху еще и какая-нибудь мелкая пакость присядет – это уже как с груженым верблюдом и с последней соломинкой получается. Доехал кое-как домой. От адвокатов никаких записей на автоответчике. Звоню по данному мне «начальниками» телефону – там тоже магнитофонный голос просит продиктовать сообщение и «мне перезвонят». Хорошо, что я не стал тогда ждать их ответа – и до сих пор они еще не позвонили. Решил ехать в тот офис лично. Выезжаю со двора – полицейская машина в кустах спряталась, вроде бы её там не видно. У беглого резидента Виктора Суворова такая метода описана, когда вся агентура разом наваливается на одного человека, со всех возможных сторон: организованная травля, с доведением до самоубийства. Вообще-то мне гебня в Ростове-на-Дону и покруче устраивала. Но здоровье мое сейчас не то уже, что 20 лет назад. Сердце всё время хватает спазмами. А на хвосте опять кто-то висит мордастый. Вот – защемило сердце так, что в глазах темно стало, чуть с хайвея не слетел. Шутки кончились! Так и коньки отброшу! Вот знакомый съезд в бабулькин госпиталь – мы тут с нею часто бываем. Чуть ли не ползу к приемному окошку «скорой помощи». Пишу в листочке, что сердечный приступ на почве нервного истощения. Ждите, говорят! Они что, тоже с ними? Сколько же можно ждать? Вот телефон-автомат освободился. Позвонить «9-11», что травят, с сердечным приступом не принимают? Ну, что-то я – совсем уже перегрелся в своем парадном пиджаке! У них ведь всегда так тянут. Вот и вызывают уже меня из коридора, давление меряют, на каталку кладут, капельницу вешают, обклеивают спец-контактами для ЭКГ. Тут помереть – не дадут! Что это они в эту капельницу добавляют, что сразу легче становится? Через час-другой сердце отпустило совсем. Профессор вдумчиво со мною беседует: что, почему? Пытали в тюрьме, в американской? Организованная травля, за статью про Гуантанамо? Я вам стопроцентно верю, батенька! Нервы у вас совершенно расшатались – надо вас в неврологии слегка подправить. Сейчас мы вас туда перевезём прямо на каталочке – это рядом, куда мы вас только что на рентген возили. Долго стучат в глухую бронированную дверь. Выходит детинушка-санитар. Что-то это мне знакомое? Да я же сюда в прошлом году бабульку сдавал на несколько недель, психушка называется! Впрочем, у нас тогда десять раз спрашивали, добровольно ли бабка сюда поступает. Тут вам не Раша, тут насильно никого в психушках не держат! Ну, раз так, то почему бы и не подправить нервишки денёк-другой? Как отойду, так сразу и выпишусь. Громадное «нерьвное» отделение весь четвёртый этаж занимает. Но меня почему-то чуть ли не до утра в бедламе держат, на стульчике в тесной комнате с буйнопомешанными. Хотя вверху половину палат я нашел потом пустыми, без клиентов. Но я против такой разновидности «ухода и поправки нервов» не бунтую – читаю себе Евангелие, предусмотрительно подаренное мне пастором. Под утро, когда всех буянов уже повязали и понакололи успокоительным, меня подняли наверх, снова выслушали и записали историю про «травлю с доведением». Заменили карандаш с металлическим ободком для резинки – на обычный. И вот я в «кукушкином гнезде»! В отличие от фильма, здесь намного просторнее. Громадная палата (человек на десять) – для меня одного. Подкатил «спец-кровать с перегибами» к окошку и лежу, любуюсь на полную луну, как мятежный поэт у Булгакова. Бронированные двери я уже описывал. Окна на первый взгляд обычные – без решеток. Но двойное стекло – тоже бронированное, да еще и не бросающийся сразу в глаза – тонкий лист из нержавейки, густо просеченный бесчисленными дырочками. Был я уже в Америке везде: и в богадельне, и в тюрьме, и вот теперь уже в психушке. Заявляю категорически – всё это одно и то же! И обслуживание – и даже питание, одинаково приличное! В тюряге только клиентов погуще, ведь большинство сумасшедших – на свободе в США разгуливают. Как же моей бабульке в таких тюрьмах-богадельнях остаток дней проводить? Одеты мы все тут поначалу – в детские какие-то байковые халатики, с завязками-развязками на спине. Но потом разрешают надевать свою домашнюю одежду. Только вместо обуви – толстые махровые носки. Ночью меня пару раз будили – подкатывали стойку и мерили давление. А утром разбудили лишь тогда, когда уже завтраки привезли. А завтрак в психушке не в 3 утра, как в тюрьме, а нормально – в 8 часов. Прикатили два шкафа на колёсиках из-за открываемой магнитной карточкою могучей двери (еще и видеокамера всех проходящих записывает). В закрытой полированной нержавейкою этажерке – подносы именные, у каждого своё меню, очень приличное. Заранее спрашивают тебя, кстати, как бы ты хотел тут зваться, – и называют только так, без всяких официальных фамилий. Персонал тут подбирают по степени приветливости, все очень добродушные: «Иди, братец Юджин, заправляйся! Если не хватит, попросишь добавку!» Идёшь со своим именным подносом в просторную столовую с телевизором, садишься где хочешь. Соседи ведут себя деликатно – с разговорами не лезут. Я вначале удивился такому – после бедлама на первом этаже. Но потом догадался, что все тут давно и крепко – наколотые успокоительным, потому и тихие такие. С моим большим лобешником – меня даже алкоголь не берёт, не то что их таблетки с уколами. Да я и тихо себя вёл – не было особой нужды успокаивать. Сладкое и крахмалистое – я отделил и раздал соседям. Остального мне вполне хватило. Как и в любом госпитале, у каждого на запястье пластмассовый браслетик со всеми данными, заменяющий паспорт. Мне поначалу местный фармаколог принес в столовую – второй набор ярко-ядовитых таблеток. Я удивился, но собрался пить. А он успел прочесть фамилию на браслете – и перехватил мою руку на лету: ошибочка вышла! Вообще тут прием лекарств превращён в ритуал. Каждой маразматической бабке вдумчиво объясняют, от чего именно – эта рыжая таблетка. Бабки глубокомысленно комментируют её вчерашнее действие – как во французском ресторане с виночерпием общаются. В другом зале тоже телевизор, но уже с видиками. Большой набор дурацких американских фильмов. Два-три раза в день собирают всех в кружок – побеседовать за жизнь. Когда видишь нелепость чужих проблем, то и свои неподъемные проблемы кажутся не такими серьезными. Хорошая метода! Много красочных журналов. Дважды в день желающих собирают в стайку и ведут под конвоем через соседнее отделение идиотов – на крышу, погреться после кондиционеров на солнышке и поиграть в мячик. Неплохо, вроде бы? Но это и всё, что здесь происходит. Где же мой написанный на браслете доктор Гусман? Я его первые двое суток – и в глаза не видел. Потом он начал изредка появляться в полночь, как Мефистофель. Будил меня, спрашивал о самочувствии – и, недослушав, уходил домой. У него, оказывается, своя частная клиника. Вечером он еще где-то подрабатывает. А уж сюда к нам заезжает в полночь по дороге домой. Тут он не столько лечит, очевидно, сколько клиентов в свою клинику подбирает. За два дня я отоспался и говорю дежурному, что хватит с меня такого лечения: врача я так и не увидел, а самочувствие моё уже наладилось. Если меня что и беспокоит, то только проблемы с бабкиными платежами и моя подготовка к суду. Вы меня лишь накануне суда, наверное, выпустите – и что я там судье скажу, какие подготовленные доказательства предъявлю? Мне уйму фотографий нужно отпечатать со схемами, расписать и заверить показания соседей, согласовать с адвокатом последовательность предъявления аргументов, да и самого адвоката у меня еще нет пока. Мне все мило улыбаются: вы это своему врачу скажите! Но я же его не видел еще ни разу! В конце-концов, господа, меня тут насильно не имеют права держать! «Тут вам не Раша!» Я это намеренно спокойно объясняю на дежурном посту. Меня снова обнадёживают врачом Гусманом. Но завтра же выходные! Вы меня до понедельника собираетесь держать? Сколько можно вам про бабку говорить – у меня же ж даже коты некормленные-непоенные двое суток. Для вас они «пэты», а для нас члены семьи! Коты помрут – и бабка за ними? Это вы так мои нервы поправляете? В соответствии с вывешенными на стенке «Правами Психов»: они не только имеют право «голосовать и даже быть избранными в государственные органы» (вспомните Буша -младшего!!!), но и даже в отсидке имеют право, скажем, на телефонное общение. Два бесплатных телефона в коридоре. Я никак не могу набрать федеральный номер «9-11». В конце концов мне отвечают. Я объясняю, что меня держат в заточении вопреки моей воле, что допустимо только по приговору уголовного суда! – Вы это со второго этажа нам звоните или с четвертого-психического? – спрашивают. Ага, так это меня местные гарды дурят? Никакой тут обещанной связи с федеральною службою нету? «Mandatory 72 hours»? Принудительные трое суток отсидки? Вот вам и добровольность хвалёная! «Добровольные» трое суток тюремного заключения? В отличие от тюрьмы – возможность моего звонка умнице-пастору тут реальная, никакого «рестрикшена». Звоню ему, что если будут на его контактный телефон (727) 321-6043 звонить получающие обильные зарплаты «правозащитники» – то передайте, что я нахожусь в заключении помимо своей воли! А если меня еще и завтра не отпустят – через те самые 72 часа, то не следует ли мне по примеру дедушки Сахарова – начать голодовку протеста, столь громогласно поддержанную в своё время этими самыми правозащитниками? Вообще-то, камрады, меня тут излишне занесло! Никто этим «защитникам» не разрешит меня тут защищать, даже если мне – как тому академику – будут питательные клизмы насильно вставлять. Впрочем, после последовавшего за этим конфиденциальным разговором ужина, меня встретила нянечка с анкетою: хорошо ли я сегодня покушал? И запротоколировала для отчёта. Уж не знаю, после прослушки ли этой или просто по совпадению, но ровно в полночь – без огня и дыма – ко мне в палату №14 явился тот самый неуловимый доктор Гусман! Это уже третьи сутки пошли моего «лечения»! Рассказываю профессору, что всё было чудесно до Дня Независимости, когда на меня так активно наехали. Не успел я описать ему привоз меня из тюрьмы в реанимацию, как доктор сказал, что у него тоже есть семья – и являться домой заполночь не очень хорошо. Впрочем, завтра – субботним утром – он, мол, позвонит пастору и отпустит меня с ним, даже до полного истечения этих самых 72-х часов! Несмотря на изумительную краткость лечения – я, естественно, обрадовался. Хотя не очень-то и поверил. И правильно, что не поверил. Никто моему пастору не звонил и никто меня никуда не отпускал. Профессор соврамши! Прошло еще двое суток – и в полночь я его подкараулил-таки в коридоре! Но проф немедленно затерялся где-то в служебных помещениях – и так со мною и не пообщался. С другими врачами разговаривать было бесполезно: вас пытали и преследовали? Эти бзики – по профилю доктора Гусмана! Когда я заикался про давно прошедшие 72 часа, они усмехались: ну это же не для нашего заведения писано! Мне уже стало не по себе: этак доктор пишет себе в отчетах – чему его учили в университете, про манию преследования и навязчивые идеи с потусторонними голосами. И всем остальным на меня – совершенно наплевать. Так ведь меня могут и всю жизнь продержать в психушке, как продержали Эзру Паунда, осмелившегося писать о прожектах правительства Муссолини. Даже вмешательство увитого лаврами Хемингуэя не помогло, перекрыли кислород и Хемингуэю. В ночь на вторник, на седьмой день отсидки – снятся мне клубы дыма и ощутимо запахло серой. Но это вовсе не Буш-младший к нам явился, а это – третье явление доктора Гусмана. – Ну что, опять вас преследуют агенты КГБ? – Ничего подобного. Они в Москве, а тут Америка. – Правильно! А кто еще на вас наезжает? – Никто не наезжает. Свободный обмен мнениями – неотъемлемая черта американской демократии. – Правильно. А что же вы раньше про каких-то агентов, переодетых в полицейских и тюремщиков, нам говорили? Если агенты, то как же вас выпускать? Они же снова на вас набросятся? – Так это же ж – от переутомления и жары мне так показалось. Но вы – меня вылечили! Я уже пять дней, как бодр и весел. Гы, гы, гы! Предлагаю – амбулаторное лечение. Исправно буду пить все ваши пилюли и являться по повесткам. Доктор снова пообещал, и на следующий день к вечеру – меня действительно отпустили, назначив контрольные явки. Не сбрехнул Гусман на этот раз! Если из тюрьмы в своё время я возвращался в боевом настроении – планировал свою будущую защиту в суде, то тут уже никакого «состязания сторон» – мне не светило. Что захотят со мною, то и сделают! Так что вторая отсидка – на меня подействовала намного сильнее, чем первая.
# # #
Mr.Eugene I. LEL 4990 31st Ave.S, #3 St.Petersburg, FL 33707 USA
telephone (727) 321-7509
Другие статьи Евгения Леля: Не наступайте на русские грабли, мистер Буш! То же на английском в переводе Льва Гунина: DON'T STEP ON RUSSIAN MACK-RAKE MR. BUSH! Зараза Гуантанамо плывёт через Гольфстрим! Между первой и второй – перерывчик небольшой Дальнейшее продолжение.
|
