|
Народ Израиля хромает на
оба колена
Многократно повторяется одна и та же
ситуация: есть тайны, которые рано открывать. От широкой
общественности скрыта книга «Зохар»; каббала Аризаля
остаётся за кадром. Виленский Гаон, казалось бы, не
исключение: его поучения изданы после его смерти.
Но все знают, чего Он желает.
В радиусе 15 километров от моря деревья
плодоносят с удвоенной силой. Там распространяется влияние
стихии.
Туриста в Вильно поразит учёностью возница.
Ямщик объяснит пришельцу, откуда набрался: «Тут был Он».
Он даже не раввин, никакой официальной
должности, – инкогнито, правда, не из Петербурга, а из
Вильно, – но Он колокол, и не только литовского еврейства.
В XVIII веке цари
любят приставку «Великий». Виленский Гаон много скромнее: «гаон»
в переводе – просто гений.
Рамбама можно сравнить с Менделеевым:
элементы уже известны, учёный с говорящей фамилией только
расположит их в определённой системе, из которой последуют
проекции вперёд и назад.
На кого похож Виленский Гаон?
Его зовут Элияху бен Шломо Залман. В русском
просторечии – Илья. Он и есть Илья-пророк; в эпоху, когда
народ Израиля становится языческим, он борется против
нечестивцев.
«Смотритель и святой» (по словам р. Хаима из
Воложина) родится в 1720 г., – ровесник дурного духовного
переворота европейского еврейства.
Если Моцарт в 4 года
напишет концерт для клавира, а первые гастроли даст в 6 лет,
то еврейчик из Бреста отстаёт мало: в 3 года фотографически
помнит Тору, в 6 лет читает лекции в главной синагоге
Вильно. Достигнув совершеннолетия, – в 13 лет, – пробует
создать Голема, но нравственные соображения остановят.
Сравнение с Эйнштейном не пляшет: Альберт не был
вундеркиндом.
Не учится в ешивах. Никакого диплома, – даже
кавалеристского училища не кончал.
У него феноменальная
память, невероятно аналоговое мышление, соединяющее
разверстые края пропасти; в подсказках он не нуждается.
Достигнув 20 лет,
совершит 5-летнее путешествие по Польше и Германии, где ищет
редкие рукописи, особенно толкования «Зохара». Найдёт не
всё, это трагедия.
Прославится.
С 25 лет уходит в
добровольное затворничество в Вильно: ничто не должно
отвлекать. Средь бела дня ставни занавешены, дверь плотно
затворена, горит свеча, – остерегается покушения на свою
сосредоточенность. Его путь – прямо на солнце.
Он строит всё с нуля, ему нужны только
книги, анализирует накопившиеся противоречия, если
обнаруживает огрехи в Талмуде, – исправляет. У него дикая
работоспособность: в сутки делает 4 получасовых перерывов
для сна. Петру I, Наполеону, – они
спали по 5 часов в сутки, – далеко.
Говорят, его настолько переполняют мысли,
что он пишет одновременно двумя руками на двух страницах.
Оплакивает бездарно потраченное время, – 3
часа в год.
Хаим Воложин засвидетельствует: от него «…не
… скрыта ни одна тайна».
Ему надо немного: два куска хлеба утром и
вечером, да воды, желательно, ледяной.
«Жизнь – череда мучений и боли…».
Его не устраивают ночные озарения. Ссылаясь
на мистические видения, пустословы толкуют Тору вкривь и
вкось; он предпочитает всего достигать трудом.
Он укажет, где в святом писании закодировано
имя Рамбама; там заключены имена всех праведников Израиля. В
Торе сказано всё. Пятикнижие – не фольклор, ни одного слова
впустую.
Повторение – мать учения. Для еврейских
мудрецов схожесть мыслей – не плагиат, а принципиальная
позиция. Много знакомого в пожеланиях Виленского Гаона
следовать средним путём, стреножить «строптивого коня»,
искать пропитания, а не наживы; лечить подобное подобным:
бунтует кровь – иди в армию, в центурионы, стань мясником.
«Господин и учитель» строг, пунктуален,
неумолим; отклонение от Закона – личное оскорбление и
покушение на мироздание. Любое нарушение правил, – в сторону
смягчения или ужесточения, – Фигаро здесь, Фигаро там, –
отрава. Потом оправдывайся: хотел как лучше, а угодил в
капкан.
Кажется, Тора доступна всем, «Сезам,
откройся» не требуется. Образованщина портит всё
поверхностностью, нахрапом. Тупица и злодей, изучающие
глубокие предметы, только исказят их.
На самом деле хуже: извратят.
Непримирим. Осудит раввина Иссерлеса,
приспособившего «Шульхан арух» для пользования ашкеназов.
Гневно критикует собственного деда.
Изучает астрономию, алгебру, геометрию,
химию, географию эрец-Исраэль, увлекается музыкой и вводит
её в богослужения. «Каждый пробел в области светского
знания влечёт за собой в десять раз больший пробел в знании
Торы».
Прямая противоположность мракобесию.
Его воротит от доносительства, это крайняя
степень падения. Стукач вернётся в этот мир шелудивым псом,
– не выручат никакие заслуги. Этот тезис корректировке не
подлежит.
Обвиняет только открыто, либо отвернётся.
Кассир ворует его пособие от общины, – Гаон высокомерно не
заметит.
Аристократ.
Самое худшее – примазавшиеся к Израилю
подлецы. Это «эрев рав», люди великого смешения, – от них
несёт отхожим местом.
Из-за них ненавидят евреев.
«Эрев рав» тяжелее иноплеменников, он
докучает Израилю…причина постоянных распрей между Израилем и
отцом Небесным». Формально свои, по сути – твари.
Ревизуя первоисточники, ищет ответ: почему
так молниеносно идёт разложение, демонтаж вековых ценностей?
Где дали слабину? где червоточина?
Слишком много было миражей.
Развал страшный, иудеи ударяются кто во что
горазд. Франкисты с сатанинским огнём в очах крестятся,
подкладка их движения – подлость. Деятели «гаскалы» не менее
циничны, хоть и продуктивны.
Пусть катятся.
Конец грешников не будет ни коротким, ни
приятным.
Факел иудаизма не погаснет, тому порукой он
сам.
Ещё не всё потеряно:
говорят, даже в Англии (в составе королевства и американские
колонии) раввины учат Тору, хоть и по 2 часа в день, и евреи
там как-то соблюдают субботу.
Надо навести порядок в
строевых частях.
Лучше меньше, да лучше.
Бдителен неусыпно.
Малость переборщит.
Его бесят «изолгавшиеся на корню» хасиды по
многим причинам.
Для своих любимцев евреи отдают последнее, –
и это правильно. Но цадики и адморы – не пророки, а профаны.
Изображают из себя радистов на постоянной связи с Всевышним,
живут в роскоши, – князья. Свои должности передают по
наследству, – «сын цадика свят ещё с утробы матери, ибо он
освящён божественными мыслями родителя своего в момент
зачатия». Если разобраться, всё их «исступление» –
канцелярит.
Благосклонно принимают почести: «Следует
верить в цадика верой безотчётной, не вдаваясь в оценку его
поведения, и если ты заметишь за ним некоторые дурные черты
– обман, лживость и тому подобное, ты всё же не теряй к нему
уважения, потому что им руководят соображения высшего
порядка».
Паразитируют на наивности.
Хасиды считают, что искры святости, –
жемчужное зерно, – могут быть спрятаны в навозе; готовы
спасать мерзавцев. – Это преступные уступки – наследие
саббатианства.
Учёбу они заменяют молитвой. Их радость –
сплошной чугун.
Танцуют! – они что, кавалергарды? Век их
будет недолог.
Еретики почитают святое писание? – Что с
того? Тора может быть и «элексиром жизни» и «смертельным
ядом». «Тора для души человека — как дождь для земли: дождь
заставляет расти помещенное в почву семя, производя как
полезные, так и ядовитые растения. Так же и Тора помогает
тем, кто стремится к самосовершенствованию, но увеличивает
несовершенство тех, кто остается в диком состоянии».
Остановить эпидемию духовной чумы!
Промедление смерти подобно.
Каждый день волк съедает нового ягнёнка.
Бог правит только с согласия «своих
подданных», – но не все достойны.
Швырнёт перчатку: «Если бы я мог, я бы
выступил против них как пророк Элиягу против жрецов Баала».
Деяния Ильи-пророка разворачиваются в
X веке до н.э.
Характерный кусочек хроники.
Подкаблучник сидонской царевны Иезавели царь
Ахав поклоняется Ваалу, – это государственная религия.
Отшельник Илья пророчит вероотступнику мор: «не будет ни
росы, ни дождя». Это в засушливой-то Палестине!
И будет зной, как предречено, 3 года.
Голод не тётка. Ахав устраивает соревнование
на горе Кармель: команде из 450 жрецов Ваала противостоит
Илья. Кого признает бог?
Жрецы «призывали имя Ваала,…скакали,…кричали
громким голосом, и кололи себя, по своему обыкновению,
ножами и копьями,…но не было ни голоса, ни ответа, ни
слуха».
Весьма театрально Илья окружит свой
жертвенник траншеей с водой, трижды обольёт жертву,
воззовёт, – и «огонь Господен пожрал всесожжение, и дрова, и
камни, и прах, и поглотил воду, которая во рве», – от
приношения остаётся только пар.
«И сказал Илья: схватите пророков Вааловых,
чтобы ни один из них не укрылся…и отвёл Илья их к потоку
Киссон и заколол их там». Наверное,
Рука
бойца колоть устала
Вот так, – кровожадно, – надо поступать с
лжецами, наставниками хасидов!
Гражданская еврейская война – не хохма.
Это не разбазаривание сил. Всегда борьба за
власть, – к бабке не ходи, – связана с большими деньгами. Но
для Гаона это второстепенно.
Обмениваться мнениями с неприятелем не
собирается.
Раскол.
В конце XVIII века у
евреев нет тяжёлого вооружения и до расстрела «Альталены» не
дойдёт. Будут, – звучит! – погромы, – хасидских лавок,
заводиков, изб. Стенка на стенку – драки; убийство
зафиксировано судом одно.
С одной стороны преданные Его Величеству
Виленскому Гаону «литваки», стойкие гвардейцы умного
кардинала; более точно их величают «митнагдимами», –
буквально, упорно сопротивляющиеся. Им противостоят
простолюдины, – уважающие водку, «кувыркающиеся» хасиды. С
супостатами, – какой ужас! – у митнагедов ничего общего.
Хасидам не сдают жильё, выпроваживают в шею,
спускают с лестницы, лишают прав в общине.
Запрещают приближаться к хасиду «на 4
локтя».
Будто в «Донских рассказах» трещат семьи.
Брат не подаёт руки брату, отец справляет
тризну по сыну; жена разводится с мужем, как в докладе
Хрущёва примкнувшему к антипартийной группировке.
Кладбищенские услуги разделены.
Об общей трапезе, хлебе и вине забудьте.
Взаимно не признают кошерным используемое противниками мясо,
– «падаль».
Алтер Ребе Шнеур-Залмана спросят: Мессия
явится в виде хасида или митнагеда? Для основоположника
Хабада ответ очевиден: конечно, митнагеда. Почему? –
слушатели потрясены. – Хасидам всё равно, лишь бы ОН
наконец прибыл, но литваки, – они никогда не воспримут
хасида как Избавителя.
Жестокая борьба продлится с 1772 г., –
момента первого раздела Польши, – и до 1804 г. Умиротворит
русское правительство.
Гаон, формально второй, – первая скрипка
распри. Неудачное сравнение: музы молчат, – но разум
возмущённый не дремлет. Предаёт ворогов анафеме: «Пусть
везде преследуют и угнетают хасидов.… Пусть рассеивают их
сборища…, чтобы истребить идолов с лица земли. Тот же, кто
поспешит в этом добром деле, удостоится жизни вечной».
Отказывается от встреч с витязями
отступников.
Не с кем и не о чём договариваться. «Эрев
рав» надо выжигать, желательно, калёным железом.
Никаких индульгенций, никаких компромиссов.
Проклинает.
Он забывает, чему учил сам: «Попытка
остановить спор спором равнозначна попытке вымыть лицо
грязью – чем больше пытаешься это сделать, тем больше
размазываешь грязь по лицу».
Лидеры хасидов в 1788 г. подадут на него
жалобу польским властям: не занимая никакой должности,
неправомерно получает огромное содержание. Потребуют вернуть
присвоенное.
Его арестуют, на вопросы следователя ответит
гробовым молчанием.
Это праздник Суккот, когда заповедано жить в
шалашах, – и 70-летний старец, – как на допросах в
сталинских застенках, но добровольно, – бодрствует несколько
суток, пока на тюремном дворе ему не выстроят «суку».
По его приказу в 1794 г. сожжен хасидский
трактат «Завещание рабби Бааль-Шем-Това».
Это не прецедент, – бывало.
Хасиды, говорят, очень некультурно
отпразднуют его смерть в 1797 г.
Он надеется приблизить Избавление, сделать
возможным его приход без родовых мучений и с этой целью,
говорят, уезжает в Палестину. Рывок через пространство и
время не удастся, возможно, потому, что ему, как он
признается, неизвестны 2 последние сокровенные тайны
«Зохара».
Он предсказывает: еврейский народ «ожидает в
ближайшее время воскрешение из мёртвых».
Он предвидит: «на мир надвигается духовный
смерч, и возникнут особые проблемы с воспитанием сыновей и
дочерей – и уцелеть удастся, быть может, лишь на Земле
Израиля».
Последнее прибежище против хаоса.
О нём говорят как об отце-основателе весьма
решительного движения – религиозного сионизма.
Но возрождение должно быть поступательным,
«естественным».
На вопрос брать зонтик, или не брать зонтик
ответят его ученики, – «прушим» поднимутся в Палестину.
Приобретают землю, пробуют открыть торговые точки,
мыловарню и маслодавилку. Разразится эпидемия, из 511
энтузиастов останется около 70.
Верующие, несгибаемые, – хребет сионистского
движения.
Злободневно?
Да.
Другому как понять Тебя?
Когда Мухаммед 3 года не получает посланий с
небес, он близок к самоубийству. Зачин 21-го псалма Давида:
«Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты оставил меня?». В евангелии
несомненный плагиат: распятый Христос вопиёт ту же фразу.
Трудно жить без бога, а он не нянька,
скрывается.
В XVIII веке
заигранный мотив перевернут: существование бога неочевидно,
гипотеза непопулярна, необязательна, – обойдёмся. Поиск
прекратить, дело сдать в архив.
Вырастает племя с девизом: не быть фраерами.
На скрижалях выбито: «Много денег – много счастья». И сына
своего научи воровать, грабить, врать.
Всё побоку – были бы деньги. Царство
небесное – это когда золото валяется на улицах. Обман
возведён в принцип. Общество – джунгли, в которых чёрт ногу
сломит.
Нигилизм – поветрие поголовное. Наука
заполняет вакуум. Учёные взмывают ввысь как ведьма на
помеле, хохоча над суевериями.
Иначе настроены хасиды: «…мы черпали
святость целыми вёдрами, а чудеса валялись… на полу, и никто
даже не думал их подбирать».
На центральный вызов эпохи, – отказ от
религиозной морали во имя интеллекта, – пусть даже не
корысти ради, – ответит раби Нахман из Брацлава.
Очень странная, очень опередившая время
фигура.
Он родится в 1772 г.
Трудно сыскать генеалогию столь знатную: в
пращурах – создатель Голема Махарал из Праги, основатель
хасидизма Бешт. Дед Нахмана покоится в Тверии; его
двоюродный брат – Алтер Ребе из Ляд.
Нахман, – не чванится, но что есть, то есть,
– еврейский принц.
Соткан из парадоксов.
Он жаждет отклика бога. Иногда вместе с ним
молятся «деревья и трава», но чаще небеса запечатаны.
Не знает безмятежности. Бренность бытия –
постоянная тема размышлений. Ожидает, что лодка перевернётся
посреди реки; вызывает мертвеца и в страхе бежит от
призрака.
Его женят в 13 лет, первая дочь появится
года через полтора; 7 детей, но отвращение к сексу –
удивительно настойчивое.
Поглощён поиском пути к всевышнему,
препятствий не признаёт.
Ужасный ребёнок. Эгоист.
В 26 лет совершит путешествие в Святую
Землю. На вопрос дочери, куда ей деваться, отвечает (спасибо
и на том): «Ты перейдёшь к сватам…, старшую сестру возьмут
прислугой…, младшую сестру кто-нибудь… <приютит >…из
жалости. Твоя мать пойдёт в кухарки, а я продам всё, что у
нас есть…».
Его эксцентричность доходит до предела в
Стамбуле, где он буквально ёрничает. «Он позволял, чтобы его
поносили на все лады».
Корабли Наполеона бороздят Средиземное море.
Учитывая заслуги его родни и предков, говорят, специально
для него снаряжают последний рейс в Палестину.
Опасное путешествие, – шторм, нехватка воды,
в Яффо в нём подозревают шпиона, – отрезвляет. В Хайфе
объявит, что жажда приключений утолена: ему достаточно сойти
на берег и пройти «четыре локтя». Гостит в Цфате и Тверии,
молится в пещере Рашби. Его вызовет на дуэль некий араб.
Вполне предсказуемый ураган нападения
французов застигнет его врасплох.
Из Акко в 1779 г. он эвакуируется от
французских буревестников на турецком военном судне, с
ужасом пересидит в запертой каюте морское сражение. Пробоина
в борту, он залезает на верхнюю койку, так как нижняя
половина затоплена. За его проезд заплатят на Родосе –
евреи. Вторая половина возвращения ещё более страшна: в буре
погибнет большая часть пассажиров.
То, что называется, хлебнул.
Возвращается возмужавшим.
Талантам надо помогать. С этим туго.
Вступает в противоборство со стариками. 2
года продлится беспощадная борьба с 75-летним цадиком Арье
Лейбом: Нахман залезает в чужой приход, его, как
Паниковского, с позором вытурят.
Назовёт местных вождей подручными
Искусителя.
Его Иерусалимом станет Брацлав; несколько
сот учеников на момент смерти: не густо.
В грозовом перевале рубежа XIX
века видит борьбу Гога с Магогом, понимает,
что он – предшественник подлинного Мессии, каковым станет
его первенец, но сообщает об этом лишь намёками.
В 1806 г. умрёт любимый отпрыск и с ним все
надежды.
Через год – жена. Он женится вторично через
3 месяца. У него открывается чахотка.
Его никогда не покидала боль, теперь и
обсуждать нечего.
Он сочиняет «Необыкновенные истории». Это не
Перро, не Андерсен, – каббалистические нравоучения в
сказочной форме, написанные с энергией и ясностью
философских повестей Вольтера; ни одного случайного слова.
Для несведущего читателя понять их истинное содержание не
легче, чем разгадать кроссворд.
Пошутит: Ангел смерти «не справляется» и у
него есть помощники – врачи. Усилия докторов напрасны.
Умирать уезжает в Умань – в 1810 г. Проживёт
там 5 месяцев.
Часть своих сочинений сожжёт, бумаги из
«комода» накажет предать огню.
О своём теле скажет: «Я очень хочу сбросить
эту рубашоночку».
Судьба отщепенца, – непонятого,
непризнанного.
Нахман из Брацлава предельно раним, не
укоренён в действительности. Как сказал бы Стефан Цвейг, всю
жизнь он борется с демонами.
Он не живет, а отбывает каторгу.
Надо быть радостным в аду, – именно такова
его жизнь.
Едва ли сыщешь более несчастного
неврастеника, который бы так упорно отрицал отчаяние.
Он не эпилептик, не пропадал 10 лет в
Мёртвом Доме, но у него характер – героя Достоевского. Если
сегодня он празднует, назавтра – тяжелейшая депрессия.
Никогда не останавливается, постоянно
совершенствуется.
Самолюбив, предельно высокого мнения о себе.
И
поручиком в отставке
сам себя
воображал
Он знает: до сих пор было 4 праведника, –
Моисей, Рашби, Аризаль, Бешт. Он – последний, 5-й, –
«краеугольный камень…, на котором был воздвигнут Храм».
За ним придёт Мессия.
Считает себя новым воплощением Рашби, но
скорее похож на бледное подобие Шабтая Цви.
То, что называется, блаженный.
Ему очень трудно передать обуревающие его
чувства.
Как
сердцу выразить себя?
Как в гениальной притче Уэллса он чувствует
себя единственным зрячим в стране слепых, – а ему говорят:
«Тебе мешают глаза, вырви их».
«Если б мудрость моя явилась миру во всей
своей полноте, человечество прожило бы без воды и хлеба».
В своём учении он отвечает на два очень
важных вопроса.
Первый из них: в обезумевшем мире не надо
отчаиваться. Нельзя сдаваться даже при наступлении
Апокалипсиса. Стой насмерть: иль со щитом, иль на щите.
Пусть бык думает: «Попался», – тореадор непобедим.
Одно из самых популярных его изречений:
«Знай, что человек должен пройти по очень, очень узкому
мосту. И главное здесь – ничего не страшиться».
Над бездной – к звёздам.
Если бы он этим ограничился, то остался бы
вторичным проповедником хасидизма, перелагающим знакомые
мантры.
Его вторая мысль глубже, современней, – он
обращается к абсолюту.
Как Сивилла он открывает волю бога.
Если есть древо жизни, то равноправны все
его ветви. Но некоторые из них отсыхают.
Европейские евреи, – «Гаскала», – в
нравственном отношении такие же падшие, как их предки перед
исходом из Египта.
Кто пробудит их от духовной спячки?
Земля покоится на 3-х китах, но 2 из них
уплыли.
Нахман должен спасти веру.
Амалек, злейший враг Израиля, по его словам
«был философом и учёным».
Никакое стирание белых пятен в
естествознании не заменит безыскусной веры.
Он говорит о необходимости появления атеизма
и его ограниченности, – в точных терминах лурианской
каббалы.
Он отмечает справедливость претензий
вольнодумцев, но полностью их отвергает.
Правы ли атеисты? – И да, и нет. – Так не
бывает? – Но так задумано.
К богу не относится пушкинское: «Но строк
постыдных не смываю». В своей непостижимой логике, творя и
заново разрушая вселенные, бог уничтожает шедевры. Верх
всего – он создаёт мир, в котором его присутствие
непознаваемо.
Вооружись до зубов лопатами, ланцетами,
телескопами, микроскопами – сколько не взрывай атом, ничего
принципиально нового не обнаружишь.
Не доказывай, что бог есть, – любая теория
может быть продырявлена, аргументы опровергнуты.
Божественное присутствие в лучшем из миров минимально. Бог
обхватывает вселенную, но не находится в ней, только
поддерживает существование каждого предмета.
Мироздание пусто, в нём с трудом рождаются
слова, – и поэтому Моисей «тяжел на уста и тяжёл на язык»:
косноязычен.
Бог не ограничивает свободу воли человека ни
на гран; он устраняется из материального мироздания. Тот,
кто говорит о Незримой руке, Провидении – обманщик.
Надо превзойти знания, умствования, не
подчиняться логике, – всё это лишь «насмешка» над сутью
вещей.
Конечно, его проповедь адресована иудеям.
«Не может еврей умереть, оставаясь
вероотступником: даже такой еврей перед смертью испытывает
раскаяние и полностью возвращается к вере, так что он
покидает этот мир совершенным праведником».
Аминь.
Брацлавские хасиды признают его святым и, –
исключительный случай в хасидизме, – не изберут ему
преемника.
Число его сторонников разрастётся только в
ХХ веке, когда слоган «На-Нах-Нахм-Нахман-ми-Умань» станет
достоянием масс, – говорят, если его часто повторять,
приблизишь Зарю.
Многое на свете заслуживает восхищения и
раби Нахман из Брацлава в том числе.
Он бездну видит пред очами
При всей привычке к горам трупов
человечество хранит иллюзию: в прошлом, когда не было оружия
массового уничтожения, цвёл гуманизм.
Как
хороши, как свежи были розы
Революционная Франция решится на обходной
манёвр: прежде, чем сломить многопудовую Англию, загородим
путь в Индию. В 1798 году экспедицию в Египет из 38 000
человек (средний районный центр) на эскадре более чем из 300
кораблей, возглавит победитель Италии 29-летний Наполеон.
Страна на Ниле управляется сюзеренами Турции, бессовестными
кавалеристами-мамелюками. Для нападения нет тени законного
повода, но о международном праве Директория не вспоминает.
Наводят тень на плетень. Франция не против
константинопольского султана, но хочет внести буржуазный
порядок в отягощённую поборами жизнь нищих феллахов,
примерно наказать распоясавшихся самодуров,– так официально.
Завоеватель, счастливо ускользнув от
разящего кортика непобедимого Нельсона, через Мальту плывёт
в Александрию. Праздные беседы с Монжем и Бертолетом в
кают-компании (более 40 дней).
Полководец противоречит себе на каждом шагу,
в сопровождении учёных-атеистов провозглашает любовь и
приверженность к исламу. Но суть не в словах.
В конце июля Бонапарт даст показательное
сражение слабовооружённым беям. "Солдаты! Сорок веков
смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!" Поражений не
ведает и несколько тысяч трупов лягут в пустыне. Никакой
партизанщины не терпит и при потере от ножа террора любого
воина-европейца разрушает селение дотла.
Дрожи,
Кавказ, идёт Ермолов
Милостиво обратится в бывшему правителю
Александрии: гони деньги. Изнеженный шейх предпочтёт унести
богатства в могилу, но другие миллионеры, сражённые
убедительным примером, стократно обогатят казну
главнокомандующего.
Основывает академию с президентом Монжем, «а
титулом вице-президента Наполеон почтил самого себя».
Мусульмане почтительно воют в мечетях и благословляют
храбреца.
В октябре бунтуют в Каире, на подавление, –
страшно подумать,– пришлось потратить 3 дня. Уйму времени,
чуть ли не неделя, ушла на бессудные казни в столице и
окрестностях; отрубленные мужские головы привозят в мешках и
рассыпают по центру города как булыжники.
Между тем, британский адмирал громит
французскую армаду у дельты Нила, а непонятливые турки
спешат на выручку мамелюкам. Это катастрофа. Мосты сожжены.
Послан нарочный в Индию: «Вы, верно, уже
осведомлены о моём приходе к берегам Красного моря с
неисчислимой и непобедимой армией, исполненной желания
спасти вас от оков английского гнёта». Наполеон начинает
наступление; первый рубеж – Сирия.
Мучительный переход под палящим солнцем на
верблюдах через Синай. Следы древних траншей рождают мечты о
строительстве Суэцкого канала. Эль-Ариш с готовностью падёт,
через 6 дня Газа, ещё один пеший переход и – исконный
арабский город Рамле. Рассказывают, что Бонапарт в
штаб-квартире в Рамле, не вставая с постели, пустит пулю в
муэдзина, не давшему спокойно выспаться. Через 3 дня (март
1799 года) ощетинится Яффо. Генерал предупредит честно:
пленных не берём, – и слово сдержит. Гарнизон трусов (4000
албанцев и арнаутов) готов сдаться, если оставят в покое:
лучше быть живым ослом, чем мёртвым львом. Офицеры принимают
капитуляцию без согласования с командиром. Бонапарт
возмущён: на пустом месте рождена серьёзная проблема. Ходом
мыслей очень похож на маршала Жукова: как кормить, поить,
охранять, перевозить пленных? Да и зачем? 3 дня высматривает
в морские просторы, на 4-й всех велено расстрелять. Приказ
выполнен скрупулёзно, хоть и с немалыми техническими
трудностями. Все, кто чудом уцелел, помилованы.
Нельзя пренебрегать союзниками.
Свежеиспечённый сионист в «Воззвании к евреям Азии и Африки»
призывает возродить Иерусалим. Подпишут
"главный французский генерал
Наполеон и Ребе Ахарон из Иерусалима".
"Израильтяне, единая
нация, Франция предлагает вам в это самое время вернуть
землю Израилеву. При помощи и поддержке нашего народа
верните то, что было захвачено, и сохраните его от всех, кто
на него посягнет".
Святой город, однако, штурмовать не рискнёт.
«Иерусалим не входит в мою операционную линию; не хочу, по
этим трудным дорогам, навязать себе на руки горцев, а с
другой стороны, подвергнуться нападениям многочисленной
кавалерии. Мне вовсе не нравится судьба Кассия».
Надо преодолеть неколебимый Сен-Жан-Дакр
(ныне Акко), это понимают и англичане и турки, отважно
защищающие крепость. Британский флот срочно подвозит в
столицу Ричарда Львиное Сердце боеприпасы, стягиваются
отважные бойцы и им сопутствует ветер удачи. Даже выигрыш
сражения под горой Тавор (недалеко от прославленного Иоанном
из Патмоса Армагеддона) над многократно превосходящими
силами не компенсирует потерю: через 62 дня осада снята.
Наполеон безутешен: «Если бы Аккра пала, я
изменил бы лицо мира; в этой лачуге заключалась тогда судьба
целого Востока».
Отступает, бросая раненых на произвол
судьбы, например, в Хайфском монастыре кармелиток.
Невоспитанные арабы беспощадно вырежут несчастных.
Яффо превращен в госпиталь. Эпидемия чумы.
Пожмёт каждому безнадёжному руку и прикажет напоить всех
смертельной дозой опиума. На обратном пути под госпиталь
отданы все лошади, сам демонстративно идёт пешком. Репетиция
бегства из Москвы: за 25 дней треть окочурится.
Англичане мобилизуют 15 000-е турецкое
воинство. Наполеон с блеском истребит их под Абукиром. "Эта
битва – одна из прекраснейших, какие я только видел: от всей
высадившейся неприятельской армии не спасся ни один
человек".
«Никогда еще никто не сделал так много за
столь короткий срок».
|