|
Раздался шум ужасный в
доме Шнеерсона
Иудеи издревле подчинёны богу ветров
истории. С конца XVIII сдует в
Россию, – какая разница. Не очень понимают своё несчастье.
Ну, не катаются в роскоши, как сыр в масле, – несущественно;
когда душа неспокойна, и ничего не радует, – хуже.
Не надо придираться к столбу. Царская
империя – тюрьма народов, но в первые десятилетия после
чёрных переделов Польши в общежитии евреев и русских
преобладает терпимость.
Каково евреям в квази-отчизне? –
Однозначного ответа нет. То ли клопы пахнут коньяком, то ли
коньяк клопами. Но плюсы несомненны.
При Екатерине
II
в 80-х годах евреи записаны в купцы и мещане, – на равных
основаниях с другими; члены местных горсоветов. Перегибы
устраняются.
Иудеи пишут оды в честь императрицы, приветствуют её
иллюминацией,
«торжествуют как во времена Соломона».
Государыня обедает в «грязных еврейских корчмах».
Чрезвычайно тяготеет к евреям Г.Потёмкин.
«Он держал у себя учёных раввинов…»; платит по пятёрке за
каждую привезённую в Таврическую губернию из Польши жидовку;
в библиотеке «фаворита» библиографическая редкость: Тора
IX
века. Князь Таврический в 1787 г. формирует конный
«Израильский полк», «намереваясь сделать <из евреев>
казаков», – хочет отвоевать и передать им Палестину.
Выкрестам в стране медведей – вообще лафа. Карл Габлиц,
прадед художника Валентина Серова, в 1788 г. вице-губернатор
Таврии, почётный академик.
От Французской революции Екатерина
II
вздрогнет: попов вздёргивают на фонарях, короля
гильотинируют. Совсем не о том она дебатировала с «модным»
Дидро.
Асимметричный ответ на крушение Бастилии – введение черты
оседлости. (Трудно предвидеть, что в
результате евреи через 130 лет станут разбойниками «хуже
Пугачёва»).
Не надо передёргивать. Совершенно
справедливо А.Солженицин отметит, что иудеям лучше, чем
коренному населению: крепостными их не сделают.
Снисходителен к евреям Павел I.
Неприятный, хотя и достаточно противоречивый
эпизод, связан с энергичным администратором Гаврилой
Державиным. Лучше бы он служил почтальоном, не лез в
политику. В.Ходасевич в подробной биографии великого поэта
контры с евреями опустит.
Иудеи вельможу не переносят на дух. В
Витебске издевательски идут сенатору навстречу вверх ногами.
Более смышленые жиды откупаются; говорят, «поят его до
бесчувствия и потчуют изрядно». Умасливание не помогает:
Державин в 1800 г. подаст ядовитую записку, предлагая
расформировать космополитов как класс путём «морального
совершенствования».
«Мнение» Державина не успеет угодить в
сенат: «русского Гамлета», Павла I,
удавят.
На либеральные проекты молодого
мечтательного Александра I
накладывается жгучее желание излечить извечную местную
болезнь: пьянство. О сухом законе не заикается, но бюрократы
ударят арапником по шинкарям. Торговля водкой – давний
еврейский промысел.
Еврейским детям разрешат учиться в гимназиях
и училищах, – никакой «процентной нормы».
Общее направление мыслей царя, несомненно,
положительное. Хочет ввести иудеев в цивильное общество.
Но хорошо ли это для евреев?
Не разбить бы лоб.
Бойся данайцев, даже и дары приносящих.
Ах, как не любят иудеи быстрой езды.
Основные проблемы не внешние, от чиновников
и законодателей, – а внутренние, чисто еврейские: раскол.
Жёсткое противостояние «литваков» и хасидов
– основное содержание этого периода для иудеев.
При всей своей колоссальной вере хасиды –
дилетанты, может быть, даже еретики поневоле. Хасидизм для
ортодоксов – чудовище.
Никакого снисхождения. Виленский Гаон –
упрямый Дон-Кихот: легче говорить с глухим. Литваки
вымарывают собратьев из еврейского народа, налагают санкции.
Дело пахнет керосином.
Погромы производят сами иудеи против своих
же собратьев.
Недаром Нахман из Брацлава пообещает
вытащить своих павших учеников «за пейсы» из бездны, недаром
он в постоянной депрессии, – ситуация очень тяжёлая.
Но на ринге присутствует судья, – царское
правительство, – и боксёров разведут по углам.
Правда, несколько зубодробительных раундов
состоится, но нокаута удастся избежать.
Литваки и хасиды – молот и наковальня.
Приятного на Земле Обетованной образца
XVIII века немного. Если бегут туда,
значит, прижало до крайности.
В 1777 г. 300 хасидов после тщетных попыток
примирения с митнагедами чредой из вод выходят ясных.
Командует парадом р. Менахем-Мендл из Витебска. В Иерусалим
не рыпаются: в святом городе неудачная алия ашкеназов 1700
г. оставила по себе скверную память и долги. В Галилее, –
Цфат, Тверия, Пкиин, – устроиться проще.
Община дружная, увлечённая, но без помощи из
диаспоры не вытянуть; хоть материальное не главное, но
нищета гнетёт. Р. Менахем-Мендл, – палец в рот ему не клади,
– доводит до сведения нерадивых белорусских функционеров,
что их молитвы оседают над Кинеретом и не доносятся до
творца, – видел лично. Увещевания помогут: подают.
Промаявшись 10 лет, основатель, уже не
лидер, в 57 лет упокоится над озером.
Его внук, Нахман из Брацлава, в 1798 г.
обретёт на берегах Галилейского моря «идеальное хасидское
братство», главу общины Авраама Калискера назовёт святым.
Конфликты, конфликты.… Калискер против книги
«Тания» р. Шнеура-Залмана (фамилия потомков – Шнеерсон), –
интеллектуал запутывает понимание учения Бешта. Чем проще,
тем лучше, усложняя, вредишь.
Не уверен, не обгоняй. Возмущённый Алтер
Ребе прекратит сбор средств на палестинскую общину. И без
неё хватает головной боли.
Калискер беспомощно пожалуется: «…блуждаем
как в пустыне от множества горестей и невзгод…».
Не кусай руку дающего.
После смерти Виленского Гаона в 1797 г.
митнагеды рвут узды порядочности, – кляузничают. Год спустя
в Петропавловскую крепость, – не хухры-мухры, – по доносу
заключен р. Шнеур-Залман; в Вильно загребут 22-х его
«сообщников». Каббалист обличён ябедником в
неблагонадёжности, связях с неприятелем, – османами.
Подразумевается бедная Тивериадская община.
Натяжка омерзительная.
Будущий
русскоязычный писатель Лейба Невахович, –
дед нобелевского лауреата Ильи Мечникова, – переводит
документы для следствия против основателя династии
Шнеерсонов.
Хасиды усиленно (60 000 рублей) благодарят
бюрократов. Умостили: праведник оправдан. День его
освобождения «под строгое наблюдение» станет праздником
дополнительного, хасидского Нового Года.
В 1800 г. очередная «дракониада».
Основоположник Хабада вновь в Тайной канцелярии; промытарят
за решёткой, отпустят при личном участии рыцаря мальтийского
ордена Павла I, – без права выезда из
Петербурга до финала расследования.
Снимут навет по амнистии Александра I.
Дней
Александровых прекрасное начало
Долг платежом красен. Рабби Шнеур-Залман,
опираясь на стих из Торы, провозгласит непременную победу
российского оружия над Бонапартом. Это не угодливость, не
рядовая лояльность. Начертает: царская власть – от бога.
Твёрдый русофил категоричен: успех французов сулит иудеям
наличные выгоды, но неисчислимые духовные потери.
В 1804 г. хасидов официально уравняют с
«литваками». У митнагедов отберут палицу: право
провозглашать анафемы.
Пусть каждый дышит, как он слышит.
В Европе – обалденный разврат.
Во Франции в 1806 г. при подготовке
наполеоновского Синедриона просвещённые еврейские нотабли в
субботу, – страшный грех, – съедутся на экипажах; некоторые
пишут.
Какой позор!
Хасидам надо держать флаг.
Горой за царя.
На российскую армию жертвуют, не скупясь;
особо отличится легендарный р. Леви Ицхак из Бердичева. В
1812 г. р. Шнеур-Залман благословит евреев на разведку
против гренадёров Бонапарта. Лазутчиков немало, генералы «не
нахвалятся».
Алтер Ребе возвышен: «Мне милее смерть,
нежели жить под властью Наполеона…»; предскажет падение
Москвы, последующее отступление Наполеона той же Смоленской
дорогой и скорую гибель его стаи.
Евреи, – митнагеды и хасиды, – обнимутся, в
чём велика заслуга р. Хаима Воложина.
Сегодня не желают вспоминать прошлое: кто
помянет, тому глаз вон.
На встречах, случается, улыбаются.
Принцип хасидов – мирное
сосуществование
Хасиды – это особая ментальность, лучше
всего переданная в полотнах Марка Шагала.
Вольны как ветер. Преобладает буйство
чувств. Приемлемо всё кроме равнодушия.
Сердце при общении с Всевышним должно
содрогаться.
В экранизации гениального рассказа молодого
В.Гроссмана «В городе Бердичеве» в Ролане Быкове,
исполнителе роли Хаима Абрама Лейбовича Магазаника, трудно
не признать хасида.
Как
яблочко, румян,
Одет
всегда беспечно,
Не то,
чтоб очень пьян –
А весел
бесконечно.
Сосед Магазаника – «бакалейщик Литвак»:
религиозные распри поросли быльём.
Высшее достижение хасидов, – мистическая
философия движения Хабад, – и сегодня пользуется огромной
популярностью.
Это заслуга Алтер Ребе Шнеур-Залмана из Ляд.
Шнеур-Залман родится в 1745 г. Тонкий
психолог. Симпатичный – лучшее ему определение.
Никому не наступает на пятки, не подставляет
подножки, не дерзит. Показуха не для него. Нужно – лишний
раз поклонится: голова не отвалится.
После отъезда учителя р. Мехамен-Мендла из
Витебска в Палестину – руководитель белорусских хасидов.
Если ты талантлив, общество должно помочь
тебе оставаться в покое. Виленский Гаон нигде даже для вида
не занят; Пушкин оскорблён командировкой на саранчу;
Мандельштам нуждаясь, просит деньги у каждого встречного, –
никто не отказывает.
Марк Твен вздохнёт: гениев давят. В
посмертно опубликованном «Путешествии капитана Стормфилда в
рай» драматург, которому Шекспир в подмётки не годится, при
жизни был портным; полководец прозорливее Наполеона –
каменщиком.
Не прорвались.
Шнеур-Залман – проповедник, преподаватель,
организатор; осуществился, деньгами не обижен.
Повезло.
Так и должно быть у евреев!
Любит терпеливо и доходчиво объяснять. Сам
себе Эккерман: конспектирует беседы с учениками. Но
отказывается давать советы по пустякам, – для этого есть
врачи, инженеры, маклеры.
Да ну
их, говорит
Соединяет каббалу Лурия с учением Бешта.
Не стыдно стоять на плечах гигантов.
Сколько длится вдохновение, столько ты
гений; бывает, – одной ночи. Учитель хасидов – трудяга:
книгу «Тания» пишет 20 лет. Она рассчитана на соль земли –
средних людей. Учение должно быть доступным школьникам и
домохозяйкам, язвенникам и трезвенникам, лапотникам,
работникам серпа и молота, интеллигентам.
Убеждённый сторонник компромисса; не
пикирует на оппонентов как бомбардировщик, сглаживает острые
углы. Как маскилим превозносит Разум; как митнагеды поглощён
Галахой; как, – извините за выражение, – франкисты предан
земной власти.
Конечно, он Хасид – буквально, милосердный.
Более того – создатель Хабада.
Три – замечательное число. Самая
выразительная комбинация, как известно, складывается из трёх
пальцев. Бог, говорят христиане, троицу любит.
Хабад означает гармонию трёх главных
составляющих Творца: мудрости, понимания и знания.
Есть праведники скрытые, как толстовский
князь Сергий, – о них не подозревают.
Это скрытых цадиков не нашли в Содоме.
Это сказано про Шнеур-Залмана.
Один за всех.
Как покажет колоссальная поддержка Алтер
Ребе при арестах в 1798 и 1800-х годах, верно и обратное:
все за одного.
У раби Нахмана из Брацлава есть
замечательная притча: все безумны, ибо еда отравлена, но,
слава богу, хватает здоровой пищи на одного. Избранник
останется в своём уме, – значит, есть надежда.
Евреи – «избранники».
За что, за что, о, боже мой; за что, о, боже
мой?
Томас Манн напишет роман «Избранник» в жанре
«чёрной комедии». Брат спит с сестрой; плод любви, их сын
брошен в море в просмолённой бочке как царевич Гвидон, но
без матери, – на ней он женится. Раскаявшийся
незлонамеренный преступник станет святейшим католическим
папой.
Выбор бога не очевиден.
Иудеи – не самый приятный народ. Столетия
против них используют краплёные карты, – дурной пример
заразителен. Не из застенчивых. Припрёт, писают на площади,
– не возбраняется. Знают: слабых бьют. Не дают себя
распатронить.
Забияки, – об этом забывают, а зря. Когда в
1948 г. Палестину отвоюют пулей и наганом, это поражает так,
как если бы выстрелило незаряженное ружьё.
Но еврейские мыслители прошлого –
последовательные пацифисты. Учат Тору. Не идут стенка на
стенку и не призывают к бунту.
Расчет на взаимность.
Если больше нечего, подайте хоть отраду.
На рубеже XIX в
отношениях иудеев и самодержавия – штиль.
Алтер Ребе благонамерен. Земной царь –
наместник небесного. Защитник самодержавия умрёт в
Отечественную войну; эвакуируясь в обозе от Наполеоновских
полчищ, благословляя венценосца как свет далёкой звезды.
Лозунг порфироносца Николая I
– «Православие, Самодержавие, Народность».
Иудаизм, – это, конечно, интересно, но что
мне до того.
Пережитки прошлого будут благожелательно, но
неуклонно выбраковывать.
Заставь дурака молиться…
Слова, Слова, Слова
Царь – как много в этом звуке.
Идеальный правитель Давид – совсем не
скептик, ведёт непревзойдённый диалог с богом. Неровный,
подверженный страстям, не подчиняющийся общепринятой морали.
Современный памятник ему – 3 ретивых коня, рвущихся в разные
стороны. Происхождением от него гордятся более всего.
Он определяет судьбу Израиля.
Из его рода выйдет Мессия.
Мощный – таким и должен быть властитель.
Олицетворением Сверхчеловека на рубеже
XIX века станет Наполеон. Но есть
разница. Тонко её отметит Пушкин.
Мы все глядим в
Наполеоны;
Двуногих
тварей миллионы
Для нас
орудие одно;
Нам
чувство дико и смешно.
У убивца Раскольникова – интонация та же,
но иронии никакой: «Тварь ли я дрожащая, или право имею?».
В ХХ веке тема насилия – красная нить
литературы.
У Ромен Роллана героиня «Очарованной Души»
Ася рухнет в объятия коминтерновца Джанелидзе: «Тяжелая лапа
легла ей на плечо и опрокинула». У Стефана Цвейга Мария
Стюарт кокетничает, но животное граф Босуэл прямолинейно
грубо овладеет королевой. Булгаковская Маргарита обожает
Воланда и его свиту: они всё делают первоклассно.
И Ромен Роллан, и Стефан Цвейг и Михаил
Булгаков размышляют о тиранах, кумирах толпы.
О торжестве скотских инстинктов.
Хасиды в Бонапарте видят Гога или Магога.
От генерала бежит из Святой Земли раби
Нахман из Брацлава.
Абсолютно не приемлет культ силы Алтер Ребе.
Наполеон не признаёт нравственности,
перекраивает человечество по своему произволу.
С точки зрения автора «Тании» пренебрежение
нравственностью – непоправимый дефект.
Если бы питекантроп философствовал,
получилось бы примерно так:
– Правильно применённое невежество –
сила. – Жизнь – это не площадка для гольфа, а лагерь для
уголовников. – Окружение всегда враждебно. – Да, мир таков,
каков он есть, – враждебный, – и незачем пытаться изменить
его. – Все подлецы, а я мерзавец, – а что, может быть иначе?
– Отечество там, где деньги. – Или бьёшь ты, или бьют тебя.
– Родина – где можно безнаказанно красть. – Попробуй,
выживи. – Если компаньон захромает, окажи ему последнюю
услугу, – пришей его.
Духовные абстракции – опиум. Всё конкретно:
Вот это
стул, на нём сидят
Вот это
стол, за ним едят
Отелло верит Яго: жена изменяет, это
естественно. Говорят, венецианец простодушен. Наоборот, он
как Горький прошёл жизненные университеты. Для негра не
секрет, что бытие несправедливо.
Замыкает цепочку размышлений примитивного
материалиста вывод:
– Религия – фиговый листок, скрывающий
безобразную наготу.
Для Алтер Ребе этика свята.
Человек, признающий только рассудок, идёт
туда, не знаю куда.
Действительность – это низший срез.
Приблизься к богу – и засверкают краски.
Под сентенцией: «у природы нет плохой
погоды», – стоит подписаться.
Всё одухотворено: у Горького море смеётся, у
Толстого философствует мерин.
Человек – не самовоспроизводящийся автомат.
Телом – животное, но душа – частица не чёрта, а Создателя.
Надо бороться с тёмными инстинктами, со вторым сердцем между
ног. Евреи готовы к этому более других.
Прищурься: даже в чудовище есть искра.
Подари ему Аленький цветочек.
Наполеону внятен только «язык батарей».
Но есть другое Слово.
Алтер Ребе развивает богословие Филона
Александрийского. Апостол Иоанн перелагал его так: «В
начале было Слово, и Слово было у бога, и Слово было Бог».
Никогда кулак не посылает хозяина в
апперкот. Но язык – случай особый: иногда – враг мой.
Слово бога – центр теологии Хабада.
Слово – отражение верхнего света.
Здесь нет отклонения от истины.
Реальность – это воплощённая речь бога,
способ передачи энергии.
Бешт объяснит: «Откровение на горе Синай
стало уникальным, однократным явлением не потому, что Б-г
умолк, а потому, что мы не даём себе Его услышать».
Ньютон откроет силу тяготения, Максвелл –
электромагнетизм. Несоизмеримо иные силы действуют во всех
мирах, включая и земной; нам они известны как 10 Заповедей.
Через них осуществляется Творение.
Есть божественный алфавит – священные
ивритские буквы. Каждый предмет – их производная. Мир –
рассказан, всё от божественного глагола; Млечный путь –
сочетание букв.
Творение не завершено. Илья Эренбург, далеко
отошедший от иудаизма, озаглавит повествование о
строительстве социализма: «День второй», – всего лишь
второй.
Природа стремится к хаосу, энтропия только
возрастает. Но бог поворачивает реку.
Ты молишься – уста встречаются.
|