Борис Ковлер

Очередная глава Библии


Врата геенны распахнуты для вольнодумцев

 

В XVII веке иудео-христианская цивилизация на грани потери пульса. Итоги развития человечества неутешительны. Задирать нос некому: все конфессии исчерпали себя.

Похоже, финал.

Пересмотру подлежит всё.

Довольно шелестеть страницами Книги Откровения: изобилует недочётами. Учёные анализируют второй фолиант – Естествознание. Это не оговорка: в ходу теория, что истина одна, но метод её постижения двояк; Книга Природы – зеркальное отражение Божественного Писания.

Уже не иврит является универсальным языком, а математика. Доселе почти развлечение, набор головоломок, забава богатеев, отныне она –  инструмент экспериментаторов.

Нажим клириков безуспешен. Реки поворачивают перпендикулярно от религии.

Настали времена иные: хватит искать Абсолют.

Неприкасаемых сфер для новорожденной науки нет. Законы мироздания едины во всех областях без исключения. Пьедестал занимает логика. Создатель аналитической геометрии Декарт изречёт: «Я мыслю, следовательно, существую», – во главе угла рассудок. 

Далече до вольтеровского клича: «Раздавите гадину!», – церковь (а, заодно, и синагогу), – но тенденция налицо.

Верующие – сливайте воду: кранты.

Но термин «иудео-христианская цивилизация» – не пустые слова. Она, эта цивилизация, защищается.

Фанатики, – католики, протестанты, иудеи, – не признают банкротства религии. Их главный союзник – бог.

Противоречий и разногласий полно: самый лютый враг – сосед по лестничной клетке. Песочница одна, но карапеты мутузят друг друга. И всё же…

Христианство перечит иудаизму; но корни – общие, по краеугольным вопросам есть солидарность.

Иудеи оказываются по одну сторону баррикад с христианами.

Все идут на фронт.

Очень пригодился бы огненный меч.

Трижды гаркнут «нет»:  католики – Галилею, Мильтон – «новым философам», иудеи – Спинозе.

Заглянем в трюмо.

 

Без перегибов не обходится.

Бог может всё. Даже превратить осла в человека, – примеров хоть отбавляй. Ох, и наворотят же дураки!

Явно перестараются с Галилео Галилеем, чьё имя и фамилия определённо происходят из походов в Палестину. Создатель современной науки, – при нём дитятки  в люльке, – не перевёртывает пирамиду, подчёркнуто чтит Священное Писание. Не иначе, маразм заставит монахов сунуться в его лабораторию. В 1633 г. под угрозой пыток Галилео попятится назад, но ему дозволят продолжить штудии.

Очень мягкое наказание: метили в богохульников, но промахнулись.

Такая, знаете ли, гримаса истории.

 

Пуритане дадут отпор сподвижникам Сатаны устами гениального Джона Мильтона.

Преемник Шекспира, не сочинивший ни одной комедии, Мильтон незрячим диктует поэму «Потерянный рай»; величественный пересказ первых глав Торы увидит свет в 1667 г. Вдохновение не продаётся, гонорар скуден, – 10 фунтов стерлингов. Воздастся посмертно. Даже Бендер вспомнит: «Ещё один великий слепой выискался…Гомер, Мильтон и Паниковский!».

В «Потерянном рае» святотатцы создают Империю «под мудрым управлением» просвещённого злодея, – Люцифера.  Дьявол – инженер; его реактивная артиллерия, чудо технической изобретательности, бьёт по небесам прямой наводкой. Как у Жюль Верна: из пушки на луну.

Бог исключительно редко вмешивается в события, но банду строптивых умников преисподней он превратит в драконов, скорпионов, змей, – издающих шипение.… Так у Мильтона.

В плодах древа Познания заточено Зло, пользоваться ими надо аккуратно.

Нечего корчить из себя апостолов. Спрячьте лупы и телескопы, учитесь вещам простым как мычание: как радоваться жизни.

На вершине иерархии ценностей – вера.

 

Иудеи ответ на вызов богу дали ещё в Мишне.

В изложении М. Бубера это звучит так: «три разряда грешников лишены…вечной жизни: те, кто отрицает воскресение мёртвых; те, кто отрицает небесное происхождение Торы, а также те, кто…отказывает Богу…во всякой заинтересованности в земных делах».

Все основополагающие принципы нарушит Спиноза и потому в 1656 г. будет зачитано тяжкое древнее проклятие, исключающее его из братьев.

 

Барух Спиноза в авангарде интеллектуальных санкюлотов, штурмующих Бастилию существующего порядка.

Но не надо преувеличивать.

Спинозу считают форвардом атеистов, – это либо ложь, либо глупость.

В псалмах сказано так убедительно,  что зубы сломаешь: неверующий «в сердце своём» – негодяй.

Спинозе останется один шаг до огульного нигилизма, но он его не сделает.

Он взвесит и измерит иудаизм, его приговор: чем ремонтировать, легче всё разрушить и построить заново.

Так он и поступит.

Его вывод относится равно и к христианству.

Трагические последствия отвержения от иудео-христианских догм проявятся наиболее полно в XX веке. Но уже в XVIII веке Сальери поверит гармонию алгеброй и отравит Моцарта.

Ведь если бога нет, значит всё позволено.

 

Должен пробить час, чтобы бог позвал Авраама; потомки осмыслят Откровение после исхода из Египта, задним числом.

В XVII веке формируется «иудео-пуританская цивилизация», которая найдёт высшее выражение в США.

Если пуританин хочет решить проблему, он смотрит в корень, – в библию, – как Робинзон Крузо (одногодка Спинозы; фамилия отца – Крейцнер, матери – Робинзон). 

Кромвель, обращаясь к войскам, посоветует: «Уповайте на Бога, но порох держите сухим».

                                    Думайте сами, решайте сами…

Человек  для последователей Кальвина – не пёс в наморднике, волен выбирать между добром и злом, повинуется богу добровольно.

Идеология, чрезвычайно иудаизму близкая.

Не всё сразу.

Но тем, кто внутри вагона, это непонятно, – только вёрсты мелькают, да всё трещит по швам.

  

И тяжким, пламенным недугом была полна моя глава

 

Для евреев XVII век – это катастрофа «хмельнитчины».

Очень плохой век.

Лурия признаёт Зло частью реальности. Доказательства излишни: над иудеями измываются нелюди с психологией: «Мы сами боги!». Казаки убивают даже не потому, что как у Чехова, – спать хочется, – а просто сдуру.

Евреи – бродяги поневоле. Не цыгане, не конокрады, народ боевой. Униженное положение вынужденно. Вернуть бы дни поражений и побед.

                                    Ах, какой был чудный бой!

От бессилия происходит потеря ориентации, сдвиг по фазе: устои снесены, крыша едет.

Иудеи жаждут Конца Света. Муки украинской резни должны стать последними.

Самый момент, чтоб на авансцену выдвинулся шарлатан, демагог, мерзавец. Гораздо хуже: из Газы выдвигается Лжемессия – идеалист Шабтай Цви.

Что хорошего может выйти из Газы?

Шабтай – тень, которую отбрасывает мрачная действительность. Он наступает как крысиный король – под барабанную дробь ереси. Не соображает ни бельмеса.

Как Мао хочет перескочить через этапы.

Великий прыжок.

Есть национальная ментальность. Когда Поприщин объявит себя испанским королём, ему в лазарете будут капать холодную воду на выбритую макушку. Когда Шабтай Цви назовётся Мессией, евреи – мамочки! – поклонятся ему.

Спиноза в 1656 г. отвергает иудаизм, – чудаковатый философ, частный случай, отклонение от генерального курса, издержка.

От саббатианского движения, развернувшегося 10 лет спустя, – и фактически, опосредованно, – не угасшего никогда, –  не отмахнёшься: это знаменатель тяжелейшего кризиса веры.

Иудеи подрывают корни дуба, на котором сидят. Не внимают ламентациям раввинов, часть из которых сквозь зубы поддакивает психопату.

Обретут они руины.

Остановят свихнувшегося мужа не седобородые учёные сухари, – здравомыслящий турецкий султан.

 

Дьявол прячется в мелочах. Есть порядок, который не стоит менять. Плюнь с высоты, – пустячок, а приятно, – в результате обвал.

Был в Османской Порте великолепный закон – когда султан восходит на престол, беременных наложниц и всех его гаремных братьев  казнят так, как топят котят, – чтобы не путались под ногами. Сурово, но государство незыблемо и цветёт как роза. Макиавелли кинжально точен: «Диктатор, не убивший Брута, и учредитель республики, не убивший сыновей Брута, обречены править временно».

Отменили.

Толкнули, – и не собрать осколков.

Ослабили гайки. Свободу женщинам Востока! – И власть оседает в серале.

Коррупция, кумовство…

Покатится презренная проза: султанов меняет хунта.

                                     Как звери вторглись янычары! ...

                                     Падут бесславные удары…

                                     Погиб увенчанный злодей.

Увы, это будни.

Государство, которое богатело войной, теряет флот в битве при Лепанто (около 200 кораблей), – тяжелейшая моральная травма. Не каюк, но христиане убеждены: небеса покарали ислам. 

Пока крепки, но в конце XVII века запорожцы обзовут Мехмета IV «свинячьей мордой», предложат «поцеловать их в сраку»; Мольер в «Мещанине во дворянстве» выведёт потешный турецкий кордебалет.

В покосившейся Империи потворствуют Шабтаю Цви; даже посадив за решётку, предоставляют ему пышные хоромы; дозволят уйти от ответственности, ретироваться.

Симптомы загнивания.

 

Он принят акушеркой в обеспеченной купеческой семье на родине Гомера, в торговой столице османской империи, – Измире (Смирне), – 9 аба 1626 г., – день, когда по пророчествам должен родиться Мессия. Это суббота, о чём говорит само имя Шабтай, на иврите означающее «субботний»; одновременно это день разрушения Храма. В одной горсти праздничный покой, – и траур, горе, – как при рождении великана Пантагрюэля.

Мальчик Шабтай очень восприимчив, но довольно посредственен, не сохранится ни одной его авторской строки.

У юноши нет тяги к женщинам, 2 брака кончатся конфузом.

Несёт дичь, юнцы внимают ему, разинув рты как галчата.

Он чокнутый.

20 лет мечется как летучая мышь.

Не меняет маски как на карнавале; его идея фикс: он – Мессия.

Приход Мессии означает Конец Истории.

На хрена, извините за выражение, нужна такая История?!

К XVII веку понятие о Мессии расколото.

Предшественником, в облике которого явственны воспоминания о Бар-Кохбе, должен стать Мессия бен Иосиф: он вернёт утраченные колена Израиля, сплотит народ, и погибнет в воротах Иерусалима от орд Гога и Магога; «труп его будет валяться на площади и никто не посмеет к нему подойти».

Лурия указывает: в каждом поколении Мессия бен Иосиф ждёт воплощения.

Осуществит утопию Мессия бен Давид, – при нём с небес спустится подлинный Иерусалим, народы покинут Древо Познания Добра и Зла ради Древа Жизни.

Настанет благодать.

Мятежник Шабтай бунтует против традиций. Создаёт Новую Тору, новый уклад.

Провокаций не счесть: в Измире, – как первосвященник Храма в Судный день, – озвучит непроизносимое имя бога, – Тетраграмон; в Салониках назначит свадьбу, – и, к удивлению собравшихся, под венчальную хупу пойдёт с Торой; в Стамбуле отмечает Пасху, Шавуот и Суккот за одну неделю, – то-то радости! – заодно отменяет заповеди и богохульствует.

Тернистый путь скандалов, анафем, изгнаний.

Не помышляет о маркетинге, – как бы выгоднее продаться.

Будьте спокойны, он сдетонирует.

Говорят, его поддерживают ангелы, – как санитары дома сумасшедших Швейка при посещении сортира.

Навещает Палестину, как библейский патриарх ютится в Иудейских пещерах, слышит голоса покойников. Вот-вот подымется в воздух и будет парить над грешной землёй как горный орёл.

В нём горит свеча, от него исходит аромат райского сада.

Путь в Святую землю лежит через Египет, туда он и спускается.

В Каире его ожидает невеста, – жертва хмельнитчины не очень похожа на мученицу: прекрасная блудница Сарра прошла немало городов и рук, но «губы от поцелуев только обновляются».

Шабтай «борется с демонами».

Кажется, что в «Египетских ночах» Пушкина описан Цви, – вплоть до его пристрастия к музицированию.

«Но уже импровизатор чувствовал приближение бога… Он дал знак музыкантам играть…Лицо его страшно побледнело, он затрепетал как в лихорадке; глаза его засверкали чудным огнём…».

Его врачом должен стать изумительный психотерапевт Натан из Газы.

Но в 1665 г. в Газе эскулап-раввин падает ниц и признаёт «светлоликого» Шабтая – Мессией.

Бытие – цикл метаморфоз. Гамлет печально философствует над черепом Йорика, – шут стал пищей для червей. В Начале  все были частью первородного света. В Начале Цви, несомненно, был карликовой звездой.

У него 3 кольца – одно безымянно, второе с именем беса, третье – печатка с изображением змеи, кусающей себя за хвост. Соединяет силу льва и мудрость змеи.

На белой лошади в зелёном плаще вступает в Иерусалим.

Чего ждать? – Массового психоза.

Но иерусалимские раввины, – да падут на них все напасти! – не поддаются гипнозу; как Лев Толстой – не верят; проклинают самозванца.

Шабтай возвращается в Смирну, слава его ширится, вызывает фурор. Всё очень потрясно. Спиноза выразит осторожный оптимизм.

Накал страстей.

Европейское еврейство на рогах, толпами иудеи продают имущество, пакуют контейнеры и ждут отмашки для старта в Святую землю, развлекаются самоистязаниями, «зарываются по пояс в землю», женят малолеток, чтобы наплодить к Событию как можно больше молодняка.

На устах у всех Освобождение.

Шабтай назначит 26 будущих председателей земного шара, – как 26 бакинских комиссаров, – имеются в виду души царей Иудеи и Израиля; в перечне руководителей не забыт король Португалии. Один из претендентов на мировое господство – нищий, ему бы на базаре попрошайничать, но он не уступит честь будущего руководства даже за горы злата.

Сарафанное радио вещает бесперебойно. Говорят, то ли из пустыни Сахары, то ли из Марокко на подходе армия 10 исчезнувших колен, – более миллиона закалённых воинов: режут всех подряд. Говорят, что распахиваются небеса и вздымается Огненный Столп. Говорят, метеоритный дождь размолотит церкви и мечети.

Надежды юношей питают.

В 1666 г. Цви в Константинополе, осталось свергнуть султана и воцариться.

Турция уже не в центре небосклона, ветшает, – но есть ещё порох в пороховницах.

Хотя бы «ярлык» на владение Палестиной Шабтаю не светит.

Недоноска, – он даже не посмеет назваться Мессией, – арестуют.

Темница полоумного – место поклонения. В камере установлен трон, настланы ковры, с ним жена и приближённые. Свобода передвижения ограничена пределами крепости, – так стреножат королей.

Принимает ходоков, издаёт указы. Интонация до смешного повелительная.

Султан предоставит сумасброду выбор: или голова с плеч, – или переход в ислам; самозванец, как всегда, не думая, подожмёт хвост и напялит тюрбан.

Иудеи разочарованы отчаянно.

Не надо преувеличивать.

Никто не ведает намерения Мессии – утверждает верный соратник, Натан из Газы.

Говорят, что ислам приняла тень Шабтая Цви.

Действительно, тень. Не генерал Власов, не Лжедмитрий, – Бальзаминов, так и не отхвативший купчиху. Его пристроят мелким придворным, как Пушкина камер-юнкером, – он и не пикнет. Грех жаловаться: гарем с барского плеча и министерское жалованье.

Мыльный пузырь рвёт и мечет, – то погружается в Коран, то накреняется над Торой.  Терпение турок лопнет и его запрут.

Шабтай умрёт в 50 лет то ли в день 9 аба, то ли в Судный день в Черногории.

«Мы все глядим в Наполеоны», – писал Пушкин; зря он стриг под одну гребёнку: евреям подавай выше, они думают не о «ловле счастья и чинов», не об императорском посте, а о престоле на небесах.

Иногда это кончается очень противно.

Лучше бы остался Цви как жид Мойсейка в чеховской «Палате N6» –  «безвредным дурачком, городской шутом».

 

После Шабтая Цви иудеи, и до того не кочевавшие шумной толпой, размежёвываются; мосты разводят почти до безобразия. Перекличка с дальних берегов недружелюбна.

Привкус саббатианства чувствуется у хасидов, которые в конце XVIII века столкнутся с ортодоксальным Виленским гаоном как бараны на мосту. До откровенного нигилизма саббатианская ересь дойдёт в середине «века просвещения» у «реинкарнации» Шабтая Цви – властолюбивого «почти до похоти» Якова Франка. Главаря «франкистов» называют авантюристом, обманщиком и мерзавцем, но его движение оставит заметный, хоть и зловещий след в истории восточно-европейского еврейства.

 

Всякие бывали «Мессии» – но предатель впервые.

Безупречно логично развивая положения лурианской каббалы, последователи Натана из Газы оправдывают измену и возводят вокруг неё ореол.

При творении мира в первородном пространстве осталась грязь, смешанная с искрами божественного света, которые необходимо извлечь. Разве не очевидны проблески святости, например, в тиране Сталине? 

Надо войти в мерзость, окунуться в подлость, перейти в другие религии, – чтобы, уткнувшись головой в тлен,  выручить заключённые туда угольки.

Извращение и бесстыдство – ключи к вечному спасению.                                     «Нарушение предписаний Торы – это исполнение их».

Эта идея приходит, чтобы остаться.

И лишь немного воняет.

Яков Франк перейдёт в ислам, потом дважды окрестится. Укладываясь баиньки, он желает «спокойной ночи» паукам, змеям…тараканам». Его сторонники, оставаясь иудеями, подложно перейдут в католичество и станут видными польскими дворянами, – например, предки Адама Мицкевича.

«Мессия никогда не придёт и Иерусалим никогда не будет отстроен».

На пороге вечного покоя Франк с пафосом объяснит: «Я пришёл, чтобы освободить мир от всех законов и заповедей. Всё должно быть разрушено, чтобы бог явился».

Хорошенькое завещание.

 

При социализме поржавевшее оружие откопано.

                                    Весь мир насилья мы разрушим до основанья

Мессия покидает бездну; не оглядываясь.

Не важно, как достигнуть цели: ценности прошлого сброшены как чешуя.

Простительны вынужденные измены, отступничество, обман и ложь.

По Достоевскому – дозволено всё: ведь, «если бога нет, значит, я бог».

Долой стыд.

Пусть никто не поймёт мотивы большевистской еврейской гвардии, обдадут презрением, с омерзением отвернутся, – всё можно отдать ради будущего блага. По воле партии отправится на расстрел коммунист Николай Залманович Рубашов из романа А.Кестлера «Слепящая тьма» (использовано имя палестинского журналиста).

Культ создаёт граждан, затыкающих ноздри.

В романе Р.П. Уоррена «Вся королевская рать» в  США 30-х годов Вилли Старк констатирует: «Добро делается из зла: больше его не из чего сделать».

У Вилли Старка реальный прототип, – губернатор Луизианы сенатор Хью Лонг, – ему предсказывают президентство, но пуля (кстати, еврейская) его остановит.

Победит Франклин Делано Рузвельт.

  

И с тихим свистом сквозь туман глядится змей

 

Еврейский бунт может быть беспощадным, но никогда – бессмысленным.                                   Ввяжемся в драку, завтра, – если наступит, – разберемся, – это не для них.

Всякий раз – апелляция к высшим силам.

Сотни лет иудеи заняты толкованием Торы. Это не значит, что они месят воду. Каждый день – чудные грёзы. Поле одно, но борона каждый сезон другая.

Живи как все: минимальная зарплата, минимальные усилия, пьянки, гулянки, – и не рыпайся. – Не могут.

Каждый еврей не только маленький химический завод, – его жалкая жизнь соотнесена с вечностью.

Осмыслит саббатианское движение, а заодно и весь паскудный XVII век, каббалист очень близкий к гениальности, – Натан из Газы, – Илья-пророк Лжемессии.

Это Натан зачнёт трагикомическую свистопляску вокруг Шабтая Цви. Геббельсовски удачная кампания массовой истерии в Европе – целиком его заслуга.

Блестящий мистик.

Абсолютно абстрактная каббала под пером Натана бьётся в контрапункте со временем. Рукопись на кафедре, как парус на рее. Ритм бури, ужас, за пюпитром дирижёр, по пояс погружённый в нечистоты.

Как всегда, всё самое плохое исходит из Газы.

Проклятое место, где Самсон обрушил храм, – на себя и филистимлян.

 

Вундеркинд родится в Иерусалиме в 1644 г. Не шастает по верхушкам, незауряден, развито воображение. Моложе Шабтая Цви на 18 лет.

На роль Мессии не тянет, хоть и примеряется.

Ему тесно в маленькой, – 200-300 семей, – иерусалимской общине.

В Газе богатый торговец подыскивает жениха для любимой дочери, – весьма миловидна, недостаток один: малость кривовата. Не пеняйте: зато хозяйка классная.

Повезёт Натану.

Его содержит тесть, а он размышляет.

Он – ягода с куста иудаизма.

Внесёт лепту, например, в церемонию торжеств на Ту би-Шват, Новый год деревьев: в Италии, Турции, Северной Африки, на Балканах проводят каноническую трапезу из 30 разных плодов, – по рецепту Натана.

В 20 лет его озарит видение небесной Колесницы и статного удальца Шабтая Цви.

Натан рассуждает по-шахтёрски.

В иудеев бьют молнии, а громоотвода нет. Гордиев узел нельзя распутать, – только разрубить.

И вот –  Спаситель.

«Братья, дети Израиля! Да будет вам ведомо, что родился Мессия по имени Шабтай Цви. Он сорвёт корону с головы султана и наденет её на себя, а султан поедет за ним как раб.… И поедет верхом на льве наш Мессия и поведёт всех евреев в Иерусалим и будет царство его. Так говорит Натан Биньямин Ашкенази».

Звон набата.

Листовки сиюминутны.

Для вечности он пишет трактаты о происхождения Мессии из падали, из единоборства творящих лучей против лучей безмозглых.

Это не памфлеты.

Всё, что он пишет – правда.

Это портрет безобразного века.

Невозможно остаться равнодушным. Читатель либо категорически «за», либо с пеной у рта «против».

Переход Мессии в мусульманство  не застаёт его врасплох – это личина. Остановите рыдания: пути Господни неисповедимы.

Личным авторитетом удержит последователей от перехода в ислам.

Натан не сражён. День Скорби, – 9 аба, – объявит днём ликования.

Пожалуй, это последний удар колокол.

Мятежник Натан Биньямин Ашкенази проживёт на год меньше Пушкина.

Всё ненадёжно, даже миллионные состояния.

Но мысли переживают своего создателя.

Когда вакханки растерзают Орфея, голова его продолжит петь.

 

Дела плохи, – из рук вон. Иудеи столетиями вынужденно отрекаются от веры, подличают, нарушают все каноны и устои. Двуличие и раздвоенность разъедают цельные натуры.

Это оправдано.   

Разве не нравился Ицхаку звероподобно косматый Эсав? И что? Разве Иаков с Ревеккой не обманули Ицхака, добиваясь права первородства?

Можно и должно лгать, коли диктуют высшие обстоятельства.

                                     История постучала в окно –

                                     Так распахни его

Ицхак был  снисходителен к грешникам.

Это норма.

Плутуй, танцуй, совесть – фантом. Плюй на прокуроров: в любого можно запустить камнем. Пользуйся поговоркой выжиги Чичикова: «Полюбите нас чёрненькими, а беленькими нас всякий полюбит».

Самые лучшие, дождавшись смертного часа, непременно будут в аду. Сомнительно? – Гарантий нет,  но если ориентироваться на Мессию…

В Начале Творения душа Мессии спущена в абсолютный мрак; он зачат в смраде, борется с подколодными гадами их же оружием.  В первородном хаосе «бездумного света» он предстаёт в виде «Священного Змея», Дракона или Крокодила.

Натан точен: в Торе – прямые указания на его версию.

В конце странствий по Синаю после смерти Аарона на иудеев спущены ядовитые рептилии. Чтобы спастись от них Моисей, – противник идолопоклонства! –  поднимает на шест «медного змея».

«И когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив».

Ибо в отливке скрывается Мессия, Избавитель.

Недаром змея – эмблема медицины.

Грандиозно полотно Фёдора Бруни «Медный змей».

Полтысячи лет иудеи «кадят» у статуи; праведный царь Езекия «истребит» её, – нельзя войти дважды в одну реку, не превращайте таинство в фарс.

Иногда самые святые души более всего утопают в грязи. И чем душа больше, тем сложнее её вытащить.

Всё ужасно? – Так и должно быть: земная жизнь – проекция преисподней.

Расщелина зла бездонна.

Добро неразлучно со злом.

Можно творить добро посредством зла.

Разве ШОА не привела к провозглашению в 1948 г. Израиля?

                                                                                                        

Христиане меняют полярность каждой детали иудаизма. Не религия, а какая-то промокашка.

                                     Горе, горе, крокодил наше солнце проглотил  

Георгий Победоносец поражает дракона, – конечно, имеется в виду крокодилы, которые в изобилии водились в Палестине.

Сложнее у Фальконе: Медный Всадник давит змею, но не растопчет; более того, она является третьей точкой опоры памятника.

 

Головешки саббатианского движения дымят минимум до середины XIX столетия. Это официально. На деле под сводами продолжает отражаться гулкое эхо.

Софистика страшнее всего. Согласись, что спринтер не обгонит черепаху, –  и дальнейшее обсуждение излишне.

«Можно любить бога злыми намерениями» – это софизм?

Это так делают.

«Романтическая ночь» Октябрьской революции без мистики не обходится, но всё договаривает до конца. К Э.Багрицкому явится призрак Дзержинского. Чекист краток: «век… сосредоточен как часовой,… не бойся с ним рядом встать», скажет о расстрелах «друга и недруга».

У А.Кёстлера коммунист-еврей запишет в дневнике: «…добродетель ничего не значит для истории»; «общепринят отказ от своих убеждений, если их нельзя реализовать».

Лжемессии ХХ века – Гитлер и Сталин.

Как болят старые раны!

 

Смех без причины – признак хасида

 

Трагический дурдом XVII века, когда всё поднято на дыбы, заканчивается, края бездны смыкаются. Пароксизм отчаяния пройден.

Следующий век – разума, просвещённого космополитизма. Забудь, что было до того. Стёжки-дорожки религии позарастали. В дорогу захвати пистолет: пригодится пристрелить отстающего; это гуманно: чтоб не мучался. Есть альтернатива?

Жан-Жак Руссо исповедует возвращение в природу. Человек – «добрый дикарь», наука и культура гробят его. В философской повести Вольтера «Простодушный» действует симпатичный Маугли, воспитанный ирокезами. Гулливеру («Путешествия» изданы в 1726 г.) люди отвратительны, лошади лучше.

Если судить по иудеям, направление выбрано правильно.

Хасидизм рождается среди неграмотных еврейских мужичков из Польши. Как в сказке Маршака «Двенадцать месяцев» события перенесены в дремучие леса, – и там расцветают подснежники.

Не очень много оригинального и нового, переставлен акцент. Как важна интонация!

Старые ульи разорены, но пчелы, –  хасиды, – собирают мёд.

Идеолог хасидизма – Исраэль Бен Элиезер, – иначе Бааль Шем Тов (Бешт). Не командир, не вождь.

Родоначальник особого, – народного движения.

В слабости к хасидизму признаются революционеры ХХ века. Это как первая любовь, – сердце не забывает.

Бабель напишет, что хасидизм бессмертен «как душа матери». Эренбург заставит Лазика Ройтшванеца вспомнить притчу про Бешта. Багрицкий говорит о «пращуре в длиннополом плаще и лисьей шапке», – он бы много отдал за встречу. Пастернак невольно вносит еврейские реминисценции в гениальные строки:

                                    Свеча горела на столе, свеча горела

 

И.Б.Зингер в романе «Раб» опишет Якова, который всё соразмеряет с Танахом: облака напоминают ему кудри Самсона, горы – «дни сотворения мира». Самоощущение подлинно верующего, которому, однако, не всегда достаёт оптимизма.

Бешт восполнит пробел.

«Вся земля полна Богом».

Князю Болконскому истина открывается как бы намёками, случайно, – в дубе, в небе, в сновидениях.

Бешт познаёт бога во всём. Дают знак радуга, кустарник, вольный ветер.

Он родится на рубеже XVIII века в районе нынешнего Каменец-Подольского.

За день он думает больше, чем пахарь за год.

Ничего не боится кроме Творца, – это завет покойного родителя.

Сирота исключён из школы, – постоянно пропадает на лоне природы.

Помощник учителя, сторож, – невелика шишка. Высшее достижение – знахарь.

Привычно: еврей-дворник – это скверный анекдот. Врачи, дельцы, мафиози, на худой конец, бесподобные ремесленники. Но встречаются белые вороны, не пригодные ни к чему. Всё валится из кривых рук, инструменты теряются.

Это и есть основатель хасидизма как в зеркале. Даже хлеще:

                                            Но это зеркало мне льстит

Безрук как трое в лодке, не считая собаки. Хотите что-нибудь испортить? – Он здесь. Годен разве к нестроевой.

Его душа, когда Адам подходил к древу познания добра и зла, ускользнула: безгрешен.

Самоучкой изучит Тору.

Заведомый неудачник, за неуча неохотно отдадут дочь раввина; жена последует за ним как декабристка в Сибирь, – в Карпаты. Копает глину для гончаров, на то и живут, – на хлебе и воде. Не на что залатать сапоги.

Если в этой жизни ещё и не есть, что остаётся? Бешт забывает о взятых с собой хлебах. Он только пьёт воду: это пост или не пост? – Издержки рвения.

Не сторонник аскетизма; как Чарли Чаплину ему нравятся девушки.

Содержит корчму, режет скот, кантор, – бесполезно, из нищеты не вырываться.

У героя гениального фильма «Однажды в Америке», пропадавшего десятилетия, поинтересуются: «Что ты делал столько времени?». – «Я рано ложился спать».

Бешт прорву лет думает.

Под 40 лет он начинает исцелять недужных и поучать.

И тут вступает фольклор.

Говорят, он телепат; человек-невидимка, непохожий на обозлённого террориста Уэллса; скороход, но милосердный, не как мальчик Мук. По субботам к нему слетаются тысячи душ из ада, – и он просит искупить их проступки. Может прыгнуть в пропасть, сунуть руку в волчью пасть и вынуть сатанинское сердце.

20 последних лет жизни проведёт в Меджибоже – городок с королевским замком. Всегда с чубуком, подаренным разбойником Довбушем; беседует с простолюдинами, с бабами; не дурак выпить: бражничать не возбраняется. Ни капли лукавства.

Почти копия поведения опростившегося князя Волконского в ссылке.

Аристократ.

Учит быть счастливыми. «Опускает небеса на землю».

Проповедовать, стучать на кафедре башмаком – не его стиль. Предпочитает интимные назидания, притчи.

Он путешествует в Святую землю, но с полдороги повернёт оглобли. Рано.

В галуте он нужнее.

В 1759 г. участвует в диспуте с франкистами в Львове. Еретики доказывают, в том числе, что согласно Талмуду евреи используют для обрядов христианскую кровь. Бешт единственный, кто простит негодяев: «Пока поражённый член ещё связан с телом, остаётся…надежда…излечить его; когда же его отрезали, он уже пропал навсегда».

«Как бы не согрешил человек, он не должен отчаиваться… остаётся надежда на возвращение…».

Нет неисправимых преступников. Долой смертную казнь.

«Нет безусловного зла, ибо зло есть также добро, только оно – низкая степень добра. Добро или зло не в Боге, а в человеческих поступках!»

Уйдёт на небеса в 1760 г.

«Не тревожьтесь обо мне, ибо я выйду в одну дверь и войду в другую».

Его поучения  записаны 20 лет спустя.

 

Если в семье не появляются дети, дом наполняют ужасы. Да не будет так! «Ни один ребёнок не появляется на свет без радости и удовольствия, так и с молитвами: если вы хотите, чтоб они были услышаны, возносите их с радостью и весельем».

«Всё, чего я достиг, я достиг не посредством изучения Торы, а путём молитвы».

Старая истина: божественное присутствие, Шхина, душа Израиля, обожает, когда Тору обсуждают совместно не менее 10 мужчин. Молитва «…прорывается через все небосводы в едином действии, поднимаясь превыше ангелов, серафимов и престолов». В итоге твоими устами говорит бог.

Конечно, Бешт за исполнение заповедей, но против мелочного регламента. «Божественное присутствие не нисходит на того, кто печалится в заповедях: оно нисходит на того, кто в заповедях радуется».

Необязательно грызть гранит науки как ногти. География вкратце: океан – Тихий, мыс – Доброй Надежды. «У меня нет времени учиться. Потому, что я обязан служить своему творцу».

Радуйся каждой полушке, – будто свалились миллионы. Иову возместят жертвы вплоть до компенсации морального ущерба. Будь бодр, подтянут, не отчаивайся. Возьми от жизни всё, живи играючи; как минимум, хорошенько выспись. Довольствуйся малым, – вдали от гибельных страстей.

Не стенай:                                    

                                    Облетели цветы, догорели огни

Пляши, чем заковыристей, тем лучше. Задирай ноги как венгерские еврейки в оперетте перед поручиком Лукашем. Цинизм будет и при коммунизме, – не обращай внимание. Не будь недотрогой: испортили настроение? – не рычи.

Главное – это исправление. Испачкаешься – утрись. Сверхзвуковая скорость ни к чему. Основное – это покой и воля, наслаждение жизнью, – она прекрасна. Если хозяин – жадный зверь, торжествуй, что зубы не болят. По Чехову: если изменила жена, не кручинься, – она изменила тебе, а не отечеству.

Не профессионалы, не талмудисты, а друзья врачуют. «В изголовье поставьте звезду».

Не для того, чтобы побираться, пресмыкаться, строчить диссертации, а, чтобы вершить добрые дела, создан еврейский принц.

«Тот еврей, который не испытывает   радости от самого факта, что он еврей, неблагодарен Небесам».

 

Всё, подчинённое логике, элементарно. Как постичь иррациональное? – С помощью праведников, ради которых бог был готов сохранить Содом. Приблизься к ним, ощути священный трепет.

Бешт первый, но равный среди равных.

Хасиды дробятся на компании, каждую из которых возглавляет прямо связанный с Всевышним цадик, адмор, в котором звучит «голос Неба». Они дают решение всех проблем. Не знаешь, что делать с женой? – посоветуйся: наставник всё поймёт.

У каждого из «святых» свой богатый «двор».

В Талмуде речено: «Всякий, кто приносит подарок мудрецу, как будто приносит в Храм первые плоды».

Сказано: «Я прихожу к <цадику> не для того, чтобы изучать Тору, а чтобы посмотреть, как он расстёгивает ботинки».

Вот такая штука.

 

НАЗАД

К ОГЛАВЛЕНИЮ

ВПЕРЕД