БОБРУЙСК

     
      Из источников по бытовой письменности XI-XV веков наибольший интерес представляют берестяные грамоты и памятники эпиграфики (эпиграфика — историческая дисциплина, изучающая надписи на твердом материале). Культурно-историческое значение этих источников чрезвычайно велико. Памятники бытовой письменности позволили покончить с мифом о чуть ли не поголовной безграмотности в Древней Руси.
      Впервые берестяные грамоты были обнаружены 1951 году во время археологических раскопок в Новгороде. Затем они были найдены (хотя и в несравненно меньшем количестве, чем в Новгороде) в Старой Руссе, Пскове, Смоленске, Твери, Торжке, Москве, Витебске, Мстиславле, Звенигороде Галицком (под Львовом). В настоящее время собрание текстов на бересте насчитывает свыше тысячи документов, и их число постоянно растет с каждой новой археологической экспедицией.
     В отличие от дорогого пергамена береста была самым демократичным и легкодоступным материалом письма в средневековье. Писали на ней острым металлическим или костяным стержнем, или, как его называли в Древней Руси, писалом. На мягкой березовой коре буквы выдавливались или процарапывались. Лишь в редких случаях на бересте писали пером и чернилами. Старшие берестяные грамоты из числа обнаруженных ныне относятся к первой половине — середине XI века. Однако в Новгороде было найдено два костяных писала, которые датируются по археологическим данным временем до крещения Руси: одно — 953-957 годами, а другое — 972-989 годами.
      Как отмечает В. Л. Янин в книге "Я послал тебе бересту…" (3-е изд. М., 1998. С. 30, 51), "берестяные грамоты были привычным элементом новгородского средневекового быта. Новгородцы постоянно читали и писали письма, рвали их и выбрасывали, как мы сейчас рвем и выбрасываем ненужные или использованные бумаги", "переписка служила новгородцам, занятым не в какой-то узкой, специфической сфере человеческой деятельности. Она не была профессиональным признаком. Она стала повседневным явлением".
      Социальный состав авторов и адресатов берестяных грамот очень широк. Среди них не только представители титулованной знати, духовенства и монашества, но также купцы, старосты, ключники, воины, ремесленники, крестьяне и другие лица. В переписке на бересте принимали участие женщины. В ряде случаев они выступают как адресаты или авторы грамот. Сохранилось пять писем, отправленных от женщины к женщине.
      В подавляющем большинстве берестяные грамоты написаны по-древнерусски, и лишь небольшое число — по-церковнославянски. Кроме того, обнаружены две берестяные грамоты, написанные жившими в Новгороде иностранцами на латинском и нижненемецком языках. Известны также греческая и прибалтийско-финская грамоты. Последняя представляет собой заклинание, языческую молитву середины XIII века. Она на триста лет старше всех известных ныне текстов, написанных по-фински или по-карельски.
      Берестяные грамоты, по преимуществу, частные письма. Повседневный быт и заботы средневекового человека предстают в них в мельчайших подробностях. Авторы посланий на бересте рассказывают о своих сиюминутных делах и заботах: семейных, бытовых, хозяйственных, торговых, денежных, судебных, нередко также о поездках, военных походах, экспедициях за данью и т. п. Вся эта бытовая сторона средневекового уклада, все эти мелочи обыденной жизни, столь очевидные для современников и постоянно ускользающие от исследователей, слабо отражены в традиционных жанрах литературы XI-XV веков.
      Тексты на бересте разнообразны в жанровом отношении. Помимо частных писем, встречаются разного рода счета, расписки, записи долговых обязательств, владельческие ярлыки, завещания, купчие, челобитные от крестьян к феодалу и другие документы. Большой интерес представляют тексты учебного характера: ученические упражнения, азбуки, перечни цифр, списки слогов, по которым учились читать. В грамоте № 403 50-80-х годов XIV века находится маленький словарик, в котором для русских слов указаны их прибалтийско-финские переводы. Значительно реже встречаются берестяные грамоты церковного и литературного содержания: отрывки литургических текстов, молитвы и поучения, например, две цитаты из "Слова о премудрости" знаменитого писателя и проповедника Кирилла Туровского, умершего до 1182 года, в берестяном списке первого 20-летия XIII века из Торжка. Сохранились также заговоры, загадка, школьная шутка.
      Из всех восточнославянских письменных источников XI-XV веков берестяные грамоты наиболее полно и разнообразно отразили особенности живой разговорной речи. Исследование текстов на бересте позволило А. А. Зализняку в монографии "Древненовгородский диалект" (М., 1995) восстановить его многие особенности. Рассмотрим наиболее важные из них.
      В древненовгородском диалекте отсутствовал общеславянский результат второй палатализации: переход заднеязычных [к], [г], [х] в мягкие свистящие согласные [ц?], [з?], [с?] в положении перед гласными переднего ряда [e] ("ять") или [и] дифтонгического происхождения. Все славянские языки пережили вторую палатализацию, и только древненовгородский диалект ее не знал.
      В Им. пад. ед. ч. муж. р. твердого о-склонения окончанием было -е. Это окончание встречается у существительных брате ‘брат?, прилагательных меретве ‘мертв?, местоимений саме ‘сам?, причастий погублене ‘погублен?, в именной части перфекта — забыле ‘забыл?. "Дешеве ти хлебе", то есть ‘дёшев (здесь) хлеб?, — писал в первой четверти XII века новгородец Гюргий (Георгий), советуя отцу и матери продать хозяйство и переселиться в Смоленск или Киев, так как в Новгороде, очевидно, был голод. Флексия -е отличает древненовгородский диалект от всех славянских языков и говоров. Во всем остальном славянском мире ей соответствует в древнюю эпоху окончание -ъ (например, братъ, самъ), а после падения редуцированных ъ и ь — нулевая флексия (брат, сам). Напомним, что буквами ъ "ер" и ь "ерь" в древности обозначались особые сверхкраткие звуки, несколько похожие в своем произношении соответственно на [ы] и [и], которые окончательно исчезли из русского языка в начале XIII века.
     
     
     
      В Род. пад ед. ч. у существительных а-склонения в древненовгородском диалекте с самого начала письменности господствовало окончание -е (ять) (у жене), в то время как в стандартном древнерусском языке здесь было окончание -ы (у жены). Для настоящего времени глагола было характерно явное преобладание в 3 л. ед. ч. и 3 л. мн. ч. форм без -ть: живе, молоти, бью, приходя и т. д. В стандартном древнерусском языке было соответственно: живеть, молотить, бьють, приходять.
     Бытовые грамоты чрезвычайно близки диалектной речи. Однако их нельзя рассматривать как точную передачу разговорного языка. В бытовой письменности существовал свой сложившийся обычай языкового употребления, который усваивали во время обучения грамоте. Н. А. Мещерский установил, что в частной переписке на бересте были особые адресные и этикетные эпистолярные формулы. Часть таких формул имеет книжное происхождение, хотя в подавляющем большинстве берестяные грамоты не являются литературными произведениями и памятниками книжного языка.
      Берестяные грамоты дают богатый материал для изучения некнижных, бытовых графических систем. В Древней Руси элементарный курс грамотности ограничивался одним обучением читать. Но закончив его, ученики, хотя и непрофессионально, могли писать, перенося навыки чтения на письмо. Искусству писать и правилам правописания учили специально, главным образом будущих книгописцев. В отличие от книжных текстов, созданных писцами-профессионалами, берестяные грамоты созданы людьми, в своем большинстве специально не учившимися писать. Не проходя через фильтр книжных орфографических правил, берестяные грамоты отразили многие местные особенности живой речи XI-XV веков.
     В памятниках книжного письма, напротив, тщательно устранялись черты диалектной речи. В книжный текст проникали лишь те местные языковые особенности, от которых было трудно избавиться — например, цоканье. Берестяные грамоты показывают, сколь большое значение имел фильтр книжного правописания, насколько радикально средневековые книгописцы отказывались от областных особенностей живой речи в своей профессиональной деятельности.
     
      Как установил Зализняк, основные отличия бытовых графических систем от книжного письма сводятся к следующим моментам:
     1) замена буквы ь на е (или наоборот): коне вместо конь, сьло вместо село;
     
     2) замена буквы ъ на о (или наоборот): поклоно вместо поклонъ, четъ вместо чьто;
     
     3) замена буквы "ять" на е или ь (или наоборот).
     
     4) скандирование, или скандирующий принцип записи, состоит в том, что на письме за любой согласной буквой должна следовать гласная буква. Если на фонетическом уровне гласной нет, то пишутся "немые" ъ или ь, о или е — в зависимости от твердости или мягкости предшествующей согласной, например: доругая соторона вместо другая сторона. В качестве "немых" гласных после согласных могли использоваться также ы или и: овиса вместо овьса, своимы вместо своимъ.
     Как видим, текст, написанный с использованием бытовых графических правил, существенным образом отличается от книжного письма. Так, в грамоте 40-50-х годов XII века встречается написание ко монь, которому в книжной орфографии соответствует форма къ мън .
      Тем не менее бытовые графические системы иногда проникали в книжное письмо. Их употребление известно в ряде древненовгородских и древнепсковских рукописей. Языку берестяных грамот близки надписи-граффити, прочерченные острым предметом (часто тем же писалом) по твердой поверхности. Особенно многочисленны и интересны в лингвистическом отношении тексты на штукатурке древних зданий, главным образом церквей. В настоящее время граффити обнаружены на стенах архитектурных памятников многих древнерусских городов: Киева, Новгорода, Пскова, Старой Ладоги, Владимира, Смоленска, Полоцка, Старой Рязани, Галича Южного и др. Большое количество надписей, сделанных не только представителями княжеско-боярских и церковных кругов, но и дружинниками, ремесленниками, простыми богомольцами, свидетельствует о широком распространение грамотности на Руси уже в XI-XII веках. Древнерусским граффити посвящены важные исследования историков и лингвистов (см., например: Высоцкий С. А. Киевские граффити XI-XVII веков. Киев, 1985; Медынцева А. А. Грамотность в Древней Руси: По памятникам эпиграфики X — первой половины XIII века. М., 2000; Рождественская Т. В. Древнерусские надписи на стенах храмов: Новые источники XI-XV веков. СПб., 1992).
      Рождественская выделяет следующие типы надписей: надписи-"моления" с формулой "Господи, помози (помяни, спаси и т. д.)", поминальные надписи с сообщением о смерти (такова запись в Софии Киевской о смерти великого князя Ярослава Мудрого в 1054 году), надписи-автографы (например, XII и XIII века в Георгиевском соборе Юрьева монастыря в Новгороде: "а се Созоне ?лъ лютыи…" — ‘А вот Созон лютый писал?, "Иване ?лъ л вою рукою"), богослужебные надписи (библейские и литургические цитаты, покаянные стихи и др.), "летописные", или "событийные", надписи, надписи делового содержания, надписи "литературного" характера (так, процитированные на стене Софии Киевской во второй половине — конце XI века изречения из переводного памятника "Разумы сложения Варнавы Неподобного", известного по рукописям только с рубежа XIV-XV веков, датируют появление этого произведения на Руси временем не позднее второй половины XI столетия), фольклорные надписи (пословицы, поговорки, загадки и т. п.), "бытовые" надписи (например, XIV-XV веков в церкви Федора Стратилата в Новгороде: "о попове свщници укланяитеся от пьяньства…" — ‘о попы-священники, уклоняйтесь от пьянства!?, "И(о)сав(е) со мною шле ис торгу збиле мене я (з)апслъ" — ‘Иосаф шел со мною с торговой площади, сбил меня (с ног), я и записал?).
     Некоторые надписи тщательно зачеркнуты. Одну из них, конца XII — начала XIII века, из Софийского собора в Новгороде удалось разобрать. По мнению Медынцевой, это детская песенка-считалка, однако Рождественская связывает надпись с языческим погребальным обрядом: "(ако се)дите пиро(ге въ) печи гридьба въ корабли… пелепелъка пар(и в)ъ дуброве пост(ави) кашу по(ст)ави пироге ту [туда. — В. К.] иди". Как отмечает Рождественская, в основе этого ритмизованного текста лежит смысловой параллелизм, находящий поддержку в синтаксических конструкциях и грамматических формах: пирог (ед. ч.) — в печи, гридьба ‘дружина? (ед. ч.) — в корабле, перепелка (ед. ч.) — в дуброве. Какой-то современник надписи тщательно зачеркнул ее и обругал автора, приписав ниже: "усохните ти руки".
      Иногда на стенах храмов появлялись граффити, представляющие собой юридические документы. На стене киевской Софии, главного храма Киевской Руси, была сделана надпись о покупке вдовой князя Всеволода Ольговича земли, ранее принадлежавшей Бояну, за огромную сумму — 700 гривен соболей. Надпись составлена согласно формуляру купчих грамот с упоминанием свидетелей-"послухов": "…а передъ тими послухы купи землю княгыни бояню вьсю…". Обнаруживший надпись Высоцкий датировал ее второй половиной XII века и предположил, что проданная земля некогда имела какое-то отношение к прославленному поэту-певцу "вещему" Бояну, жившему в XI столетии и воспетому в "Слове о полку Игореве". По менее вероятному предположению Б. А. Рыбакова, надпись относится к концу XI века и могла быть сделана вскоре после смерти Бояна. Впрочем, Рыбаков подчеркивал, что "текст граффито сам по себе не дает нам права отождествлять Бояна-песнотворца с Бояном-землевладельцем".
      Глаголическое письмо, изобретенное первоучителем славян святым Кириллом, не получила широкого распространения в Древней Руси и ее использовали лишь искусные книжники. До нашего времени не дошло ни одной восточнославянской глаголической книги. Лишь в восьми сохранившихся кириллических рукописях XI-XIII веков встречаются отдельные глаголические слова и буквы. Между тем известны глаголические и смешенные глаголически-кириллические надписи XI-XII веков на стенах Софийских соборов в Новгороде и Киеве. Одну из них процарапал "лютый Созон" в первой половине XII века, закончив приведенный выше кириллический текст глаголическими буквами. По мнению Рождественской, так как большинство находок древнерусских надписей с глаголическими буквами и кириллических рукописей с глаголическими "вкраплениями" относится к Новгороду и Северной Руси (в Новгороде, например, сохранилось 10 граффити XI века, а в Киеве 3), это заставляет предположить о существовании более тесных и самостоятельных связей Новгорода по сравнению с Киевом с глаголической традицией и глаголическими центрами в Западной Болгарии, Македонии и Моравии.
      По наблюдениям Рождественской, важным отличием памятников эпиграфики от книжных текстов является более свободное отношение к книжной норме. Причем степень реализации книжной нормы во многом зависит от типа надписи. Если в богослужебных надписях церковнославянский язык более русифицирован по сравнению с аналогичными книжными текстами, то в надписях светского содержания отразился язык повествовательных и деловых жанров древнерусской письменности. Живая разговорная речь слышна в небольшой рифмованной насмешке XI-XII веков, возможно, над задремавшим певчим или богомольцем в Софии Новгородской: "Якиме стоя усъне а ръта и о камень не ростепе" ‘Яким, стоя, уснет, а рта и о камень не расшибет (то есть не раскроет)?.
      В надписях-граффити всех типов отсутствует жёсткое противопоставление церковнославянского и древнерусского языков. Вместе с тем новгородские надписи более последовательно, чем берестяные грамоты, отражают книжную орфографическую норму. Что касается диалектных особенностей, то и в этом отношении граффити, как и эпиграфика в целом, более сдержанны, чем берестяные грамоты, что объясняется меньшим объёмом текста и устойчивостью письменных формул. Таким образом, книжная языковая норма в эпиграфике более вариативна, чем в книжных текстах, и менее вариативна, чем в берестяных грамотах.
     
(Источник: www.ruscenter.ru)

 

Артефакт - объект искуссвенного происхождения, созданный для использования в человеческом обществе, свидетельство той или иной археологической культуры того или иного исторического периода. (Источник: словари и энциклопедии Webster, PEN, DE, и др.).)

стр. 34 - 35

Вавилонское жречество - особый социальный слой или класс, имевший огромное влияние на общество. Жречество это общественная группа, выполнявшая, главным образом в политеистическаих религиях, роль посредника "между людьми" - и богами или духами; как правило, в древних и раннесредневековых обществах оно принадлежадлежало к правящим классам. Жрецы выступали как носители и хранители древних оккультных традиций и знаний, как организаторы и знатоки религиозных обрядов: молитвы, манипуляции и жертвоприношения. Не случайно старославянское слово "жреть" означает "приносить в жертву". Жречество владело огромными богатствами, предметами роскоши и власти, многочисленными рабами. Для вавилонского жречества характерна особая пышность культа, использование для религиозных обрядов громадных, поражающих воображение сооружений - зиккуратов, обладание очень большой властью, монополия на идеологию, и т.д. Несмотря на то, что для многих древних религий жертвоприношение играло "почти" центральную, или даже центральную роль, в Вавилоне, в отличие от многих других религиозных традиций, оно играл супер-важную роль (как и в иудейском ("авраамском", или "моисейском") культе. О существовании в Вавилоне человеческого жертвоприношения (как у евреев) до сих пор ведутся дебаты. Нет полной ясности и относительно того, составляла ли костяк вавилонского жречества особая жреческая каста, принадлежность которой определялась по происхождению (приобреталась по наследству), как у евреев (левиты и коэны, из которых главными являются левиты). Существуют мнения, что левиты и коэны - это и есть сохранившаяся, если не генетически, то культово, вавилонская жреческая каста, вернее, та её особая ветвь, которая занималась исключительно приготовлением и осуществлением человеческого жертвоприношения.


стр. 36

Элам - Элам - историческая область и древнее государство (III тысячелетие — сер. VI в. до н. э.), располагавшееся к востоку от нижнего течения реки Тигр и к северо-востоку от Персидского залива, в юго-западной части Иранского нагорья (территории современных иранских провинций Хузестан и Луристан). Центр (столица) - город Сузы.

С историей рабовладельческого общества Двуречья тесно связана история Элама. Эта страна (шумеры называли её «Ним», аккадцы — «Эламту») находилась к востоку от Шумера. Элам был расположен в гористой местности, но наряду с горами, где возможно было лишь разведение скота, имелись и плодородные долины по течению двух больших рек Элама — на западе Хоаспа (современная Керхе) и на востоке Эвлея (современный Карун). На восточном берегу Хоаспы, течение которой здесь сближается с течением Эвлеи, находилось большое поселение Сузы, главный бог которого Иншушинак почитался и в Шумере. Сузы, расположенные на скрещении важнейших путей, проходивших через Элам, сыграли огромную роль в истории страны. В юго-восточной части Элама жили, повидимому, темнокожие племена. Высказывалось предположение, что это были племена, родственные дравидским племенам Индии.

До сих пор нельзя считать установленным, к какой группе языков можно отнести язык Элама.

Хозяйственная жизнь и общественные отношения.

Долголетние раскопки городища Суз установили здесь ряд культурных слоев. Наиболее значительным является слой, получивший название Сузы I. Нижний предел этого слоя ещё не может быть определён во времени с точностью. Верхний же его предел, т. е. начало следующего слоя, так называемого Сузы II, относится к концу III тысячелетия до н. э. В слое Сузы I сохранилось наряду со следами поселения и кладбище, свидетельствующее о заупокойном культе у древних обитателей городища.

Предметы, найденные В слое Сузы I, должны быть отнесены к энеолиту. Наряду с каменными орудиями, тщательно изготовленными и отшлифованными, здесь встречаются лишь изредка предметы из меди. Орудия труда свидетельствуют о том, что люди, создавшие их, были оседлыми и занимались наряду с охотой также и земледелием. Наряду с ячменём и эммером они выращивали и лён. В числе статуэток, вылепленных из глины, встречаются изображения богини плодородия. Сосуды, предназначавшиеся специально для погребений, делались из .хорошо отмученной глины, были изготовлены вручную, без гончарного круга. Они украшены геометрическими узорами и условными, геометризованными изображениями людей, птиц, домашних и диких животных, а. также орудий труда. Все эти изображения выполнены чёрной краской. Поселение Сузы I погибло, судя по некоторым признакам, от пожара; можно предположить, что оно стало жертвой нападения соседних племён воинственных горцев.

В противоположность культуре слоя Сузы 1 следующая за ней культура слоя Сузы II, распространённая не только в Сузах, но и в других пунктах Юго-Западного Ирана, имела соприкосновение с культурами стран, находившихся к западу от Элама, и . в первую очередь с культурой Шумера, как об этом свидетельствуют результаты раскопок в шумерских городах — Эриду, Уре, Кише и др. В период культуры Сузы II уже имелись медные орудий труда и-оружие. Надо полагать, что медь добывалась в самом Эламе, по крайней мере Гудеа сообщал в одной из свой< надписей, что он добывал медь в горах, Кимаша, пограничной области Элама. В слое Сузы II было найдено и золото. К тому же времени относится появление в Эламе бронзы. Наряду с металлургией большое значение имело и керамическое производство. Правда, сосуды, найденные в слое Сузы II, изготовлены не столь тщательно, как сосуды из слоя Сузы. I, но зато они многокрасочны и изображения на них более многообразны: художник намечает пейзаж, изображает животных и людей. Если судить по встречающимся изображениям крупного рогатого скота, скотоводство в хозяйстве того времени получило дальнейшее развитие. В это время появляется и своеобразная эламская иероглифическая письменность.

Уровень развития производительных сил культуры Сузы I, известной нам по данным слоя, в котором предметы из меди были ещё редким явлением, соответствовал производственным отношениям первобытно-общинного строя. В дальнейшем, по мере роста производительных сил, в особенности же в связи с переходом от каменных к металлическим орудиям, в Эламе происходит переворот в производстве, конечным результатом которого было установление рабовладельческого строя.

Рабовладельческое общество в Эламе первоначально возникает лишь в долинах рек, где имел место более быстрый рост производительных сил и обмена; население этих районов раньше горных областей вступило в тесные взаимоотношения с соседними городами-государствами Шумера, например с Лагашем. Население-горных областей продолжало жить во второй половине III тысячелетия до н. э. и позже в условиях первобытно-общинного строя. С целью грабежа оно тревожило постоянными набегами богатые рабовладельческие общества, сложившиеся в долинах.

Взаимоотношения Элама с государствами Двуречья.

Столкновения Шумера с воинственными племенами Элама происходили, несомненно, уже в глубокой древности.

С момента появления надписей правителей Лагаша в XXV в.дон. э. мы знаем об этих воинах. Элам был тесно связан со своим западным соседом, Двуречьем. В XXIV—XXIII вв. Сузы были включены в состав Аккадского государства, следствием чего явилось значительное усиление воздействия культуры Двуречья на Элам.

Об этом свидетельствуют памятники патеси Суз и наместника Элама Пузуриншушинака. Дошедшие от него статуи были изваяны согласно традициям круглой скульптуры Двуречья. Лишь часть надписей Пузуриншушинака была написана на эламском языке и эламскими иероглифами. Другая же часть была написана клинописью на семитическом языке Аккада. Последующие правители Элама составляли свои надписи только на семитическом языке.

В двух своих надписях Пузуриншушинак называл себя могучим царём Авана, одной из областей Элама, и заявлял, что бог Иншушинак даровал ему «четыре страны света», т. е. всемирное господство. Очевидно, Пузуриншушинак решил воспользоваться ослаблением державы Аккада и претендовал на господство в Двуречье. Уже преемнику Нарамсина приходилось отражать крупное вторжение эламитов в Двуречье. В дальнейшем, по мере ослабления мощи Аккада, походы эламитов становились более удачными. Во время господства гутеев в Двуречье правитель Лагаша Гудеа сообщал в своих надписях о мирных сношениях с Эламом, но вместе с тем он с гордостью отмечал, что «разбил город Аншан страны Элама».

При царях III династии Ура Элам должен был снова признать господство Двуречья, и самый крупный представитель названной династии, Шульги, построил «богу властелину Суз», т. е. Иншушинаку, храм в Сузах. Когда же государство Ура стало клониться к упадку, правители Элама смогли снова стать самостоятельными и в конце концов нанесли сокрушительное поражение своим угнетателям. Это произошло при царе Кутернаххунте. Установлено, что Кутернаххунте разрушил Урук в 2024 г. до н. э. Тогда же государство III династии Ура пало под ударами со стороны Элама и со стороны амореев, осевших перед этим в Мари на среднем течении Евфрата.

Культура и религия Элама.

Наиболее крупным достижением культуры Элама явилось создание своего письма, знаки которого восходили к пиктографическим образцам. В дальнейшем своем развитии эти знаки превратились в комбинации линий, и письмо тем самым приняло своеобразный линейный характер. При Пузуриншушинаке оно начало заменяться клинописью, а эламский язык — семитическим языком Аккада, который и вытеснил в письменных памятниках местный язык Элама. Лишь со второй половины II тысячелетия до н. э. стали писать клинописью обычно на эламском языке.

В изобразительном искусстве Элама, как уже упоминалось, чувствуется влияние Двуречья. Сильное влияние Двуречья на Элам проявилось и в религии. В эламских семитических надписях боги Элама, кроме главы, пантеона Иншушинака, назывались именами их шумеро-семитических соответствий — Бела, Шамаша, Сина, Инанны, Иштар и т. д. Правда, и в Двуречье жречество включало в свой пантеон некоторых эламских богов.