С приходом в Палестину мусульман, жизнь в пустыне для христиан стала практически невозможна. Те монахи, которые уцелели после персидской резни и бедуинских грабежей, стали покидать свои лавры и киновии и переселяться в крупные центры, такие, как Иерусалим, Вифлеем или же обосновываться в монастырях-крепостях, один из которых – монастырь Креста, мы рассмотрим в настоящей главе.

Монастырь Креста.

Расположен в долине Креста – по-арабски Wadi el-Musallabe, на иврите эта долина называется нахаль Рехавия, и из нее в зимнее время вытекает ручей (нахаль) Рехавия, впадающий затем в ручей Рефаим – один из ветвей ручья Сорек. Монастырь находится на высоте 750 метров над уровнем моря, в окружении холмов, на которых возвышаются здания правительственного комплекса – Кирьят Мемшала, Кнесет Исраэль, легкие белоснежные корпуса Музея Израиля, Еврейский университет на Гив’ат Рам, и с другой стороны расположились жилые многоэтажные дома дорогих и престижных районов: Рехавии, Кирьят Вольфсон, Шаарей Хесед и Шаарей Рахамим. Если пройти немного дальше вверх по долине, мы попадем в прекрасный городской парк, называемый Ган Сакер. Здесь, во время осады Иерусалима в Войну за независимость, был построен небольшой аэродром для посадки и взлета легких самолетов. В этом парке обычно проводятся крупные массовые мероприятия, связанные с национальными праздниками, устраиваются концерты, которые собирают до 100 тысяч зрителей (а может быть, и больше).

На фоне современных строений общий вид монастыря выступает контрастом и сразу же привлекает к себе внимание проезжающих туристов (см. фото). Его могучие отвесные стены, укрепленные контрфорсами, с маленькими окошечками на самом верху, свидетельствуют о тех временах, когда его обитатели подвергались постоянной опасности со стороны многочисленных врагов.

С этим местом, на котором расположен монастырь, связано много легенд, большинство из которых получило распространение, по-видимому, в средние века. Они упоминаются в церковных летописях, путеводителях и описаниях Святой Земли XII века, но возможно даже, что их происхождение значительно раньше и относится к IV-VII векам. В этот период набожные христиане пытались как-то объяснить для себя принципы своей веры, наглядно представить себе историю образования ее догматов. Они искали происхождение многих религиозных обычаев в древней истории и, особенно, в Библии. Так складывалась религиозная мистическая традиция, которую называют Священным Преданием. Далеко не все мифы и легенды были признаны Церковью достойными войти в этот золотой фонд. К счастью, отцы Церкви в их отборе не действовали методом библейской критики. Основным критерием богодухновенности того или иного предания для них служила прежде всего красота и глубина нравственного содержания, способные вызвать у верующих религиозный отклик и пробуждать в их сердцах добрые чувства.

Настоящее место для сего монастыря было выбрано неслучайно. Хотя долина Рехавия, как сегодня, так и, по всей видимости, тогда, никак не могла считаться пустыней, и в ней не селились отшельники, подвиги которых могли бы привлечь своих подражателей. Единственная причина, привлекавшая сюда монахов – святость самого места, связанного с таинственной легендой о чудесном дереве, из которого был изготовлен Честный Животворящий Крест Господень. Сама земля, взрастившая древо столь высокого предназначения, не могла не располагать к душеспасительной медитации и мистическим откровениям.

В ранней христианской мистике дереву отводилась особая роль в судьбе человека. Через древо познания вошла смерть в род людской, а Крестным древом смерть побеждена. Так, например, в Евангелии Никодима, известном также под названием “Деяния Пилата”, в главе 24-й сказано: “И сказал Господь, простирая руку Свою: Придите ко Мне, все святые мои, ибо имеете подобие образа Моего – вы, кто из-за древа диавольского были на смерть осуждены” [1]. Воображение верующих рисовало себе образ этого дерева и пыталось изобразить его историю, естественно, что здесь возникло множество легенд. Мы приведем здесь лишь две из них:

Первая история связана с нашим праотцем Адамом. Она повествует о том, как Адам, всю свою жизнь хранил ветку с древа познания, через которую в него вошел грех, и, умирая, положил ее себе в рот, и так с ней и скончался. Его дети тщетно пытались вытащить из него эту ветку, но не смогли. Поэтому они его так и похоронили вместе с веткой во рту. Но, оказавшись в земле, эта ветка начала расти, и в конце концов выросла в большое дерево, которое вобрало в себя череп Адама. Так это дерево росло до рождения Христа и тогда было срублено. Именно из ствола этого дерева был сделан крест, на котором распяли Христа, и капли Его искупляющей крови оросили древесину, просочившись аж до заключенной в нее головы нашего отца, искупив его первородный грех. Таким образом, то же древо познания (вряд ли в этом случае оно могло быть смоковницей или яблоней), которое погубило Адама первого, послужило воскресению Нового Адама, т. е. Христа.

Вторая легенда связана с племянником Авраама Лотом. Как нам повествует Библия, праведник Лот был не по своей воле введен в грех кровосмешения со своими дочерьми. Легенда рассказывает о том, как поступил Лот, осознав свой грех. Раскаявшись, он страдал в муках совести и искал искупления. Но, не зная как его искупить, он пришел к Аврааму и исповедовался ему. В ответ Авраам дал ему три саженца – кедра, сосны, и кипариса (по другой версии, ангел дал ему три ветки кипариса), сказав, что если эти три саженца укоренятся и срастутся в одно дерево, то это и будет тем знамением, что грех прощен. Чтобы эти саженцы выросли, Лот должен был ежедневно поливать их свежей водой из Иордана, а для этого необходимо было каждый раз проделывать длинный и утомительный путь. Так каждый день Лот добросовестно ездил за водой и поливал саженцы. Они уже пустили корни и начали расти, но однажды, возвращаясь с реки, Лот встретил дьявола, принявшего обличье нищего, умирающего от жажды. Лот сжалился над нищим, не зная кто он, и дал ему свой бурдюк с водой. Тотчас же дьявол выпил всю воду из бурдюка до последней капли. Ужас и отчаяние охватили Лота, он понял, что не сможет уже в этот день полить саженцы, а значит, они погибнут, и его грех останется неискупленным. Тогда явился Ангел и утешил Лота сказав, что его милосердный поступок по отношению к нуждающемуся, даже не ведая, кто он и откуда, был особенно приятен Господу, и за это его саженцы будут продолжать расти, и когда из них вырастет дерево, то через него будут искуплены грехи и Лота, и всех верующих. Когда же дерево выросло, оно было срублено для строительства Соломонова Храма, но так и не было использовано по назначению. Долгое время эта балка лежала на Храмовом дворе и служила скамейкой для посетителей. И только тогда, когда понадобилось делать крест для Иисуса, этому бревну, наконец, было найдено окончательное предназначение.

Один из вариантов этой легенды говорит, что Лот посадил не саженцы, а три горящие полена, которые срослись и выросли в одно дерево.

Как отнестись к этим историям? Вымысел! – скажет историк. Нонсенс! – скажет ботаник. Фи, апокриф! – скажет какой-нибудь ученый протестантский богослов. “Кто не знает, что вымышленные сказания и самовольные прибавления не укрепляют веры в истину, а только, если можно так выразиться, заслоняют спасительный свет ее от глаз слабых в вере” – писал в конце XIX века один православный церковный деятель, ратуя за улучшение просветительской работы Русской Духовной Миссии в Иерусалиме среди российских поклонников. “Кто не знает?” – самоуверенно задает риторический вопрос просветитель; во всяком случае, господа ученые богословы, ни йоты не прибавившие в исследовательский арсенал своей науки, я этого не знаю, напротив, я думаю, что истинная вера всегда есть “самовольное прибавление”, исходящее из сердца самого верующего.

Да, конечно, такие истории не могут выдержать критику современной науки, но они на это и не претендуют. Зато они отражают истины в таких областях, куда не в состоянии проникнуть никакой “научный анализ”. В мифах скорее все наоборот. Здесь фантазия осуществляет как бы перевод внутреннего созерцательного телесного знания на язык конкретных зримых осязаемых образов. Таким образом, Священное предание по-своему подвергает духовному анализу историческую реальность. Предание говорит: “Это то самое дерево”, и связывает его с тем или иным грехом – Адамовым или Лотовым. Для нашего рационалистического анализа эта связь неуловима, но на самом деле она есть. У Провидения нет ничего случайного. Кто может проникнуть в тайны Божественного предопределения? И однако, мистическая интуиция верующих способна воспринять то, что открыто лишь чистым сердцам, которые “Бога узрят”, и приоткрыть нам, грешным, завесу над этими тайнами в виде легенды.

Как могло возникнуть предание о Лотовой истории, кто мог ее сочинить? Самым естественным путем. По своему опыту, благочестивые монахи знали, что “Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его” (Мф. 11:12), что каждого, кто стал на путь покаяния, дьявол подвергает искушениям, и если это верно как закон, то значит, и праведник Лот должен был пережить то же самое. Наверное, также и всякий, кто наметил себе в жизни какую-нибудь благородную цель – будь то строительство монастыря, приюта, создания братства, партии, написание книги и т. п., переживал такие моменты, когда ему приходилось выбирать: либо пожертвовать своим делом, либо отвернуться от бесконечных просьб и нужд многочисленных “ближних”, готовых по капельки выпить всю живую воду из его неприкосновенных священных запасов. Эта легенда учит, что, несмотря на сострадание, а если посмотреть дальше, то как раз благодаря нему, всякий стремящийся выполнить волю Господню, должен уметь отказывать случайно встретившимся на его пути страждущим. Так и Иисус, не осуждая благотворительности, желающим быть Его последователями говорил: “...все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною” (Лк. 18:22), и вместе с тем, Он предостерегал Своих учеников от излишней расточительности: “Нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда” (Ин. 12:8). Все эти “страждущие” есть сущий дьявол, опустошающий священный сосуд всякого подвижничества, на каком бы поприще оно ни осуществлялось.

Неслучайно эта легенда родилась именно в монашеской среде, ибо она есть отражение внутренних переживаний и даже душевных конфликтов верующих, вынужденных ради своей веры переступить определенную черту, за которой оставались их связи с миром. Нелегко было переступить ее даже хотя бы из-за чувства долга по отношению к своим родным и близким. Монашеское движение зачастую встречало враждебное отношение со стороны мирского населения. Его последователи обвинялись в подрыве общественных устоев, в том, что они-де призывали к разрыву брачных связей, разрушению семьи, к уходу из мещанского мира. Многие оставляли свои семьи, жен, родителей, детей, обрекая их на нищенское существование. Аскеты выступали против коррупции в церковных верхах, призывали бойкотировать их церемонии. Они выступали за полную бедность, поощряли рабов к бегству и предоставляли им убежище, тем самым создавали государству немало проблем. Поэтому в их сознании укоренилось убеждение, что всякая уступка мирским интересам есть отклонение от прямого пути, своего рода излишняя слабость. Эта мудрость и была выражена в легенде, которая дает совет сострадательным: чтобы не растратить себя по мелочам и не потерять цель своей жизни, поливайте лучше свое дерево, и тогда оно принесет гораздо больше плодов для всех ваших страждущих, чем те многочисленные травинки, которые вы пытаетесь спасти.

И еще, заметьте, почему был прощен Лот, ведь ему так и не удалось “откупиться” от своего греха, выполнив все условия договора? Он был прощен за свою веру и раскаяние, потому что Господь увидел, насколько ужасны для Лота и его история с дочерьми, и с “благодеянием” по отношению к дьяволу; безусловно, что это раскаяние и отчаяние делают невозможным для верующего возврат к этим грехам, в то время, как выполни он свою епитимью, расплатись за свои преступления, и ничто не мешало бы ему повторить их снова и опять откупиться, посадив очередное дерево. В этом отличие религии веры от религии закона.

И вместе с тем, несмотря на глубокий философский смысл легенд, Православная Церковь всегда отделяла Священное каноническое Писание от Священного Предания и апокрифов. Истории Предания допускались лишь как легенды и притчи, имеющие поучительный и нравственно-воспитательный характер, наставляющие в вере и благочестии, располагающие к религиозным размышлениям и медитации. Поэтому наравне с Библейским каноном, они заняли свое место в церковной иконографии, стали сюжетами для многих шедевров христианского искусства. Одно из доказательств этому – прекрасные фрески в монастыре Креста, рассказывающие в серийном цикле повесть о Лотовом дереве.

История монастыря.

Относительно времени основания монастыря имеется много различных версий, хотя сегодня уже нет сомнений, что монастырь был основан в византийский период; об этом свидетельствуют как письменные источники, так и результаты археологических исследований. Вместе с тем точную дату установить не так просто.

Христианские паломники средних веков рассказывают, что монастырь построила сама царица Елена. Затем император Константин подарил его грузинскому царю Мириану (265-342), обращенному в христианство св. Ниной, просветительницей Грузии, по совету которой Мириан отправился в Иерусалим как паломник и в старости (в 316 году) поселился в Святой Земле.

Другая версия приписывает строительство монастыря на участке, приобретенном царем Мирианом, другому великому грузинскому царю – Вахтангу I Горг-Асалому (446-499), построившему много монастырей в Иерусалиме. (Грузины были христианами с ранних времен. По преданию, они приняли христианство от апостолов Андрея и Симона Кананита, а царская династия считала свое происхождение от царя Давида. Рассказывают даже, что в царствование вышеупомянутого Вахтанга, грузины завоевали всю Палестину вместе с Иерусалимом и построили там много монастырей и церквей). Так или иначе, но сотни лет монастырь находился в руках грузин и служил обителью для паломников на Святую Землю с Кавказа.

Третья традиция приписывает строительство монастыря императору Юстиниану. В одном манускрипте более позднего времени, описывающем деятельность Юстиниана на Святой Земле, который хранится в библиотеке Греко-Ортодоксальной Патриархии, приводится перечень церквей VI-VII веков, и среди них упоминается монастырь Креста. В описании строительной деятельности Юстиниана говорится о ремонте монастыря Иверов, но без уточнения его названия. Первое упоминание собственно о монастыре Креста относится к VI веку и содержится в греческой рукописи, в которой приводится список монастырей вокруг Иерусалима, и среди них “Крестовый монастырь – на месте, где срублено дрожайшее древо”.

Интересна еще и четвертая традиция, хотя наименее вероятная из всех, приписывающая строительство монастыря императору Ираклию. Возникновение ее, по всей вероятности, объясняется тем, что имя Ираклия вошло в историю как спасителя святого Креста из персидского пленения. После победы в 628 году над войсками персидского царя Хосрова II, император на собственных плечах вознес Крест на Голгофу, где он был вновь воздвигнут 14 сентября 631 года. Подходя к Иерусалиму, он расположился лагерем в долине Креста, и, как говорит легенда, решил увековечить это место монастырем в честь спасенного им креста. Но, судя по всему, Ираклий лишь велел восстановить из руин многие церкви и монастыри иерусалимскому патриарху Захарии и, вне сомнения, что в число их входил и монастырь Креста.

С монастырем Креста связана еще одна интересная легенда, согласно которой в нем якобы и по сей день спрятаны сокровища, принадлежавшие Соломонову Храму, в том числе и сама Менора. Говорят, что когда Белисар – полководец Юстиниана в 536 году завоевал Рим, он забрал оттуда священные сосуды Иерусалимского Храма, захваченные у евреев еще Титом в 70 году. Эти сосуды были сначала выставлены в церкви Нея, в Иерусалиме, которая, собственно, и была выстроена императором Юстинианом специально для этой цели. (Остатки этой церкви видны сейчас в нескольких местах в Еврейском квартале). Но затем, из опасения вторжения неприятеля, реликвии были перенесены в монастырь Креста и там спрятаны. В 796 году, во время одного из налетов мусульман, все монахи были преданы мечу и не осталось ни одного человека, который бы знал место, где спрятан клад. Долгое время показывали следы крови в полу, оставшиеся якобы после убиения этих мучеников, и до сих пор раз в году проводится молебен их памяти. С их смертью ушла в могилу память о местонахождении священных предметов.

Арабское вторжение привело христианские Святыни в запущение. Монахи покидали монастыри и старались жить в городах. Жестокость по отношению к христианам достигла своего апогея при халифе аль-Хакиме (996-1021). В результате его репрессий, монастырь Креста приходит в полуразрушенное состояние. Но в 1017 году преследования прекратились. Иерусалимский патриарх добился разрешения на восстановление церквей и монастырей при финансовой поддержке императоров Михаила IV (1034-1041), и Константина Мономаха (1042-1054). Разрушенный монастырь Креста восстанавливался на средства грузинского царя Баграта IV Куропалата (1027-1072), отцом Георгием-Прохоре, грузинским монахом, бывшем иноком Иверского монастыря на Афоне, подвизавшимся какое-то время в монастыре Саввы Освященного. В это время стала также восстанавливаться грузинская община в Палестине. Грузинские монахи прибывали с Афона и пользовались поддержкой Иерусалимской Патриархии, а также получали помощь из казны грузинского царя Давида IV (1089-1125).

Сохранились описания монастыря в заметках многих паломников, число которых заметно увеличилось в эпоху крестоносцев. Среди них наиболее известны английский пилигрим Зевульф (1103 год) и знаменитый русский путешественник игумен Даниил (1106 год). Зевульф, судя по тому как он описывает всякие морские приключения, происшедшие с ним, скорее всего был английским моряком, о чем также свидетельствует его имя – Зевульф (Saewulf) – латинизированная форма от английского прозвища Сивульф (Seawulf), что значит морской волк, он пишет: “...церковь св. Креста находится к западу от Иерусалима, на расстоянии приблизительно миллиария в том месте, где был вырезан Святой крест, церковь досточтимейшая и красивейшая, но язычники разорили ее, однако не вполне разрушили, исключая зданий кругом и келий” [2]. Так описывает монастырь Даниил: “…и есть место за горою, на запад лиць от Иерусалима, и на том месте посечен есть подножек Христов, на нем же пригвоздиша пречистеи нозе Господа нашего Иисуса Христа. И есть место то градом оделано, и посреде града того создана есть церкви, велика вверх, во имя честнаго Креста, исписана есть добре вся. И под великым олтарем, под трапезою глубоко, и есть пень древа того честнаго, и утверждено есть вельми, и покрыто есть над пнем тем дъсками мрамора белаго. И оконце проделано противу древу тому, и есть кругло. И то есть монастырь Иверьскый” [3].

Когда власть в Палестине с победой крестоносцев перешла к латинянам, положение православных конфессий оказалось весьма неустойчивым. Балдуин начал захватывать земли и вотчины, принадлежащие грекам и другим восточным Церквям. Но, благодаря мудрой политике грузинского царя Давида IV (1089-1125), который смог сохранить нейтралитет, все имущество Грузии в Палестине, в том числе и монастырь, осталось в руках грузинских монахов. Но кардинально положение грузин, как и других восточных Церквей, изменилось с изгнанием крестоносцев Салах эд-Дином.

С этого момента начинается период расцвета монастыря. Царица Тамара выкупила у Салах эд-Дина все грузинские святыни, захваченные мусульманами при вторжении в Иерусалим и она же финансировала их восстановление через своего казначея Шоту Руставели. В 1185 году в монастырь прибывает Шота Руставели и осуществляет ремонт строений после оккупации крестоносцев. В главной церкви монастыря восстанавливаются фрески. В манере росписи чувствуется влияние Афонской школы. В это время в монастыре была основана первая библиотека, которая постепенно обогащалась новыми работами и стала одной из важнейшей в Иерусалиме. В монастыре велась на грузинском и греческом языках “Поминальная книга”, хранившая память о тех, кто жил в обители или оставил след своим пребыванием. Сейчас она хранится в книгохранилище Греческой Патриархии в Иерусалиме. Одна из записей первой четверти XIII века свидетельствует, что здесь умер казначей Шота, по которому в этот же день устроили поминки: “Ниже купола колонны обновил и расписал... Шота Руставели, казначей, где сам он тоже изображен стариком” (см. фото). (Шота Руставели занимал при царском дворе Грузии высокую должность вазира – “мегурглетухуцеси”, наподобие министра финансов). О пребывании Руставели в монастыре мы узнаем также из книги “Путешествий” архиепископа Тимоте Габашвили, Кутаисского митрополита и общественного деятеля Грузии, посетившего Иерусалим в 1755-1758 годах.

Хотя нет никаких доказательств, что казначей Шота Руставели, живший в монастыре Креста и полуанонимный Руставели, автор поэмы “Витязь в тигровой шкуре” – одно и то же лицо, грузинские эксперты, обследовавшие монастырь в 1959 году, обнаружили тот самый портрет, упомянутый Габашвили на одной из колонн, закрашенный черной краской. Этот портрет стал считаться отныне автопортретом великого поэта.

К концу XIII века, при фанатичном мамелюкском султане аз-Захире Байбарсе (1260-1277), монастырь был захвачен мусульманами. Монахи были обвинены в передаче военной информации монголам, так как Грузия, так же как и Россия, в то время находилась под игом Золотой Орды, все “шпионы”, включая настоятеля, понесли соответствующее наказание, остальные монахи выгнаны, церковь превращена в мечеть, а монастырь стал заавией – обителью дервишей. Но в 1305 году монастырь был снова возвращен своим законным владельцам при вмешательстве императора Андроника II Палеолог (1281-1332). Рассказывают о византийском после Константинопольского императора и после царя Грузинского, которые явились пред египетским султаном с подарками и просьбой вернуть монастырь грузинам [4]. Их просьба была удовлетворена. Тем не менее в середине XVI века мусульмане стали требовать монастырь обратно. Они привели свидетельства, что в былые времена здесь была мечеть, там остались два михраба и камни с остатками арабских надписей, но их старания не увенчались успехом. Но также и грузины не смогли долго оставаться хозяевами монастыря.

В 1643 году архимандрит Никифор (Николай) Чолакашвили при финансовой помощи князя Леона Дадиана (Дадиани Леван) (1591-1657) обновляет монастырь, диакон Григорий (Гавриил) реставрирует росписи храма и частично пишет новые.

В конце XVII века монастырь переходит во владение Греческой Ортодоксальной Церкви. Патриарх Досифей (1669-1707) оплатил все долги грузинской братии и взял монастырь под свою юрисдикцию, несмотря на греческую принадлежность, в монастыре продолжали проживать также и грузинские монахи.

В 1855 году в монастыре была открыта патриаршая богословская школа (на втором этаже) и при ней церковь во имя св. Иоанна Дамаскина и св. Варвары. Школа сейчас переведена на Сион. В монастыре она существовала до Первой мировой войны. Во время Войны за независимость 1948 года монахи покинули монастырь, и до окончания войны там размещались учащиеся еврейской молодежной организации “Гадна” – аббревиатура “ гдудей ноар” – отряды юношества.

Капитальный ремонт здания был проведен в период с 1970 по 1973 год при патриархе Диадоре I. Сегодня монастырь открыт для публики как живой музей.

Описание монастыря.

В монастырь можно пройти только через низкий и узкий вход, сделанный в стене таким образом, чтобы во время осады затруднить проникновение неприятеля. Пройдя калитку, мы сразу попадаем в монастырский дворик, на который выходят кельи монахов, комнаты для гостей, магазин сувениров и много других помещений. В коне первого дворика калитка ведет в еще один дворик, оттуда уже попадаем в церковь, после осмотра которой рекомендуется подняться на второй этаж и осмотреть старинную хлебопекарню, кухню и трапезную.

Но наибольший интерес, безусловно, представляет главная церковь, построенная в XII веке. В своем плане она является базиликой, типичной для православных церквей, – так называемая крестово-купольная архитектура. Здесь нет ни современных картин, ни росписи, это церковь-музей, хранящая уникальные шедевры древнего церковно-православного искусства, наибольшую ценность из которых представляют уцелевшие фрески. Эти фрески – не только вид изобразительного искусства, все вместе они представляют собой как бы древний манускрипт, содержащий в своих символах-буквах богословский трактат.

Каждый православный храм обычно имеет свою собственную систему росписи, которая, несмотря на общие для всех каноны, обусловлена своей особой богословской программой и выражает собой определенную богословскую идею. Главная тематика наших фресок – монашество, и в этом отношении наша церковь являет собой определенную оригинальность. Здесь почти отсутствуют традиционные иконографические циклы, такие, как: сцены из жизни Христа, Двудесятые праздники, Страсти и чудеса, зато довольно много святых-монахов. Все это свидетельствует о монашеском характере церкви. Отовсюду на нас глядят святые, угодники, подвижники, прославившиеся в своей аскетической жизни, и среди них мы встречаем много представителей и Палестинского монашества, уже знакомых нам по памятникам Святой Земли. По стилю и идее росписи чувствуется Афонская школа иконописи. Афанасий Афонский был (см. ниже), вне сомнения, наставником св. Прохоре – реставратора монастыря.

Говоря о православном храме в наш век всеобщего нигилизма, нельзя не сказать несколько слов об иконопочитании, понятии довольно извращенном, особенно, в среде большинства “просвещенных” израильтян. По-моему, несмотря на то, что шедевры средневековой храмовой живописи православных церквей наконец повсеместно обретают признание, и находят отклик и понимание как у верующих самых различных конфессий, так и у атеистов, но, вместе с тем, ничто, пожалуй, из творений рук человеческих не породило на свете столько суеверий, как иконы.

Первое суеверие, много раз осуждаемое Церковью, связано с ожиданием от икон определенных магических действий. Порой дело доходило до того, что некоторые священники соскабливали краску с икон и смешивали ее с причастием. Там, где есть это суеверие, там нет подлинного проникновения Слова Господня, запечатленного на иконе в сердце верующего. Чтобы ощутить на себе Его воздействие, нужно перестать смотреть на икону потребительскими глазами, а постараться понять ее душу, тогда, может быть, и она “увидит” вас и станет чудотворной.

Второе суеверие связано с обратной реакцией на суеверие первое. Это отношение к самому иконопочитанию как к идолопоклонству. Многие евреи, например, вообще убеждены, что все христиане – идолопоклонники, так как они-де молятся на иконы. Они даже не верят, что есть христиане, которые на иконы не молятся, пуритане или баптисты, например. А кого же еще из “христиан” мог знать средний европейский местечковый еврей, как не полуграмотное русское или украинское отребье, пьяную чернь, которая держа в руках иконы отправлялась на погромы и грабеж? Для большинства евреев христианство есть суеверное мировоззрение “вожака пивной стойки”, погромщика и антисемита, это реакционная идеология государства и Церкви, которая действительно на протяжении ближайших двух тысячелетий являлась тяжелой помехой умственному развитию, и прежде всего самой христианской идее. Но посмотрите на эти древние иконы, и вы увидите на них добрые, часто типично еврейские лица, одухотворенные, исполненные интеллектом, среди них вы не найдете ни одного лика с треугольными, исполненными ненависти глазами фанатика. Прочитайте эти лица, поверьте им и не верьте черни. А что касается почитания икон, то, прежде чем его осуждать, не мешало бы подумать, отличается ли оно чем-нибудь от почитания верующими евреями книг с текстами Торы и других священных предметов? Да, там, правда, нет изображения, скажете вы. А что значит изображение? Разве это не тот же текст, который своими средствами проповедует Слово Господне? Роспись храма является той же книгой, из которой человек узнает важные вещи: факты священной истории, основы христианской философии, получает пищу для ума и для сердца. Отец Церкви Иоанн Дамаскин назвал икону “школой для неграмотных”, но следует добавить, что этим далеко не ограничивается ее роль в духовной культуре. Если на Западе в проповедовании Слова Господня приоритет имели книжные знания, то на Востоке, и, в особенности, на Руси, народ научила вере икона.

Леонтий Иерапольский в VIII веке писал: “Как мы чтим Библию не поклоняясь естеству кож и чернил, но Слову Божьему, заключенному в ней, так мы почитаем в иконе не краски и доски, а Того, чей образ написан этими красками на этой доске”. Эту доктрину Православия утвердил 7-й Вселенский собор, который состоялся в 787 году в Никее и постановил, что, чествование и поклонение иконам в Православии относится не к их веществу, не к дереву и краскам, а к Тому, Кто изображен на иконе. Такое почитание, конечно, ничего общего с идолопоклонством не имеет. Но здесь опять-таки могут возразить, что на иконах не всегда изображается образ Всевышнего. Да, мы даже скажем, что на иконах никогда не изображается непосредственно Всевышний, более того, это Церковью запрещено, ибо “Бога не видел никто никогда” (Ин. 1:18), но кого бы ни изображала икона, она всегда несет на себе Слово Господне, а следовательно, Его Дух и Образ. Икона всегда Христоцентрична, так как житие каждого святого подвижника Христоцентрично, т. е. обращено ко Христу и озарено Его Духом. Поэтому в каждом святом мы сталкиваемся не с каким-нибудь частным явлением, а со всеобщим и универсальным проявлением, Слова Господня. Это значит, что тот святой, который изображен на иконе, отражает не только свой собственный облик, характер или культуру того народа, к которому принадлежал, а прежде всего, тот Дух, которым был вдохновляем человек Божий. Проявление этого Духа всегда поразительно: в какое бы время и среди каких бы народов он ни действовал, его воздействие не может оставить равнодушным и не вызвать благоговения у всякого искреннего сердца. Но есть “верующие”, которые проявляют особую щепетильность в отношении национальности святого. Для них есть святые “наши” и “не наши”, например, они говорят: можно почитать либо Сергия Радонежского либо Франциска Ассизского, но не их обоих вместе. Такая позиция ничего общего с истинной верой не имеет, так как, отвергая того или иного святого не по моральным соображениям, а из-за лукавого идеологического и политического расчета, эти люди отвергают и абсолютные ценности, исходящие из Единого Источника – Абсолютного Добра, что и есть Христос, действующий через своих посланников.

Кто автор иконы? Порой трудно сказать, так же как в известной миниатюре А. Райкина трудно было дознаться, кто шил костюм в ателье несчастному заказчику. Костюм шил коллектив, в результате получился брак, один из работников, правда, признался, что лично он пришивал пуговицу, и это была как раз добросовестная работа –“намертво пришита”. С иконой происходит все как раз наоборот. Ее обычно также пишет “коллектив”, нередко даже неизвестно кто из них выполняет какую работу, но, как правило, процесс создания иконы подразделяется на отдельные этапы, для которых существуют свои специалисты: грунтовщики, олифщики, знаменщики, мастера доличного письма, личного письма (только лицо и руки) и многие другие. И в результате получается шедевр. В отличие от ателье без портного, в иконописном цеху есть невидимый Автор, Он же и Мастер, который водит руками различных художников (почти как дух блюдечком на сеансах спиритизма). Даже если икона выполнялась от начала до конца одним мастером, то и в этом случае иконописцы, в отличие от художников-живописцев, никогда не считали себя авторами, а только лишь исполнителями.

Большие мастера, такие, как Андрей Рублев, прежде чем написать икону, подолгу постились, молились, духовно очищались. Почему? Трудно сказать однозначно, наверное, и потому, что всякий художник, чтобы он ни писал, он всегда пишет свой автопортрет, и вносит частицы индивидуальности своей души, как, например, и пианист, играя чужое произведение, он тем самым как бы изображает свой духовный портрет, показывает всем, кто он и что он, какова именно его душа, если он играет бездарно, значит, такова и душа, и только гении могли всецело перевоплощаться в Моцарта, в Баха, в Шопена, отдаваясь их духу и забывая о каком-либо ныне модном “самовыражении”. Иконописцы же как раз-то и хотели избавиться от своей индивидуальности в работе, от всего наносного, преходящего, смертного, так как, чтобы писать Бога, надо самим быть Богом или таким же совершенным, как Он. Конечно ясно, что в полной мере этого добиться невозможно, но с другой стороны, каждый человек – он и иконописец, и икона. Наше лицо – всегда икона, образ нашего духа, а поскольку каждый человек создается по образу и подобию Божию, то должен нести на себе Его изображение. Но живой человек своими грехами это изображение искажает, а иконописец восстанавливает, как бы говоря: “вот такими мы должны быть”. Поэтому многие критики, такие, как Николай Покровский, Евгений Трубецкой, Павел Флоренский отрицательно относились к тенденциям реализма XVII века, проникавшим время от времени из светского искусства в храмы. Этот реализм они называли живоподобием – писать “яко живо”, а произведения таких художников как В. В. Верещагин, расписавшего, кстати, храм Марии Магдалины на Елеонской горе в Иерусалиме, профанацией религиозного искусства.

Говоря о православных иконах, выполненных в традиционном стиле греческого письма, который к XVII веку Православная Церковь стала забывать, нельзя не сравнить их с иконами так называемого итальянского стиля, который в XVIII и XIX веке переняла и Православная Церковь. На первый взгляд создается впечатление, что традиционные иконописцы не имеют ни малейших понятий об элементарных правилах рисунка. Они не соблюдают пропорций, нарушают правила перспективы, игнорируют принципы художественного реализма как подобия действительности. Да, игнорируют, но не по своей невежественности, как думают некоторые, а игнорируют сознательно. Классическая икона не знает также и техники светотени. И действительно, какая тень может быть на Самом Свете? Лики изображены так, как будто не свет их освещает извне, а наоборот, исходит откуда-то изнутри. Достигается этот эффект особой техникой, так называемой пробелкой – равномерным наложением белил на выпуклые части лица. Распространено мнение, что средневековое искусство греко-византийского стиля есть определенный регресс по сравнению с шедеврами античности. Но на самом деле это не так. Греки ничего не упустили из своей древней культуры, они продолжали строить христианские храмы ничуть не уступающие языческим святилищам и даже во многом их превосходящие, более совершенной стала и техника мозаики и техника фресок, но изменилось само содержание изображаемого, а следовательно, нужны были новые формы. Прежде всего, было изъято из христианского искусства все, что побуждало к похоти, чувственности, создавало игру воображения, иллюзию реальности, отвлекая внимание от духовной медитации. Зато выработался определенный язык символов и канонов, ставящий целью ввести верующих в мир идеальных реальностей. Для церковных православных художников, например, было немыслимым писать, образ Богоматери и святых с реальных живых натур, образ жизни которых был весьма далек от благочестивой жизни, что не стеснялись делать Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль и др. (В отношении мастеров Итальянской школы, можно было бы сказать словами старого еврейского анекдота: “Сара, ты тоже права”, так как их правда заключалась в другом, все они были, наоборот, реалисты и писали на злобу дня, используя Библейские образы, как символику, для выражения современных реалий; таким образом, их картины служили даже как бы политическими памфлетами).

Религиозное искусство всегда суть восхваление Бога. И храмовая архитектура, и музыка, и живопись, и иконы – все средства могут и должны служить этой цели, о чем и поется в 150-м псалме: “Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтыри и гуслях. Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя”. Сила искусства для выражения Слова Господня порой бывает намного более действенна, чем речь проповедника и может послужить на благо диалога между различными народами и конфессиями, исповедующими разные традиции. А при определенных обстоятельствах икона может оказаться даже единственным средством обращения к сердцу иноверца. Нередко взаимопониманию между верующими препятствуют чувства антипатии к проповеднику или тому, кто его послал, опасение, что тот прибыл с определенной корыстной миссионерской целью, и т. д., но, войдя в храм и постояв там некоторое время в одиночестве, иноверец обязательно испытает на себе проповедь икон, которые скажут ему гораздо больше, чем слова промывания мозгов, атакующие людей со страниц брошюр, листовок, разбрасываемых активистами по почтовым ящикам, теле- и радиопередачи и другие пропагандистские акции, часто приобретающие эффект бумеранга. Архиепископ Анатолий (Мартыновский) в 1845 году писал: “Главная цель иконопочитания содействовать живому проповеданию предметов веры и священных событий, благодетельных для всего человеческого рода к насаждению и углублению их в сердце человеческом” [5]. Это по сей день, к сожалению, не понимают ортодоксальные евреи, баптисты, пуритане и др., все, кто отверг икону как атрибут религиозного культа.

Церковь монастыря Креста дает нам уникальную возможность познакомиться с подлинным православным искусством и традиционной иконографией. Гармония архитектурных линий, мозаики пола и стенных росписей делает главную церковь монастыря живым музеем христианского искусства от средних веков до наших дней. Стенная роспись особенно уникальна и определенно доказывает, что искусство было достаточно активно в Православной Церкви даже в самые темные времена мамелюкского и оттоманского владычества.

Ознакомимся с этими шедеврами, последовательно осмотрев церковь согласно прилагаемому ниже плану (см. План церкви монастыря Креста).

Фрески над главным входом (1). С XI до XVII века церковь реставрировалась и украшалась росписями хагиографами примерно в три этапа: 1. Прохором в XI веке, Шотой Руставели в конце XII века и Николаем Никифором, настоятелем монастыря в 1643 году. Возможно, начало росписи положил Прохоре и, спустя 100 лет, их завершил Руставели, в чьем распоряжении были необходимые фонды. Деятельность Никифора имела обновительный характер. Те фрески, которые полностью погибли, были замещены новыми, а другие, менее пострадавшие, были просто подписаны. На нижней дверной перемычке изображен как бы медальон Богоматери с Младенцем (см. фото). Этот тип иконы называется “Панагия”, что значит Всесвятая. Здесь Мария предстает как Царица Небесная, Она увенчана короной и облачена в красный мафории, в правой руке – четки, в левой – Христос. Вокруг нее греческие буквы – “ΜΡ ΘΥ” (ΜΗΤΗΡ ΘΕΟΥ), что значит Матерь Божия, вокруг Младенца – ΙΣ ΧΡ (инициалы Иисус Христос) – символика, часто употребляемая в традиционной иконографии. Такие изображения Божией Матери в виде небольших круглых иконок часто делают на медальонах, и носят на груди высшие церковные чины как знак архиерейского достоинства.

Внизу, под медальоном, рука Господня держит на ладони 10 человеческих голов. Обрамляют эту перемычку две надписи (слева – на грузинском, справа – на греческом), которые сообщают:

(Грузинская): “Расписан и возобновлен (обновлен, буквально: просветлен, освещен) сей святой и всечестный храм животворящего Креста по соизволению Леона Дадиани, рукою (через посредство) и большими стараниями всенедостойного игумена [монастыря Креста] и Св. Голгофы Никифора, сына Омина Чолакашвили, уповающего и преданного сему монастырю, который (Никифор) возобновил купол и алтарь на свой счет, хроникона 331 (1643 г.). Кресте, помилуй грешного дикея Григория. Аминь”.

(Греческая): “Расписан и возобновлен сей божественный и всечтивый храм честного и животворящего Креста издержками и пособием светлейшего властителя Леонта Дадиана и содействием и трудом преподобнейшего иеромонаха и архимандрита господина Никифора и рукой и искусством нижайших иеромонахов Моисея, Григория, сына Неофила (Неофита) и иеродиакона Герасима, сына Мины; в лето от Христа 1644, месяца Января 11-го дня”.

На верхней перемычке изображены два летящих ангела.

На правой притолоке – неизвестный святой, возможно, Петр Иверский, в прошлом грузинский князь, который стал монахом и был впоследствии назначен императором Феодосием в качестве епископа Газы (см. фото). Рядом с ним, на правом пилястре, – царь Соломон. Он держит в руках свиток с цитатой из дейтероканонической книги Премудрости Соломона: “А души праведных в руке Божией” (Прем. 3:1). Эти слова относятся к вышеупомянутой руке, что изображена вверху, слева (см. фото).

На левом пилястре прохода можно разглядеть символическое изображение монаха, одетого в мирские одежды, как бы блудный сын, препоясанный веревкой и босой, пришел он из праздного мира, и с покаянием сдался на милость Христа. Он изображен распятым, с завязанными глазами и держащий зажженные свечи в обеих руках. Греческая надпись объясняет символику: “Мир распят в Меня и Я в мир”, а внизу на грузинском: “Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи” (см. фото). Объяснить это изображение нам помогут слова апостола Павла: “Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу” (Гал. 3:19); “Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями” (Гал. 5:24); “Зная, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы не быть уже рабами греху” (Рим. 6:6). Но почему у нашего монаха завязаны глаза? У Феофана Грека, например, некоторые столпники изображаются с закрытыми глазами или вовсе без глаз. Этим иконописец подчеркивает значение взгляда, направленного не вовне, а вовнутрь, на созерцание Божественного света, именно в этом созерцании монахи видели суть аскетического подвижничества, так называемого умного делания – исихазма – мистического учения восточного монашества. “Слепым прозрение” – так прорек Исаия действие Духа Господня на верующих, и, чтобы его удостоиться, нужно осознавать себя слепым.

На пилястре южной части западной стены (2) изображены грузинские святые: слева – св. Евфимий Новый Святогорец Иверский (Афонский) † 1028, справа – св. Георгий Святогорец Иверский – переводчик Святого Писания на грузинский язык † 1066, в левой руке он держит свернутый свиток (см. фото). Оба одеты в монашескую одежду, оба жили в эпоху расцвета феодальной Грузии во времена правления грузинского царя Баграта III (980-1044). Со времени правления этого царя также начинается и новый период расцвета Крестового монастыря, а также и приобретение вотчин и основание грузинских центров в других странах, в частности в Греции. Братья Иоанн и Евфимий из рода Багратидов основали Иверский монастырь на Афоне.

Северо-западный столб (I). (Первый от входа, слева).

На западной стороне (Ia), обращенной лицом к входящим, изображена встреча Марии и Елисаветы (см. фото). Этой умилительной иконой встречает церковь каждого входящего. Сцена объятия двух женщин – матери последнего Ветхозаветного пророка и Матери Нового Адама – символизирует преемственность и любовь двух Заветов. Традиция изображать ее на первом плане в храме известна с ранних времен Христианской иконографии.

На северной стороне колонны (Ib) изображен святой Пахомий, принимающий от архангела Рафаила эмблемы монашества – схиму и четки (см. фото). Пахомий Преподобный † 348, родом египтянин, основатель Киновитной формы монашества, которую насаждал в Верхнем Египте. Выше – св. Анастасия Римляныня, пострадавшая при императоре Деции в 249 году.

На восточной стороне колонны (Ic) изображены святые отцы: св. Афанасий и св. Кирилл (в шапке) (см. фото). Это наиболее известные отцы Церкви, основоположники христианского вероучения, которые разработали для Церкви основные догматы веры. Поэтому с древних времен укоренилась традиция писать их изображения на столбах православного храма, тем самым подчеркивая роль этих святых как столпов веры – своими подвигами они держат Церковь, как столбы держат своды храма [6]. Созерцая их лики, верующие могли также более подробно узнать об их учении, мысленно медитируя и повторяя когда-то сказанные ими слова. Во всяком случае, каждая неграмотная старушка, посещавшая церковь знала наизусть Никео-Царьградский символ веры и могла объяснить, в чем сущность Божества. Поэтому и мы вкратце упомянем суть их учения.

Афанасий Великий (293-373) был епископом Александрии и вошел в историю Церкви как наиболее ярый борец с арианством. Поскольку всю свою жизнь он посвятил защите определений Никейского собора (325 г.), Афанасий был прозван столпом собора, хотя на самом соборе он не играл ведущей роли, а был там в качестве сопровождающего епископа Александра. Для протестантов он также известен как автор Афанасьевского символа веры, принятого Мартином Лютером наравне с двумя другими – Апостольским и Никейским, в которых реформатор видел выражение вселенского церковного веросознания. Афанасьевский символ принимается всеми протестантами за исключением социан и некоторых других сект, являющихся, так сказать, антитринитариями, т. е. отрицающими догмат о Святой Троицы (своего рода новые Ариане). В Афанасьевском символе ясно изложено учение о Святой Троице. В первой части символа говорится о трех лицах Божества при единстве существа, а во второй о двух естествах Иисуса Христа при единстве лица. Эта идея о единосущности всех лиц Святой Троицы была высказана еще учителем Афанасия александрийским епископом Александром: “Святая Троица есть в Троице Единица”. Пресвитер Арий же возразил, что если Отец родил Сына, то рожденный как таковой имеет начало бытия и, следовательно, было время, когда Сына не было и Он имеет Свое существо из Небытия. Александр устроил диспут по этому поводу и присоединился к мнению, что Сын совечен и единосущен Отцу и отлучил Ария от Церкви. Тот же, в свою очередь, пожаловался на Александра епископу Никомидии Евсевию, и Евсевий благословил Ария продолжать проповедь на тему: “Что произошло, не было прежде, чем произошло” [7]. К Арию присоединились еще 5 епископов, в том числе поначалу и известный нам Евсевий Кесарийский (впоследствии его осудивший). Как нам может сегодня представиться картина этой идеологической борьбы того времени, то беспристрастно смотря, можно сказать, что на стороне этих проклятых Церковью еретиков – Ария, Нестория, были как раз представители интеллектуальной элиты общества, в то время как наших святых отцов поддерживала полуграмотная фанатичная чернь. Сами же методы дискуссии, применяемые святыми отцами против оппонентов хорошо нам напоминают методы советского КГБ в дискуссиях с инакомыслящими. Что же характеризует собственно греков, то в отличие от нас, у них философия всегда выходила на улицу, философия у греков, заядлых спорщиков, всегда была составной частью характера народа, достаточно вспомнить хотя бы популярность бродячих софистов, киников (циников) или горячие споры в портиках Стои. В IV веке нашей эры характер народа почти не отличался от того, каким он был и во времена Сократа. Григорий Нисский приводит даже такое свидетельство: “Все полно таких людей, которые рассуждают о непостижимых предметах; спросишь, сколько нужно заплатить оболов – философствуют о рожденном и нерожденном, хочешь узнать о цене на хлеб, отвечают: Отец больше Сына, спрашиваешь готова ли баня, – говорят: Сын произошел из ничего”. Неслучайно этот пожар разгорелся в Александрии – “величайшем торжище вселенной”.

Ария в чем-то тоже можно понять. Стремясь искоренить из сознания обращенных им из язычников неофитов, он стремился в догмате о Божестве всячески избежать опасности политеизма, ведь даже до сих пор многие еврейские богословы обвиняют в этом христиан, основываясь именно на их догмате о Троице. Бог один, – “Адонай Элогейну – Адонай эхад” – читают ежедневно евреи в своей молитве “Шма Исраэль”. Но ведь и догмат о Троице не учит, что Богов три, три лица, три ипостаси – это не три Бога. Но и евреи, и христиане должны понять, что суть веры не в доктрине, а в любви и преданности к Богу и в активном служении Его делу. Правы ли были Ариане или нет, я не знаю, но если даже они и заблуждались теоретически, то это не мешало им ревностно выполнять Господню волю, проявляя исключительную энергию в проповедовании Евангелия и обращения в христианство огромных масс язычников. Не исключено, что именно в этом главная причина ненависти к арианству со стороны Ортодоксальной Церкви – национальная вражда к варварам, которые почти все к тому времени были сплошь ариане, переходила во вражду религиозную. Догмат о Троице, таким образом, стал своего рода национальным паролем, как в России, во времена раскола, крестное знамение, совершенное двумя перстами, было символом неповиновения царю. Кроме всего прочего, Афанасий был для своего времени выразителем умонастроения широких народных масс. Эти люди хотели ни более ни менее, как освятиться, обожиться (как будто сие может зависеть от мнения Ария), но их приобщение к Божественному осуществлялось пока чисто языческими методами, не преобразуясь внутренне, не понимая и не принимая самого Иисуса как Человека, поэтому для них Иисус Ария был смертным приговором. “Я не могу поклоняться твари, имея повеление стать Богом” – говорил Василий Великий.

В дальнейшем, как это видно из истории Церкви, оказалось, что никто из спорящих тогда сторон не был прав. Как человек рожденный от женщины, Иисус по плоти был создан Господом как и все материальное, но То, что воплотилось в Него, есть, как гласит Никейский Символ веры: “рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша”. Поэтому Церковь вскоре поняла, что, осуждая Ария, были допущены определенные перегибы, которые впоследствии получили название вышеупомянутой нами монофизитской ереси.

Арий был совершенно прав, когда боялся признать в Иисусе еще одного бога-идола, ибо в его время подобная тенденция получила широкое распространение среди христиан, особенно в учении гностиков. Гностики учили, что Иисус есть воплощение высшего Бога-эона Софии (Мудрости), который был послан на землю, чтобы исправить ошибки другого сына Софии архонта Иалдабаофа, демиурга, творца мира сего, т. е. Ветхозаветного еврейского Бога, который, мол, по безграмотности своей все сделал неправильно.

Я не знаю, какая разница в том, если сказать, что Иисус – человек, в которого воплотился Бог, или сказать, что Иисус – Бог, который воплотился в человека. Единосущность Отца и Сына ясно выражена в следующем эпизоде Евангелия от Иоанна: “Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь: “покажи нам Отца”? Разве ты не веришь, что Я в Отце, и Отец во Мне? Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела” (Ин. 14:8-10). В учении Самого Иисуса нет никакого разделения Бога на Отца и Сына, но один Бог может называться разными словами. Я думаю, что в тринитарных спорах язычник Сенека далеко бы превзошел христианских богословов, он писал: “Если бы, получив что-нибудь от Сенеки, ты сказал, что должен Аннею или Луцию, то ты переменил бы не кредитора, а название его; потому что называл бы ты его по имени или по фамилии, или по прозвищу, он остался бы одним и тем же. Так и в настоящем случае, называешь ли ты (Бога) природой, Судьбой, Фортуной – все это суть наименования одного и того же Бога, разнообразно проявляющего свое могущество” [8]. Поэтому, господа, называйте Кредитора, как вам угодно, Ему важно, чтобы вы платили Ему долги.

Кирилл Александрийский. † 444 год.

Патриарх Александрии, один из отцов Церкви, деятельность которого была сосредоточена на борьбе с ересями новациан, несториан, и евномиан, по своим взглядам близкий Афанасию Великому и в какой-то степени его преемник, св. Кирилл прославился как герой Эфесского собора 431 года. Среди палестинских монахов имя его пользовалось большим уважением. Его значение как богослова имеет особую роль в христологии, т. е. в разъяснении природы Христа. Он пытался соединить в одну природу Божеское и человеческое естество Христа, что роднило его с монофизитами. Нельзя, мол, исповедовать в “одном Сыне два естества – одно поклоняемое, а другое непоклоняемое”. И в то же время он подчеркивал: “Не освободились бы от греха и проклятия, если бы плоть, в которую облеклось Слово, не было по естеству человеческой, потому, что с чуждым для нас не было бы у нас ничего общего”. Его главный тезис, из-за чего он анафематствовал Нестория, о единой, Богочеловеческой природе Христа, был в конце концов оспорен Халкидонским собором 451 года, который признал в Христе две природы – Божескую и человеческую и осудил монофизитство как ересь. В начале V века Византии угрожала та же судьба, что постигла Рим в 476 году. Все население охватил ужас при виде войск варваров, которые были сплошь ариане. Племенная ненависть умножалась религиозным отвращением. В это время в Константинополь пришел Несторий, который предложил разрешить спор о том, как именовать Марию, Мать Иисуса, возникшем между апполинаристами, называвшими Ее Богородицей и арианами, говорившими “Человекородица”, и внес предложение именовать Марию “Христородица”. В этом не было особой ереси, в сущности, Кирилл считал так же. Им бы следовало догмат сформулировать так, что Слово, соединившись с плотью в утробе Матери, усвоило себе плоть, с которой родилось. Позже Несторий и сам говорил, что соединение произошло с момента Благовещения (Инкарнации). Но это заявление запоздало и не было расслышано. Улица стала шуметь раньше, чем разобрала дело: “Несторий отвергает Богородицу, значит, он из Христа делает только человека, а это уступка язычеству, измена народу и вере, подарок врагам, ненавистным готам, принявшим “Ариево зловерие” и угрожающим существованию империи”. Отсюда страстность борьбы и необычный успех Кирилла. Это был епископ-националист, ненавидящий свободомыслие и не гнушавшийся демагогией. Однажды, на улице Александрии, Кирилл приказал своим монахам убить ученую гречанку Ипатию, и чернь как цепные псы тут же у него на глазах растерзала ее – такими методами патриарх вел порой богословские дискуссии. Нельзя сказать, что сей нрав патриарха приходился по душе образованным грекам и светским властям империи; так, когда в Константинополе началась смута, то император Феодосий прямо приписал ее Кириллу как зачинщику. На Пятидесятницу 431 года в Эфесе был назначен собор. Духовенство и монашество устраивало Несторию дикие сцены. Монахов заковывали, клеймили, били, преследовали угрозами, изгнанием, заточением. Уже после собора Несторий жаловался, что “акты в Эфесе составлены были не так, как следует, и это было сделано происками и незаконными прибавлениями Кирилла”. Дело Нестория прошло очень быстро. Прежде всего было прочитано послание Кирилла к Несторию. Отцы заявили, что они так и веруют. Затем было прочитано ответное послание Нестория. Без всякого обсуждения отцы по очереди стали заявлять, что послание “чуждо православной вере”. Прений не было. Несторий был отлучен. Хорош ли был Кирилл или плох, его оправдывает в глазах Церкви лишь то, что он защищал Истину, которая впоследствии восторжествовала (а для этого все средства хороши). В борьбе за Истину победителей не судят.

Продолжим осмотр храма.

На южной стороне столба (Id) имеется грузинская надпись: “Всечестный Кресте и Святые архангелы Михаил и Гавриил, помилуйте Омана Чолакашвили и сына его Моурава Каихосро и супругу его (Омана) Варвару, аминь”. Над ней архангелы Михаил и Гавриил держат медальон с изображением Христа. Выше – “Агнец Божий”. Младенец Христос лежит на подушке в центре. Два ангела держат символы страстей: крест, копье, губку и сосуд с уксусом (см. фото). Обычно это изображение является частью евхаристического цикла и размещается, как правило, в центральной части храма вместе с великими отцами Церкви – св. Иоанном Златоустом, Василием Великим, Григорием Богословом, Афанасием Великим и Кириллом Александрийским.

В проходе между западным и восточным столбом на арочной перемычке с западной стороны изображены св. Мокий, выше св. Феодосий Киновиарх, его жизнеописание см. выше (см. фото).

На восточной стороне перемычки изображен пророк Даниил во рве со львами, а над ним появляется пророк Аввакум, несущий Даниилу пропитание (см. фото). Как написано в дейтероканоническом приложении к книге Даниила в 14 главе, вавилоняне стали негодовать на царя Кира за то, что тот попал под влияние Даниила и разрушил их идолов и: “восстали против царя, и сказали: царь сделался Иудеем, Вила разрушил и убил дракона, и предал смерти жрецов, и придя к царю, сказали: предай нам Даниила, иначе мы умертвим тебя и дом твой. И когда царь увидел, что они сильно настаивают, принужден был предать им Даниила, они же бросили его в ров львиный, и он пробыл там шесть дней. Во рве было семь львов, и давалось им каждый день по два тела и по две овцы; в это время им не давали их, чтобы они съели Даниила. Был в Иудее пророк Аввакум, который, сварив похлебку и накрошив хлеба в блюдо, шел на поле, чтобы отнести это жнецам. Но Ангел Господень сказал Аввакуму: отнеси этот обед, который у тебя, в Вавилон к Даниилу, в ров львиный. Аввакум сказал: господин! Вавилона я никогда не видал и рва не знаю. Тогда Ангел Господень взял его за темя и, подняв его за волосы головы его, поставил его в Вавилоне над рвом силою духа своего. И воззвал Аввакум и сказал: Даниил! Даниил! возьми обед, который Бог послал тебе. Даниил сказал: вспомнил Ты обо мне, Боже, и не оставил любящих Тебя. И встал Даниил и ел; Ангел же Божий мгновенно поставил Аввакума на его место” (Дан. 14:28-39).

С южной стороны арки изображены: запад – Салузий апостол, восток – Руфин апостол.

Северо-восточный столб (II).

На западной стороне столба (IIa), над ступеньками, справа, изображен св. Христофор – уроженец Малой Азии. Слева – Кирилл Иерусалимский (315-386), епископ Иерусалимской церкви и отец Церкви (см. фото). Под ними – Серапион (см. фото). Святой Серапион † 350, прозванный Синдонитом, так как с юности и до кончины ходил в одной верхней белой одежде (синдон). Однажды он отдал одному нищему, дрожащему от холода, свою последнюю одежду, другому нищему отдал свое единственное богатство – книгу Евангелия, которую дотоле не выпускал из рук. Вверху – слова 48-го Псалма: “Слушайте сие, все народы; внимайте сему, все живущие во вселенной и простые, и знатные, богатый, равно как бедный” (Пс. 48:2-3).

На северной стороне (IIb) – Афанасий Афонский и Исидор Пелусиот (см. фото). Святой Афанасий Афонский считается основателем знаменитого Афонского монастыря. В 956 году он пришел на Афон. Вскоре по всей Святой горе распространилась слава его подвигов. Сочиненный им устав дал первенство его лавре между всеми монастырями. Его последователи – грузины Иоанн и Евфимий создают знаменитый Ивер на Афоне. Мощи св. Афанасия покоятся в храме 40 мучеников на Афоне. Ему принадлежит “Духовное завещание” и “Церковный устав”. Преподобный Исидор † 434 из Пелусия (вблизи Порт-Саида в Египте) – игумен, экзегет антиохийской школы, ученик Иоанна Златоуста, стал пустынником и настоятелем отшельников в Синайской пустыне. Вверху, над ними, слева – св. Христина, справа – Мария Магдалина (см. фото).

На восточной стороне (IIc), вверху – пророк Софония, внизу справа – Иоанн Креститель и слева – его отец Захария (см. фото). Выше – рождество Иоанна Крестителя. Софония держит в руке пергамент, на котором по-гречески написаны слова: “...оставлю среди тебя народ смиренный и простой, и они будут уповать на Имя Господне. Остатки Израиля не будут делать неправды. Остатки Израиля...” (Соф. 3:12-13).

На южной стороне (IId) – цари Давид и Соломон (см. фото), под ними – грузинская надпись: “Архангелы Михаил и Гавриил, помилуйте Мамисимеди”. Вверху – Авраам приносит в жертву Ицхака.

Юго-западный столб (III).

На западной стороне (IIIa) изображены апостолы Петр и Павел. Петр держит в руке ключи – символ духовной власти Церкви на земле и на Небе. Между ними изображен грузинский монах в молитве, надпись над ним сообщает: “Расписавшему сей [храм] Гавриилу Петрадзе, архидиакону (архиепископу?) из Дранда (в Дранде, Драндскому) и родителям его – да простит Господь грехи, аминь” (см. фото).

На северной стороне (IIIb), внизу, слева – св. Димитрий Солунский великомученик, пострадавший в 306 году во время гонений императора Диоклетиана (Максимина). Это один из высоко почитаемых Восточной Церковью святых. Он традиционно считается небесным заступником и помощником славян во всех крупных военных сражениях. Поэтому нередко русские князья называли своих первенцев именем этого святого. Справа – Нестор, уроженец Газы, принявший там мученическую смерть в 362 году. Вверху, слева – св. Георгий Победоносец, справа Феодор Тирон (новобранец) (см. фото).

Святой Георгий – один из наиболее почитаемых святых Церкви. О его личности нельзя установить ничего исторически достоверного. По сказаниям Метафраста (X век), св. Георгий происходил из знатного каппадокийского рода, занимал высокое положение в войске. Когда началось Диоклетианово гонение на христиан, он сложил с себя военный сан и явился исповедником христианства, за что и был обезглавлен после восьмидесяти тяжких мучений в Никомидии, около 303 года. С Дмитрия Донского св. Георгий считается покровителем Москвы. Ричард Львиное сердце также верил в особое покровительство св. Георгия (о кафедральной церкви “Сент Джордж” см. предыдущую часть «Экзегетика человека»).

Народные легенды перенесли в житие святого сказания о подвигах из разных античных мифов, связанных с различными языческими божествами. Само слово Георгий – значит земледелец. Здесь отразились образы Персея, вавилонского бога Мардука и Иранского Мирты, хотя сам святой, своей победой над змием символизирует победу христианства над язычеством.

История поражения змия святым Георгием рассказывается в Четьих Минеях: “Змий этот, поселившись близ города в озере, ежедневно пожирал одну из дочерей жителей, по очереди выводимых ему на съедение; таким образом дошла очередь и до царской дочери. Победив Змия, св. великомученик повелел царевне связать его поясом и влечь в город; там он окончательно поразил это ужасное животное мечем и приказал людям извлечь труп его за город, что они и исполнили и сожгли немедленно. Видя такую дивную благодать Божию, в тот день уверовали пять тысяч пятьсот мужей, кроме жен и детей, в Господа Иисуса Христа”. Место поражения змия, по преданию, находится в Бейруте. Могила св. Георгия находится в Лоде, над которой построена церковь и рядом с ней мечеть (см. фото), а в церкви крипта с надгробием (см. фото).

Феодор Тирон. Святой великомученик; исповедовав Христа перед вождями и товарищами по оружию сжег капище богини Кибеллы и после бичевания и других мук был сожжен на костре в Амасии в 306 году. Монастырь его имени находится в христианском квартале Старого города в Иерусалиме, недалеко от гостиницы “Каза Нова”. Монастырь, по-видимому, очень древний, и был обозначен на карте Медеба.

На восточной стороне (IIIc). Это, пожалуй, одна из самых популярных фресок монастыря. Слева – Максим Исповедник (582-662), справа – Иоанн Дамаскин (675-753), а между ними – Шота Руставели, принимавший участие в росписи монастыря, запечатлел и свой портрет. Надпись на грузинском: “Расписавшему сей [храм] Шоте Руставели да простит Бог [грехи], аминь. Руставели” (см. фото).

Вверху, справа – св. Никита, слева Михаил Синадский. Оба они одеты в одинаковые ризы и епископские омофории. Выше надпись на грузинском: “Леон Дадиани дал мне две тысячи аслани и я издержал своих шесть тысяч [аслани] – и возобновил купол и боковые стены [храма]. Хроникона 331 (1643 г.) Нк”. (Никифор = Николай).

Максим Исповедник.

Крупный христианский философ и богослов. Происходя от знатных родителей, Максим получил превосходное образование и был даже секретарем императора Ираклия, но когда тот издал новый указ, благоприятный для монофелитской ереси, удалился от двора, постригся в монахи и вскоре был избран в игумены. В 655 году он был судим как бы за государственную измену, подвергся урезанию языка и отсечению правой руки. В 656 году был сослан в страну лазов, близ Кавказа, где скончался в крепости Шемари.

Иоанн Дамаскин.

Наиболее выдающийся богослов Греческой Церкви VIII века. Происходил из семьи, жившей в Дамаске, и носил еще арабское имя Мансур. Иоанн Дамаскин оказался первым литературным защитником почитания икон. Церковное предание настойчиво считает его плодовитым гимнографом – ему приписывается пасхальный канон, каноны на Рождество Христово, на Богоявление, на Вознесение осьмигласник. Музыкантам хорошо известна кантата Танеева “Иоанн Дамаскин” на слова А.К. Толстого. Могила св. Иоанна находится в монастыре мар Саба.

Шота Руставели.

Теперь скажем несколько слов о Руставели. Кто это такой? – Ну как кто, – скажут многие, – он автор знаменитой поэмы “Витязь в тигровой шкуре”. Но не многие знают, что нам в действительности известно об этом авторе достоверных сведений не больше, чем об авторе “Слова о полку Игореве”. Единственно, что достоверно известно об этом человеке – это то, что он сам пишет о себе в своей поэме: “Это древнее сказанье я, чье имя Руставели, нанизал, как цепь жемчужин, чтоб его стихами пели” [9]. Как мы видим, отсюда даже не следует, что его звали Шота. Имя Шота навеки закрепилось за поэтом именно благодаря этой фреске и поминальной книге монастыря, где упоминается проживавший здесь грузин под таким именем. Есть, конечно, много оснований полагать, что автор “Витязя” и сей монах одно и то же лицо. Но есть основания и сомневаться. Одно из них, по-моему, слишком далекое от монашеского духа мировоззрение, выраженное в поэме. Даже более того, там вообще нет ничего христианского, она написана о мусульманах в стиле сказок “1001 ночи”. И если все-таки, при всем том, именно этот Шота-монах смог написать такую светскую поэму, то о какой высокой культуре и либеральных взглядах аккумулировавшихся за стенами монастырей свидетельствует этот факт! Сколько среди этих монахов было влюбленных миджнуров с пылким сердцем, которые сублимировали свои страсти в любовь к Всевышнему. “Называется миджнуром у арабов тот влюбленный, кто стремится к совершенству как безумец исступленный” [10]. – так замечательно охарактеризовал сам себя монах Шота. Истинный монах это и есть миджнур.

Дело в том, что строгость образа жизни монахов отнюдь не означала узости и ограниченности их мировоззрения. Контингент палестинских монастырей в основном-то и набирался из людей, пришедших из разных стран. Преследуемые в миру за свое мировоззрение, эти диссиденты находили себе убежища в тихих и далеких обителях. Испытав на себе косность толпы, они умели проявлять терпимость к инаковерию других. Не исключено, что человеком такого же широкого кругозора был и Шота Руставели. Каким же должен был бы быть он открытым и общительным, как должен был он уметь слушать людей, понимать и ценить их мысли, чтобы собрать лучшие из них и “нанизать как цепь жемчужин, чтобы их стихами пели”. Их теперь поют на многих языках мира. Однако мир узнал о Руставели сравнительно недавно, когда в начале XIX века его поэма была переведена на французский язык. Затем ее узнали в Англии, Германии, России и в других странах.  В Израиле “Витязь в тигровой шкуре” известен в переводе на иврит под названием “Оте ор а-намер”, сделанным Борисом Гапоновым и  изданном в 1970 году.

На южной стороне столба (IIId): внизу, слева изображен св. Маркел, епископ Анкирский († 374). Он был ярым противником Ария и сподвижником Афанасия Великого. Справа – св. Арефа (860-944), архиепископ Кесарии Каппадокийской (см. фото). Вверху, справа – святой великомученик Иаков Персиянин, который был рассечен мечем при царе Йездегерде в 400 году. Христиане отправили его мощи в Иерусалим. Голова его при папе Евгении IV была помещена в Ватиканской базилике. Мусульмане также почитают этого праведника как святого. В Старом городе в Иерусалиме, на Маронитской улице есть мечеть аль-Якубия в честь этого святого, почитаемого также и мусульманами. Слева изображен Феодор Студит (759-826), одетый в ризу и расшитый епитрахиль (талит). Феодор Студит – монах знаменитого Студийского монастыря на Афоне, аскет и писатель. Ему принадлежит разработанный строгий устав монастыря (см. фото).

Юго-восточный столб (IV).

Фрески с этого столба были сняты в ходе реставрации, часть их перенесена в музей, а другая часть, те, что были с западной стороны столба, находятся здесь же, висящими на соседней стене в виде панно. На ней изображены два великих подвижника в монашеском движении – св. Евфимий и св. Савва Освященный (о них см. предыдущую главу). Святой Евфимий (слева) изображен с длинной бородой, одетый в длинную тунику и монашескую схиму.

Внизу, между двумя святыми, миниатюра, наподобие автопортрета Шоты Руставели, изображает двух грузин в положении молитвы – отца и сына. Надпись на грузинском сообщает нам: “Расписавшим сей [храм]: Арсению, Варлааму, Григорию и родителям их – да простит Господь грехи их, аминь”.

Вверху – святые Василий Великий и Иоанн Златоуст, о которых нам нужно сказать несколько слов (см. фото).

Василий Великий. (329-379).

Один из отцов Церкви, архиепископ Кесарии Каппадокийской. Отец Василия – Василий Старший, был женат на знатной и богатой девушке Эмилии. От этого брака родились пять дочерей и пять сыновей. Из пяти братьев – один умер в детстве, трое стали епископами и посмертно причислены к лику святых. Из оставшихся в живых старшим был Василий. За ним следовали Григорий, епископ Нисский и Петр, епископ Севастийский. Свое высшее образование Василий получил в Афинах. Там у него завязалась тесная дружба с Григорием Богословом.

В 357 году Василий предпринял путешествие в Египет, Палестину и Месопотамию с целью посетить великих подвижников, а затем и сам сделался анахоретом. В Египте он познакомился с двумя формами подвижничества – отшельничеством (лавры) и общежитием (киновии). Но ни та, и ни другая не удовлетворяли его в полной мере. Он видел их недостатки. Так, для слабых людей, лишенных опытного руководства умного наставника, жизнь отшельника представляла собой большие опасности. Одни из них впадали в духовную гордость, другие лишались рассудка. Более того, эта жизнь преследовала лишь цели собственного спасения и не оставляла места для исполнения заповедей Евангельской любви к ближнему. С другой стороны, в киновиях порой слишком преобладали экономические интересы и ручной труд, отвлекавшие монахов от молитвы и духовного созерцания. Василий создал смешанную форму монашества. Но своими аскетическими подвигами совсем разрушил здоровье, так что с сорокалетнего возраста называл себя стариком и скончался в 379 году, не дожив и до пятидесяти.

Память св. Василия празднуется 1 января, в день его кончины, но, кроме того, он вместе с Григорием Богословом и Иоанном Златоустом чествуется особым праздником 30 января. Дело в том, что в XI веке между греками возник спор, кто из этих трех святителей выше достоинством. Этот спор очень ожесточился, и тогда одному святому епископу Иоанну Евхаитскому явились во сне 3 святителя и объявили, что между ними не может быть никакого вопроса о первенстве и приказали передать это императору и патриарху, чтобы они установили общий праздник в их честь.

Одно из самых известных сочинений Василия – “Шестоднев” – философский трактат, объясняющий основы мироздания. Ему принадлежит также знаменитая “Литургия”. Его религиозные идеи были направлены на борьбу с арианством, и, чтобы укрепить свои позиции, он вступил в переписку с Афанасием Александрийским.

Иоанн Златоуст. (347-407).

Один из величайших отцов Церкви. Родился в Антиохии. В области философии, в вопросах догматического учения Церкви и в полемике против еретиков Иоанн Златоуст не занимает выдающегося положения. Гораздо выше стоит он как истолкователь Священного Писания. Его экзегеза ясная и простая. До нас дошло 804 его проповеди – гомилии. Основные темы его проповедей – социальные идеи, осуждение греха, но не грешника: “Многие осуждают меня за то, что я нападаю на богачей, но зачем они несправедливы к бедным. Обвиняю не богача, а хищника. Ты богат? Не мешаю тебе. Но ты грабитель? Осуждаю тебя. И богачи и бедняки – равно мои дети...”; “Мы ведем войну, но наша война не живых делает мертвыми, а мертвых (духовно) живыми. Не еретика преследую, а ересь, не грешника, а грех”.

Иоанн Златоуст был совестью своей эпохи, но своими проповедями против роскоши и зрелищ он приобрел себе много врагов среди знати. Своим поведением он чем-то напоминал своего великого тезку Иоанна Крестителя.

Однажды к нему в Константинополь пришли монахи из Египта, ища защиты от преследований архиепископа Феофила. Он дал им приют, но до церковного общения не допустил. Продажные епископы в 404 году осудили Иоанна за якобы оригенизм и за оскорбление императорского величества, но тут заволновался народ и произошло землетрясение. Иоанна вернули и новый собор оправдал его. Когда императрица Евдокия выставила свою серебряную статую на площади, ей донесли, что святитель назвал ее беснующейся Иродиадою, и, еще неразъехавшиеся епископы, вновь осудили Иоанна. Он умер в ссылке в Понте.

Часто приходится слышать негативные отзывы об Иоанне Златоусте как об отъявленном антисемите, причем сами же евреи признают, что наш богослов нигде не выступал против основных догматов иудаизма. В чем же тогда его грех? Он, оказывается, обвинял современных ему евреев в безнравственном образе жизни, в жадности, жестокости, лживости. О’Кей, но это его личные отношения с известными ему евреями, возможно даже, что он по отношению к ним был несправедлив, но причем тут антисемитизм? Ведь он их обвинял не в набожности и верности еврейской традиции, не в их еврействе и происхождении от еврейской мамы, а в тех пороках, которые бы осудил любой раввин. Если же антисемитизм состоит в обличении евреев, то в таком случае антисемитскими книгами придется признать и Тору, и Талмуд. Святой, который всегда осуждал ересь, но не еретика, мог осуждать лишь пороки, свойственные еврейской нации, но не еврея как такового.

Фрески на потолке и на куполе не сохранились, зато истинный шедевр сохранился в полу. Мозаичный пол VI века, который находился на 40 см. ниже современного уровня, был открыт в 1969 году. Весь мозаичный материал – местный камень разных оттенков. Почти весь пол главной церкви покрыт мозаикой XI века, которая сохранилась нетронутой. Северный и южный нефы имеют простой, недекорированный мозаичный пол. Восточная часть центрального нефа имеет пол с богатой разнообразной мозаикой с мотивами цветов, птиц и животных. Латунное кольцо с мраморным обрамлением было вделано в центре мозаичного мощения. На нем выгравирована грузинская надпись следующего содержания: “Стойте твердо и непоколебимо, и поминайте меня, грешного Никифора-Николая, игумена Крестного монастыря. 1643 год”. Это кольцо в 1900 году было перенесено в музей. Мозаичный пол XI века сделан в византийской традиции и, возможно, частично копировал мозаику VI века настоящего пола. Этот пол, видимо, есть одна из последних моделей мозаики в Палестине, выполненной в византийской традиции.

Северный алтарный столб (V).

Расписан большой фреской Богоматери Одигитрии (Путеводительницы) в полный рост. Она держит Младенца Иисуса и указывает на Него правой рукой, как бы направляя путь, поэтому и называется “Одигитрия”. Над ней фреска изображает архангела Гавриила (см. фото).

Северный алтарный столб (VI).

Здесь фрнски почти не сохранились, кроме частично восстановленного Христа Пантократора (Вседержителя) в полный рост (см. фото).

Иконы (станковые).

Когда мы говорили о почитании икон, то под этим общим смыслом подразумевалось почитание любого священного изображения, выполненного в церковных традициях и освященного Церковью. В этом смысле слова такой “иконой” может быть и фреска, и мозаика, и резьба по дереву, и вышивка, и ювелирное изделие и многое другое, но в узком смысле слова икона есть особый вид живописи, выполненной масляными красками на доске (обычно липовой), покрытой особым алебастровым грунтом. Церковь Крестового монастыря имеет уникальную коллекцию таких икон. Они размещены, главным образом, на иконостасе, в ризнице и в притворе. Конечно, трудно здесь их все перечислить, но отметим наиболее интересные из них.

Иконостас:

1. Первая икона слева, входящая в состав первого ряда иконостаса, так называемого местного чина, посвящена кресту, на ней изображено Воздвижение Креста: царица Елена и патриарх Макарий держат вновь обретенный крест.

2. На второй иконе изображен Христос в одежде первосвященника (архиерея). Икона Спасителя всегда располагается справа от Царских врат. “Царскими” они называются потому, что ведут в алтарную часть храма, своего рода Святую Святых, символизирующую Царство Божие” Об этом напоминает и книга, которую держит в руке Христос, где написано: “Царство Мое не от мира сего” (Ин. 18:36).

3. С левой стороны от Царских врат установлена икона “Богоматерь Одигитрия”. Мария сидит на троне с Младенцем на коленях и указывает нам на Своего Сына, как бы говоря: “Вот ваш путь”. Ее одежды – темно-синяя туника с золотыми полосами и темно-красная мантия (мафорий), пурпурный цвет в Римской империи всегда означал царскую власть. Ее трон подобен трону Христа.

4. Последняя икона в ряду изображает Иоанна Крестителя (с крыльями). На свитке слова: “Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное”. Вверху Христос благословляет Предтечу. Внизу голова Крестителя на блюде. Почему на традиционных иконах Иоанн Креститель изображается всегда с крыльями? Эти крылья означают мистическую роль пророка-предтечи, приготовляющего приход Мессии, согласно пророчеству Малахи: “Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною” (Мал. 3:1). В смутное время Иванов Грозных и ему подобных тиранов самым выразительным образом эпохи стала икона “Иоанн Предтеча – ангел пустыни” – глас вопиющего в пустыне, павший жертвой тирании Ирода.

Деисусный чин иконостаса расположен симметрично слева и справа над дьяконовскими дверями. Деисус – это особая композиция икон, обязательная часть всякого иконостаса. Он состоит из минимум трех икон: в центре – образ Христа “Спас в силах”, слева – образ Богоматери и справа – Иоанна Крестителя; оба последних, как бы обращены лицом ко Христу, руки их вытянуты в позе мольбы, символизируя их заступничество за нас, недостойных грешников, поэтому и называется “деисус”, от греческого слова “δεισις” – моление. В нашем храме имеется шесть таких икон – два ряда Деисусов. Грузинские надписи на рамках относят их к XVII веку. Все одного автора, вероятно, грека

Над деисусами размещены еще шесть небольших иконок, наподобие медальонов Над левым деисусом: в центре – Распятие, справа – Неверие Фомы, слева – Жены мироносицы. Над правым деисусом: в центре – Воскресение, слева – Путь в Еммаус с надписью: “Явление Господа перед Лукой и Клеопой”, справа – “Явление Воскресшего Христа апостолам на Галилейском море”. Эти иконы также принадлежат кисти греческого иконописца, но более позднего времени – XIX век.

Створки левых дьяконовских дверей также украшены иконами. В верхней части –“Благовещение” и подпись: “Павел Лукиан. Никозия. Кипр. XVII век”. Внизу – четыре иерарха, отца Церкви: св. Василий, св. Иоанн Златоуст (слева), св. Григорий, св. Николай (справа). Несмотря на отсутствие подписи, их также можно отнести Павлу Лукиану.

Створки правых дьяконовских дверей имеют следующие иконы: в верхней части –“Благовещение”, внизу, где в традиционных иконостасах находится местный чин и, как правило, располагается храмовая икона, помещены два образа, по-видимому, выполняющих роль храмовой иконы: слева – Авраам, справа – Лот, поливающий дерево. Здесь также обнаруживается рука Павла Лукиана.

На самих Царских вратах также размещены иконы. Все они относятся к XIX веку, они образуют 6 секций – по 3 с каждой створки и образуют 3 зоны: верхняя зона – Благовещение, средняя зона – Евангелисты Матфей и Лука, нижняя – Марк и Иоанн.

Много ценных икон хранится также в ризнице, вход в которую находится слева от иконостаса. Среди них: 1. Иоанн Дамаскин (1763 год), 2. Богоматерь на троне (1798 год), 3. Христос на троне (1798 год), 4. Иоанн Креститель (1790 год), 5. Архангел Михаил (XVI век).

Из икон притвора наиболее интересна икона-картина, расположенная над дверями при входе в церковь, это праздничная икона “Воздвижение Святого Креста” (1876 год). Божественный сонм ангелов увенчивает сцену Воздвижения, когда епископ Макарий 14 сентября 335 года установил на Голгофе крест, найденный св. царицей Еленой (см. фото).

Самые простоватые в художественном плане фрески, но лучше всех иллюстрирующие легенду о Крестном древе, находятся в крипте, в полу которой расположено круглое отверстие, отмечающее то место, где росло когда-то священное дерево. Здесь изображается, как Лот получает три черенка от Авраама, на другой картине – Лот поливает дерево с тремя ветвями, уже выросшее выше него самого. Третья фреска изображает утомленного Лота с бурдюками воды на осле, а рогатый дьявол подкрадывается сзади. К концу серии два человека несут горизонтальный брус креста, изготовленный из знаменитого дерева. Наконец, изображен Христос, распятый на кресте, на виду у римских солдат и верующих женщин. Другие изображения показывают Библейские темы, связанные с легендами: Авраам принимает высоких Гостей, предсказывающих рождение Исаака. Лот, убегающий из Содома с двумя дочерьми. Его любопытная жена медленно превращается в соляной столб (см. анимационную композицию).