ЧЕШУЙЧАТЫЙ ЗМЕЙ
Размышления над философско-реакционными статьями Арье Бараца Сергея Баландина Tausendjährige Werthe glänzen an
diesen Schuppen, und also spricht der mächtigste aller Drachen "aller
Werth der Dinge – der glänzt an mir.'' [1] F. Nietzsche. Also sprach Zarathustra Что такое реакция? Нет, я имею в виду не химический процесс, сопровождаемый выделением тепла и света, а именно то самое пресловутое словечко, которым в свое время клеймили всех подряд, от кого исходили какой-то свет и тепло. Иными словами, я говорю об общественных процессах, сопровождаемых выделением холода и тьмы. И хотя сие слово в последнее время как-то вышло из моды, сами реакционные процессы отнюдь не прекратились и не ослабли, наоборот, продолжают распространять по белу свету свой удушливый могильный смрад. Меня мало сейчас интересуют словарные определения этого термина, моя цель исследовать природу предшествующего термину феномена, исследовать его исходя не из того, что мы где-то что-то читали, не с позиций тех или иных идеологических доктрин или учений, имеющих на все про все свои «выработанные представления», а исходя из того, что мы непосредственно наблюдаем, исходя из конкретных примеров мы постараемся прийти к определенным выводам и уже на их основе можно будет говорить о каких-то дефинициях. Прежде всего следует оговорить некие условия, к чему понятие «реакционность», по нашему мнению, не относится, чтобы не бросаться термином направо и налево подобно некоторым нашим уважаемым предшественникам. Во-первых, реакция это не доктрина и не идеология, она, как мы увидим ниже, может прекрасно уживаться с любой доктриной и идеологией. Для реакционера, так же как и для лицемера, не имеет принципиального значения в какие одежды облачиться, его цель всегда будет одна – умертвить идею, сделать ее полностью бесплодной и импотентной. Во-вторых, реакция это и не политическое движение, ибо движение – это развитие чего-либо, а результат деятельности реакционеров всегда застой. На свете существует множество различных движений, и прогрессивных, и регрессивных и даже декадансных. От чего зависят их направления? Определяются ли они стоящими в их основе идеями и учениями? Да, от того, насколько рационально или вздорно то или иное учение, может зависеть успех движения, его сила или, как сейчас говорят, рейтинг, однако не направление. Порой, при всей своей популярности все движение может стремительно нестись в пропасть декаданса. Однако не всякий вздор и декаданс, к каким бы трагическим и разрушительным последствиям он ни приводил, можно назвать реакционным. То или иное учение может быть ошибочным, может быть враждебным каким-то другим учениям, может быть консервативным и даже абсурдным, но называть его реакционным только лишь по идеологическим характеристикам нет никаких оснований. Сама этимология слова reactio означает отрицание действия или деятельности, сопротивление активности, в данном случае имеется в виду интеллектуальной деятельности. Поэтому реакционность следует рассматривать не как идеологическую категорию, а скорее, как психологическую, как некий синдром, комплекс. Реакционность есть порождение некоего Танатоса, влекущего человека к самоумерщвлению, это отрицание человека как такового, его жизненной воли, телесных инстинктов и, конечно, свободы. Ницше писал об этом такими словами: «Даже в своём безумии и презрении вы, презирающие тело, вы служите своему Само. Я говорю вам: ваше Само хочет умереть и отворачивается от жизни. Оно уже не в силах делать то, чего оно хочет больше всего, – созидать дальше себя. Этого хочет оно больше всего, в этом вся страстность его. Но теперь это для него слишком поздно – и вот ваше Само хочет погибнуть, вы, презирающие тело» [2]. Этому «Само» служит даже человеческая глупость, и тогда уже можно говорить о внутреннем декадансе человека, когда его «Само» уже изжило себя и хочет суицида. Я где-то читал про полчища грызунов, есть такое явление и у антилоп, китов и других животных, когда их поголовье превышает допустимое количество, они бессознательно идут на массовое самоубийство: бросаются в море, разбиваются о скалы и пр. На определенном этапе человеческая природа также начинает желать смерти (это еще Фрейд доказал). Тогда появляются своего рода агенты Танатоса, старающиеся найти воле к смерти теоретические обоснования. Нет, конечно, не физической смерти, а только пока духовной, но зачем человеку жизнь тела, если мертв дух? Это выродки рода человеческого, ибо человек называется Homo Sapiens – т. е. существо разумное, мыслящее, творящее, в этом его видовое отличие от человекообразной обезьяны, выродки же хотят уничтожить человека как вид сапиенса и превратить его в животное, даже в растение, суть которого вегетативное существование – питаться и размножаться. И вот израильская реакция стала находить себе различных «ученых, раскаявшихся в науке», «верующих, раскаявшихся в своей вере», «диссидентов, раскаявшихся в диссидентстве» и «философов, раскаявшихся в философии», а как известно, нет более ярых реакционеров, чем «раскаявшиеся прогрессисты». Их статьи широко печатаются в газетах, книги издаются за счет различных религиозных, частных или общественных организаций, а то и за государственный счет. В касту этих «раскаявшихся» попасть стало весьма выгодно и престижно. Одним из таковых стал бывший москвич, судя по всему, «интеллектуал», получивший материалистическое и атеистическое образование в советской школе, пишущий теперь под именем Арье Барац – штатный «философ» израильской газеты «Вести» и еврейского культурно-религиозного центра «Маханаим», его сайт: http://www.abaratz.com/. Нельзя сказать, что читать его книги неинтересно, многое действительно привлекает и даже просвещает, и тем не менее, вся его писанина – реакционный яд. Почему – мы и рассмотрим ниже.
Реакция и «конец истории»
С первых же строк своей книги «Там и всегда» Барац однозначно выражает свое отношение к философии, как впрочем, и ко всякой интеллектуальной деятельности: «разговорчики в строю». Он пишет: «Среди людей религиозных, видящих человеческую миссию во всецелом служении Всевышнему средствами той религии, которую они восприняли как единственно истинную, философствование не приветствуется». У вас может возникнуть вопрос: Так какого черта философствуем, если ты обладатель единственно верного учения? И дальше следует объяснение: «Рассуждения хороши для "вербовки", для того чтобы привлечь в свои ряды, но однажды вступив в строй, их следует прекратить. Разговоры в строю воспринимаются как занижение, как оскорбление веры». «В еврейском мире религиозная философия не в чести и фигурирует только на периферии духовной жизни» АФИНЫ И ИЕРУСАЛИМ. А в статье ЯСНОВИДЕНИЕ ДЛЯ ЧАЙНИКОВ Барац даст философии недвусмысленное определение: «философия – это своеобразное ясновидение, так сказать ясновидение для чайников». А «чайники» – это те, кто пытаются постичь истину с помощью разума. Стало быть, для того чтобы видеть истину яснее нужно отречься от разума и превратить себя в полного идиота. Далее в книге «Там и всегда» доказывается, что и размышлять-то теперь не о чем, ибо человечество уже получило свой «аттестат зрелости», все истины давно открыты, противоречия преодолены: «Наше время – "последнее время". "Последнее" не обязательно в том смысле, что после нас ничего уже не будет, а в том, что после нас уже не ожидается сногсшибательных новостей в духовной сфере». – Фукуяма, короче: «В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории» [3]. Однако Фукуяму я бы к реакционерам причислять не стал, ибо «конец истории» не выдуманная им доктрина и отнюдь не идеал, к которому он хотел бы стремиться, в подтверждение тому он даже отмечает определенную духовную пустоту либерализма. Точно так же врач не виноват, когда обнаруживает у больного рак, так и Фукуяма просто ставит диагноз, описывает исторический процесс так, как это видится его исследовательскому уму. Впрочем, Фукуяма не исключает, что его диагноз может быть ошибочным: «Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?» (там же). Пока же им констатируется факт: «Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив» (там же). В XX веке, считает этот политолог, такими альтернативами были фашизм и коммунизм, но сейчас они безнадежно мертвы. Относительно «живыми» конкурентами либерализму остались пока религия и национализм. Но соперники они явно несерьезные. Если где-то как-то и возможна теократия в наше время, то как некий пароксизм в отсталых странах ислама: «Теократическое государство в качестве политической альтернативы либерализму и коммунизму предлагается сегодня только исламом» (там же). Об иудаизме он даже и не упоминает, столь ничтожным, видимо, представляется ему сие явление, а уж такие частности, как барацевская эсхатология, и подавно находятся вне поля зрения аналитика глобальных проблем: «Мы не будем разбирать все вызовы либерализму, исходящие в том числе и от всяких чокнутых мессий; нас будет интересовать лишь то, что воплощено в значимых социальных и политических силах и движениях и является частью мировой истории. Неважно, какие там еще мысли приходят в голову жителям Албании или Буркина-Фасо; интересно лишь то, что можно было бы назвать общим для всего человечества идеологическим фондом» (там же). Итак, по Фукуяме, история заканчивается либерализмом, и вовсе не потому, что у человечества не будет другого выхода, просто выходить из него никто никуда не захочет. Люди уже нашли себе оптимальный уклад жизни, позволяющий каждому делать то, что он хочет, поэтому и нет мотиваций идти куда-то еще. Правда, тот уклад, который существует сегодня на Западе, на самом деле далек от идеала, а следовательно, и от конца истории, и нельзя не сказать, что Фукуяма имеет тенденцию смотреть на реальность сквозь розовые очки. Так, он считает, что классовый вопрос уже полностью решен, а «…корни экономического неравенства – не в правовой и социальной структуре нашего общества, которое остается фундаментально эгалитарным и умеренно перераспределительным; дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого». Вот, оказывается, как. Бедные при капитализме потому бедные, что их низкий интеллектуальный уровень и ограниченные способности не позволяют им стать богатыми. Природа, мол, ничего не поделаешь, каждому свое. Интересно, относятся ли к категории природным способностям счета в банках и недвижимость, унаследованная от «предприимчивых» родителей, я уже не говорю о принадлежности той или иной сословной касте или религиозной секте (принадлежность еврейству, например). Так что, возможно, когда-нибудь и наступит конец истории, но не раньше, чем капитализм исчезнет из общественных отношений как пережиток. У нас нет никаких оснований утверждать, что «конец истории» как некий идеальный «рай» невозможен. Этот «конец» также одна из излюбленнейших тем фантастов, взять хотя бы, к примеру, роман Клиффорда Саймака «Город» или Олдса Хаксли «О дивный новый мир». Кто скажет, что этого не может быть? Однако у реакционеров никакой фантастики нет, для них «рай» вполне реален – возврат в средневековье, они и на небесах не мыслят себе никаких иных удовольствий, как вечно ходить в строю и учить Тору. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Ведь в данном случае о «конце истории» говорит не либерал, а теократ. Теократия, которая в развитых странах давно побеждена просвещением и либерализмом, у реакционеров претендует на то, чтобы занять господствующее место в конце истории. Мир, отвоевавший себе право быть свободным, должен отказаться от своей воли и вечно топать неизвестно куда в тоталитарном строю. Спрашивается, а почему и зачем нам надо отказываться от либерализма, который нам люб и мил, и становиться в строй, который нам и не люб, и не мил? – Пусть не люб, – полагает реакционер, – но «верующий» свой «строй» выбирает не потому, что он хорош для него, а потому, что он «единственно верный», потому что это «так надо», это «долг», а кроме того, зачем еще нужна какая-то свобода, когда хотеть-то больше нечего, все уже за тебя давно решено и продумано. Здесь приходят на ум слова Ницше: «Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? "Ты должен" называется великий дракон. Но дух льва говорит "я хочу". Чешуйчатый зверь "ты должен", искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото, "ты должен!"» [4]. Что же еще тогда намерен нам сказать нового Барац, если все уже решено и продумано другими? Да ничего особенного, он только хочет дать небольшое руководство, чтобы мы, не дай Бог, не сбились с «правильного» пути, указанного «драконом», ведь путей-то много и легко заблудиться. Но тут мы начинаем сталкиваться с удивительными вещами. Выше было декларировано, что человечество вступило в период зрелости и что «более ничего нового не ожидается», ибо основные проблемы давно решены, нам остается только покорно «становиться в строй» и маршировать по проторенной дорожке. И вот, вдруг, оказывается, что «строев» то существует довольно-таки много, и все они маршируют в разные стороны. Тут бы впору нашему мудрецу заявить о единственно верном учении, а стало быть, и пути, с которого нам не следует сходить, да вот оказывается, что избранный им путь отнюдь не для всех, а потому, как ни крути, трудно обосновать универсальность тех «истин», что предназначены лишь для некоторых. В другой своей книге Презумпция человечности он напишет: «Категорический императив Канта звучит следующим образом: “Поступай согласно такой максиме, которая в то же время сама может стать всеобщим законом”. Или как выразился Сартр: “Выбирая для себя, я выбираю для всего человечества”. В этом отношении иудаизм всегда вызывал казалось бы вполне обоснованные подозрения. Ведь живя согласно своей религиозной максиме, иудей вовсе не желает сделать ее всеобщим законом! Выбирая для себя иудаизм, еврей выбирает его только для своего племени, а не для всего человечества! Очевидно, что в этом отношении европеец может воспринять иудаизм либо как своего рода недодуманность, в которой заведомо не может содержаться серьезный смысл, либо как бессовестность». И в конечном итоге станет на сторону иудаизма: «…нет ничего противоестественного в том, что религиозная максима еврея не стремится стать всеобщим законом, что выбирая для себя иудаизм, еврей выбирает его только для своего племени». Такое учение никогда не сможет претендовать на всеобщность, из-за чего в идеологическом панцире нашего дракона, казалось бы, имеется неизлечимая пробоина. Однако современных змеев их облинявшая чешуя не сильно тревожит, кто на них будет нападать, от кого защищаться, ведь мы же живем в век демократии и плюрализма, где каждый имеет право на свое мнение, каким бы оно идиотским ни было, никто не будет никого силой принуждать к полемике, более того, никто не обязан доказывать неправоту своего оппонента, гораздо проще отвергнуть неугодную точку зрения ничего не доказывая. Как-то раз я имел честь беседовать с одним таким «плюралистом», он мне говорит: «Ты поднимаешь пустой шум, все хаешь и очерняешь». – Я говорю: да, может быть, где-то и так, только весь вопрос – прав я, или нет. – Он говорит: «Конечно, не прав». – Но тогда скажи, в чем, по-твоему, правда. – «Не-ет, я не знаю, в чем правда, я не берусь о таких вещах судить». – «Хорошо, но как же ты тогда берешься утверждать, что я не прав, только потому, что я сказал нечто, чего не говорят все?». Мой собеседник оказался большим либералом, его главная установка: «Каждый имеет право на свое мнение!». Да, с чисто юридической точки зрения, никто с этим не спорит (одно название моего сайта – «Гайд-парк» – уже говорит само за себя), но, согласитесь, что в научном аспекте такой подход недопустим. По этому поводу я даже сочинил анекдот: – Вовочка, сколько будет дважды два? – Пять – Садись, двойка. – Нет, Марь Иванна, это несправедливо, ведь каждый имеет право на свое мнение. Наука – штука бескомпромиссная, – либо твое мнение верно, либо ошибочно. Если мы будем «уважать» заблуждения оппонентов, этим мы не только похороним всякую возможность дискуссии, но и возможность познания как такового. Если наука ставит религии «двойку», то последняя никаких «прав» в сознании честного верующего уже иметь не может. Честная религия не должна бояться тех, кто истину ищет, но всячески их поддерживать, ибо истинная религия в том, чтобы любить Истину. Но когда религия принимает науку лишь «вербовки», это ясно, что Истина ей не нужна, ей нужна только собственная раз и навсегда выбранная догма, верность которой вовсе не обязательно понимать. В соответствии с выбранной догмой, Вовочка должен верить, что дважды два – пять, а Изечка, что дважды два – три, пути их не должны пересекаться. Об этом откровенно, не мудрствуя лукаво напишет и Барац в книге Презумпция человечности: «…царит более менее устойчивый статус кво: придерживаться религиозных убеждений дома и "общечеловеческих" – на улице». И, похоже, эти явные противоречия в направлениях наших умудренных змиев не очень-то волнуют, ведь они уже в принципе закрыли свое развитие, а какие, в самом деле, могут быть противоречия между тупиками? – Никаких, их правда, но также правда и то, что такого идиотского конца истории, когда противоречия не разрешены, а просто заведены в тупик, не предвидел ни Фукуяма и ни один фантаст. Фукуяма, однако, в своих выводах о конце истории не открыл ничего нового, он и сам не считает эту идею оригинальной: «Представление о конце истории нельзя признать оригинальным. Наиболее известный его пропагандист – это Карл Маркс, полагавший, что историческое развитие, определяемое взаимодействием материальных сил, имеет целенаправленный характер и закончится, лишь достигнув коммунистической утопии, которая и разрешит все противоречия. Впрочем, эта концепция истории – как диалектического процесса с началом, серединой и концом – была позаимствована Марксом у его великого немецкого предшественника, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля» [5]. На самом же деле практически в каждом веке человеческой истории были свои фукуямы, ибо природа всякого социума есть реакционность – противодействие дальнейшей эволюции человека, умерщвление пассионарности [6], утверждение стабильного и спокойного положения правящего класса. Но длительный мир в государстве приводит к самозагниванию, к процветанию мещанства с его бездуховностью и декадансом. Стагнация почти всегда была результатом длительного мира, переживаемого тем или иным суперэтносом. Именно из-за мира погибла не одна цивилизация древности. Советский Союз выдержал Гражданскую войну, Гулаг, победил во Второй мировой войне, стойко противостоял мировому империализму Запада в период Холодной войны, но развалился от внутреннего «мира». «Развитой социализм» действительно был конечным итогом советской эпохи, концом ее истории. Ни в одной общественной сфере: ни в строе, ни в способе производства, ни в идеологии, больше не ожидалось ничего нового. Также и религии, будучи выразительницами своего социума, испокон веков декларировали «конец истории», причем этот «конец» всегда совпадает с началом данной религиозной идеи. Так, иудеи считают концом всех духовных поисков и открытий эпоху последних пророков (4-3 вв. до н. э.). Барац по этому поводу даже пишет: «…традиция иудаизма сообщает, что в предустановленное к тому свыше время, "время благоволения", по молитве еврейских мудрецов в мире стали угасать органические, построенные на голом магизме религии. Сообщает оно и то, что вместе со страстью к идолослужению одновременно померкло и пророческое вдохновение. Приведенное пророчество (видение) Захарии оказалось одним из последних в еврейской истории!» (Презумпция человечности). Христиане последнее слово, сказанное в истории, видят за Иисусом Христом, всякая литература после Нового Завета для них такие же праздные «разговорчики в строю», как и для Бараца гойская философия и культура (Сам Иисус, правда, так же считал, но Он был при этом уверен, что и мир после Него долго не простоит, от силы лет 10 или 20, Он не мог и предположить, что Его учению, обращенному к конкретным людям при конкретных обстоятельствах, суждено превратится в мертвую догму и в извращенном виде просуществовать еще два тысячелетия). Мусульмане, соответственно, последнюю точку в истории ставят после Мухаммада, ничем, по сути, не отличаясь ни от евреев, ни от христиан, ни от прочих убогих духом. Эти убогие не понимают, что своей тупостью они не только не выказывают никакого почтения основоположникам своих вероучений, но как бы становятся их духовными убийцами, лишая жизни и развития все те дела и начинания, за которые боролись в свое время сии великие Учителя. Такова сила духовного Танатоса человека, стремящегося во что бы то ни стало убить и похоронить свою пассионарность. Однако пассионарность есть энергия, управлять которой человек еще не научился. Она беспощадно уничтожает социумы, в которых на протяжении длительного времени не происходит никаких перемен, нет динамики развития, а стабильность и покой – мечта любого социума, потому мнимый мир всегда обращается вечным боем: «И вечный бой! Покой нам только снится» [7]. Наступит ли вечный покой при либерализме, я не знаю, но если либерализм когда-то и сможет грозить человечеству концом истории, то уж опасаться в этом плане иудаизма у нас нет никаких оснований. Шаткость его основ очевидна почти всем, кто трезво отдает себе в этом отчет и не опьяняет себя иллюзиями о «цельном мировоззрении», о «единственно истинной религии», ибо эту «истинность» невозможно обосновать даже самому себе, а от упорного повторения слова «халва» сладко во рту долго не будет. И еще, в чем я не сомневаюсь: в конце истории все народы, все без исключения будут прокляты и искоренены единым либеральным человечеством, разве что отдельных реликтовых национальных особей будут содержать в зоопарках в клетках. Я не знаю ни одного упоминания о народах в романах о будущем наиболее известных фантастов, нет места народам и в религиозной эсхатологиях, и в социальных утопиях философов, а о том, о чем сегодня мечтает фантазия мыслителя, завтра, как правило, становится реальностью. А пока «народы» есть, нам, человекам, есть что делать, есть кого ненавидеть и с кем бороться, наша пассионарность еще поживет.
Есть ли у реакционеров своя идеология?
В книге «Феномен иудаизма» Барац пишет: «Всякий современный верующий, независимо от того, пришел ли он к вере из светской культуры или вырос в религиозной семье, всегда способен указать, что именно привлекает его в религии. Иными словами, в отличие от своих предшественников, обосновывающих свою веру исключительно ею самой ("я верую таким образом потому, что воспринял это учение через своих наставников от самого Бога"), современный человек, как правило, использует еще и некоторую дополнительную аргументацию ("я верую таким образом потому, что нахожу, что именно это учение делает меня свободным")». Стал ли «свободен» Барац или нет и от кого «свободен», обретя сие учение, мы спорить не будем, тем более что для тоталитарных учений вполне приемлемы и оруэлловские определения: «Воина это мир», «Свобода это рабство», «Незнание – сила». Скажем, что иллюзию «свободы» и идею «выбора» никогда не разделяли ни современные верующие, ни довременные. Большинство раввинов из потомственных харедим, особенно преподавателей израильских ешив, нередко оказываются более честными нежели неофиты из бывших образованцев, они прямо признают, что не в состоянии противопоставить что-либо убедительное против секулярных, либеральных идей, как впрочем и идей других вероучений. Потому они и в мыслях не могут себе представить, чтобы их дети или учащиеся ешиботники имели возможность что-либо выбирать. Свою задачу они видят в том, чтобы запереть умы своих воспитанников за непроницаемым железным занавесом, оградить их от всякого общения со светскими, застращать их всеми карами земными и небесными от того, чтобы те не вздумали проявить никакого любопытства заглянуть за этот занавес. Они-то прекрасно понимают, что ни один идиот сам по доброй воле никогда не отвергнет либерализм и не выберет иудаизм, если сей выбор не будет сулить ему никаких привилегий. Они также понимают, что если в либеральном мире и можно набрать с десяток «чокнутых мессий», что по своей воле «хозрим бе-тшува» [8], то кагал из них не построишь. Сегодня они предали либерализм, кто знает, не продадут ли они завтра кагал, а затем, того и гляди, и прочие рабы божии начнут что-то там искать, выбирать, рефлектировать, задавать вопросы, иными словами, начнут «лахзор бе-шеела» [9]. В принципе, я думаю, либералы смогут понять равов и пойти им навстречу, ведь не изверги же они какие-то. Возможно, в конце истории у харедим и у прочих «народов» будут свои резервации или «сафари», где их никто не будет притеснять, может быть, даже государство возьмет их на полное содержание, будет показывать туристам, но, естественно, все это осуществится при полном тотальном господстве либерализма во всем мире. Конечно, никто не отдаст в полное распоряжение харедим ни Святую Землю, ни даже Иерусалим, но квартал Меа Шеарим, или город Бней Брак – почему бы нет? С людьми, даже с чокнутыми (а кто, как не чокнутый может серьезно верить, что современное общество может жить по законам и мировоззрению, имевшему место 3000 лет до н. э.), всегда можно прийти к компромиссу, но только не с реакционерами. Реакционер ни во что никогда серьезно не верит, кроме как в свою абсолютную правоту везде и всегда, в свою монополию всех судить и учить. Чтобы понять, что такое реакционер, здесь уместно отметить еще одну характерную деталь. Мы видим, что в мире существует множество различных идей и либеральных, и тоталитарных, каждая из них борется за свое место под солнцем, за свои интересы, каждый адепт идеологии знает с кем и против кого бороться, а с кем объединяться в коалицию, каждый знает своих друзей и врагов – и это вполне нормально. Но позиция реакционера – делать «хорошую мину при плохой игре», мол, какая может быть «идеологическая борьба»? какие там еще «классы»? Мы ничего этого не знаем и знать не хотим, мы за единство народа, а у народа могут быть только общие интересы, и мы их выражаем. А как же политические противники, или у вас нет таковых? – спросите вы. Вопрос «кто твой враг?» для реакционера всегда крайне неудобный, в ответ на который он имеет тысячи уверток: мол, есть в народе несущественные разногласия, но в конце концов, важно решать общие проблемы. Часто в Израиле я слышал такую отговорку: «У нас все партии сионистские». Но бывает, что разногласия перерастают уровень «несущественных», тогда им приходится относить своих оппонентов либо к преступникам, либо к психически ненормальным. Характерна в этом отношении статья Бараца «Левые или больные?», которую он заканчивает такими словами: «Тот
спор, который нам пытаются сегодня представить как спор между левыми и правыми,
по существу никакого отношения к полемике между левыми правыми не имеет. Увы,
но уже довольно давно - это спор между здоровыми и больными». – Да, конечно, такой «спор», который демонстрирует нам в своих статьях Барац, к полемике никакого отношения не имеет, и борьбу, осуществляющуюся подобными методами, никак нельзя назвать «идеологической». В статье «Эстафета еврейских жидоедов» звучит уже прямой призыв к расправе над «врагами народа», нет не над террористами и уголовниками, хуже, над историками-«мыслепреступниками»: «…труды “новых историков” потребляются не только самими представителями этой израильской академической секты. Эти труды предоставляют алиби для внешних воинствующих антисемитов. Благодаря этой “школе” Израиль начинает выглядеть как бы признающим, что он заслуживает уничтожения». – А что, признание за другими права на существование – это тождественно самоуничтожению? Ох, какие «жидоеды», как они не понимают, что Израиль не может существовать без геноцида всех его окружающих народов! Далее там же: «“Новые историки” уже давно заслуживают того, чтобы против них было возбуждено уголовное дело». – В чем же дело, возбуждайте, если есть что им инкриминировать, но сперва следует утвердить закон, запрещающий исследования истории Израиля. Но пока этого нет, лучше всего поагитировать против них толпу: «Однако до сих пор израильская общественность относилась к этому явлению с полным безразличием, невольно легализируя этот самоубийственный подход» (там же). – Обратите внимание, реакционер отождествляет себя не с какой-либо партией или с политическим лагерем (правые-левые), а с общественностью в целом, само собой разумеется, среди «общественности» нет и не может быть сторонников этих «жидоедов», эти отщепенцы существуют лишь благодаря притупленной бдительности «общественности». Но даже если и так, насколько я знаю, «общественности» пока еще не дано право привлекать кого-либо к суду. Впрочем, о том, что такое право, реакционеры также никогда не имели никакого понятия: «Борясь за сохранение каждого незаконно построенного арабского дома, эта публика иступленно призывает к ликвидации законно появившихся еврейских строений» (там же). – Что значит «законные», «незаконные», по каким законам, хотелось бы знать? По вами придуманным, или государственным? Если само государство признает поселения незаконными, не говоря уже о нормах международного права, то на каком основании вы считаете их законными? Вы что юрист великий или просто демагог, чьи слова не много весят? Ах, я забыл, ведь единственный «законный» закон для евреев – Тора, причем, сей «закон» хорош еще тем, что не имеет никаких универсальных императивов, для него «законно» все, что в пользу евреев и во вред гоям, даже если эти «гои» евреи, не желающие следовать реакционерам. Уходя от какой-либо принципиальной полемики, реакционеры также имеют тенденцию осуждать то, что уже давно осуждено, ибо такое осуждение не требует ни особых интеллектуальных усилий, не сопряжено с риском как-то повредить своему благополучию, и вместе с тем производит впечатление как бы борьбы. Наши «рыцари» поднимают свое бесстрашное копье против давно мертвых фашистов и коммунистов. Но разве нам мало Нюрнбергского процесса и многих других судов над нацистскими преступниками? Мало, оказывается, особенно тем, кто был тише травы, ниже воды во время репрессий, если не прямыми соучастниками, мало тем, кто не сделал ничего для победы, кто не в состоянии бороться с актуальным злом, тем ничего не остается, как судить осужденных и все больше и больше бить битых и безоружных: «Нет сомнения, что коммунисты совершили такое же преступление против человечества, что и фашисты, – пишет Барац, – и те, кто как Виктор Суворов и Владимир Буковский, призывают осуществить над коммунизмом второй нюренгбергский процесс, безусловно правы. Мировое сообщество, снисходительно относящееся к злодеяниям коммунистических режимов, сообщество мерящее разной мерой Августа Пиночета и Фиделя Кастро – явно нездоровое сообщество». То, что именно коммунисты победили фашизм и спасли евреев, а может быть, и его самого от уничтожения, наш «здоровый общественник» как-то забывает и готов как неблагодарная свинья расправляться со своими спасителями, что ж, допустим и это. Но раз уж ты такой «принципиальный», осуди за одно с ними и самого себя, запрись в тюрьме за то, что все годы своей советской карьеры ты служил верой и правдой тоталитарному режиму, помогал ему подавлять инакомыслие, тем самым укреплял его. Но ведь должны же быть у нашего публициста и какие-нибудь актуальные оппоненты. Да, вроде бы есть и такие. Но не думайте, что борьба с ними в ее псевдоактивности отличается от борьбы с мертвыми душами. Ведь борется то не он сам, а стоящие за ним политические силы, которые всегда подскажут и укажут, кого надо шельмовать, а кого не надо, и за ними наш «герой», естественно, чувствует себя как у Христа за пазухой. Само собой, шельмовать нужно израильских «левых», антисемитов всех мастей, врагов Израиля (на сей момент). А христиан, мусульман, как? – Нет, тут нужно быть осторожным, кто знает, кто из них завтра может быть твоим союзником? И Барац такую осторожность проявляет: «Иудаизм, христианство и ислам выросли на образе отца веры – Авраама. Это в такой мере так, что три эти религии в научном мире принято именовать авраамитическими». – А пусть себе принято, но я думаю, недостаточно наличия общих мифологических персонажей, чтобы классифицировать религии в одну группу, ибо религия – это нечто большее, чем миф или даже богословская доктрина, религия – это отношение к миру, это система определенных ценностей. Никто не будет отрицать, что жизненная установка христианина, живущего согласно Нагорной проповеди, и фарисея, отдавшего свою совесть и свободу выбора на откуп Галахе, диаметрально противоположны. Точно так же как и наличие общих корней в латинских словах и санскрите не может служить основанием, чтобы объединить в один орден иезуитов и пандитов. Потом, причисление христианства к религии «авраамитической» противоречит самому учению Христа, ибо это делало бы Иисуса последователем и учеником Авраама, а вот этого-то как раз сам Иисус и не мог принять: «Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин. 8:58). Интересна тенденция представлять христианство как учение, основанное на чем угодно: на древних ересях, схоластике богословов, на Аврааме, на Эсаве, только не на Иисусе и Его Нагорной проповеди. Христианство, которое игнорирует учение Христа! – Впрочем, это из той же серии, как и экзистенциализм, не знающий экзистенциональных откровений за пределами традиционной логики, религиозных догм и «выработанных представлений», по ту сторону добра и зла (см. ниже), ницшеанство без Ницше, марксизм без Маркса, а Войнович обещал нам в романе «Москва 2042» религию без Бога: «…церковь считается младшей сестрой партии, ей даны огромные права и возможности с одним только условием: церковь проповедует веру не в Бога, которого, как известно, нет, а в коммунистические идеалы и лично в Гениалиссимуса», – объяснил новый коммунистический поп отец Звездоний. И нельзя не согласиться, что мы уже на пути к тому. Будучи неспособным мыслить иначе, как догмами, реакционер также не видит и в других учениях ничего, кроме примитивного догматизма. В книге «Презумпция человечности» Барац пишет: «Согласно христианской догматике, Богочеловек сочетает в себе свойства Бога и человека точно так же, как электрон сочетает в себе свойства волны и частицы». – Ну что ж, в семье, как говориться не без уродов. В
Византийскую эпоху, когда вырабатывались христологические догматы, тоже были
свои барацы, лайтманы и штейнзальцы, были и настоящие мыслители, которые хорошо
знали цену первым. Они понимали, что связываться с ними опасно, тем не менее
презрения своего не скрывали, как тогда, так и сейчас. Но по какому праву автор
принимает за основу христианского вероучения псевдофилософский бред поповских
прислужников и игнорирует учение Самого Христа? Или может быть Иисус где-нибудь
говорил о Себе, что Он «сочетает в себе свойства Бога и человека точно так же,
как электрон сочетает в себе свойства волны и частицы»? Нет, оказывается, не
говорил. Из чего же тогда Барац выводит христианскую догматику? – Не из
Евангелий и не из I Послания Иоанна 5:7-8
(неаутентичность этой поздней вставки в Новый Завет уже ни у кого не вызывает
сомнений), и даже не из Никейского Символа, а из «принципа дополнительности»,
якобы сформулированном Августином Блаженным: «…этот сформулированный уже
в самом истоке христианства "принцип дополнительности" в том или ином
виде прослеживается на протяжении всей христианской истории. Этот принцип
двойственности и диалогизма мы встретим в герменевтическом круге Августина
Блаженного, сформулированном следующим образом: "прежде чем поверить,
необходимо понять, прежде чем понять, необходимо поверить". Т.е. в круге,
в котором Разум и Вера исходно выступают как две взаимоисключающие,
дополнительные гносеологические категории». Но, как мне видится, из данного
изречения Августина также вовсе не следует никакой «принцип дополнительности» –
скрытый удар попов против разума, якобы «дополняемого» их поповской «верой»,
ибо ни вера не нуждается в проверке разумом, ни разум в вере, а скорее
говорится здесь о теории и практике, о гипотезе и эксперименте. Не понимаю, в
чем здесь автор видит «две взаимоисключающие, дополнительные гносеологические
категории»? «Догмат триединства был сформулирован каппадокийцами Григорием Богословом, Василием Великим и Григорием Нисским» (Там и всегда). – Во! Это как раз те самые уроды поповской реакции и есть, но все же честь формулировки догмата триединства принадлежит не им. Хоть бы не демонстрировал свое невежество в вопросах христианской патристики. Догмат триединства, как известно, был сформулирован Афанасием Великим: «Наша общая христианская вера в том, что мы поклоняемся единому Богу в Трех Лицах и Трем Лицам в одном Божестве, и при этом не смешиваем лица и не разрываем Божественной Сущности. Первое из них - Личность Отца, второе - Личность Сына и третье - Личность Святого Духа. Но Отец, и Сын, и Святой Дух - одно Единое Божество, равноценное в славе и в вечном величии» и затем принят на первом Никейском Вселенском соборе: «И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденного прежде всех век, Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, не сотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша», но более менее мудрые отцы Церкви, всячески старались обходить этот скользкий вопрос стороной. Ни у Оригена, ни у Иеронима, ни у Августина вы почти не найдете тринитарных рассуждений, хотя догмат этот они знали. Упоминает его и Августин в своем Граде Божием, но дает ему такую экзегетику, что ее примет и деист и пантеист и даже экзистенциалист. Для Бараца же в этой поповской тупости заключена суть христианства.
Что реакционерам особенно ненавистно
Но ведь какая-то религиозная философия должна же стать «козлом отпущения» для «идейного и принципиального» критика. И таковые тоже нашлись. Особенно люто ополчился наш «Дон Кихот» против современных неортодоксальных мистиков, теософов, особенно движения New Age – Новая Эра, проповедующего наступающую эру сверхчеловека путем эволюционной трансформации человечества в богочеловечество. Их веру в реинкарнацию (перевоплощение души умершего в новом рождении) Барац называет «телесной шизофренией», ибо обычная шизофрения предполагает раздвоение личности, т. е. когда одно и то же тело имеет как бы две души, а здесь, мол, одна душа обретает в процессе перевоплощения несколько тел. Интересно, что нашего исследователя нисколько не волнует вопрос, существует ли такое явление на самом деле или нет, он об этом не хочет даже и спорить: «я готов допустить, что перевоплощение возможно», – пишет он, «…независимо от того, признаем ли мы возможность перевоплощения или нет, наше отношение к нему не может быть позитивным». Он не понимает, что это все равно, что сказать: «Хотя мы и признаем, что дважды два – четыре, но отношение наше к этому весьма негативное». Тем не менее больше всего нашего этика во всех явлениях волнует именно моральная сторона и то как следует к ним относиться порядочному «экзистенциалисту» или «человеку европейской культуры». Так, он пишет: «А культура эта (базирующаяся на христианстве, последовательно отрицающем перевоплощение) выработала представление, согласно которому тело – это не одежда души, а тот материал, в котором душа свершается, становится самой собой. Для человека европейской культуры душа и тело – это два неразрывно связанных уровня единой личности, и соответственно реинкарнация выглядит ее полным разрушением». «Для человека европейской культуры…» – так можно, наверно, сказать про каких-нибудь дремучих дикарей, которых не коснулись ни цивилизация, ни просвещение, возможно в этих словах отображен духовный портрет среднего европейского обывателя, которому попы и раввины вконец промыли мозги, но никак не человека европейской культуры, сутью которой испокон веков считалось свободомыслие, отрицание каких бы то ни было «выработанных представлений». Вот, например, слова человека типично европейской культуры Фридриха Ницше: «Я тело и душа» – так говорит ребёнок. И почему не говорить, как дети? Но пробудившийся, знающий, говорит: я – тело, только тело, и ничто больше; а душа есть только слово для чего-то в теле. Тело – это большой разум, множество с одним сознанием, война и мир, стадо и пастырь». Но Ницше ничего не говорит о том, что телом называется только плоть и кровь и больше ничего, частью тела является также и образующая его биоэнергия, именно она определяет все наши «хочу» нашу пассионарность и волю к власти. Скорее, нужно сказать: Я – только биоэнергия, а тело есть только слово для чего-то временно образующегося посредством биоэнергии. И эта энергия никуда из мира не исчезает, переработав один плотский материал, она необходимо будет искать себе воплощение в новые материальные формы снова и снова. Ни Ницше, ни Барац пока еще нам не сказали, куда именно уходит энергия жизни, однако этическую оценку этому недозволенному уходу Барац дает: «Для экзистенциалиста реинкарнация – если она вообще возможна – является грубейшей патологией, является глубочайшей, т.е. более глубокой, ибо более необратимой, чем при шизофрении, деструкцией личности». Далее он перечисляет все возможные последствия такого «аморального» явления: «В самом деле, разве это не "расщепление" сознания, когда миллионы европейцев, с гневом осуждающие разделение семей и нарушение прав собственности, восторженно воспринимают все эти прелести в перспективе грядущего перевоплощения? Одним из глубочайших основ европейской культуры является правосознание, коренящееся в учение Локка о собственности. Согласно этому учению, право собственности является основой индивидуальности как таковой. Человек расценивается в первую очередь как владелец, – как владелец своей жизни и своих жизненных задач, а не только предметов. Между тем именно владение предметами демонстрирует всю глубину значения права собственности. …Но как тогда соотнести это самоочевидное для всех европейцев самосознание с благодушным отношением некоторых из них к тому, что все их имущество будет принадлежать другим лицам, в то время как они вновь будут обитать на земле в другой "телесной оболочке"? Ведь это значит, что именно "телесная оболочка", а не владеющая этой "оболочкой" бессмертная душа является субъектом всех прав! Но на каком же тогда основании отождествлять "себя" с душой, а не с телом? А как можно соотнести страх этих людей потерять своих близких родственников (например, страх подменить новорожденного) с их безмятежной и счастливой верой в то, что это неизбежно произойдет при реинкарнации? Испытывая отвращение к кровосмешению, они не смущаются от риска невольно совершить его при перевоплощении (кстати, согласно поверью дикарей перевоплощение происходит прежде всего внутри одного рода)! Если же признать, что термин "кровосмешение" не подходит к ситуации, когда какой-либо человек в следующей инкарнации берет в жены собственную внучку (внука), ибо у него другое тело, то это как раз значит, что он определяет себя по телу, а не по душе. Одновременно видно, что перспектива реинкарнации совершенно разрушительна так же и для брака. Ведь перевоплощение разрывает даже те супружеские пары, которые сохраняли верность на протяжении всей жизни и надеялись на совместную жизнь за гробовой доской. …реинкарнация, навеки разъединяющая супружеские пары, духовно оказывается спаренной с блудом, является его метафизическим аналогом». /конец цитат/ Что ни говори, аргументы – перлы, достойные
чеховского пера: «Ибо, если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежественной обезьяны то у него был бы хвост и дикий голос. Если бы мы происходили от обезьян, то нас теперь водили бы по городам Цыганы на показ и мы платили бы деньги за показ друг друга, танцуя по приказу Цыгана или сидя за решёткой в зверинце. Разве мы покрыты кругом шерстью? Разве мы не носим одеяний, коих лишены обезьяны? Разве мы любили бы и не презирали бы женщину, если бы от неё хоть немножко пахло бы обезьяной, которую мы каждый вторник видим у Предводителя Дворянства? Если бы наши прародители происходили от обезьян, то их не похоронили бы на христианском кладбище» (Письмо к учёному соседу). Правда, этот герой чеховского рассказа не называл свои аргументы «основами европейской культуры», поэтому даже у него Барацу следовало бы поучиться определенной корректности, вместо «глубочайших основ европейской культуры», нужно было бы написать: «глубочайших основ европейской буржуазности», тогда бы и не было никаких недоразумений. Почему он только не додумался сказать: «Правительства не могут дозволить реинкарнацию». Да разве только одна реинкарнация «аморальна»? В этом мире мы окружены против нашей воли и (о ужас!) против воли правительства, еще массой аморальных вещей. Вот, например, как это «аморально», что Земля круглая, а! Подумать только, до чего же «неэкзистенционален» сей факт! Жил себе человек на «плоской Земле» ничего не подозревая, имел веру и смысл жизни, думал, что он пуп Земли и венец творенья, а тут на тебе, какой-то гой и еретик Коперник разом упразднил все «божественные» законы и «сложившиеся представления», подорвав тем самым авторитет «мудрецов», на которых зиждилась «европейская культура». Слава Богу, какой-нибудь Моуди еще не проник пока на 100% в тайну посмертного бытия, иначе тогда и всему нашему мирку конец. Барацевский довод о риске в следующей инкарнации взять «в жены собственную внучку (внука)» мне напомнил казуистику саддукеев в споре с Иисусом: «В тот день приступили к Нему саддукеи, которые говорят, что нет воскресения, и спросили Его: Учитель! Моисей сказал: если кто умрет, не имея детей, то брат его пусть возьмет за себя жену его и восстановит семя брату своему; было у нас семь братьев; первый, женившись, умер и, не имея детей, оставил жену свою брату своему; подобно и второй, и третий, даже до седьмого; после же всех умерла и жена; итак, в воскресении, которого из семи будет она женою? ибо все имели ее. Иисус сказал им в ответ: заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божией, ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах» (Мф 22:23-30). Реинкарнация тоже, по сути, воскресение, только воскресение не на небеса, а на землю, и в этом воскресении так же не имеет значения, кто чья внучка или жена, ибо все человечество – одна плоть. И с точки зрения моральных выводов реинкарнация нисколько не хуже альтернативных ей концепций. Если принять ту точку зрения, что наше Я после смерти аннигилируется, то для нас в таком случае не может быть никаких иных ценностей, кроме как собственная жизнь, от которой мы должны стремиться получить для себя максимум удовольствий, не заботясь о том, что останется после нас, ибо все, что осталось, что мы не успели употребить для себя, то пропало. Спасение среднего человека, не верящего в бессмертие, именно в том, что у него пока разума маловато, чтобы до конца осознать свое положение перед лицом смерти, поэтому он продолжает как ни в чем не бывало, жить по своим инстинктам вопреки здравому смыслу: заботится о детях, пишет завещания, старается оставить о себе добрую память и доброе имя, как бы забывая о том, что все это со смертью аннигилируется, так как не существует ничего для нас вне Я. Честный же и последовательный ум, осознав до конца неотвратимость смерти, все моральные дилеммы будет решать по принципу героя Достоевского: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить» (Записки из подполья). Но если мы этот принцип отвергаем, мы так же должны быть логически последовательны в понимании, почему, собственно, мы его отвергаем. Наука не обнаружила в человеке естественных моральных влечений (подобных половому влечению), поэтому каждый моральный поступок – это поступок осознанный, поступок противоестественный, против своего Я, против инстинкта природы. Значит, на моральный поступок нас побуждает логика, обусловленная определенным смыслом этого поступка, теми последствиями, которые мы ждем в результате. Виктор Франкл писал: «Человека не влечет к моральному поведению; в каждом конкретном случае он решает поступать морально. Человек поступает так не для того, чтобы удовлетворить моральное влечение и иметь спокойную совесть, он поступает так ради дела, которому он себя посвятил, или ради человека, которого он любит, или ради своего Бога». Таким образом, если мы видим какое-либо важное для нас дело помимо своего Я, мы должны отречься и от своих представлений о смерти. Тогда для нас остается два альтернативных варианта: признать посмертное бытие души в каком-нибудь потустороннем мире, или посмертное бытие в этом мире, т. е. реинкарнация. Поскольку мы не можем со сто процентной уверенностью принять ни одну из этих гипотез, то в вопросе, какую из них предпочесть, мы можем отталкиваться только от того, что для нас выглядит более убедительным, что более соответствует нашим представлениям о мире. Я не знаю, кому как, но мне еще не попадалось каких-либо убедительных доказательств о существовании альтернативных миров, кроме как ни на чем не основанные религиозные фантазии. Реинкарнация же имеет уже кое-какие научно-эмпирические подтверждения, хотя бы в исследованиях Рэймонда Мойди, Станислава Грофа и др. ученых. Реинкарнация побуждает человека чувствовать себя не транзитным пассажиром в этом мире, а частью универсума, даже самим универсумом, смотрящим на свое Я, как на ничтожную часть, и готового пожертвовать этой частью во имя целого. Да, для реакционеров – агентов Танатоса реинкарнация безусловно «аморальна», и в этом их можно понять, ведь реинкарнация предполагает дальнейшую жизнь, в то время как их «мораль» везде и всюду восхваляет смерть. Даже их «рай», в сущности, тоже смерть, ибо предполагает вечное бессмысленное блаженно-мертвое существование на небесах. Ницше считал, что идея такого «рая» свойственна всем декадентам, последним людям, что в силу слабости своего духа, творческой ограниченности, той или иной ущербности вычеркнуты природой их книги жизни, потому они сами ищут себе упоение в своих болезнях, мучениях и смерти. Декадент боится жизни, борьбы, труда, «счастье представляется ему преимущественно как счастье успокоения, безмятежности, сытости, конечного единства, как «суббота суббот» [10]. Свой же идеал Ницше видел не в счастье, а в деле: «Разве к счастью стремлюсь я? Я ищу своего дела!» [11]. Я думаю, дух Ницше и после смерти тела нашел себе достойное дело на Земле.
Не упускает случая Барац повозмущаться и другими аспектами мировоззрения своих оппонентов: «В ньюэйджевских кругах Люцифер считается респектабельной астральной силой». – Для какой аудитории предназначен сей пассаж? Естественно, для идиотов, не имеющих и отдаленного понятия, что такое философская дискуссия. «Люцифер» – красивое слово, этимологически означает «светоносный», красивые слова можно придумывать без конца, но любой, кто попытается рассуждать здраво, обязательно должен задуматься о том, какое содержание он вкладывает в то или иное слово, но наш «философ» и не думает разъяснять нам, о чем, собственно, идет речь, главное – сказать слово, которое сделало бы спор ни о чем. Крывлев в одной своей работе приводил такой пример: «Известна история некоей матери, которая пришла к педагогу за советом, как ей быть с ребенком который не дает покоя вопросами, – почему то, почему это. Педагог ей в шутку посоветовал: “Вы ему скажите, – потому что перпендикуляр”... Не исключено, что получив видимость ответа, притом достаточно озадачивающую, ребенок мог отвязаться со своими вопросами. Нечто подобное мы видим и здесь кто создал природу? Бог... Разве это ответ?» (И. А Крывелев. О доказательствах бытия божия). «Потому что Люцифер…» для недалекого ума, как видим, служит таким же «веским аргументом». Барац любит обвинять ньюэйджерцев и другие неортодоксальные движения в сатанизме, оккультизме, язычестве. Слава Богу, ни один суд в цивилизованном государстве в наше время не признает в сатанизме состава преступления. В худшем случае эти ребята могут быть обвинены в шарлатанстве, если будут разными трюками привлекать в свои секты доверчивых граждан, вымогая у них при этом деньги, как то делал, например, основатель церкви Сайентологии Л. Рон Хаббард. Но само обвинение в сатанизме означает признание доктрины сатанизма. Если силы Сатаны действительно существуют, тогда и в действиях сатанистов никакого шарлатанства нет и пора возвращаться к средневековой охоте на ведьм, и Барац, в общем-то, склонен ее легализовать. В статье «Иудаизм и сатанизм» он пишет: «Здесь важно обратить внимание на одно обстоятельство. При всем том, что христиане фатально ошибались, обвиняя евреев в сатанизме, они нисколько не ошибались относительно того, что сатанизм вообще существует. Если обвинения евреев в том, что они режут христианских младенцев и ругаются над хостией, являлись фантастическими измышлениями, то аналогичные обвинения сатанистов полностью соответствовали действительности». В книге «Там и всегда» Барац пишет: «Насколько известно, сатанисты, т.е. люди, сознательно избравшие зло в мировоззренческо-религиозной, магической сфере, в разных формах обнаруживаются в разные эпохи в разных странах». – Ну, известно – неизвестно, во всяком случае, здесь необходимо audiatur et altera pars (выслушать и противную сторону). Но собственно другой стороне это «известно», видимо, не настолько, как Барацу. Даже самый одиозный из сатанистов, основатель Церкви Сатаны Алистер Кроули считал, что «Сатана – не враг человека, а Жизнь, Свет и Любовь», не говоря уже о явно благородном образе Сатаны в романе Анатоля Франса «Восстание Ангелов», или Воланда в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», или Дьявола у довольно-таки набожного лауреата Нобелевской премии Жозе Сарамаго в романе «Евангелие от Иисуса», хотя, конечно, по идеям трех последних писателей нельзя судить об идеологии всех ныне существующих сатанинских и языческих сект. Выше мы говорили, что не всякий вздор можно назвать реакцией. Да, пароксизмы сатанизма и неоязычества, возникающие в последнее время именно в цивилизованных странах, безусловно, можно назвать вздорными (в странах ислама и в других тоталитарных режимах этого явления нет, не понятно, почему Барац это сектантство называет «тоталитарным» (Там и всегда), по-моему, как раз наоборот), но реакционными их назвать никак нельзя. Почему? Потому что, опять-таки, реакционность определяется не идеологией, а наоборот, по сути, отсутствием таковой, поскольку реакционность – это умершая идеология, не способная родить никакой новой идеи, хотя бы вздорной, но тем не менее не желающая расставаться со своей тоталитарной властью. Сатанизм же пока представляет собой, пусть и глупую, но активную форму протеста против застоя, лжи, лицемерия, исходящих от власть предержащей «зрелой» идеологии. И пока сатанизм и неоязычество не достигли своей завершенной зрелости и не слились с властью, их роль можно считать в определенном смысле даже прогрессивной, так как они пытаются найти этому мраку какую-то светлую альтернативу. Даже являясь деструктивными по отношению к определенным позитивным устоям, они вмести с ними разрушают и реакцию. Чтобы разобраться в этом вопросе, приведу один пример. Ницше писал: ««Человек зол» — так говорили мне в утешение все мудрецы. Ах, если бы это и сегодня было ещё правдой! Ибо зло есть лучшая сила человека. «Человек должен становиться всё лучше и злее» — так учу я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека. Могло быть благом для проповедника маленьких людей, что страдал и нёс он грехи людей. Но я радуюсь великому греху как великому утешению своему» [12]. Давайте посмотрим, так ли уж «зол» Ницше, а также
все те люди, которые, по словам Бараца, «сознательно избравшие зло в
мировоззренческо-религиозной, магической сфере». Ницше однозначно декларирует
себя антихристианином, но в действительности он находится по разные стороны
баррикад скорее с некоторыми Иисусовыми последователями, нежели с самим
Иисусом. Как и Иисус, Ницше также проповедует добро, но то добро, какое он
считает добром. У его Заратустры тоже есть как бы своя «Нагорная проповедь»
(4-й раздел из Предисловия Заратустры). Правда там Заратустра говорит не
«блаженны», не «праведны», а «Я люблю тех…, Я люблю того…», т. е. в этих императивах
не даются абстрактные категории Добра и Зла, а именно определения того, что
любимо МНОЮ – в этом и есть экзистенциализм, не желающий лепить этические
ярлыки. Во имя чего Заратустра спустился со своих вершин, покинул свое любимое
уединение и пошел проповедовать о сверхчеловеке людям? Выше (2й раздел)
«злодей» Заратустра объяснил это аллегорическому старцу, видимо,
олицетворяющему его рациональный ум: «Я люблю людей». Иисус проповедовал: «Вот
это я называю добром, а это злом». Ницше проповедовал: «Вот это я это я люблю,
а это нет», в чем-то их критерии совпадают, в чем-то нет. И на каком основании
мы должны считать, что Иисусово добро – добро, а Ницшево добро – зло? Но
Иисусово добро в прошлом, Ницшево – в завтрашнем дне: «Выше любви к ближнему
стоит любовь к дальнему и будущему; выше ещё, чем любовь к человеку, ставлю я
любовь к вещам и призракам. Этот призрак, витающий перед тобою, брат мой,
прекраснее тебя; почему же не отдаёшь ты ему свою плоть и свои кости? Но ты
страшишься и бежишь к своему ближнему». «Будущее и самое дальнее пусть будет
причиною твоего сегодня: в своём друге ты должен любить сверхчеловека как свою
причину. Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам — я советую вам любовь
к дальнему» (Часть 1). «Ибо, братья мои, лучшее должно господствовать, лучшее и
хочет господствовать! И где учение гласит иначе, там — нет лучшего» (Часть 3).
Или может быть, «праведник» тот, кто выступает за господство худшего? – Хорошее
же «добро» он будет проповедовать: «Что хуже – то лучше!». Оруэлл! «Я люблю…», – пишет Ницше. Тогда почему же он
говорит о зле? Давайте разберемся, что такое зло, как бы мы его определили?
Скажем так: Зло – это то, что мы не любим, чего не желаем получить для себя.
Тогда зачем оно нам вообще нужно? Нет, все-таки зло нам нужно, но не со зла,
конечно, а необходимость к тому принуждает: «Брат мой, зло ли война и битвы?
Однако это зло необходимо…» (Так говорил Заратустра, часть I). Зло – это
могущество: «Большей власти не нашёл Заратустра на земле, чем добро и
зло» (там же). Кто не может совершить какого-либо
существенного зла, тот мало чего стоит, у него нет и никогда не будет власти
над людьми. Власть же, как принято считать, от Бога, а где вы видели власть,
основанную на любви и дружественном отношении? Потом зло нам нужно и как
сдерживающий фактор, гарант мира. Умные люди никогда зло не применяют просто
так из любви к искусству, но держат в запасе, как козырную карту для крайнего
случая. Так ядерные государства держат атомные бомбы не для того, чтобы кого-то
ими бомбить, а для сохранения паритета, чтобы можно было разговаривать со
своими врагами на равных. Что же хотят сделать с нами «праведники», лишая
всякой возможности совершения зла? Просто напросто разоружить и обессилить.
Хорошо учить подставлять другую щеку и воздавать добром за зло, ибо уже само
это учение априори подразумевает, что у тебя есть и другая опция – воздать злом
за зло: «Если есть враг у вас, не платите ему за зло добром: ибо это пристыдило
бы его. Напротив, докажите ему, что он сделал для вас нечто доброе. И лучше
сердитесь, но не стыдите! И когда проклинают вас, мне не нравится, что вы
хотите благословить проклинающих. Лучше прокляните и вы немного!» (там же). Сказав, что человек должен быть зол и еще злее,
Заратустра тут же добавляет: «Но всё это сказано не для длинных ушей. Не всякое
слово годится ко всякому рылу. Это тонкие, дальние вещи: копыта овец не должны
топтать их!» [13].
Действительно, право решать, что есть добро, что есть зло, принадлежит
человеку, но не всякому. Не каждый способен созидать, брать на себя
ответственность за всех, господствовать над собой и другими. В другой своей
книге «По ту
сторону добра и зла» Ницше напишет: «создавать ценности - это истинное
право господ». Однако кто, как не сам Ницше выступил против тех ценностей, что
господствуют среди власть предержащих? «И от господствующих отвернулся я, когда
увидел, что они теперь называют господством: барышничать и торговаться из-за
власти — с отребьем!», – Скажет Заратустра во второй части книги, и в третьей
части он переделает немецкую поговорку: «Der Mensch denkt, Gott lenkt»
(Человек предполагает, а бог располагает) на «Der Gott der Heerschaaren
ist kein Gott der Goldbarren;
der Fürst denkt, aber der Krämer - lenkt!» (Бог воинств не есть бог золотых слитков; властелин
предполагает, а торгаш — располагает!). Так что при всей своей «правизне», ни к
чему Ницше не питает такого отвращения, как к буржуазному строю. Ницше
меритократ, для него право на господство должны иметь не те, кто фактически
захватили власть в свои руки, но те, кто способны бескорыстно творить новый мир
и новые ценности. И если уж говорить в этом плане о сатанистах и других
маргинальных сектах, то уместно напомнить и другие слова Заратустры: «Не вокруг изобретателей
нового шума — вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир; неслышно
вращается он» (Часть 2). Но даже не создав ничего нового, а только разрушая старые устои, или хотя бы пребывая в стойкой оппозиции, «изобретателей нового шума», безусловно, играют свою позитивную роль. Вот когда Барац и К˚ перейдут на статус гонимой, всеми презираемой оппозиции, даже нисколько не меняя своих убеждений, они перестанут считаться реакционерами. Конечно, теократия в Израиле долго не продержится, победа либерализма в этой стране несомненна, и иудаизму, в конечном счете, так же как и сатанизму, уготована роль маргинальной секты. Но напрасно надеяться, что тогда реакционеры, оставаясь верными своим убеждениям, не покинут свои секты. Они как хамелеоны перекрасятся в «либералов», и так до бесконечности тень реакции будет плестись за всякой идеологией, занимающей господствующее положение в том или ином социуме, ибо реакция – синдром не идеологии, а самого человека, и останется человеческим атрибутом, если, конечно, когда-нибудь с ней не покончат как с оспой при помощи какой-нибудь вакцины. Что такое дуализм
Другим смертным грехом, в котором Барац обвиняет своих врагов, является дуализм. О нем он рассказывает в главе «Так говорил Заратустра» книги «Там и всегда». Вернее было бы назвать главу «Зороастризм» или «Дуализм», ибо настоящее название перекликается с книгой Ницше, а содержание этой главы никоем образом Ницше не касается и не имеет ничего общего с ницшеанскими идеями по сути. Он пишет: «Обычно под дуализмом понимается равноправие начал – например, идеи и материи. Но есть также и религиозный дуализм, приравнивающий свет и тьму, добро и зло как два независимых и несводимых к друг другу источника бытия». Давайте посмотрим, какая позиция скрывается за этим столь нетерпимым отрицанием. Что нужно утвердить Барацу и зачем? Судя по всему – монизм, как главную установку монотеизма. В своей статье «Суперарец 2000» я уже касался этого вопроса: «Бог Один, Начальник Один и заместитель Его (поп или раввин) тоже один, а теперь пойди, посчитай Их! Как можно подчиняться одновременно разным Командирам? – мысль для холопского ума непереносимая. Хорошо, что Израильские пророки, Иисус, христианские подвижники не знали, что они «монотеисты», и поэтому еще могли воспринимать Божественное, Которое, явившись пред очами монотеиста, явно бы противоречило его догмам». Но сейчас у нас нет задачи углубляться в психоанализ монотеистов, ибо монотеизм – это из области идеологии, мировоззрения, а мы говорим о реакционерах, к которым даже понятие «монотеистов», «монистов» и пр. не относится ни с какой стороны. Поэтому, в отрицании «дуализма» Барацем трудно даже уловить, что им собственно отрицается, что «не так, а вот так». Прежде всего, заметим, что под дуализмом у Бараца понимается по сути дела не «равноправие начал», как то было указано в его определении, а именно неравноправие, точнее, отрицание за иудаизмом права на (равноправное) существование как вредного суеверия, порождения Сатаны (древние персы [Аман], манихеи, гностики, Гитлер). Но в чем именно состоит учение «религиозного дуализма», в чем его вина, понять все равно нет никакой возможности. Тут автор нам дает много разных ответов, выбирай, какой хошь: То утверждается, что религиозный дуализм приравнивает Добро и Зло, – так что, значит, для него не существует этических понятий? – Никак нет, наоборот, разделение Добра и Зла у дуалистов весьма четкое, в том и состоит второе обвинение дуализма, что-де в основе его мировосприятия лежит идея борьбы Добра и Зла. Но, оказывается, что эта идея разделяется также и монистским иудаизмом, только в отличие от монистов, возводящих Добро и Зло к единому корню, дуалисты-де видят за этой борьбой борьбу двух разных богов. Ну допустим, что разных богов, и что же здесь плохого? Или, может быть, в этой дихотомии дуалисты выступают на стороне Зла? Никак нет, Ариман, дэвы в зороастризме, Иалдабаоф гностиков, Сатана, Люцифер всех сектантов однозначно расцениваются как супостаты. Тогда в чем же с ними не согласен автор? – Евреев они к супостатам относят, а если и не относят (Заратустра о них и понятия не имел), то в принципе могут отнести, ибо не имеют-де священного трепета перед избранной расой и вообще, мол, дуализм порождает крайнюю нетерпимость. Но позвольте, ведь и среди евреев были «дуалисты». Вот, например, как смотрели на мир кумранские ессеи, идеология которых дошла до нас через свиток «Воина сынов Света против сынов Тьмы» и «Устав общины»: «Он сотворил человека для владычества над миром и положил ему два духа, чтобы руководиться ими до назначенного им срока. Это духи Правды и Кривды. В чертоге Света – родословие Правды, и из источников Тьмы – родословие Кривды. В руке князя Света власть над всеми сынами праведности, путями Света они будут ходить. А в руке ангела Тьмы вся власть над сынами Кривды, и путями Тьмы они будут ходить. От ангела Тьмы заблуждение всех сынов праведности, все их прегрешения, грехи, вина, их преступные деяния в его власти, согласно тайнам Бога до срока его. И все их кары и сроки их бедствий во власти Его супостата. И все духи его жребия существуют на помеху сынам Света» (1Q S. III:17-24).. Вы хотите сказать, что это было давно и неправда? Мы не будем цитировать, что говорит в наше время vox populi в трамваях, но почти в каждой ешиве то же самое проповедуют раввины. Однажды сам слышал по радио «Аруц 10» проповедь рава, который утверждал: «Все гои дети сатаны, цель их жизни гей-Енном (геенна)». Однако особого демонизма в этих «философских перлах» никто не усматривает, психологически они вполне объяснимы – обычная ксенофобия малообразованных примитивных людей, хотя пресекать подобные высказывания, безусловно, надо как подстрекательства к расовой ненависти, ибо на то и существует власть, чтобы своевременно ставить зарвавшуюся чернь на свое место. Впрочем, в немецком нацизме также никакого демонизма не было. Его идеологи также были поначалу такими же неприкаянными образованцами, как сейчас барацы и лайтманы, и искали в ту нелегкую пору, как и где заработать себе на хлеб. Они высасывали из пальца наукообразные доктрины и теории, соревнуясь друг с другом в большей нетерпимости и цинизме, и с этого шарлатанства имели свой кусок хлеба и даже с маслом. Но, конечно, не все евреи такие «дуалисты», как вышеупомянутый рав с «Аруц 10», Барац, например, (по крайней мере на словах) монист. Он вовсе не считает, что все гои дети сатаны, даже дуалисты и те у него бывают «доброкачественными», если испытывают по отношению к евреям «комплекс младшего брата». У некоторых даже есть шанс стать шабесгоями – гоями, признающими исключительную святость и непогрешимость избранного народа – евреев. Тогда им Барац, может, и дал бы статус «полезных гоев», как в свое время Гитлер некоторых евреев оставил в живых как «полезных евреев». Но для этого, как пишет Барац, должен быть: «не только полный отказ церкви от задачи крещения еврейства и того или иного его вовлечения в литургическую жизнь церкви. Христиане, решившиеся признать иудаизм всерьез, должны подчиниться галахе во всех тех пунктах, в которых они непосредственно соприкасаются с еврейским миром» (Презумпция человечности). Но не думайте, что Барац всегда такой «либеральный», видимо, под настроение. Есть у него и другие высказывания: «В наказание за это нападение в Торе предписывается "стереть память Амелека". Традиция рассматривает это как приказ убивать Амалека, убивать его потомков, т.е. убивать на основании одной только их "расовой" принадлежности» (Там и всегда). – Потомок Амалека должен быть убит, даже если ничего плохого еврею не сделал, если даже готов «подчиниться галахе во всех тех пунктах», если даже он грудной младенец. Сие убийство будет особенно «богоугодно», ибо, как сказано: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!» (Пс. 136:9). Если вас удивит, что не нужно вовсе совершать каких-либо злодеяний и преступлений, чтобы заслужить высшей меры наказания, значит вы не кто иной, как «дуалист», ибо для «монистов» все ваши поступки и деяния никакого значения не имеют, как то недвусмысленно объясняет Барац: «Нет ничего странного и в том, что последовательный враг еврейства в своей основе идентифицируется по национальному признаку, т.е. "расистски", ведь и сами евреи – община, избранная Всевышним по "расистскому" принципу. Антисемиты – это такая же "духовная раса", что и евреи» (Там же). Так, чтобы не быть «дуалистами» христиане должны признать над собой власть Галахи со всеми ее расистскими законами. Впрочем, такова позиция отнюдь не одного Бараца (если у него вообще есть позиция), Барац здесь честно выражает ту мораль, которую в определенных кругах евреи впитывают с молоком матери, правда не все они настолько глупы, чтобы сказать об этом столь откровенно. Однажды, проверяя систему образования в школах ШАС,
инспекторы министерства образования Израиля обнаружили, что там проповедуется
самый откровенный расизм. Рава спросили: Как вы можете говорить детям такое:
«Все бней ишмаэль (арабы) примитивны и воры»? – «Да, – говорит, – такова наша
еврейская традиция, и в Торе так написано, мы не можем идти против традиции».
Журналисты тогда, помню, возмущались отсталостью и дикостью сефардских
раввинов. Но вот пишет ашкеназский еврей Барац, вроде, пока еще, не раввин,
называющий себя «человеком европейской культуры»: «…можно только удивиться
прозорливости соответствующей агады, написанной до возникновения ислама, в
которой утверждается, что Ишмаэль отказался от Торы, потому что она запрещает
воровать». Однако, он, видимо, не знает, что и Исраэль от воровства не думал
отказываться, и не только практически, но и в основах своего вероучения. Вот
несколько примеров высказывания мудрецов Талмуда. Нет, не подумайте, что я собираюсь вам цитировать антисемитский поклеп. Это
вполне «кошерные» тезисы из статьи рава Давида Бар-Хаима с сайта: http://www.daatemet.org.il/daathalacha/he_gentiles3.html: דעת רש"י במקום (ד"ה 'ואיבלע ליה זוזא') שמותר להטעותו, וזאת בהתאם לשיטתו שנתבארה לעיל שגזל הגוי מותר. וכן כתבו התוספות שם ד"ה 'יכול' שמותר להטעותו, ובלבד שהגוי אינו יודע ולא יגרום חלול ה'. Мой перевод: «По мнению Раши, там (ד"ה 'ואיבלע ליה זוזא'), где разрешено обмануть (гоя), и это в соответствии с вышеупомянутым мнением Раши, которое было разъяснено, – обкрадывать гоя разрешается. Также написано и в Тосафот, (ד"ה 'יכול'), что разрешает обмануть гоя, однако только, если тот не догадывается об этом и это не повлечет осквернение имени Божьего». כתוב בתורה (ויקרא כה, יד): "וכי תמכרו ממכר לעמיתך או קנה מיד עמיתך, אל תונו איש את אחיו". ובספרא פרשת בהר סיני פרשה ג הל' ד: "'אל תונו איש את אחיו', זו אונאת ממון". וכתב הרמב"ם בהלכות מכירה תחילת פרק י"ב: "אסור למוכר או לקונה להונות את חבירו, שנאמר: 'וכי תמכרו ממכר לעמיתך אל תונו'. ואע"פ שהוא עובר ב'לא תעשה' אינו לוקה, מפני שניתן להשבון. ובין שהונה במזיד בין שלא ידע שיש בממכר זה הוניה, חייב לשלם". ברם לגבי גוי, הדין שונה. כך מובא במסכת בכורות יג, ב: "אמרי, לעמיתך אתה מחזיר אונאה ואי אתה מחזיר אונאה לגוי". וכתבו הרמב"ם שם פי"ג ה"ז: "הגוי אין לו הוניה שנאמר: 'איש את אחיו'. וגוי שהונה את ישראל מחזיר הוניה בדינין שלנו-לא יהיה זה חמור מישראל". וכן כתב הטור והשו"ע בחושן משפט סימן רכז (בטור סעיף ל ובשו"ע סעיף כו) אף כאן בולט אי השוויון של הגוי. «Написано в Торе (Левит 25:14): "Если будешь продавать
что ближнему твоему, или будешь покупать что у ближнего твоего, не обижайте (не
обманывайте) друг друга" В Сифре на главу «На горе Синай», часть 3,
hалаха 4 написано: "Не обижайте друг друга" – это денежно-кредитное
мошенничество» ". Также писал и Рамбам в Законах о сделках, в начале главы
12: "Запрещается продавцу или покупателю обманывать своего товарища,
поскольку сказано: "Если будешь продавать что ближнему твоему, или будешь
покупать что у ближнего твоего, не обижайте друг друга". Даже если он
преступает заповедь «Не сотвори», он – не подлежит бичеванию, поскольку это
может быть компенсировано. Обманывал ли он с намерением, или по неведению, что
в этой сделке имеется мошенничество, он обязан платить". Однако, в
отношение гоя закон различен. Так приведено в трактате Берахот 13b:
"Сказано: товарищу своему возврати что заработал мошенническим путем, но
не возвращай ничего гою". И Рамбам написал в главе 13, hалаха 7: "На
гоя не распространяются слова: «не обижайте (не обманывайте) друг
друга», и гой, который обманул евреев, должен отвечать по нашим законам – но не
более строго чем еврей". И так написано в Тур и Хошен Мишпат, параграф 227
(в Тур, параграф 30 и в Шульхан арух параграф 26). И даже здесь выступает
неравенство гоя». (Перевод мой. С. Б). Впрочем, это лишь теория, мнение реакционного рава,
далекого от современного прогресса. А что тогда представляют собой лагеря
беженцев палестинцев, земли и дома которых украдены самым «прогрессивным и
демократическим» государством на Ближнем Востоке? Одним из отцов дуализма Барац называет библейского
Амана: «Его антисемитская концепция приводится в книге Эстер (в версии
Септуагинты) в следующих словах: "Аман объяснил нам, что во всех племенах
вселенной замешался один враждебный народ, по законам своим противный всякому
народу, постоянно пренебрегающий царскими повелениями, дабы не благоустроялось
безукоризненно совершаемое нами соуправление. Итак, узнав, что один только этот
народ всегда противится всякому человеку, ведет образ жизни чуждый законам, и,
противясь нашим действиям, совершает величайшие злодеяния, чтобы царство наше
не достигло благосостояния, мы повелели указанных вам в грамотах Амана,
поставленного над делами и второго отца нашего, всех с женами и детьми всецело
истребить" (3.13)» (Там
и всегда). Из этой цитаты как бы следует, что основная мотивация
амановского антисемитизма зиждилась на его врожденном деспотизме,
непереносящего духа свободолюбия, который-де всюду распространяли евреи. Однако
есть кое-какие основания усомниться в этом. Если ты такой «либерал» и живешь в
деспотическом государстве, борись за свободу и гражданские права для всех; но
если ты, живя среди рабов, полагаешь свободу только для себя, ты не кто иной,
как коллаборационист, вертухай в Гулаге, капо в концлагере, какого ты еще
отношения можешь ожидать, кроме ненависти? Таким образом, даже сам этот свиток
свидетельствует, что евреи в те времена являлись привилегированной кастой,
существовавшей в определенном симбиозе с народными угнетателями. Можно сказать также и в защиту гностиков. Да, в гностическом Апокрифе Иоанна недвусмысленно выражено отношение к Ветхозаветному Богу как к Духу Зла (точнее Духу Незнания), который, впрочем, порожден тем же источником, что и Дух Добра Христос – эоном мировой премудрости Софией. Но не бывает ненависти без причины. Да, можно возненавидеть и Бога, если этот «бог» – «бог» угнетателей и кровопийц, если именем этого «бога» постоянно творится зло. А что такое, в конце концов, религиозный бог? Бог – это персонифицированная воля тех или иных классов. Есть классовая борьба – есть борьба «богов». Поэтому, если и правда, что гностики ненавидели еврейского Бога, то причину сей ненависти следует искать, естественно, не в Боге философов, не имеющем никакого прямого отношения к человеческим интересам, а в евреях, которые Его как бы представляли. Потом, начиная с Фрейда, исследователи религии ее догматическое содержание определяют не влиянием потусторонних сил, а психологией того класса, выразителем интересов которого выступала та или иная религия. Так, Эрих Фромм в своей книге «Догмат о Христе» пишет: «Главное значение веры ранних христиан в страдающего человека, ставшего Богом, заключалось в подразумеваемом желании свергнуть Бога Отца или его земных представителей. Фигура страдающего Христа первоначально возникла из потребности в идентификации части страдающих масс, и она только дополнительно определялась потребностью искупления преступной агрессии против отца. Последователями этой веры были люди, которые вследствие своей жизненной ситуации были полны ненависти к своим правителям и надежды на осуществление своего собственного счастья. Изменение экономической ситуации и социального состава христианской общины видоизменило психологическую позицию верующих. Догмат развивался: представление о человеке, ставшем Богом, превратилось в представление о Боге, ставшем человеком. Отца же не надо было свергать; виноваты не правители, а страдающие массы. Агрессия направлена уже не против власти, а против личности самого страдающего. Удовлетворение заключается в прощении и любви, которые отец дарует своим смиренным сыновьям, и одновременно в царской, отеческой позиции, которую страдающий Иисус принимает, пока остается представителем страдающих масс. В конце концов Иисус становится Богом безо всякого свержения Бога, поскольку он всегда был Богом». С таких позиций, я думаю, нужно смотреть и на мировоззрение гностиков, и манихеев и прочих сект. И здесь Барац высказывает интересное суждение: «В качестве людей, погибших за свою веру, катары и альбигойцы не могут не вызывать уважения. Но тем не менее нельзя отрицать, что содержательно – идейная сторона этих учений легла в основу нацизма». Поверим Барацу, Тогда отсюда следует, что средневековые еретики и немецкие нацисты оказались в одинаковых условиях, те и другие в определенный исторический период подвергались угнетению. Уважает ли на этом основании Барац нацистов, я не знаю. Я не знаю также, насколько идейная сторона учения катаров легла в основу нацизма, но на некоторые изложенные в настоящей книге рассуждения идеи гитлеровского нацизма точно повлияли. Сам автор часто грешит отождествлением добра и зла, а нередко и подменой одного другим. Так он легко отождествляет гонимых и гонителей, и его симпатии на стороне гонителей очевидны. Если бы Гитлер не потерпел поражения в войне (а ведь вся история немецкого нацизма есть не что иное, как стихийный бунт обиженных низов и его подавление), нашлись бы идейные основания оправдания нацизма, так же как сейчас мы видим налицо идейные оправдания иудонацизма. Впрочем, социальная база израильского иудонацизма такая же, как и российских черносотенцев и немецких нацистов (насчет катаров не знаю), поэтому и родство их идеологий не вызывает удивления. Мне только не понятно, как можно этих близнецов братьев разделять, одних относить к монистам, других к дуалистам? Видимо, для Бараца нацистская идеология, выступающая за неравноправие по расовому признаку, за процентные нормы, черты оседлости, бантустаны, гетто, лагеря беженцев и т. п. есть несущественные признаки для определения родства, гораздо важнее для него, во имя какой идеи осуществляется нацизм, монизма или дуализма. По этому признаку он находит родство между враждующими силами: «Коммунисты и фашисты были в равной мере одержимы этой утопической идеей, они в равной мере делили мир на "лагери" добра и зла». – Хорошие ребята были, а? Идейные! Не за свою шкуру, а за идеалы боролись, можно было бы им в этом и посочувствовать, если бы сама идея Бараца о том, что будто бы во всех бедах мира виноваты утопические идеи, не была бы полностью утопической и лживой. А как быть с либерализмом? Разве выражение либерала Рейгана «империя зла» не свидетельствует об «утопической идее деления мира на лагери» или, может быть Рейган тоже фашист и дуалист? Или только одни иудаисты никогда никакими утопиями не были одержимы, то-то они интернационализм так «любят». Так же и в советском антисемитизме нет никакого влияния потусторонних сил. Негативное и даже враждебное отношение к евреям вполне соответствовало общей социальной психологии масс, обусловленной определенным укладом жизни, с евреями непосредственно не связанной. Когда какой-нибудь чиновник ОВИРа или офицер КГБ, против своей воли подписывая тому или иному еврею визу на выезд в Израиль, неофициально шипит ему на ухо, что он бы, будь то в его власти, никогда бы никуда его не выпустил, а задушил бы собственными руками или сгноил на урановом руднике, он это говорит уже не как представитель власти, а по личной мотивации. Какая же у него может быть личная мотивация ненавидеть отъезжающего еврея? Ведь тот ему ничего, вроде, плохого не сделал, его служебная карьера не пострадала, материального ущерба этот еврей своим отъездом не нанес ни чиновнику, ни его родственникам, ни стране в целом. Более того, даже к ворам и финансовым аферистам у большинства «народа» отношение более терпимое, нежели диссиденствующим образованцам – «Малому Народу». Вот, казалось бы, наглядное доказательство проявлению иррационального демонического антисемитизма. Однако бессознательное в том или ином поведении еще не значит демоническое и беспричинное. Психологические причины такой ненависти у большинства народа вполне понятны. Лично я эту ненависть не разделяю и «Большому Народу» не сочувствую, но считаю, что осуждать его у нас нет никаких оснований. Мы не вправе судить по моральным критериям, сложившимся в свободном демократическом обществе, иные социумы, живущие по иным укладам и нравственным ценностям. Это называется не как иначе, как лезть со своим уставом в чужой монастырь. Если бы в России было бы когда-либо гражданское общество, признававшее права человека, свободу вероисповедания и инакомыслия, то на этом фоне посягательство на права именно евреев выглядели бы дикостью. Но, учитывая тоталитарные нравы народно-государственной ментальности России, для которой «чужой» по духу не может быть равным по праву, отношение к евреям можно считать более чем либеральным. Сравнить его хотя бы с теми преследованиями, которые испытывают в России и по сей день те же баптисты или свидетели Иеговы. Кроткие верующие обвиняются в преступной духовной агрессии против России (как, впрочем, и христиане в Израиле). С нашей же точки зрения всякая «духовная агрессия» законна. Устав свой можно и должно утверждать там, где ты живешь, но при условии, если ты сам часть этого социума и готов до конца разделить с ним общую судьбу, да и чтобы что-то исправить в социуме, нужно прежде всего его адекватно понимать, не приписывая ему тех атрибутов, которыми он не обладает. Да, антисемитизм в Советском Союзе имел место, но вовсе не потому, что советские люди были дуалистами, а евреи монистами, не потому, что евреи происходили от Иакова, а «Большой Народ» от Эсава и его потомка Амалека, и даже не потому, что «евреи распяли их русского Христа». Пусть это трижды не нравится барацам, но это так. «Большой народ» чувствовал себя преданным этими «интеллигентами-диссидентами». В его глазах именно «образованные» навязали всем этот ненавистный строй, служили ему верой и правдой, а потом как крысы убегают на свободу, бросая всех на произвол судьбы за колючей проволокой Гулага. Не правда, что в 37 году народ требовал смерти «врагам народа» за контрреволюцию, ибо ни один Колчак, Врангель и даже Власов не был так ненавидим, как псевдоинтеллигенты-коммунисты. Народ действительно инстинктом чувствовал в них своих врагов, и доля истины в том была. Он мстил им именно за революцию, за террор, за то, что вскарабкались на пирамиду власти и построили свое личное счастье на народной крови. Так же и пресловутое «дело врачей». Мотив истинной ненависти к тем врачам евреям как раз и состоял в том, что они не сделали того, в чем их официально обвиняли. Отрави они Сталина или еще кого-нибудь из его окружения, они остались бы в народной памяти навеки как герои, ибо народ может быть порой зол и несправедлив, но в конце концов назовет вещи своими именами, потому что Зло и Добро он определяет не через установки той или иной идеологии, а через свое существование. Народ – это абсолютный экзистенциалист. Хочу подметить и еще один интересный момент. Как правило, всем реакционерам присущ антисемитизм, не зависимо от того, монисты они или дуалисты, ибо, как мы уже говорили, реакция, как явление чисто психическое, не связана ни с какой идеологией или доктриной, точно так же и антисемитизм следует рассматривать не как учение, а как психическую патологию, «комплекс двоечников», по выражению Новодворской. Точно такой же комплекс представляет собой и израильская правая реакция, которую я назвал иудонацизмом. Но разве иудонацизм страдает антисемитизмом? – И это есть, если рассматривать его как отрицание претензий евреев на равноправие. Идеологию постсионизма, а по сути дела собственно сионизма, но не религиозного по раву Куку, а политического по Теодору Герцлю и Максу Нордау, Барац назвал «юдофеминизмом», так как постсионисты-де отождествляют «понятия "еврей" с понятием "человек"». В этой же статье (Юдофеминизм) он пишет: «Как феминистское движение по своей сути направлено против права женщины быть женщиной, так политика МЕРЕЦа направлена против права евреев быть евреями, направлена против сионизма». Интересно, выше в этой статье говорилось, что феминистское движение борется «за право женщин не быть женщинами» (правда, это формулировка самого Бараца, а не собственно феминистского движения, но раз уж ты так сказал, надо же своим принципам как-то следовать, хотя бы в рамках одной статьи), а теперь оказывается, феминистское движение борется «против права женщины быть женщиной». Тоже самое и в отношении эмансипации евреев. Я хочу напомнить, что один из отцов сионизма Лев Пинскер свой труд, в котором он выразил суть своей идеологии, назвал «Автоэмансипацией». И всякая борьба за права евреев, есть борьба за их эмансипацию, за их право быть людьми. Но Барац восстает против этого права, кто он тогда, как не самый настоящий антисемит? Хорошо, восставать против чего-либо и даже быть антисемитом – твое святое право, никто его не оспаривает, но зачем же при этом извращать? Насчет феминисток я не знаю, но что касается МЕРЕЦа, тут я могу ручаться, что ни один его лидер никогда не провозглашал своей политикой борьбу «против права евреев быть евреями». Если кто-то выступает за право еврея быть человеком, это не значит, что он выступает против права человека «быть евреем», если тот того хочет. Не надо путать право с обязанностью, правом каждый может воспользоваться, а может и не воспользоваться – в этом отличие либерализма от фашизма. А как расценить такое, например суждение: «Исповедуемое иудаизмом разделение человечества на Израиль и народы сродни разделению человека на два пола» (там же)? Это как, дуализм, или что? По-моему, это просто маразм. «Религиозный дуализм» – миф, бред сивой кобылы, мифотворец даже и сам еще толком не придумал, кого отнести к этой категории, а кого нет. Я думаю, можно сказать проще: «дуалист» тот, кто сомневается в необходимости кормить реакционеров и других паразитов за счет трудящихся. Пусть это определение на уровне готтентота, определявшего, как он понимает Добро и Зло, но по крайней мере позволяет найти общий язык с готтентотами. На самом же деле дуализм предполагает не раздельное существование Добра и Зла, и даже не два их источника, ибо ни один здравомыслящий философ не будет рассуждать об источниках или первопричинах, относительно которых он не имеет никаких познаний, ибо в эти сферы наш разум не имеет никакой возможности проникнуть (на каком основании можно полагать, что источник один, а не два, не три, не десять? а может, и вообще никаких источников нет, и причинность, в конечном счете, уходит в бесконечность или в замкнутый круг?), но настоящий дуализм основывается на вполне конкретных феноменах, фиксируемых нашим сознанием и основанных на них определениях рассудка. Практика повседневной жизни человека и психологические наблюдения привели его к разделению понятий на объективные и субъективные. Первые от нашего сознания независимы, а вторые, наоборот, только нашим сознанием и определяются и вне его не имеют вообще никакого смысла. К категории такого рода понятий относятся Добро и Зло. Объективный мир не знает этических категорий, но всякая вещь приобретает определенную ценность в зависимости от нашего ее приятия или неприятия. Суть монизма, я думаю, также состоит не в признании единого источника, а скорее, в стремлении экстраполировать объективные физические законы на человека, сделать человека придатком этих законов, безвольным рабом. Таким монизмом может быть как вульгарный материализм, так и религиозный идеализм. Экзистенциализм же, если и не освобождает человека от объективного полностью, то, по крайней мере, выделяет ему определенную суверенную автономию, где царствует только он и больше никто. Виктор Франкл, например, писал: «Человеческое существо – не вещь среди других вещей; вещи детерминируют друг друга, а человек конечном итоге существо самодетерминирующее». Поэтому экзистенциализм в какой-то степени так же дуалистичен, как и априоризм Канта, который, в отличие от экзистенциализма, пытался дать «свободу» внешнему миру, так называемым «вещам в себе», в то время как практический разум человека оставался бы целиком детерминированным непреложными законами логики.
Что такое экзистенциализм
Что же рекомендует Барац «темным гоям» принять вместо их «сатанинского дуализма», не гиюр же им проходить, в конце концов? Есть, однако, компромисс. Гои должны жить, как сейчас живут некоторые «добропорядочные» христиане и даже атеисты, скрупулезно следующие всем своим религиозным предписаниям и правилам, но при том не слишком проповедующие свою веру, особенно евреям. «Среди христианских мыслителей всегда можно было встретить тех, кто признавали осмысленность иудаизма. – Пишет Барац, – Так, например, Джон Толанд писал: "Евреи, независимо от того, обращаются они в христианство или нет, по-прежнему всегда должны соблюдать закон Моисея в том виде, в каком он существует в наши дни". А современные западные церкви полностью отказались от задачи крещения и «обращения» еврейства» (Там и всегда). И что же за философия у этих господ? – Это, по мнению Бараца, «экзистенциализм». Мы думали, такие люди, что у экзистенциалиста Сартра вызывали тошноту, называются мещанами, обывателями, филистерами, приспособленцами, а они, оказывается, «экзистенциалисты» – какая, однако, мещанству придумана красивая идеологическая апология! Да и сам мещанский «экзистенциализм» Барац пытается представить вполне привлекательно, в духе ныне модного плюрализма: «Всякая концепция человека претендует на универсальность, т.е. предназначает себя всем людям. Беда лишь в том, что она очень негативно воспринимает тех людей, которые являются носителями других универсальных концепций. Экзистенциализм в значительной мере избегает этого порока». Удобный «изм», не правда ли? Главное – следить, чтобы кто-нибудь не дерзнул двинуться по своему новому пути, нарушив тем самым сложившийся мирный паритет между существующими ныне основными замкнутыми тоталитарными строями. В другой же книге «Презумпция человечности» Барац выскажется с точностью до наоборот: «Признание абсолютной ценности религиозной свободы причудливо уживается в нас со средневековой верой в то, что истина может быть (хотя бы преимущественно) только за какой-то одной из конфессий». – Нет, дорогой, в ВАС уживается лишь тупость с наглостью, позволяющие присваивать обладание абсолютной истиной исключительно себе и своей конфессии. У НАС же (всех тех, кто придерживается научных методов познания) никогда не возникало (даже преимущественно) столь дерзкой самоуверенности. Но не стоит даже и говорить, что ни иудаизм с его тоталитарным регламентом на все и вся, ни барацевский философский венегрет, мешающий бульдога с носорогам, ничего общего с экзистенциализмом не имеет, ни в какой его форме, ибо экзистенциализм состоит в предпочтении конкретного абстрактному, единичного всеобщему, индивидуализма социальному детерминизму, т. е. в принципах, диаметрально противоположных всему тому, что утверждают Барац и иже с ними. Экзистенциализм предполагает поиск жизненного кредо из самого себя из самопознания, а не из внешних источников, будь они даже истинами в последней инстанции, «Торой ме-Синай» или же откровениями великих экзистенциалистов. Все «верующие» люди забыли одну старую добрую истину: «Познай самого себя», т. е. исследуй свою природу, свое естество, пойми свой экзистенциональный смысл. Вместо этого мы познаем все что угодно, только не себя: священные писания, нравоучения учителей и родителей, национальные традиции, неписаные моральные императивы нашего окружения. Все это хорошо, но там о тебе ничего не сказано, ни что и где у тебя болит, ни что доставляет тебе наслаждение – этого, кроме тебя, знать никто не может. Но мы верим не своему знанию о себе, а чужому, которое нас не знает и знать не хочет, мы забиваем этим чужим весь свой ум, не понимаем, что все это в нашем «Я» наносное, шелуха, что экзистенциональная ценность этой шелухи равна нулю. «Более правдиво и чище говорит здоровое тело, совершенное и прямоугольное; и оно говорит о смысле земли» – говорит Заратустра у Ницше, отрицая тем самым какую-либо априори установленную мораль и утверждая именно экзистенциональный гуманизм. Только наша телесная материя, земля, которая нас породила, вправе диктовать нам, что для нас хорошо, что плохо, что важно, что не важно, что прекрасно, что отвратительно – в этом суть экзистенциализма, как я его понимаю. Экзистенциализм не возник ни с того ни с сего, он не был придуман от скуки учеными умами в кабинетах, наоборот, это в определенном смысле революционный бунт против учености. Давайте посмотрим, какова психологическая почва возникновения этого бунта. До экзистенциализма всякая философия стремилась выработать некое цельное мировоззрение, которое не только могло бы объяснить все причины и связи в существующем мире, но и определить его бытию некую цель и в соответствии с ней всякой вещи найти свой смысл. К этому стремились как религиозные мистики, так и рационалисты просветители. Как определил суть своей философии Гегель: «Все разумное действительно, все действительное разумно», и я скажу, что в этом суть учености как таковой. Не было бы смысла ничего изучать, если бы действительность не была разумной, иными словами, сущность не совпадала с существованием. Все было бы, может, и ничего, если бы в какой-то момент эссенциалисты не стали принимать недействительное как разумное, а неразумное как действительное, если бы господствующее в умах мировоззрение не переросло в реакционную силу, не стало бы порабощать своих создателей, не превращало бы людей в своего рода марионеток, уже не живущих собственной естественной жизнью, а играющих определенные роли в рамках сценария ими же придуманного фарса. В этом фарсе все роли заранее определены и распределены: «ты еврей», «ты христианин», «ты гражданин, человек такой-то культуры, член такого-то общества, член такой-то партии», – говорят кукловоды, и все «куклы» повинуются и ведут себя согласно предписанным им ролям. Идеи уже перестают служить человеку, но сам человек начинает рассматриваться как придаток идеи – старая теологическая дилемма: заповедь (закон) для человека, или человек для заповеди (для закона). Иными словами, как сказал Сартр: «сущность человека предшествует его историческому существованию» (Экзистенциализм это гуманизм). Таким образом, антитезисом этой позиции будет принцип экзистенциализма: «существование предшествует сущности» (там же). Порой сии эссенциональные установки, особенно у ортодоксальных евреев, доходят до полного абсурда. Так один из администраторов с Мегафорума некто Яков безапелляционно заявил своему оппоненту, как бы выражая тем самым официальную и общепризнанную, по его мнению, точку зрения: «Нет бога вне связи с религиями. Верующие соблюдают религиозные обряды. А если Вы никаких обрядов не соблюдаете, то какой же Вы верующий? А если соблюдаете, то обряды какой религии?». Оказывается, уже не только конфессии и религиозные организации давно учтены и посчитаны чиновниками, но и все боги получили от них лицензию на свое существование, теперь ни один новый божок не появится на свет без санкции соответствующего ведомства. Против подобного маразма и выступили экзистенциалисты: Серен Кьеркегор, Фридрих Ницше, Николай Бердяев, Жан Поль Сартр, Альбер Камю, Мартин Бубер и даже отчасти и любимый Барацем Виктор Франкл. А против чего или против кого выступил наш Барац? Против Гитлера, Сталина, антисемитов? – Не велика честь, надо сказать, для экзистенциалиста. Но какую бы книгу или статью Бараца вы ни открыли, везде вам будет бросаться в глаза не «против», а «за». Везде он выступает как бы «от имени и по поручению», постоянно оправдывая еврейский правый эссенциализм. Приведу вам пример типа мышления, диаметрально противоположного экзистенциализму: «Сверхчеловечество может быть и величайшим пороком, и величайшею добродетелью. Оно безусловный порок сатанинского происхождения, когда состоит в превозношении одного или нескольких лиц над себе подобными, то есть над отцами и братьями. Оно становится наивысшим пороком, когда доходит до присвоения себе бессмертия, как привилегии, то есть доходит до превозношения себя над всеми, уже умершими и еще не умершими», – пишет русский философ Николай Федоров в статье Сверхчеловечество, как порок и как добродетель Явно он стоял еще далеко от понимания Ницше. «Считается пороком», «считается добродетелью» – кем считается? – будет рассуждать сверхчеловек. Ну и пусть себе считается, я же по ту сторону всех их «считается», для меня важно, что я люблю. Не очевидна ли аналогия между этим высказыванием Федорова и отношением Бараца, ну хотя бы, к реинкарнации, к эсхатологическим позициям ньюэйджеровцев и теософов? Впрочем, Федоров, в отличие от Бараца, не причисляет себя к экзистенциалистам, и потому проникает в более глубокое понимание экзистенциализма, который выражен в учении Ницше: «В этом отрицании истины Ницше видел просветление, успокоение и свободу, но, вместе с тем, и отсутствие цели и смысла (в жизни)». Да, именно так, отрицание смысла жизни (особенно предписанного человеку кем-то извне) и есть просветление. Воистину, нередко ненависть более способствует объективному исследованию, нежели любовь: «…надо еще сказать, что Заратуштра заблуждается, говоря, что "он не ищет Счастия, а ищет дела". Наоборот, он ищет именно счастия, полагаемого им в зрелищах, представлениях, играх; целый мир в своей душе превратил он в представления и жаждет наслаждения бесконечным их повторением, то есть пребывает в несовершеннолетии вечно» (Н. Федоров Ссверхчеловек – недоросль). Тоже, в принципе, правильно. Сверхчеловек не «деловой верблюд» это уж точно, но и «недорослем» его называть не совсем корректно, ибо он таки дорос до стадии Ребенка (см. ниже). В статье (По ту сторону сострадания, или смех сверхчеловека) Федоров пишет почти дословно, как Барац: «Разгадка ницшеанства – самая простая. Ницше совсем не знает, что род человеческий приближается к совершеннолетию. Он, как ребенок, и, конечно, очень, испорченный, знает только игру, и ничего выше игры себе и представить не может». (У Бараца, как вы помните, человечество уже получило «аттестат зрелости», но и здесь прав скорее Федоров, нежели Барац, ибо экзистенциализм так же не хочет ничего знать, и о «совершеннолетии», ни о «зрелости»). Против ницшеанства Федоров противопоставляет христианство, как он его понимает: «Активное христианство есть реакция против двух философов тьмы: Ницше (с которым сливается его, теперь воскрешенный из мрака забвения, предшественник Макс Штирнер) и Л. Толстого» (Н. Федоров Христианство против ницшеанства). – Его бы «христианству» к «философам тьмы» следовало бы причислить и Иисуса, вот тогда бы оно вполне стало достойно исповедания войновичевского отца Звездония. Также и Барацу следовало бы не оставить свой ортодоксальный иудаизм в оппозиции к тем учениям, которые его в корне отрицают, но он не только их не противопоставляет иудаизму, но, наоборот, лицемерно использует в пользу последнего. Для должности отца Звездония Барац давно уже созрел. Наш «экзистенциалист» также поставил точки над «i» своего понимания: «…когда речь заходит о собственно человеческой, духовной общине, то она будет иметь вид каждого из ее членов, по крайней мере вид своего основателя. Иными словами, будет являться все тем же человеком. Но это общее соображение подтверждается свидетельством Сведенборга: "Каждое общество на небесах изображает человека"(68). "Всякое общество, когда оно в сборе, является одним лицом в образе человека"(70). В свое время мне довелось следующим образом сформулировать экзистенциальное соотношение части и целого: "личность всегда часть, но одновременно и всегда все то целое, чего она часть". ("Здесь и Теперь", "Лики Торы")» (Там и всегда). Теперь давайте растолкуем, что значит сие определение: личность – это существование, то, что есть, целое – это сущность, которой определяется личность: еврей, русский, христианин, экзистенциалист и т. п. Прекрасно, но какое этот эссенциализм чистой марки (существование определяется сущностью) имеет отношение к экзистенциализму, который мыслит все с точностью до наоборот? Особенно ярко «экзистенциональное» понимание автора выражается в объяснении ненависти между евреями и гоями не идеологическими и даже не религиозными разногласиями, а гораздо более глубокими «экзистенциональными», тем, что «"возненавидел Эсав Иакова" (Берешит 27.41.)», «..конфликт трех религий – иудаизма, христианства и ислама – мыслится в иудаизме именно как продолжающийся конфликт между членами семьи Авраама». Так что, господа «экзистенциалисты» продолжайте раскручивать древний семейный скандал, ибо вам ваши предки сие на роду написали, а отступать от их воли вам не положено, иначе перестанете считаться в глазах Бараца «экзистенциалистами», а «экзистенциалист», видите ли, это не кто иной как «соборный человек» и по Барацу, и по Сведенборгу (во всяком случае, как то думает относительно Сведенборга Барац). Самое комичное, на мой взгляд, то, что Барац, будучи
религиозным человеком, занимается нерелигиозным философским
«просветительством». Это подобно тому, как в «Толадот Йешу», средневековом
пасквиле евреев против Христа, провокатор (т. е. «праведник», согласно
еврейской морали, также и в контексте данного сочинения) некто Элиягу (пародия на апостола Павла),
представляясь как бы заместителем Иисуса и играя на любви верующих к Иисусу,
говорит доверчивым христианам: «Страдайте
и вы во имя любви к нему и не чините зла евреям – ни им самим, ни имуществу их.
Тот же, кто нарушит заповедь эту, изгоем станет в этом мире, и не будет у него
доли в загробном мире, в раю, и брошен будет в ад. А если кто прольет еврейскую
кровь – его собственная кровь пролита будет. И еще говорит вам Йешу о заповеди
любви к ближнему: если какой-нибудь еврей попросит кого-нибудь из вас пройти с
ним вместе милю, чтобы облегчить ему путь, то вы должны пройти с ним две мили и
распрощаться с ним мирно. И если еврей ударит вас кулаком в правый бок,
подставьте ему также и левый бок, чтобы поступил он, как захочет, и скажите
ему, что делаете вы так во имя любви к Йешу». Так и наш новоявленный апостол
наставляет «заблудших» интеллигентов примерно в таком духе: «Вы любите
философию, вам импонирует экзистенциализм? Ну что ж, хоть лично мне всякая
философия и экзистенциализм в частности запрещены как «разговорчики в строю»,
вам же, недоразвитым, я все же растолкую, что экзистенциализм от вас требует:
определяйтесь сущностью ваших предков и их традициями, уважайте интересы
сильных мира сего, чиновников и частных владельцев, покоряйтесь их власти, о
новой эре, о сверхчеловеке забудьте, о своем «хочу», о переменах не смейте и
мечтать, иначе вы не «экзистенциалисты» и тогда уж точно попадете в ад. А бывает ли ад у «экзистенциалистов»? Оказывается, бывает. Но с некоторыми оговорками. Если раньше попы испокон веков учили, что есть рай и ад (с их филиалами: чистилище, мытарства, или без таковых), уготованные для всех людей, рожденных на Земле, независимо от их вероисповедания, национальности, социального положения и признания посмертного существования, то теперь, оказывается, времена изменились, а соответственно изменилась и природа потустороннего мира: «…небеса, по Сведенборгу, не существуют сами по себе, а создаются человеческим сообществом», – пишет Барац. Иными словами, меняются хозяева на Земле, соответственно меняется истеблишмент и на Небе (ведь там не могут судить по иным критериям, чем те, что установлены человеческим сообществом), стало быть, и после смерти ты окажешься в том аду или раю, которым постановили быть современные попы и буржуазные авторитеты. Вот и смысл жизни барацевского «экзистенциалиста» вырисовывается – заслужить чести удостоиться звания «праведника» «правильника» «святого» и за это быть принятым в «рай» по рекомендации князей мира сего. Далее. Экзистенциализму совершенно чужды такие выражения, как: «С точки зрения экзистенциалиста…»; «Что же касается эссенциального различия в среде небесного сообщества, то оно по Сведенборгу…» и т. п. весьма типичны для наших всезнающих профессоров. Мы уже заговорили о Сведенборге как о каком-то Священном Писании, только я что-то не помню, чтобы его кто-то канонизировал. Интересно, сам Сведенборг допустил бы такую философскую систему, которая бы пыталась вывести те или иные экзистенциональные истины не из фактов, не из опыта, не из здравого смысла, а из непроверенного, недоказанного мнения того или иного авторитета? Само собой разумеется, играя роль маскировки отсутствия собственных взглядов, представленная (чужая) точка зрения никогда такими авторами не анализируется, не сопоставляется с каким-либо противоположным мнением, мы так и не узнаем от них, есть ли что-либо альтернативное, например, экзистенциализму или Сведенборгу, или нет: «С точки зрения экзистенциалиста…» – и все, а правильная ли эта точка зрения или нет – не имеет значения, раз называешься экзистенциалистом (а это сейчас модно), значит, должен придерживаться такой-то точки зрения, без лишних «разговорчиков в строю». Конечно, самому Барацу ни экзистенциализм, ни какие иные «разговорчики» не нужны, но ведь вербовать-то чем-то надо, а экзистенциализм штука модная и привлекательная, он это прекрасно понимает: «…сегодня ни одна религиозная проповедь не может быть убедительна и успешна, если она не обращается к языку экзистенциализма». Но, не будучи в состоянии полностью игнорировать роль «Я» в экзистенциализме, Барац пытается соединить несоединимое, найти элементы экзистенциализма в традиционном учении ортодоксального иудаизма: «Самодовлеющее значение личности в системе иудаизма можно проиллюстрировать следующими словами Гемары: "Адам был создан единственным... ради мира между людьми, чтобы не говорил человек человеку: "Мой отец больше твоего"». Если кто видит в этом изречении «самодовлеющее значение личности», объясните мне, дураку, я же пока вижу здесь одну мораль: личность не должна слишком зазнаваться, но определяться той скромной сущностью, которую предписал ей Бог или, точнее, от имени Бога Гемара. К тому же и дура эта Гемара, раз для нее важно, что один идиот говорит другому идиоту. Ну кто еще, как ни идиоты, могут спорить о том, чей отец был большим идиотом? А то, что человек произошел от обезьяны, это уже ясно и последнему идиоту, только отсюда не следует, что мы должны любить друг друга, как в свое время иронизировал Соловьев, точно так же, как ничего не следует из того, если бы доказали, что та праобезьяна рода человеческого была единственной. При чем тут «самодовлеющее значение личности» и какая связь этого значения с единственностью Адама, нормальному человеку не понять. Вот нам привели наглядный пример фарисейства, чьим духом пропитан Талмуд и против чего в свое время восстал просветленный Дух Иисуса. Иисус знал в человеке параноидальную склонность к возвеличиванию своего Я перед окружающими, понимал, что его воспаленное эго стоит на пути к Царству Небесному, ибо, будучи озабоченным упрочением собственного значения, человек не только не способен любить никого из окружающих, но, замечая что-либо хорошее в других, он не может испытывать ничего, кроме сальериевской зависти, он не способен любить даже самого себя и радоваться собственному бытию, так как его гордыня постоянно вершит суд над ним самим, превращая все бытие его тщедушной душонки в ад. «Мой деспот – родовая кровь», – посетует Диана у Лопе де Вега (Собака на сене). Гордец еще может смириться с чувством высокого покровительства по отношению к нижестоящим, но он также пребывает в постоянной тревоге, как бы не дать им повод подумать, будто он проявляет к ним интерес, как к равным. Потому Иисус устанавливает парадигму прямо противоположную фарисейской: «Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» (Лк 22 25-26). Таким образом, если бы кто сказал другому: «Мой отец больше твоего», он бы тем самым представил себя с позорным пятном на биографии, подобно тому, как в послереволюционное время считалось пятном иметь родителей помещиков или кулаков. У тебя отец был «большая шишка» – ну и стыдись этого, ибо имя отца – это «каинова печать», от которой не так-то просто отделаться, чтобы стать Никем, Табулой расой, пустой флейтой, через которую Бытие свободно поет свою песню. Однако, в отличие от фарисейского эгалитарного идеала, представляющего всех людей абсолютно равными друг другу, в Иисусовом Царствии Небесном люди не равны, есть, кто больше, есть, кто меньше: «…кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5:19), «…но меньший в Царстве Небесном больше его» (Мф. 11:11). C'est la vie – такова жизнь, она не только не хочет признавать какой-либо избранности по крови или заслугам предков, она и «морали» «фарисеев-экзистенциалистов» признавать не хочет. Ницше таких «экзистенциалистов» назвал тарантулами: «Не доверяйте всем тем, кто много говорят о своей справедливости! Поистине, их душам недостаёт не одного только мёду. И если они сами себя называют «добрыми и праведными», не забывайте, что им недостаёт только – власти, чтобы стать фарисеями! Друзья мои, я не хочу, чтобы меня смешивали или ставили наравне с ними. Есть такие, что проповедуют моё учение о жизни – и в то же время они проповедники равенства и тарантулы… Ибо так говорит ко мне справедливость: «люди не равны». И они не должны быть равны! Чем была бы моя любовь к сверхчеловеку, если бы я говорил иначе?» (Так говорил Заратустра).
Симптомы реакционности
Мы начали сей разговор с определения реакционности как психической патологии, теперь же ко всем ее комплексам мы можем прибавить еще один симптом – нечто напоминающее манию величия или нарциссизм. Это отсутствие какого-либо сомнения в собственной правоте и непогрешимости. У реакционеров нет потребности учиться, познавать, ибо для этого, по меньшей мере, нужно иметь неудовлетворенность собственными традициями и законами. Однако эта мания не имеет ничего общего с чувством собственного достоинства, сознанием своего морального или интеллектуального превосходства. Реакционер гордится не собой, а своим положением и теми внешними силами, которые его в этом положении поддерживают, это чиновник от идеологии, он знает, что своего мировоззрения или мнения ему иметь вообще иметь не положено. Его функция – защищать те идеи, которые нужны его хозяевам. Спорить с ним все равно, что доказывать полицейскому нецелесообразность тех или иных данных ему инструкций. Раз уж реакционер выбрал себе хозяина, он будет с ревностью и агрессивностью защищать без разбора все, что могло бы послужить возвеличиванию его босса. Вот два примера. Помните анекдот: «Россия – родина слонов». И наш патриот от него недалеко ушел: «Монизм, с одной стороны считающий, что добрые и злые качества исходно присущи всем людям, а с другой, что зло это всего лишь дефицит добра (подобно тому как тьма – это дефицит света), честно возводит себя к иудаизму, к Торе» (Там и всегда). – А тот, кто считает, что дважды два – четыре, он не возводит ли (честно) себя к иудаизму и Торе? Или вы впрямь верите, что ваша Тора – мать всех наук и философий? Да, это патология! «Иудаизм, лежащий в истоке монистского мировоззрения…» (Там и всегда). – Это тот самый иудаизм, для которого всякое мировоззрение есть оскорбление его веры, оказывается, претендует на то, чтобы самому стать основой какого-то «зрения». Или же Галаха кому-то дает право самому «узревать» себе заповеди? Ну это, батенька, перл! Думал ли человек, когда писал? Скорее всего, нет. Просто в подсознании априори заложена установка: «Мой «изм» в истоке всего на свете». И не важно чего, пойдет ли речь о дарвинизме – он в истоке дарвинистского мировоззрения, об атеизме – тоже. Я, правда, сомневаюсь в том, чтобы для монистского мировоззрения, так же как для того, чтобы говорить прозой, требовался бы какой-то исток. Монизм естественно проистекает из универсализма. Даже если я политеист, верю в Зевса, Гелиоса, Афродиту, я так же верю, что эти божества управляют всеми, даже если они у других народов называются Юпитерами, Аполлонами, Венерами. Так представляли себе универсум римляне и греки. Но как основой монизма могло бы стать вероучение, принимающего для себя одно божество, а для остальных совсем другое? Почему бы тогда не признать источником монизма тотемизм, фетишизм, поклонение духам предков? Впрочем, примитивные формы религии всегда более естественны и ближе к человеческой природе, чем их поздний брак по расчету с философией. Всякой религии по природе своей чужд как универсализм, так и монизм, ибо религия экзистенциональна, она не хочет знать никаких общих сущностей. И что бы там не навязывали ей сверху ученые попы-монотеисты, в народе она всегда возвращается на круги своя: «Ты помолись своему богу, а я своему». Были случаи, когда арабы осуждающе смотрели на евреев, покупавших у них хлеб в Песах. Мол, мы, мусульмане, едим и считаем это правильным, но вы должны слушаться своих шейхов. В атеистическом СССР бабушка сама молится в церкви, но косо смотрит на внука, который хочет делать то же самое – ему, мол, не положено, он пионер. Точно так же мыслят и большинство ортодоксальных евреев. Закостенев в своем первобытном варварстве, иудаистская теология до сих пор не может прозреть что-либо за границами племенного мирка, однако, надо отдать ей должное, в отличие от ее реакционных апологетов, она не слишком напрашивается на роль краеугольного камня в основаниях разных гойских универсальных «измов». Далее, как мы сказали, реакционер не хочет, да и не способен чему-либо учиться, однако он не брезгует прибегать к плагиату или «брать тремп» на чужих идеях. Мы уже видели, как беззастенчиво использовался Барацем авторитет философов экзистенциалистов для оправдания идей, глубоко враждебных этому самому экзистенциализму. Так попы не стеснялись использовать авторитет Христа для оправдания любого изуверства, чудовищного террора, стяжательств и прочих антихристовских целей. Разберем следующий наглядный пример: Целая глава «Зарождение разума» из книги «Презумпция человечности» представляет собой цитату из высказывания Карла Ясперса об осевом времени, хотя непонятно, почему бы автору не ограничиться ссылкой. Вообще надо отметить определенное злоупотребление автора цитатами, примерно 50% текста любой его книги – цитаты, причем, без точного указания источника, кто знает – найдет, кто не знает – будет вынужден ограничиваться барацевским «просветительством», не исключено, что и сами цитаты взяты с цитат из какой-нибудь пропагандистской брошюрки подобного «просветителя». Видимо, предполагается, что тому кругу читателей, кому адресованы сии брошюры не следует слишком интересоваться источниками (чтобы меньше разговорчиков в строю было), а удовлетворяться популярно разжеванной жвачкой. Как писал Бредбери: «Сокращайте, ужимайте! Пересказ пересказа! Экстракт из пересказа пересказов! Политика? Одна колонка, две фразы, заголовок! И через минуту все уже испарилось из памяти. Крутите человеческий разум в бешеном вихре, быстрей, быстрей! – руками издателей, предпринимателей, радиовещателей, так, чтобы центробежная сила вышвырнула вон все лишние, ненужные бесполезные мысли!..» (451 градус по Фаренгейту). С другой стороны, если бы не цитаты, то читателю было бы весьма трудно переварить тот вакуум мыслей и идей, который образовался бы в тексте, убери из него цитаты. Можно было бы простить этот партизанский плагиат, если бы автор хотя бы сам понимал, что цитирует. Так, последующая интерпретация сей цитаты полностью противоречит основной мысли Ясперса. Суть осевого времени (по Ясперсу) как раз и состояла в том, что в разных точках нашей планеты почти одновременно происходят духовные перевороты в культурах, практически никак не связанных друг с другом: «В это время происходит много необычайного. В Китае жили тогда Конфуций и Лао-цзы, возникли все направления китайской философии, мыслили Мо-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы и бесчисленное множество других. В Индии возникли Упанишады, жил Будда; в философии – в Индии, как и в Китае, были рассмотрены все возможности философского постижения действительности, вплоть до скептицизма, до материализма, софистики и нигилизма: в Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом; в Палестине выступали пророки – Илия, Исайя, Иеремия и Второисайя; в Греции – это время Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда. Все то, что связано этими именами, возникло почти одновременно в течение немногих столетий в Китае, Индии и на Западе независимо друг от друга». «НЕЗАВИСИМО ДРУГ ОТ ДРУГА» – подчеркнем еще раз. Как же феномен осевого времени объясняет Барац? По мнению Бараца, Ясперс ничерта не понял в своем осевом времени: «Уже одно то, что он именует Эрец Исраэль времен первого Храма – Палестиной, прозванной так императором Адрианом, с тем чтобы стереть память об уничтоженном им государстве евреев, говорит о многом. Не очень он, значит, о ней задумывался, об этой еврейской истории. А стоило бы...». Что же видит здесь Барац своим праведным оком: «…попробуем всмотреться: имеется ли какая-то связь между универсальными духовными исканиями человечества и превратностями еврейской судьбы, в том виде как она сама себя понимает? Итак, Первый Храм был разрушен в 586 году до н.э. В ту пору, как мы знаем, была изгнана Шхина, Божественное Присутствие. Мало помалу отворачиваясь от евреев начиная с самого раздела на Северное и Южное царства, в момент разрушения Храма она уходит окончательно. Во всяком случае традиция утверждает, что после того момента общение с Богом становится возможным только на совершенно другом уровне (Святого Духа). Эти события между тем происходят чуть раньше эпицентра Осевого времени, т.е. упомянутого Ясперсом 500-го года». Таким образом, не выпусти тогда евреи своими грехами Шхину из своего храма, все человечество бы и по сей день пребывало в первобытном варварстве. Насколько же нужно оболгать и извратить ясперовскую мысль, чтобы свести мировую историю к истории одной культуры – культуры Израиля, объясняя все и вся через еврейский эсхатологический миф. Ну раз так, спрашивается, зачем цитировал, теория Шхины могла бы вполне обойтись без теории осевого времени? Ответ один: реакционер знает, что с хозяевами ему не повезло, было бы ему гораздо удобнее защищать модную теорию Ясперса, но все, что он может сделать в силу своего положения, это показать: вот мы из той же плеяды, что и Ясперс, почти во всем с ним согласны, даже понимаем его лучше, чем он сам себя. Да, не повезло Барацу, что не родился гоем, или что не попал под покровительство каких-нибудь солидных и влиятельных персон цивилизованного Запада. Что поделаешь, приходится добывать хлеб свой защитой маргинального еврейства, каким бы абсурдным оно ни выглядело в глазах получившей «аттестат зрелости» классической науки. Так, в той же книге, он превозносит еврейскую (каббалистическую) «филологию» над классической, даже в толковании каббалистов слова «культура» как «коль Тора» (вся Тора, на иврите) для него есть некая высшая премудрость. Объясняет он это так: «Поэтому же и утверждения, что изыскания каббалистов безграмотны с точки зрения классической филологии, что провозглашаемая религиозной традицией семантика совершенно неадекватна, утверждения эти кое-что не учитывают. Важно понимать, что в данном вопросе мы имеем дело не столько с наукой, сколько с искусством, если здесь вообще оправданно прибегать к подобным аналогиям». – Помнится, г-н Лайтман утверждал, что Каббала – наука, правда, он так и не разъяснил, что она изучает (здесь уместно напомнить определение науки, которое приводил Дж. Холтон, противопоставляя науку антинауке: «Наука – наблюдение, классификация, описание; экспериментальное исследование и теоретическое объяснение естественных явлений»). Но если Каббала искусство, тогда другое дело, ей можно найти применение в качестве шутовской пародии в пуримшпиле. Мысль о «научности» Каббалы развивается в статье Ясновидение
для чайников, где Барац вслед за Сведенборгом, пишущим о некой «науке
соответствий», заявляет: «Излишне объяснять, что то, что Сведенборг
именует «наукой соответствий», в иудаизме именуется каббалой». О, да! «Наука»
серьезная! Полное ясное видение, в то время как обычная наука, видение не
совсем ясное, потому она для «чайников», т. е. для профанов, не доросших еще до
глубин каббалистической премудрости. Кто «чайник», кто «самовар» я не знаю,
однако, как говорится, если называешься коровой, то у тебя должно быть вымя и
молоко, желательно, хорошей жирности. А каббалисты пока ни молока не дают, ни
яйца не несут, и фраеров, кто готов одной «премудростью» питаться сейчас уже
нет. Что делать? Есть выход – сказать, что ты тоже причастен к снесению того же
яйца, так сказать, идейно, курицу вдохновлял, ибо у тебя давно был проект этого
яйца, его некое «духовное соответствие», пусть даже это соответствие
обнаружилось после того, как яйцо снесено. Таким образом, сами выдумываем
фантасмагории, затем находим им «соответствия» в тех или иных областях знаний.
Есть древняя восточная притча о стрелке из лука, который выпускал стрелу
наугад, а потом, в том месте, куда она случайно попала, обрисовывал круг как бы
мишени. Это именно то, чем занимаются барацы. Что бы наука ни открыла, они тут
же находят тому «соответствие» в тех или иных изречениях Торы или иных
писаниях. Действительно «наука
соответствий» – наука, только надо уточнить – наука пускать пыль в глаза
идиотам.
К тому же комплексу относится и тенденция преподносить явно спорные гипотезы и обобщения как общепринятые истины. И опять-таки апеллируя к другим авторитетам. Например: «Вот в каких словах описывает это открытие Авраама Томас Манн в своем романе "Иосиф и его братья": "Из стремления к высшему, Авраам открыл Бога.... (он) свел множественное и устрашающее неведомое к единичному и успокаивающе известному, к определенному владыке, от которого шло все, – добро и зло, и внезапное, ужасное и благодатно привычное, – к владыке, которого следовало держаться в любых обстоятельствах. Авраам собрал разные силы в одну силу и назвал ее Господом – ее одну и раз навсегда". Это положение разделяют, пожалуй, все последователи Авраама: иудеи, христиане и мусульмане» (Там и всегда). – Насчет «всех последователей» я не знаю, а вот насчет самого Авраама у нас имеются серьезные сомнения. Вопреки феербаховской теории, что человек создает бога по своему образу и подобию, Библия нигде не пишет, что кто-либо из патриархов себе бога выдумал или «назвал Господом» какие-то там «силы». Для Авраама Господь отнюдь не был одной из гипотез, для объяснения мира, без которых, как известно, вполне мог обходиться астраном-физик Лаплас, («разбежался» бы Авраам своего Ицхака приносить в жертву гипотезе). Личность бога для древних всегда была антропоморфична, бог Авраама по сути ничем не отличался от семитского Ваала или греческого Зевса. И не только Авраам представлял себе божество мифически персонифицированным, но и почти вся история иудаизма проникнута антропоморфизмом. Вот, например, что по этому поводу написано на сайте «Даат эмет» в статье «Тело Бога»: «…Маймонид, который объявил смертный бой очеловечиванию Бога и зашёл столь далеко, что объявил тех, кто придерживается подобных взглядов, еретиками и вероотступниками, – что же он, Маймонид, говорит об антропоморфии ангелов? В книге «Наставник растерянных», ч. 2, гл. 6, он пишет: «Все эти изречения совершенно не подразумевают того, что в них усматривают разные глупцы – будто Всевышний говорит, думает, советуется или принимает постороннюю помощь… Ибо все силы есть ангелы. До чего же вредна и опасна слепота глупости! Если пойти и сказать кому-нибудь из тех, что считают себя большими мудрецами, что Господь посылает ангела войти в чрево женщины и создать в нём плод, ему это очень понравится, и он с радостью примет объяснение, усматривая в этом признак Господней мудрости и всемогущества. Почему бы нет – раз он верит, что тело ангела из пылающего пламени, размером с треть мира, и что всё это совместимо с законами Божьими. Но вот если скажешь ему, что Господь заложил в семя силу, которая создаёт и формирует черты и органы, и что эта сила и есть ангел, либо что все черты и формы суть результат действий действующего разума, каковой разум и есть ангел, названный мудрецами Управляющим Мира, – он всегда будет избегать этого… Для тех, кто понимает, наши блаженной памяти мудрецы уже объяснили, что у каждой силы из телесных сил есть свой ангел – тем более у сил, разбросанных по свету… Для тех, кто поймёт и осознает, они объяснили, что сила воображения тоже называется ангелом, а разум – херувимом. Сколь прелепо всё это для тех, кто понимает, и сколь отвратно для убогих духом!..». То есть «ангел» и «херувим» – не более чем метафорические названия, которые человек мыслящий даёт различным свойствам творений, силе разума и созидательному опыту, которые суть внутренние ресурсы (человека и природы), а не самостоятельные существа. Эти замечательные слова Маймонида понравятся любому мыслящему человеку. Но в таком случае, как же Маймонид объясняет талмудические источники, вроде тех, где рассказывается, что ангелы не понимают арамейского, или поднимаются вопросы посещения туалета? Неужели слова Маймонида о «тех, что считают себя большими мудрецами», относятся к Нахманиду и некоторым мудрецам Талмуда? А также и к Тосафот, которые пишут в комментариях к трактату Нида, 16б: «Есть ангел, ответственный за беременность, но нет ангела, который отвечает за роды, как говорится в начале трактата Таанит (2а): ‘В руке у Всевышнего три ключа – от жизни, от дождей и от воскрешения мёртвых’». Ведь если «ангел» – только метафора, обозначающая человеческие и природные силы, как можно объяснить слова Тосафот?». /конец цитаты/ Так что не следует приписывать современные деистские воззрения (кстати весьма сомнительные, и деизм отнюдь не изобретение Рамбама или других еврейских авторитетов, а скорее заимствован ими у более развитых платонических философских доктрин) религии Авраама, знавшего Бога лично и бывшего с Ним на «дружеской ноге».
Рассмотрим другие «общепринятые» истины Бараца.
«Психоаналитические методы, как известно, сами хорошо поддаются психоанализу» (Там и всегда). – Да, кое-кто пытался использовать такой «анализ» против своих оппонентов-психологов. Виктор Франкл резко выступал против злоупотребления психоанализом, что он называл «психологизмом», на один такой пример он ссылается в своей книге «Основы логотерапии»: ««Разоблачающая» психотерапия, подобно любому психологизму, избегает заниматься проблемами философской и научной валидности. Например, один психоаналитик в ходе частной дискуссии атаковал непсихоаналитическое мнение другого психотерапевта и осудил его, утверждая, что оно было обусловлено «комплексами» его оппонента. Когда ему заметили, что использование данного непсихоаналитического метода привело к излечению пациента, он заявил, что «излечение» было на самом деле еще одним из симптомов пациента. Посредством подобного рассуждения можно избежать любой объективной дискуссии и научных дебатов» (Основы логотерапии).
«Как известно историкам философии, европейская наука, прежде всего физика, вырвалась из недр христианской теологии и ее служанки философии, выделив их тем самым в отдельную специальную сферу – сферу метафизики» (Презумпция человечности). – Ну хоть бы раз указал имя одного такого «историка», кому это-де «известно». Мне таковые не известны, зато известна прямо противоположная точка зрения, усматривающая базис европейской науки не в христианстве, и уже тем более, не в иудаизме, а в греческой философии, и в частности, в трудах Аристотеля, жившего за четыре века до возникновения христианства. В свою очередь и христианская средневековая схоластика также базируется не на еврейских Священных Писаниях, а на силлогизмах Аристотеля, да и сам термин «метафизика» первоначально означал труды Аристотеля, которые Андроник Родосский объединил в группу, следующую за группой трудов, посвященным вопросам естественных наук, т. е. «Физикой».
«Фрейдизм как сублимация иудаизма» (Там и всегда). – А вообще, не плохо сказано! Ведь что такое сублимация по Фрейду? – Это трансформация, преобразование чего-то весьма низкого и примитивного в высокое и развитое, например, энергии либидо (естественной сексуальный похоти со всеми ее патологическими извращениями в творчество, в искусство и т. п.). Но сам психоанализ Фрейда здесь, видимо, является исключением, ибо вместо либидо, согласно Барацу, был использован иудаизм, который в своем примитивизме порой мало в чем уступает животному либидо..
«Возможно, что фрейдизм, полагающий сексуальный голод фундаментом всякого психического побуждения, его сублимацией, сам является "сублимацией" какого-то мировоззрения?» (Там и всегда). – Понимает ли Емеля, что мелит? Сексуальный голод, значит, сублимация психического возбуждения, или он – сублимация какого-то мировоззрения? Тору почитал – и сексуальный голод почувствовал.
«…иудаизм видит лежащее в основе мира "сочетание противоположностей" (признаваемое практически всякой философией и религиозной традицией) как подчиненное брачной логике» (Там и всегда). – О сочетании противоположностей можно говорить и в сексе, и в любви, и в философии, а вот какое имеет отношение «брачная логика» к иудаизму, мне не понятно В иудаизме и по сей день «секса нет» даже между супругами, и житейская практика евреев до сих пор не знала иных браков, как по расчету. Спроси у любого ешиботника невинный вопрос: «Как ты считаешь, эта девушка красива?», и он скажет, что запрещено даже смотреть, думая о таких вещах.
Так что же следует выбрать?
В конце концов, все свои теоретические выводы и постулаты Барац резюмирует мудрым перлом: «…важно отметить, что иудаизм ничего не постулирует и ничего не выводит, ибо вообще не имеет никакого отношения к теоретическому мышлению». Да, может быть, и существует иудаизм помудрее барацевского, что не занимается теоретическим словоблудием, точно так же, как есть истинное христианство и любая другая религия, основанная на откровении, а не на дедуктивных умозаключениях рассудка. Впрочем, нельзя не согласиться, что христианская теология действительно неоднократно погрязала в доктринерстве, намного более изощренном, нежели простоватые умствования талмудистов. Виновата ли в этом та или другая религия? Я думаю, нет. Просто происходил естественный отбор: еврей, обладаавший интеллектом выше среднего, как правило, уходил от иудаизма либо в науку, либо в христианскую теологию, т.е. на более широкое для себя поле деятельности, где вовсю демонстрировал казуистические способности своего ума (при иной политической конъюнктуре не исключено, что и Барац оказался бы среди христианских теологов), в то время как иудаизм, по признанию самого Бараца, не приветствовал философствование и выталкивал из своей среды даже малейший проблеск интеллекта: «…невозможно отрицать, что среди некоторых израильских религиозных кругов скудоумие и нетерпимость приветствуются и даже специально культивируются» (Сион, Сион, превыше всего!). Слепая толпа харедим привыкла не размышляя поклоняться своим авторитетам, называя их «мудрецами», не осознавая того, что поклоняются законченным маразматикам и идиотам. И за примерами нам далеко ходить не надо, ибо мы сейчас об этом псевдотеоретическом идиотизме как раз и говорим. Увы, не имеет иудаизм даже мало-мальски умных апологетов, свои умы удушили и со стороны к нему уже никто не идет, ибо даже рекламным агентом в наше время быть куда выгоднее. Если бы, например, потеряй я совесть, решил бы популяризировать иудаизм, я бы, конечно, старался бы рекламировать свой «товар» с лучшей стороны и всячески скрывать его изъяны. Я бы постарался не заострять внимание на его конфликтах с наукой и с другими религиями, не пытался бы давать очевидным абсурдам туманную философскую аргументацию, выставляя себя и свое учение на всеобщее посмешище. Вместо этого я бы, может быть, подобно Мартину Буберу, показал жемчужины хасидской мудрости, стал бы толковать библейские и народные притчи, развивая их дух, а не букву, подчеркивая, что иудаизм, прежде всего, образ жизни, а не доктрина. Но я вам не буду рекомендовать ни иудаизм, ни какой-либо иной «изм» даже в качестве образа жизни. Изучайте иудаизм, изучайте христианство и все, что хотите, анализируйте и сравнивайте, но не ходите ни за какими поводырями, не смотрите на мир ни с чьей точки зрения (даже с моей), отбросьте все «выработанные представления», познайте самих себя и постарайтесь найти себе собственное Кредо и собственный смысл жизни. Излюбленную Барацем логотерапию Франкла я тоже не принимаю. Суть ее в том, что человек должен придумать себе какой-то смысл жизни и стать рабом этого смысла. Если пойти дальше, в общественные сферы, то такая логотерапия превращается в идеократию, когда целое общество людей находит себе некий коллективный смысл, избирает определенную цель, а также и уполномоченных «представителей» этой цели, всякого рода проходимцев, вроде Бараца. Лучше скажите: Я не знаю, для чего я живу. Я свободный человек, куда повлечет меня чувство, интуиция, туда и пойду. Свободный в том смысле, как говорят педагоги пианисты, когда ученик не зажат, его во время игры можно свободно наклонять взад вперед, или повернуть в любую сторону, и он податлив, он открыт и восприимчив к музыке, его мозг не забит всякими шаблонными установками, но чист как tabula rasa. Логотерапия, может, иногда и лечит как человека, так и общество от фрустрации, и в отдельных клинических случаях даже необходима, но в качестве главного смысла жизни можно принять только один: освобождение от всякого смысла. Конечно, освобождение от смысла происходит на определенной стадии развития духа, после того как необходимость будет осознана, преодолена и отброшена. Эту эволюцию хорошо показал в своей книге «Так говорил Заратустра» Фридрих Ницше: «Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребёнком становится лев». Здесь Ницше не имеет в виду разные типы людей, как, например, «высшие люди», «последние люди», «канатные плясуны», «мертвые собаки» и т. п. Верблюд, лев и ребенок – это стадии созревания личности, которые проходит всякий человек, прошел их и сам Ницше, пройти их надлежит и сверхчеловеку. Это своего рода гегелевский принцип: тезис, антитезис, синтез – покорность, бунт, невинность. «Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжёлому и самому трудному стремится сила его. Что есть тяжесть? – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его» – и т. д. Все это варианты поповски проповедуемых заповедей Нагорной проповеди, которые охотно берет на себя «верблюд». Он в своей покорности обнаруживает определенную силу и гордится ею как великим достоинством. Философия «верблюдов»: «Начинать борьбу надо с себя», «Победить в себе дракона!» «Выдавить из себя раба!», и только тем и занимаются, что самовоспитанием, т. е. самоподавлением с усердием, достойного лучшего применения. Но только некоторые «верблюды» начинают додумываться, что сей «дракон» и «раб» он и есть сам «верблюд». «"Ты должен" называется великий дракон. Но дух льва говорит "я хочу"» – с осознанием этого зарождается дух льва: «Я хочу». «Чешуйчатый зверь "ты должен", искрясь золотыми искрами, лежит ему на дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото, "ты должен!"». – Все поповские вероучения есть многочешуйчатые драконы, кроме учения Христа. И Ницше как раз правильно его понял, в другой своей книге он пишет: «Иисус сказал своим иудеям: "Закон был для рабов — вы же любите Бога, как люблю его я, сын Божий! Какое дело сынам Божьим до морали!"» (По ту сторону добра и зла). «"Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность – это я. Поистине, "я хочу" не должно более существовать!" Так говорит дракон». – Есть уже 613 заповедей, каждый шаг твой регламентирован и расписан до последней мелочи, что еще можно хотеть? «Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет вьючный зверь, воздержный и почтительный?». Здесь Ницше сам себя прокомментировал, лучше и не скажешь: «Создавать новые ценности – этого не может ещё лев; но создать себе свободу для нового созидания – это может сила льва». Свобода – это смысл льва, ибо лев еще не свободен и постоянно находится в борьбе с необходимостью, в чем же смысл свободы? – Создавать новые ценности – выходит по логике Ницше, но какие такие ценности создает ребенок, кроме как самого себя? Или же льву опять надлежит превратиться в верблюда «для нового созидания»? Нет, по-моему, здесь Ницше не понял самого себя, в конечном счете, и «свобода для» – не свобода, ибо настоящая свобода – это свобода без всяких «для», «зачем», и «почему», свобода – это полное Ничто. Самое лучшее определение свободы дала израильская
поп-звезда Сарит Хадад в названии своей популярной песни «Лаасот ма ше-ба ли» –
дословно: «Делать то, что нашло на меня». Я не знаю, учила ли Сарид Хадад
экзистенциализм, но ее песня оказалась весьма созвучной психологии израильских
школьников, не успевших еще стать общественно полезными «верблюдами». Ребенок не знает никакого смысла. Все его «почему» появляются только тогда, когда он становится социальным существом, и сам это вопрос «почему?» как раз свидетельствует о том, что никакого смысла он не знает. Смысл знают взрослые, точнее сказать, показывают ребенку, будто знают, они постоянно что-то требуют, противопоставляя естественному «хочу» властное «надо!». Но ребенок не догадывается, что взрослые ничего не знают, а лишь придумывают себе искусственные подпорки, чтобы не упасть в яму фрустрации. Эти подпорки: религия (как писал Эрих Фромм: «…религия служит исключительно для того, чтобы массам было легче приспосабливаться ко многим фрустрациям, продуцируемым реальностью») [14], мораль, традиционные понятия достойного – недостойного и всякие новомодные псевдонаучные теории вроде барацевского «экзистенциализма» и логотерапии Франкла. Человек не осознает, что фрустрация как раз и есть осознание иллюзорности всех этих искусственных смыслов «хавель хавалим» (суета сует) – называл их Екклесиаст, «майя» – учили индийские мудрецы, «Бог умер», «нет воздаятеля» – говорит Заратустра у Ницше. Но воспринимать это открытие человек должен не с пессимизмом, а с оптимизмом, тогда и результатом будет не фрустрация, а просветление. Дальше Заратустра скажет: «Более правдиво и чище говорит здоровое тело, совершенное и прямоугольное; и оно говорит о смысле земли». Так будьте здоровы телом, и оно само найдет смысл вашему духу.
Что скажем в заключение?
Имеет ли принципиальное значение для реакционера, какую религию или идеологию исповедывать? Нет. Точно так же, как для шизофреника непринципиально, на какой почве ему свихнуться. Любая идея в руках реакционера станет мертвой и бесплодной, и из любой идеи настоящий мыслитель может извлечь позитивные плоды. Поэтому, не нужно бояться никаких идей, которые овладевают массами, сегодня ими овладевают одни кумиры, а завтра другие, и это нормально, переварив одно, люди движутся к другому и жизнь продолжается. Но реакция опасна отнюдь не своей бесплодностью. Останавливая жизнь, она приводит к войнам, революциям, террору, росту преступности и другим трагическим последствиям, ибо такими путями жизнь пробивает себе дорогу на свободу. Возьмем пример Германии. Хорошо, пусть фашисты были бяки, но кто, как не сами «демократы», а с ними и «либеральные» евреи дали народу тысячу и один повод возненавидеть себя? Да, немцы возненавидели демократию – результатом чего явился фашизм, точно так же и россияне в свое время возненавидели царизм, потому так легко приняли сторону большевиков с их, казалось бы, самой прогрессивной коммунистической идеологией. Возьмем пример России. Никогда бы не было ни революции, ни Гулага, если бы в этой империи все было «беседер», т. е. не заправляли реакционеры, мешавшие стране нормально жить и развиваться. Однако коммунизм оказался в сто раз хуже царизма. Царизм не был заинтересован, чтобы народ голодал, жил на грани жизни и смерти, он не был заинтересован уничтожать цвет нации, любой крепостник и капиталист в своей эксплуатации знал меру. Новый же класс правящей партийной номенклатуры мог держаться у власти только при условии полной нищеты остального населения, ибо только это и обеспечивало им власть над беспомощными, целиком зависимыми от их произвола людей. Уже и за деньги, каким-то образом накопленные, при этом строе человек не мог получить того, чего хотел, вся его судьба зависела только от воли чиновника. Дефицит товаров и услуг в стране создавался искусственно в интересах правящего класса, у которого было все, и было именно благодаря дефициту. При этом захребетники беззастенчиво призывали народ к ударному труду во имя повышения благосостояния, прекрасно зная, что повысить благосостояние в этой стране они не дадут никому и никогда, параллельно они увлекали народ, как осла морковкой, коммунистическими химерами. Однако вечно такой строй жить не мог, жизнь его оказалась даже короче средней человеческой жизни. Не понимая разницу между словом и делом, идеей и ее реализацией большинство людей наивно верит, что стоит сменить официальную идеологию и тут же наступит порядок и красивая жизнь. И многие возжелали вернуться туда, откуда когда-то вышли – к капитализму. Валерия Новодворская вспоминает: «Вывод был сделан холодно и безапелляционно: раз при социализме оказались возможными концлагеря, социализм должен пасть. Из тех скудных исторических источников о жизни на Западе, которые оказались мне доступны, я уяснила себе, что там "ЭТОГО" не было. Следовательно, нужно было "строить" капитализм… Раз капитализм для них табу, значит, даешь капитализм!» (По ту сторону отчаяния). Тем самым она признает, что идеологический выбор имеет чисто психологическую мотивацию, но никак не является результатом логического осознания своих классовых интересов. Теперь мы должны понять, что существуют классовые интересы, но не существует классовой идеологии, так как один и тот же класс может легко менять одну идеологию на прямо противоположную: язычники могут перекрашиваться в христиан, христиане в «атеистов», атеисты в демократов, демократы в фашистов и т. д. Особенно хорошо это видно на примере России. Те, кто вчера были правящим классом, таковым остались и сегодня, но если вчера они все проповедовали коммунизм, то сегодня сплошь все стали антикоммунистами. Помню, в начале перестройки среди молодых партаппаратчиков появилась фракция «коммунистов-демократов» «Демплатформа КПСС». В среде же беспартийной интеллигенции также стали формироваться неформальные демократические движения, такие как, например, Социал-демократическая ассоциация. Когда социал-демократы предложили «демократическим» коммунистам выступить единым фронтом, то получили в ответ резкий отказ на том основании, что-де социал-демократы базируются на мелкобуржуазной идеологии, признают частную собственность и свободный рынок, а они, мол, пока еще коммунисты и этого принять никак не могут. Не прошло и считанных месяцев, или даже недель, как эти же самые ребята объявляют себя «Республиканской партией» с идеологией наподобие одноименной в США, разрабатывают программу драконовской приватизации и восстановления капитализма в России. И на этот раз они устраняются от коалиции с эсдеками, теперь уже из-за того, что социал-демократы слишком «левые» и не хотят предавать анафеме идеи социализма. Вывод: главные лидеры «перестройки» были наиболее ярыми реакционерами, не желавшими что-либо строить или перестраивать, но, прикрываясь красивыми фразами «нового мышления», меняя идеологии как перчатки, заботились только об упрочении власти своего бюрократического аппарата. Тот, кто из «коммуниста» в мановение ока мог превратиться в «республиканца», так же легко превращался и в православного попа, и в последователя рава Кука. Но не будем же столь наивны, чтобы постоянно давать им обманывать себя.
И еще на один вопрос следует найти ответ. Если реакция это патология и ложь, то почему она продолжает процветать даже в тех государствах, в которых культура и просвещение достигли того уровня, при котором достаточно легко разоблачить научную некомпетенцию реакционеров и явную ложь их выводов? Кому-то же это выгодно? Конечно, ни одно правительство в современном государстве не посмеет запретить фундаментальную науку за то, что та подрывает авторитет тех или иных религиозных учений. Однако иное государство и сейчас не прочь поэксплуатировать невежество масс. Крыловская Свинья стала чуть хитрее. Она больше не роет корни у Дуба Просвещения, предоставляя возиться вокруг него своим поросятам, зная, что они не способны закопаться слишком глубоко. Свинское мракобесие теперь допускается в том количестве, которое бы не мешало стабильному производству желудей и в то же время оберегало бы «желудепроизводителей» от нежелательных конкурентов. Потому сейчас каждый «дуб» содержит под своей кроной свое свинское стадо. Об альянсе политиков западных стран с лженаучными шарлатанами говорят во весь голос ученые. Так, американский философ Дж. Холтон в своей статье «Что такое "антинаука"?» пишет: «…не будет преувеличением сказать, что подключение антинауки к политической механике, вовлеченность ее в авантюры и амбиции политиков способствуют пробуждению зверских начал, до поры дремлющих в глубинах человеческой природы. Пробуждения этих начал, не раз уже происходившие в последние века и почти наверняка ожидающие нас и впредь, уже продемонстрировали свою чудовищную разрушительную и злобную силу. Тем, кто хотел бы чему-то научиться у истории, можно дать один добрый совет: ни в коем случае не доверять всем этим "альтернативным", "контр-" и т.п. мировоззрениям, искоренять их в себе всеми средствами. И пусть нас не обманывает то, что в наши дни все это бытует, как правило, в добродушной и ненавязчивой форме, за которой не так легко рассмотреть злокачественную, разрушительную суть. В этом я вижу наш общий долг — и перед собственными убеждениями, и перед более серьезной борьбой, вероятно, ожидающей нас в будущем». Но он не понял, что бороться нужно не с «антинаукой», а с причинами ее порождающими, причины же эти гнездятся именно в «либеральном мире». Хорошо, допустим, благодаря демагогической философии равам удастся завербовать в свой кагал несколько чокнутых из свободного мира, но чем они смогут удержать людей, чтобы те не сбежали из под их власти обратно на свободу? Вот тут то обнаруживается некий симбиоз между власть предержащими «либералами» и поддерживаемыми сверху тоталитарными общинами. Каковы причины этого симбиоза? Оказывается, что не каждого «беглеца» «свободный мир» примет в свои объятия. Наглядным примером может служить иммиграция из Советского Союза. Романтиков, мечтавших о свободе ждало жестокое разочарование. Оказалось, что эта хваленая западная свобода предназначена не для всех. Ею могут пользоваться только «свои», но для «чужих» она закрыта. Индивидуальная личность не стоит практически ничего, если она не принадлежит тому или иному элитарному клану; «чужой», особенно советский иммигрант, всегда будет чувствовать себя парией, ему никто не даст место в общественной иерархии, соответствующее его достоинствам и способностям, ему никогда не видать работы по специальности, а если такое чудо и произойдет, то без всяких перспектив на дальнейшее продвижение. Маргинальные же общины могут в той или иной степени служить неким убежищем для отвергнутых бесчеловечным «свободным миром». Харедим – это один из таких относительно могущественных кланов, где у неприкаянного еврея есть шанс получить хоть какой-то приют. Другие же влиятельные общественные группы, в чьих руках сосредоточен почти весь бизнес, чиновнический аппарат, престижные профессии, вовсе непроницаемы для чужаков.
Когда-то Змей соблазнил первых людей вкусить плодов от Древа Познания. Зачем он это сделал? Никто на этот вопрос еще не дал вразумительного ответа. Гегель прямо считал: «Не Змей обманывал человека, а Бог». Хорошо, пусть обманул Бог, но зачем это надо было Богу? Смысл проясняется, если предположить, что Бог обманул не человека, а Змея. Кто хотел смерти Адама Бог или Змей? – Змей. Потому Змей, соблазняя человека плодами познания, думал, что человек от них умрет, но оказалось, что человек не умер, а наоборот, стал еще сильнее. Бог знал, что Змей будет искушать человека, потому и подсунул ему именно то, что было в интересах Бога и человека. Бог хотел, чтобы человек вкусил плод Древа Познания, но зная, что человек не слишком склонен брать то, что легко дается, своим, якобы, «запретом» сделал сей плод заманчивым и сладким. Он хотел, чтобы человек завоевывал себе знания по своей собственной воле и своими усилиями. Теперь же обманутый Богом Змей действует в прямо противоположном направлении. Он хочет отнять у человека завоеванный им Божественный плод. Для этого он соблазняет ленивую человеческую природу покоем и, якобы, принадлежащим человеку правом на невежество. Сегодня Змей принял государственное обличье. Поощряя шарлатанов, декларируя «свободу вероисповедания», мафиозно-буржуазное государство совершает кражу духовных ценностей у трудящихся, оно не спешит реализовать право народа на просвещение, право каждого занимать иерархическое место в обществе в соответствии со своими способностями и заслугами. Кто становится жертвой Змея в первую очередь? – не «народ», не чернь вонючая, не базарные торгаши, а мыслящая интеллигенция, конечно, ибо лишь она одна претендует на плоды Познания. Реакция осуществляет против Homo Sapiens самый настоящий геноцид. Она истребляла нас в Гулаге, она вытолкала нас, оторвав от любимого дела, за рубеж в изгнание, и теперь добивает руками буржуазно-бюрократической мафии в Израиле, США и Канаде. Кто спасет нас от Змея? Никто, пока мы этому зверю верим и не хотим различать в нем врага. Мы должны вести с этим врагом бескомпромиссную идеологическую борьбу всеми законными методами: бойкотом, презрением к предателям и коллаборационистам, все, что они нам предлагают, следует отвергать и никогда ни в чем не объединяться со своими врагами. Если они за иудаизм – нам следует быть против, если они будут против, то следует солидаризироваться даже с равами, ибо враги наших врагов если и не наши друзья, то союзниками по борьбе служить вполне могут.
[1] Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех драконов: «Ценности всех вещей блестят на мне». «Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность – это я. Поистине, «я хочу» не должно более существовать!» Так говорит дракон (Ф. Ницше, Так говорил Заратустра, перевод – Ю. М. Антоновского). [2] Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. [3] Фрэнсис Фукуяма «Конец истории?». [4] Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. [5] Фрэнсис Фукуяма «Конец истории?». [6] Пассионарность – (по Л. Н. Гумилеву избыток биохимической энергии живого вещества, порождающий жертвенность ради иллюзорной цели. [7] Александр Блок. На поле Куликовом. [8] «Хозрим б-тшува» – возвращаются к вере, в лоно иудаизма, дословно: возвращаются к ответу, к покаянию. Инфинитив: лахзор бе тшува. [9] «Лахзор бе-шеела» – ивритский каламбур, по значению противоположный «лахзор бе тшува», подразумевает собой выйти из лона иудаизма, дословно: вернуться к вопросу. [10] Фридрих Ницше. По ту сторону добра и зла. [11] Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. [12] Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. [13] Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. [14] Эрих Фромм. Догмат о Христе.
|