Макс Нордау

Положение евреев в 1897/8 гг.

Речь, произнесенная на втором сионистском, конгрессе в Базеле

Многоуважаемое собрание!

Снова на, мою долю выпало изобразить картину всеобщего положения еврейского народа. Это неблагодарная задача, так как приходится повторяться. Я теперь не могу прибавить ничего существенного к тому, что я уже говорил в прошлом году. Нигде положение не улучшилось, а в некоторых местах оно даже, ухудшилось.

В Румынии для евреев закрыть доступ в правительственные учебные заведения. Хотят лишить пищи не только их тело, но и дух. Народ, идя рука об руку и живя душа в душу со своим правительством, разграбил и разорил еврейские лавки в Бухаресте и Галаце. Я говорю «народ», а не чернь, потому что нападающие в большинстве случаев, были студенты, образованные люди, которые нападали на евреев-чужаков, – исключительно из-за благородного чувства любви к отечеству. Власти же благодушно смотрели на это и гордились воодушевлением и благородством юношества своей страны.

В Галиции во многих местах вспыхнули такие сильные народные волнения, что потребовалось содействие войск, применение оружия и введете военно-полевых законов. Во многих местах опасность угрожала жизни наших братьев, десятки их были тяжело ранены, сотни превратились в жалких нищих, так как все имущество было у них разграблено. Подобные же события, хотя и в меньших размерах, произошли и в Богемии..

Румыния, Галиция это классические очаги еврейских страданий. Само собою разумеется, что их там стесняют, угнетают, преследуют. Об этом, собственно говоря, даже излишне и упоминать. На подробностях не интересно останавливаться. Это, ведь, отсталый Восток, для которого еще не воссияло благодатное солнце просвещения. Но смотрите – просвещенный Запад представляет нам ту же картину! В странах наибольшей свободы и просвещения, в странах, где философская терпимость победила религиозную, а принцип братства победил национальные предрассудки, в этих странах раздаются те же ликующие возгласы: «смерть евреям»!

Франция великой революции и провозглашения прав человека, Франция, которая первая, дала Европе пример гражданского равноправия евреев, эта страна стоит теперь во главе антисемитического движения.

Факт этот верен, хотя справедливость требует сказать, что это до сих пор еще не проявляется в официальных действиях и речах. Теперь там в полном разгаре работа медленного, но беспрерывного и неукоснительная устранения евреев от почетных должностей и высоких постов, работа, которая уже дала в Германии столь примерные, прекрасные результаты. Стараются евреям отвести особенное положение, стараются возвести незримые, но тем не менее, весьма крепкие стены гетто вокруг отверженных. Это мы говорим о континентальной: Франции. В Алжире преследования евреев ушли гораздо дальше. Там не остановились на оскорблениях отдельных евреев, на уличных волнениях и на криках «смерть жидам!», на бросании камней в окна магазинов, как это имело место в Париже, Нанси, Нанте; там сплошь грабили, а некоторых убили. Неоднократно требовали отмены декрета Кремье, предоставляющего алжирским евреям права французских граждан. Пресса предательски натравляла антисемитскую чернь; она называла имена, и указывала местожительство лиц, которые давали занятие еврейским рабочим или покупали в еврейских лавках; вследствие этого тысячи еврейских пролетариев и сотни мелких еврейских торговцев лишились последнего куска хлеба.

Вы все знаете, что было поводом взрыва негодования против евреев во Франции. Это – дело Дрейфуса. Наш конгресс, который представляет собою еврейство во всей его совокупности, не имеет никакой надобности заниматься этим делом. Это дело не касается еврейского народа; оно касается французского народа. Только сопровождающие его побочные обстоятельства затрагивают еврейские народные интересы, и только на этих побочных обстоятельствах я вкратце остановлюсь с вашего позволения.

Французские антисемиты придумали наивную сказку о так называемом еврейском синдикате, который затрачивает неограниченные суммы с тем, чтобы организовать дьявольский заговор против французского государства. Несмотря на всю нелепость обвинения, ему тем не менее поверили. Большинство французов действительно верит в сказку о синдикате. Поэтому не преувеличено будет, если мы скажем, что это столь же злонамеренная, сколько и глупая выдумка. Это достойное прибавление к сказке об употреблении христианской крови. С юдофобскими лжецами мы не намерены вести полемики. Там, где они сильнее нас физически, там они, пользуясь обстоятельствами, могут нас умерщвлять; но им никогда не удастся преодолеть нашего к. ним отвращения. Порядочным, но легковерным, введенным в заблуждение французам, мы скажем: «Будьте уверены, что ни один еврей в мире не желает причинять и не причинит вам никакого зла. Евреи большинства стран питают к вам чувства любви и благодарности. И даже немецкие евреи, которые не в состоянии забыть, что вы враждебно настроены против их родины, для которой они преданные сыновья и верные, граждане, даже они хорошо помнят, что вы в славные эпохи вашей истории были светочами гуманности, вождями прогресса, и они от души желают вам преуспеяния и благоденствия до тех пор, пока вы будете в мире с их отечеством!».

Если вы французов, верящих в сказку о синдикате, спросите, какова, по их мнению, причина, побудившая евреев образовать синдикат, чтоб защитить Дрейфуса, то они вам ответят: «Ведь известно, какая тесная сплоченность существуешь между всеми евреями. Они не допустят, чтобы с кем-нибудь из них приключилась малейшая неприятность». Скажем несколько слов об этой пресловутой сплоченности. Где это видно было, чтобы евреи во всей своей совокупности, или даже только в большом количестве, заступались за еврейского преступника? Никто не осуждает более сурово еврейские грехи, чем сами евреи. Ни одно стадо не исключает так неумолимо шелудивых овец, как еврейское стадо. Мы никогда не стараемся смягчить дурной поступок нашего единоверца; мы возмущаемся только методом наших вероломных врагов, которые недостаток одного еврея тотчас же обобщают и приписывают всему еврейству.

Точно также и в деле Дрейфуса ни одному еврею в мире не пришла сначала в голову мысль стать на стороне человека, обвиняемого в гнусном преступлении, только потому, что он еврей. Еврейство начало только тогда прислушиваться, когда оно заметило, что этот процесс имеет совсем иной характер, чем любой из процессов в государственной измене, которые вовсе не так редки в уголовной хронике. Пресса, которая начала останавливаться на подробностях этого процесса, была антисемитская. Она еще задолго до произнесения приговора сделала самые широкие выводы. Она говорила: «Франция заслужила того, чтоб ее продал еврейский офицер. Ведь известно, что еврей по самой природе своей изменник. Поэтому нам и не следовало допустить его к офицерской службу где бы он в состоянии был проявить свои вероломные свойства, могущие иметь столь пагубные последствия. Итак, антисемиты с самого начала имели намерение сделать этот процесс орудием нападок против еврейства и посредством этого орудия они предполагали изгнать евреев из офицерской, службы.

Это должно было напомнить напасаемым об их гражданском долге. Так как нападали на все еврейство, то, естественно, что все еврейство должно было и защищаться. Так как у французских евреев захотели отнять благоприобретенное ими почетное право, то они, как один человек, должны были бы вступиться для защиты своего права.

Но этого как раз и не случилось. С досадой, с горечью, со стыдом и отчаянием я говорю это: еврейство позволило, чтобы ему бросили упрек, что еврей по смой природе своей изменник, и не нашло ни одного слова для своего оправдания. Французское еврейство позволило, чтобы ему сказали: «это происходит от того, что евреям открыт доступ к офицерским должностям», и французское еврейство оставалось немым. Евреи видели, что начался процесс не против одного Дрейфуса, а против всего еврейства, и оно не раскрыло даже рта, чтобы требовать себе права, которое предоставляется всякому обвиняемому, права защищаться. Еще более – когда было уже вполне доказано, что в процессе Дрейфуса не были соблюдены самые основные гарантии правосудия, что обвиняемый был осужден, и ему даже не объявлено было, на каком основании, даже и тогда не слышно было еврейских голосов, которые протестовали бы против попрания права и справедливости. Христиане выполнили этот долг чести. Это заслуги христиан, что они выступили борцами за правду. На евреях тяготеет позор, что они оставались праздными зрителями в то время как чужие люди жертвовали собою, вступив в борьбу за священнейшее право человека – за справедливость.

Для облегчения нашей совести я могу сказать, что единичные евреи выполнили свой долг. Добрый, смелый Бернар Лазар, наш храбрый союзник. Жак Багар, мужественный Жозеф Рейнах спасают несколько честь еврейства. Но сколько мы имеем таких мужественных людей? – Горсточку. Незначительная кучка в громадной толпе еврейства, даже только французского еврейства. Мы должны стыдиться и краснеть, если мы с этою малою кучкою неустрашимых сравним длинный ряд христианских героев, которые жертвовали, состоянием, свободою, гражданскими почестями и жизнью в борьбе за право, которое касалось их самым отдаленным образом. Эмиль Золя, Пикар, Шерер-Кестнер, Трарье, Жорж Клемансо, Ив Гюйо, Жорес, Лабори, Бьернсон, Конибер, это еще не все имена, которые заслужили себе неувядаемую славу в этом трагическом деле. Это христианские имена, арийские имена! Еврейские же имена, которых я не хочу произносить, так как они обжигают мне язык, как яд или желчь, – еврейские имена мы встречаем в громадном количеств среди тех литературных бандитов, которые нападали на Золя и его союзников, и евреем был тот, который сказал гнусные слова: «Дрейфус может быть виновным или невинным, но мы ничего о нем знать не хотим и не допустим пересмотра процесса».

Вот вам эта пресловутая еврейская сплоченность! Народ, который первый среди остальных народов провозгласил справедливость, народ который познал своего Бога, как Бога справедливости, как праведного судью, этот народ не принимает участие в борьбе за право, единственно потому, что жертвою попрания права пал еврей. Я верю в мой народ, я убежден, что десятки, сотни тысяч евреев воспламенились бы священным гневом, писали, говорили, голосовали, агитировали, жертвовали кровью и деньгами, если бы то, что случилось с Дрейфусом, случилось с цыганом, лапландцем, ботокудом. Но так как это случилось с евреем, то евреи только поникли головою, вздыхали и предоставили христианам пожинать лавры Вольтера.

Антисемиты о нас не в пример лучшего мнения, чем мы того заслуживаем. Они ни минуты не сомневались в том, что мы примем участие в борьбе за правду, и так как они между борцами встретили только два или три еврейских имени, то они поэтому заключили, что евреи принимали тайное, но деятельное участие в борьбе. Этим объясняется то обстоятельство, что многие даже благомыслящие христиане не только во Франции, но и в других странах, твердо убеждены в существовании пресловутого синдиката. Эта столь хитро придуманная юдофобскими клеветниками сказка вполне соответствует сложившемуся у них мнению о любви евреев к справедливости, об их уме и силе, об их тесной сплоченности. Выдумка наших врагов показывает, какого они о нас мнения. Но мы оказались гораздо хуже, чем думают о нас наши враги и ненавистники, и, таким образом, дело Дрейфуса мы можем рассматривать как поразительно верный масштаб для измерения степени нашей слабости, трусости, тупости и взаимной отчужденности друг, от друга.

После всего мною изложенного, я думаю, вполне ясно, что антисемитизм не потому вспыхнул во Франции, что евреи заступились за Дрейфуса. Факт тот, что не евреи заступились за Дрейфуса, а христиане; что евреи пальцем не пошевелили для защиты, хотя этот процесс сделали предметом страшных нападок на их честь. Французский антисемитизм не есть последствие дела Дрейфуса, а его причина. Если бы не было антисемитизма., то, наверное, никогда не коснулось бы Дрейфуса подозрение в государственной измене, и, уж во всяком случай, падающее на него обвинение не было бы приписано всему еврейству точно так же требование о пересмотре процесса не вызвало бы тогда столь яростных вспышек народных страстей. Дело Дрейфуса сдернуло покрывало и раскрыло все тайные помыслы. Оно служит напоминанием и поучением для тех евреев, которые думают, что они в конце концов будут приняты, как родные, в среду народов, по крайней мере в самых передовых государствах Запада. Этот процесс займет место в истории евреев; он будет иметь серьезное воспитательное значение, как предостережение, разъяснение и наказание; поэтому мы даже и по поводу процесса Дрейфуса можем воскликнуть с нашим неизменным еврейским оптимизмом: «gam su lo-toba!» [1].

Франция не есть единственная страна свободы и просвещения, где старое привидение – ненависть к евреям – появляется при ярком дневном свет прогресса и культуры. В Англии, о которой я еще только в прошлом году отзывался так восторженно, правительство с согласия палаты лордов установило закон, воспрещающий въезд в страну иностранцам, лишенным средств. – «Иностранцы, лишенные средств», это есть тот фиговой лист стыдливости, которым прикрывают слово «еврей», слово, признаваемое английскими государственными мужами слишком нагим для застенчивых сынов просвещенного девятнадцатого столетия. Англия, которая всегда гордилась тем, что она была убежищем для всех преследуемых, что она была естественной родиной для всех бесприютных; страна которая гостеприимно принимала в прошедшие века фламандцев и гугенотов; при Кромвеле – приведенных Менассою бен-Израелем сефардов [2], при Георге III – французских эмигрантов, святое убежище для всего человечества закрывает доступ для одной группы людей – для евреев. Стараются оправдать различными основаниями эту жестокость, противоречащую всем английским традициям. Говорят, что иностранные евреи ложатся бременем на английских учреждениях для бедных; говорят, что они отбивают хлеб у английских рабочих. Эти оба довода противоречат один другому и один другого исключают. Если евреи – нищие, попрошайки, тогда они не отбивают хлеба у английских рабочих. Если же они успешно работают и отбивают хлеб у английских рабочих, тогда они не могут быть бременем учреждениям для бедных. Впрочем, вполне доказано, что оба довода только пустой предлог. Евреи, поселяющиеся в Англии, не попрошайки, а, напротив, прилежные и старательные работники, которые в большинстве случаев со временем достигают сравнительного благосостояния. Те же из них, которые нуждаются временно в денежной поддержке, получают ее от своих же единоверцев и не обременяют английских христиан несмотря на то, что они имеют право на пособие, так как уплачивают налог в пользу бедных. Они не отнимают хлеба у английских рабочих, а, напротив, создавая новые отрасли промышленности, которые до них были неизвестны, тем самым увеличивают благосостояние страны. Итак, закон против неимеющих средств иностранцев есть не что иное, как симптом скрытого антисемитизма.

Даже соединенные Штаты Северной Америки не остались нетронутыми этой болезнью. Закон, государство, конечно, не знают там ненависти к евреям. Но общество проявляет ее. Количество гостиниц и учебных заведений, в которые закрыт доступ для евреев, довольно велико и с течением времени все больше увеличивается.

Таково положение вещей. В странах Востока евреев ненавидят; в западных культурных странах с ними поступают точно так же, только несколько маскируя это. На Западе положение не лучше, чем на Востоке. Чтобы нас не упрекнули в неблагодарности, мы назовем те страны Европы, где, евреи не имеют никаких поводов жаловаться. В Голландии, Бельгии, Италии, Скандинавских государствах на евреев смотрят, как на людей и как на полноправных граждан, и только иногда резкий крик из неумытых уст уличного мальчишки напоминает им, что и здесь еще не совсем разучились смотреть на них, как на особенную группу людей. К этим странам принадлежит и свободная Швейцария, драгоценный воздух которой мы теперь вдыхаем нашими легкими; ее мужественные сыны приветствовали нас вечером третьего дня братскими кликами, которые тронули нас до глубины души, как об этом уже с благодарностью упомянул наш председатель д-р Герцль. Но эти государства – счастливые островки спокойствия в беспредельном океане ненависти к евреям – едва ли вмещают в своих пределах 200.000 евреев, и ни для кого не секрет, что справедливое отношение к евреям в этих странах будет подвергаться тяжелому искушению, если здесь будет все более и более увеличиваться наплыв евреев, гонимых из других стран. Еврейские противники сионизма, когда мы им показываем эту картину всеобщего положения евреев во всем мире, не могут отрицать, что она вполне соответствует действительности, но они начинают делать головой и руками известные успокоительные движения и бормочут с умилением: «не следует обобщать отдельных печальных явлений. Антисемитизм это отвратительная мода дня, и он скоро пройдет».

Как! Вы видите, что зараза ненависти к евреям заносится из старых очагов в новые; вы видите, что она с поразительною силою вспыхивает в местах, где ее в продолжение десятилетий, даже столетий, считали уже давно потухшею, или же проявляется в странах, где о ней раньше даже и не знали, как наприм., в Северной Америке, и вы это называете «отдельными явлениями»! Вы осмеливаетесь предсказывать скорое исчезновение антисемитизма, несмотря на то, что против лживости вашего предсказания громко протестует весь ход еврейской истории устами семидесяти мучающихся и стонущих поколений. Ваши предсказания не что иное, как форма, злостного банкротства. Так как вы не можете в настоящий момент уплатить вашего долга, то вы выдаете громадные обязательства на будущее время, хотя вы хорошо сознаете, что вы их никогда не в состоянии будете выплатить, и что они вам ровно ни во что не обойдутся. Будьте же честны! Имейте же мужество при вашем бессердечии! Скажите вы еврейскому народу: «нам живется сносно, и нам не нужны никакие перемены. Вы же, преследуемые, уничтоженные, страдающие – до вас нам нет никакого дела». И если б вы искренно сознались в действительных причинах вашего поведения, то мы, пожалуй, против вас ничего не имели бы. Еврейский народ просто вычеркнул бы вас из своего счета, и счет, благодаря этому, сделался бы более ясным, более точным, более верным. Вы тогда не вводили бы в заблуждение неопытных, и нерешительные люди не имели бы готового ответа на тот случай, когда они желали бы ретироваться в самый решительный момент. Еврейство тогда знало бы, кто действительно работает для исцеления или, по крайней мере, для облегчения его тысячелетних страданий; оно знало бы, что вы лживые врачи, забывшие о своих обязанностях, даете снотворный напиток лишь для того, чтобы ваш ночной покой не потревожили стоны больного. Такой образ действий может иметь еще свое оправдание по отношению к умирающему, которого уже нельзя излечить, но которому хотят облегчить, предсмертные муки. Но мы вам не отдадим еврейства. Мы твердо верим в его жизненную силу и надеемся еще видеть его в цветущем и здоровом состоянии. По отношению к такому больному применять терапию наркоза, который только ускоряет конец – это преступление. Изображение положения евреев было бы крайне односторонним и неполным, если бы мы ограничились только тем, что очертили бы отношение других народов к живущим среди них нашим братьям. Так же важно, даже еще важнее, чем отношение других народов к евреям, это отношение евреев друг к другу: – разные течения мысли, движения чувства, стремления, которые возникают среди нашего народа. Картина эта не веселая и может отнять всякую веру в наше будущее у человека малодушного. Первое воздействие сионизма на еврейский народ напоминает мне известную картину природы, которую каждый из вас, конечно, видел. Прелестен зимний ландшафт. Ледяной панцирь покрывает реки, снеговой покров – поля; эта мрачная картина гробового спокойствия навевает благоговейные, печальные мысли о великом умершем Пане. Прелестный весенний ландшафт представляет более веселую картину. Журчат зеркальные ручейки, поля зеленеют и цветут, новая жизнь пробивается и ткет повсюду чудные узоры. Но переход от одной картины к другой! Первое действие весенних солнечных лучей таково, что они разрушают зимний ландшафт, но не создают тотчас же вместо него весеннего ландшафта. Этот промежуток времени весьма неприятен. Он был бы несносен, если б не уверенность, что это переход к новой красоте. Чистая ледяная поверхность рек разрыхлена и превратилась в какую-то серую, глинистую кашу; белый снеговой покров растаял и превратился в бездонную тину; некоторое время весь ландшафт представляет сплошную грязную лужу, пока постепенно на ее месте не появляются яркие, пестрые цветы и обильная зелень. Нечто подобное переживает теперь и еврейство. До сих пор его можно было уподобить зимнему ландшафту. Все было окоченелым, все было бледно и холодно. Но неподвижные формы были монументальны. Это была величественная картина – величие смерти. Как между самими евреями, так еще больше между христианами, были романтики, которым нравилась поэзия этой картины, и они считали святотатством нарушить правильность неподвижных линий, нарушить цельность снегового покрова, чтобы не обнажить голую землю. И вот явился сионизм и, как весеннее солнце, начал согревать эту величественную снежную пустыню. В разбросанных уголках, в защищенных котловинах уже пробиваются стебельки былинок и ранних подснежников. Но на всем остальном пространстве сплошное, громадное болото. В этом море грязи мы бродим теперь. В этой рыхлой тине мы вязнем на каждом шагу по колени, по пояс. Как это противно! Как это тяжело! Все низменное, все скверное, что заключает в себе еврейство и что до сих было скрыто под ледяным покровом, всплывает теперь наружу. Но стоить только заглянуть в календарь, и тяжелое настроение сразу проходить. Ибо, ведь, мы знаем, что весна уже близка, что она всегда так начинается; что поля раньше изображают из себя грязное болото, но вскоре за тем, под действием волшебных чар, покрываются цветущею растительностью. Сионизм пробуждает еврейство к новой жизни; это мое твердое убеждение. Он действует морально, обновляя народные идеалы. Он действует физически и телесно, воспитывая подрастающее поколение таким образом, что в нем мы опять будем иметь, как и в древние времена, еврейство с сильными мускулами. Но сионизм проводит также резкую грань между тем, что живет, и тем, что умерло. Только теперь мы видим, какие страшные опустошения произвели среди нас восемнадцать столетий диаспоры.

В первый раз после отчаянной борьбы великого Бар-Кохбы, которого только жалкие поклонники успеха могут ставить ниже блестящего Хасмонея, снова у еврейства назрела потребность напрячь свои силы и доказать этим себе самому и всему миру, сколько еще в нем скрыто жизненной энергии, сил и надежд. И теперь только мы убеждаемся, что многое, казавшееся живым до тех пор, пока не требовалось доказательства жизненности, на самом деле уже мертво. Многие евреи и внешним образом отпали от еврейства. Этот процесс отпадения начался со времени разрушения второго храма и никогда не прекращался, но за последние годы в западных странах он особенно усилился. – Но еще большее количество –евреев, сами того не сознавая, потеряли свою внутреннюю связь с народом и фактически отпали. Они сами и весь мир считают их евреями, но они остаются евреями только из-за привычки, из-за удобства, из-за духовной лености. – Принадлежность к еврейству подвергает их преследованиям, но они потеряли чувство собственного достоинства и не страдают от этих преследований, или же им доставляет удовольствие сознание, что они являются интересными мучениками. – В минуты грез они верят Дизраэли, Джорж-Эллиот, Александру Дюма-сыну, которые нарисовали заманчивую картину прекрасной будущности, могущества и силы еврейского народа. Они погружаются в эти сны, которые имеют всю прелесть, всю несбыточность сновидения. – Положительных деяний еврейство от них не требует. 613 предписаний и запретов Шулхан-Аруха они высмеивают. Налоги в пользу общины их не слишком обременяют. В синагогу они ходят только в Судный день. Они сами себя, убеждают, что они хорошие евреи, только потому, что любят Гейне, восхищаются Даниэлем Дэронда и хвалят кугель и чолент [3]. Вдруг появляется сионизм и взывает к ним: «Встаньте! Опомнитесь! Делайте же дело! Очистьте себе самим и своему народу место под солнцем! Не предавайтесь покою, не покладайте рук, пока вы не убедите индифферентных людей и даже врагов, что вы имеете такое же право быть народом, как и всякий другой народ, что вы имеете право наслаждаться жизнью»! Внезапно наступает конец ленивому лже-еврейству, его пассивной дремоте, его старым привычкам. Тогда эти лже-евреи восстают в своем сильном гневе, который кажется нам смешным. «Если наше восхищение субботними мелодиями не есть достаточное доказательство наших еврейских чувств, тогда нам уже ничего не остается делать», говорят они с раздражением. и объявляют нам, возмутителям, гибельную войну. – Здесь раввины вычеркивают, действительно утративший для них значение, призыв надежды и обета: «в будущем году в Иерусалиме». Там раввины протестуют против сионизма, как против запрещенного еврейской религией новшества. Один очень чтимый мною еврейский историк, который по поручению одного еврейского общества составляет еврейские летописи, написал историю евреев в 1897 году и ни одним словом не обмолвился о перовом сионистском конгресс в Базеле. Другой еврей имел дерзость утверждать, что мы на нашем конгрессе в прошлом году виляли, что мы хотим трусливо убежать от наших преследователей; он же, герой, смело подставляет свою щеку сыплющемуся на нее граду звонких пощечин и храбро подставляет свою спину для пинков антисемитских народов.

Эти явления печальны, но они естественны и не должны нас тревожить. Мы очень древний народ, и наша история, насчитывающая несколько тысячелетий, видела уже все. Ничего нового уже, собственно говоря, с нами не может случиться. Когда Моисей захотел освободить свой народ от рабства в Египте, то первыми возмутились евреи и угрожали, что они донесут на него египетским властям. Когда Эздра и Нехемия возвращались в Сион, то богатые и просвещенные евреи, любители чолента и почитатели Гейне того времени, остались в Вавилоне, отнесшись с насмешкой к безумным мечтателям, пожелавшим возродить свой народ, и почувствовали сердечное облегчение, что избавились от них. Теперь происходить то же самое. Пусть же так и будет. Отряд Эздры и Нехемии составлял незначительное меньшинство среди тогдашнего еврейства, но мы все суть потомки этого меньшинства, большинство же, напротив, бесследно слилось с народами передней Азии. И сионисты, быть может, составляют меньшинство среди современного еврейства. Но благодаря им еврейство обновится и будет жить бесконечно долго. Еврейские же противники сионизма, хотя теперь их так много, как евреи, исчезнут в будущем. Это, вероятно, и есть их тайная, заветная мечта. Она, наверное, осуществится. Поэтому неверно, когда говорят о сионизме, как о партии среди евреев. Мы отвергаем это с насмешкой и презрением. Сионисты это не партия, это само еврейство. Их теперешнее количество совершенно не важно. Семя громадной липы очень маленькое, но оно заключает в себе всю жизненную силу, задатки всех органических свойств этого дерева. Липа живет в семени, а не в стволе и не в ветвях. Все, что есть жизненного в еврействе, что представляет из себя еврейский идеал, мужество и способность прогрессировать – это есть сионизм. Напротив, все те, кто хорошо себя чувствуют в рабстве, презрении, те, которые желают скорой смерти еврейству, все они или стоят совсем в сторон, или же яростно борются против нас. Сионисты имеют право сказать варьируя слова австрийского поэта Грилльпарцера: «В нашем лагере – Израиль! Вы же все остальные – разбросанные руины.

[1] И это к лучшему

[2] Испанских евреев

[3] Кушанья, употребляемые евреями в субботу