Чего только сейчас не придумывают в учебном процессе: игры, фигры, всевозможные наглядные пособия, как будто искусство преподавания в том, чтобы как можно больше выпендриться перед учениками. Где же ваши вундеркинды, учителя-новаторы? Чем больше вы лезете из кожи вон, тем больше апатии у ваших питомцев. Кто не умеет видеть глубины и красоты в самых обычных повседневных явлениях жизни, не может наполнить их смыслом и содержанием, тот останется таким же невосприимчивым чурбаном, даже если вы развернёте перед ним рай с гуриями.

Останавливаю ученика, который играет гладко давно выученную пьесу, но невнимательно, без старания, с рассеянным равнодушным видом. Он спрашивает: что в его игре было неправильно? Я говорю: все правильно, за исключением одного и единственно важного – ты неправильный, мне не нужна хорошая игра, мне нужны хорошие музыканты.

Что ты должен делать, сев за фортепиано? Играть хорошо, так, чтобы все получалось правильно? Прекрасно, но этого можно добиться гораздо более простыми методами: поставь пластинку, и ложись спать, она сыграет все правильно. Но ты не пластинка, твоя задача не столько хорошо играть, как уметь полностью реализовать себя как музыканта, задействовать все свои способности, быть предельно внимательным, напрягать свой слух, следить за своими движениями, все делать предельно осознанно. Если ты этого не делаешь, а играя начинаешь считать ворон на небе, ты просто зря тратишь время. Ты сам не в порядке, твоя ошибка - это ты, даже если твоя игра получается безукоризненной.

Я даже предпочитаю, чтобы ты стал играть так плохо, насколько возможно, но чтобы при этом понимал, что в твоей игре плохо и как это исправить. Это лучше, чем играть «хорошо», ничего не понимая.

– Как ты играешь?

– Плохо.

– А что тебе не нравится?

– Ничего не нравится.

– Может быть, тебе что-то трудно, что-то не получается так, как следует?

– Все не получается, все трудно.

– Тогда не говори: «Плохо», говори: «Не знаю», «Не понимаю». А теперь играй еще раз и ищи, что плохо, что мешает тебе играть так, как ты хочешь.

(После повторного, весьма посредственного проигрывания, ни серьезные недостатки, ни технические проблемы замечены не были.)

– Я не знаю, правильно ли я трактую это произведение?

– А тебе самому нравится твоя трактовка?

– Не то чтобы не нравится, я не все понимаю в этой музыке, не знаю, что здесь надо.

– Так вот она! – Одна из главнейших причин плохой игры, в 99 случаях из 100 – это непонимание музыки. Как же можно решить эту проблему? Что делать, чтобы лучше воспринимать и чувствовать музыку? – Слушать. Много слушать. Слушать разную музыку, расширять свой музыкальный кругозор; слушать и советы учителя, и учиться на других исполнениях, а главное, слушать самого себя. Вслушиваться в свою игру, не бренчать. Помнишь, что сказал Р. Шуман в предисловии к «Альбому для юношества»? – «Не бренчи!». А ты слушать и понимать не хочешь, ты хочешь получить готовые инструкции по какой-нибудь хорошей трактовке, не тобою открытой и осмысленной.

Что такое сложное? Сложное – это то, что состоит из простого, и не существует такого «сложного», в котором нельзя было бы найти простые элементы. Понимая это, для нас никогда не будет ничего такого «трудного», к чему бы мы не смогли проложить путь по принципу: от простого – к сложному. Однако мы никогда не достигнем цели, если из этого пути выбросим какое-то звено, перескочим с этапа на этап. Поэтому нам следует незыблемо держаться правила: Нельзя переходить к более сложному, если в совершенстве не овладели простым. В простом есть что делать? – Вот и делайте, шлифуйте его, добивайтесь прежде всего качества, а не количества. В принципе, по такому способу можно учить и даже самую трудную пьесу и найти правильное решение проблемы: Трудно целое – играйте часть; трудно исполнить хорошо часть – играйте один такт, пол такта; трудно играть быстро – играйте медленно; трудно играть двумя руками – играйте каждой рукой в отдельности. Казалось бы, все это элементарно, но как мало в действительности учеников, которые умеют разумно работать, ведь большинство чаще всего «прошибают лбом стенку»! Все можно выучить с разумным подходом, но с другой стороны, если же каждая нота дается вам с таким трудом, то зачем берете себе пьесу «не по зубам»? Выбирайте то, что разучивается на вашем этапе быстро и легко.

Что такое плохо обученный ученик?

Бывает, что плохо обученные порой даже что-то хорошо играют. Однако для нас этого мало. Наши ученики должны сами понимать, как они играют, хорошо или плохо. И если ученик, плохо играя, понимает это, он – хорошо обученный ученик. Поэтому, еще раз хочу сказать: не нужно преследовать цель – во что бы то ни стало добиться хорошей игры, но лучше – воспитать хорошего понимающего ученика, ибо, получив результат без понимания со стороны ученика путей к нему, можно потерять ученика или во всяком случае его интерес к занятиям.

Сами по себе способности без интеллекта и творческой воли мало чего стоят. Так, многие животные превосходят нас, людей, в способностях. Доказано, например, что у всех собак абсолютный слух, а в обонянии, в сравнении с ними мы – безнадежные бездарности. Но попробуйте научить собаку чисто провыть хотя бы одну нотку.

Высказывание одного моего израильского ученика 8-ми лет, не без способностей, но с марокканским темпераментом: «Ейн ли коах ленаген эт-зе, ки зе каль мидай» (У меня нет больше сил это играть, так как это слишком легко для меня). Вот, как оно оказывается, и мой ученик в чем-то прав – нет ничего труднее легкого.

Что такое профессионализм? Профессионализм есть своего рода искусственная компенсация недостатка таланта и творческих способностей. Конечно, без необходимых профессиональных навыков невозможно серьезное творчество, но художник, если он не хочет закостенеть в рутине и эпигонстве, всегда должен понимать служебную вспомогательную роль своих навыков и теоретических знаний, ибо они никогда не могут заменить творчества и, по сути своей, противоположны ему. Так, часто говорят: «Он играет хорошо, на высоком уровне профессионализма», но иногда это выражается лишь в хорошем добротном повторении старого, уже хорошо нам известного и привычного, поэтому я сомневаюсь в таких случаях, что подобное ремесленничество имеет хоть какое-то отношение к творчеству.

Но можно ли учить творчеству? – Творчеству учить нельзя, но можно учить ученика (еще раз подчеркиваю это – быть учителем, а не преподавателем), развивать его духовно, пробуждать отзывчивость, алертность, спонтанность, и тогда, может быть, в минуты вдохновения он проявит свое творчество. Но педагоги, в массе своей, мало полагаются на эти сомнительные минуты (кто знает, что там взбредет в голову, ведь творчество непредсказуемо, положительный результат его не гарантирован) и предпочитают пожертвовать всякими зачатками творческой инициативы во имя правильного, как они говорят, «грамотного» профессионализма. Возможно, в чем-то они и правы, ибо неопытный ученик на первых порах, дай ему свободу чувств, вряд ли покажет что-либо, кроме дурного вкуса. Но все же лучше иметь дурной вкус, чем никакой, ибо что мы во втором случае имеем? – массы хорошо обученных, никому не нужных профессионалов, не способных сказать ни одного нового слова в искусстве, ни затронуть чьего-либо сердца. Поэтому свой вкус, хоть и дурной, лучше, чем хороший, но чужой, когда искренние непосредственные чувства превращаются в пустую манерность.

Можно сказать: повышение профессионализма в искусстве, как правило, есть симптом духовной стагнации культуры общества и его творческой импотенции. Что такое знание? – это симулякр разума. Что такое профессионализм? – это симулякр творчества.