Вильгельм Марр

Победа иудаизма над германизмом, рассматриваемая с нерелигиозных позиций

Перевод Сергея Баландина

Оригинал:

Der Sieg des Judenthums über das Germanenthum.
Vom nicht confessionellen Standpunkt ausbetrachtet
von W. Marr

                                                Vae Victis!

ПРЕДИСЛОВИЕ

То, что я намереваюсь написать в этой статье, – это не полемика против иудаизма, а констатация культурно-исторического факта.

Везде, где обстоятельства вынуждают к полемическому тону языка, его можно и нужно понимать только как «крик боли» угнетенных.

Из-под моего пера исходит безропотный пессимизм.

Вы можете подумать: «всегда найдутся такие олухи, как этот», но будьте уверены, что никто не будет счастливее меня, если факты, которых я коснусь, окажутся неверными.

Евреи и иудаизм бесчисленное количество раз подвергались нападкам в литературе. Это, однако, почти всегда делалось с точки зрения нашего нееврейского, завышенного мнения о себе или, я бы сказал, в тщеславном стиле отступления, как у Гамбетты. Наше тщеславие еще не привело нас к честному и открытому признанию того, что Израиль стал мировой державой самого первого ранга. Евреев мы, конечно, признали, но – не себя.

В любом случае, эта брошюра может претендовать на оригинальность. Написанная без всяких конфессиональных предубеждений, она лишь дает вам возможность заглянуть в зеркало культурно-исторического факта, и «пессимист» не виноват, что зеркало показывает вам рабов.

Я желаю двух вещей для этой брошюры.

1.) Чтобы еврейские критики этого не замалчивали,

2.), чтобы об этом не говорили банальными самодовольными фразами.

Я громко и без всякой иронии провозглашаю всемирно-исторический триумф иудаизма, вестник проигранной битвы, победу врага без всякого эвфемизма побежденной армии.

И я думаю, что от такой откровенности можно ожидать чего угодно, кроме фанатичной газетной болтовни.

В. М.

1

Когда один народ побеждает другой, может произойти одно из следующих двух событий. Либо завоеватель растворяется в культуре побежденных и, таким образом, теряет свою идентичность.

Такая участь, например, постигла татар, которые завоевали Китай при Чингисхане, а затем превратились в китайцев. То же самое можно сказать и о лангобардах, чья немецкая культура была полностью итальянизирована.

Или: завоевателю удается навязать завоеванным свою идентичность. Посмотрите англо-саксонскую расу в Северной Америке и ее влияние в Центральной и Южной Америке.

Как бы ни были велики два упомянутых явления в разных направлениях, они тем не менее бледнеют по сравнению с культурной историей иудаизма, ибо здесь появляется момент совершенно нового рода.

Целое семитское племя многократно насильственно отрывается от своей родины Палестины, попадает в плен и, наконец, «рассеивается».

Что касается «вавилонского плена», то вавилонянам, по-видимому, вскоре надоели их еврейские пленники, поскольку их снова отпустили. Основная масса народа вернулась в Палестину, «банкиры» и богачи остались в Вавилоне, несмотря на гнев и громы древних еврейских пророков.

Нужно сразу указать, что евреи были ненавидимы всеми без исключения народами с первого появления их в истории.

Не из-за своей религии, ибо древние евреи, по крайней мере, по словам пророков, прекрасно знали, как примкнуть к идолопоклонству других народов, тогда как так называемые «жесткий иудаизм» стал продуктом времени после разрушения Иерусалима.

Всеобщая неприязнь к евреям имела и другие причины. Во-первых, это боязнь евреев перед настоящей работой. Во-вторых, в их законно закрепленной вражде ко всем неевреям.

Любой, кто взял на себя труд хотя бы поверхностно изучить Моисеев закон Библии, согласится, что народу, придерживающемуся кодекса Моисея в войне и мире, будет трудно вызвать международное сочувствие. Отношения между евреями и Иеговой были лишены воображения, бессердечны, чисто договорные, деловые и строго формалистические. В повседневной жизни преобладал самый практичный реализм, который только можно вообразить, и он отличался наглой основательностью. Даже Иегова Ветхого Завета был строгим реалистом. Он признавал существование «других богов» и питал ненависть к соперничеству с ними.

Тит совершил самую глупую в мировой истории выходку, какую только можно себе представить, когда после разрушения Иерусалима увлек часть евреев в римский плен, а остальных насильно рассеял. В то время в Риме была свобода веры. Было сказано, что «все боги приветствуются в Риме». В то время в Риме была свобода веры. Было сказано, что «все боги приветствуются в Риме». Что вызывало ненависть к евреям и в Риме, так это исключительное отношение в сочетании с торговлей и спекуляцией, которые они принесли с собой.

Римский мир того времени, как и вся классическая античность, находился в процессе распада, когда туда были завезены евреи. Таким образом, семитизм нашел благоприятную почву для своего реализма, и уже во времена Константина «новые евреи» (христиане) сформировали денежную власть в Риме.

Для всех народов древности, не исключая торговых финикийцев и карфагенян, безобразно было заниматься тем, что в современном понимании называется ажиотажем, торгашеством, ростовщичеством. Если мы и встретим в Средние века «денежного торгаша», то он будет евреем. Евреев использовали, но презирали. Это отношение похоже на его современную форму, когда предателей встречают с презрением, а их измену приветствуют.

Таким образом, римляне насильно привнесли в западное общество абстрактный реализм иудаизма. Время и обстоятельства благоприятствовали его развитию и расширению. Евреи стали реальными помощниками истории и нашли на Западе более благодатную почву для своего робкого, спекулятивного реализма, чем когда-либо в Палестине.

Это вполне естественно вызывало зависть западного населения, а поскольку чернь всегда предпочитала использовать религию как прикрытие для своих целей, то (видимо) религиозная ненависть к евреям развилась в западном мире с распространением христианства.

Насколько глупой была религиозная сторона этой ненависти, видно из того факта, что евреи должны были быть обвинены в распятии Христа; процедуру, которую, как известно, пустили в ход римские власти, трусливо поддавшись крику иерусалимской толпы. Эта еврейская чернь во времена Христа делала не больше и не меньше, чем всегда делала, делает и будет делать чернь всех времен, всех народов. Сегодня они кричат «Осанна!» а завтра «Распни!». Но такова часть природы человека, что провидение, религия всегда беспокоит его, когда он хочет совершить глупость или подлость. Почти никогда не душили друг друга в войнах, не взывая сначала к богам здесь и там или к нашему Господу Богу и навязывая им или ему честь союза, и поэтому Бог и религия должны были  служить во всех без исключения гонениях на евреев, тогда как на самом деле эти события были не чем иным, как борьбой народа и его инстинкта против реальной иудаизации общества, то есть борьбой за существование.

Да! если бы действительно отдельные фанатичные иудеи в Средние века «зарезали христианских детей» на празднике Пасхи и если бы такие ужасные события действительно имели место, что не имеет доказуемой исторической основы, то это были бы не иные мерзости, как преступления вообще, и никоим образом не означает оправдать одну общую религиозную ненависть, не более чем тираду некоторых благочестивых сект против христианства.

Поэтому я безоговорочно защищаю евреев от любых «религиозных» преследований, и я думаю, что вряд ли возможно выразиться в этом отношении более ясно, чем я сделал здесь.

С другой стороны, подчеркну следующий однозначно установленный факт:

Вместе с евреями римляне навязали Западу племя, которое, как показывает его история, было глубоко ненавидимо всеми народами Востока.

2

Так что евреи пришли к нам не как завоеватели с мечом.

Они были «интернированы» римлянами как политические заключенные в западном мире таким образом, что у них была свобода выбора своего поселения, а в городах их места в так называемых «Гетто» (еврейские кварталы) находились под контролем.

Нет ничего более естественного, чем то, что евреи должны были ненавидеть тех, кто их поработил и похитил из дома. Нет ничего более естественного, чем то, что эта ненависть должна была вырасти через почти два тысячелетия угнетений и преследований на Западе. Нет ничего более естественного, чем то, что они должны образовать государство в государстве, общество в обществе, у них, как у «пленников», свой врожденный талант к хитрости и обману. На Западе еврейское государство в государстве хитростью продолжило войну, которую оно вело против народов Востока, искореняя их оружием там, где оно было сильнее.

Это было просто естественным правом евреев. Нельзя ожидать от угнетенных смирения вместо неповиновения, и уж тем более нельзя ожидать кротости от народа, традиции которого не умеют подставлять другую щеку. «Око за око, зуб за зуб», – говорит Иегова. Если суровое военное положение против такого народа было оправдано после того, как была допущена большая политическая ошибка насильственного принуждения его к западному обществу, то упорное сопротивление евреев было также их естественным правом и поразительное упорство и выносливость семитов сделали их великой силой в западном обществе в 19 веке, и что в Германии в частности иудаизм не слился с германизмом, а наоборот германизм слился с иудаизмом. Дошло до того, что вожди немецкого патриотизма, «Reichsfreundlichkeit» (Друзья Рейха, противостоящие «Reichsfeinde» – Врагам Рейха), вожди нашей парламентской и даже церковной борьбы – евреи. —

В самом начале, после того, как евреи рассеялись по Западу, было заметно культурно-историческое явление, что иудаизм бросился в города и показал себя еще более неохотным к земледельческим работам и колонизации, чем в Палестине и даже раньше в Египте. Не спорьте, что в некоторых странах евреям не разрешалось приобретать землю. Вплоть до Средневековья Запад был в значительной степени пустырем. Ничто не мешало той «скваттерской жизни», которую вели пионеры в лесах Северной Америки. Заброшенных земель на Западе было в избытке. Но евреи за нее не взялись, ибо этому народу не хватало неуемной энергии старых англосаксов, изгнанных за свою веру, создававших государства из глуши на крайнем западе. Оружием, которым евреи завоевали Запад и особенно сделали из Германии Новую Палестину, были не топор и плуг, а хитрость и коварство реалистического торгашеского духа.

И почему именно в Германии?

Католицизм, старый цезарианский католицизм, сам стал политическим и социальным реализмом до такой степени, что евреи видели перед собой целое государство, которое могло быть разрушено только через идеализм христианства. С введением его в качестве государственной религии, с началом папства, которое должно было поддерживать оппозицию между христианами и нехристианами, чтобы монополизировать мир, еврейская «свобода торговли» в Риме и Италии оказалась под угрозой быть ограниченной. Иудаизм становился все более децентрализованным и отступал перед церковно-христианским фанатизмом. Он массово рассеялся по Испании, Португалии и по славянским странам, пока не эмигрировал оттуда массово через Голландию в Германию, в то время как он мог беспрепятственно продолжать свою подрывную деятельность среди славянских варваров того времени. Однако после славян немцы были самыми неподготовленными к чужеземцам. В германских странах не существовало чувства немецкой национальности, не говоря уже о немецкой национальной гордости. И именно поэтому семитизму было легче закрепиться в Германии, чем в других странах.

Но и здесь особенный характер пришельцев с Востока вызывал обиду. Безусловно, семитская хитрость и реалистический коммерческий дух в земледельческих германских странах вызвали антиеврейскую реакцию. Это чужеземное племя с его реализмом слишком выделялось на фоне всего германизма. Его уставы, его провозглашенный догмат о том, что все неевреи считаются «нечистыми» [1], с одной стороны, вызывали гнев народа, а с другой стороны, евреи позволяли использовать себя в финансовых операциях за счет народа.

Высокоодаренные, высокоталантливые в этом направлении евреи уже в средние века господствовали в оптовой и розничной торговле и превосходили людей, трудившихся в поте лица своего.

Этот народ увидел, что евреям не присуще их этическое чувство, ибо они предпочли зарабатывание денег своей эмансипации. Там, где существовала эта точка, они все терпели. Официально прижатые сверху, они могли реально пользоваться теми, кто был внизу. Народ не мог роптать на эту эксплуатацию его со стороны знати, у которой иудаизм выступал агентом. Поэтому он использовал религию как предлог. Неужели нас должны эксплуатировать «распинатели Христа»? кричали они. «Хепп! Хепп!»

Еврейским верхам такая случайная травля евреев не причиняла особых неудобств. В результате они держали евреев в зависимости, желая продолжать работать посредниками и не думать о требовании эмансипации своего народа в качестве вознаграждения за посредничество.

Теперь уже нельзя отрицать, что абстрактный, торгашеский дух евреев во многом способствовал расцвету торговли и промышленности в Германии. Интерес, а не идеал, строит государства, и если мы представляем интерес как личность, его средства достижения цели редко бывают чистыми и благородными. Деспотические князья в постоянной борьбе с деспотичной и хищной знатью, крестьянин, который почти ничем не отличался от негров-рабов, кроме цвета кожи, буржуазия, которая была еще очень фрагментарной, почти проблематичной, вплоть до времен крестовых походов. Таково было германское общество, в то время как культура уже процветала в Италии, Франции и Испании.

Гладкий, хитрый, эластичный иудаизм проникал в эту путаную, неуклюжую, германскую стихию; при всем его реалистическом интеллектуальном таланте, т.е. что касается ума хитрого, хорошо приспособленного для того, чтобы смотреть свысока на германизм, укрощающего монархического, рыцарского, немецкого неуклюжего ублюдка, приспосабливаясь к его злым страстям.

У еврея не было отечества. С каждым днем ​​он все больше и больше отдалялся от своего прежнего отечества, и воспоминания о нем становились чисто символическими. С другой стороны, природа отказала ему в даре слияния, ассимиляции с другими народами. Он оставался противным их религии, сдержанным в их манерах, обычаях и образе жизни. Он мог одурачить своих угнетателей чем угодно, но только не тем, что он еврей и хочет им остаться. Его уставы были постоянным вызовом и демонстрацией против «нечистых», среди которых он жил. Он был для них типично чужим и остался им по сей день; даже после эмансипации евреев его исключительный иудаизм, как мы покажем позже, сегодня проявляется гораздо больше, чем в прежние времена.

Так что нам не должно быть стыдно признать, что с иудаизмом ab ovo (с самого начала) в наше западное общество пришел элемент, который далеко превосходил наших предков хитростью и коварством и сражался этим оружием в западном мире после огня и меча фанатизма и ненависти к другим народам Востока, который был вырван из их рук. На Западе еврейство всегда продолжало борьбу против всего нееврейского этим оружием. Оно победоносно сопротивлялось нашим мировоззрениям, но оно с каждым годом все больше и больше прививало нам свои собственные, делая понятия о добре и зле настолько эластичными, что в торговле и коммерции демаркационная линия может быть найдена только там, где берет свое начало жестокое преступление, а санкционированное преступление превратилось в обычную практику. То озорное замечание, что биржевых маклеров можно разделить на «белых» и «черных» евреев, звучит правдоподобно.

Из всего этого, однако, следует лишь то, что германизму не хватило духовной стойкости, чтобы защитить себя от иудаизации, и поэтому Германия постепенно стала настоящим центром, новой «землей обетованной» для семитизма, который хлынул сюда из Испании, Португалии и Польши, чтобы пополнить уже проживающее здесь еврейство.

Этот народ, евреи, в своей собственной истории обладавший энергией теократического фанатизма, как никакой другой народ на земле, чей теократический кодекс в войне и мире вызывал прямо-таки волосы мурашками, перенес всю свою деструктивную напряженность в другие формы и в этих формах завоевал западный мир, чего ему не удалось сделать в восточном мире огнем и мечом.

Такой культурно-исторический феномен – не мыльный пузырь, который может лопнуть от дешевого «Хепп, Хепп!». Это демоническое явление, несмотря на типичную «очарованность». Народ, чей тип вызывал смех в кесаревом Риме, покрытый грязью тяжелее, чем сегодня можно видеть в России и Польше, расселился по всей Европе. Племя, которое дразнили образованные, оскорбляла чернь и преследовали религиозные фанатики, – эти люди уже в Средние века стали «посредниками» у правителей и взимали дань, используя ум и гибкость, с которыми они вели свои практические дела, они эксплуатировали массы, сохраняя при этом свою теократически-иеговистическую косность и фанатично преследуя своих, гуманно мыслящих, но нетрадиционных евреев. И вот эти люди покорили мир своим еврейским духом!

Это не сила еврейской религиозной веры. Поскольку у еврея нет идеальной религии, он имеет только деловой договор с Иеговой и платит своему Богу в уставах и формулах, который взамен прямо возложил на него приятную обязанность уничтожать все нееврейское. Именно могучей силе вполне сознательного типичного реализма мы вынуждены удивляться в иудаизме, встречающем нас повсюду в своем пафосе и в своих сатирах. Ибо в том, что касается деловых моментов, выгодных моментов, мы, немцы, уже почти не отличаемся от евреев; чего у нас нет, так это инициативной силы семитского народа, и, поскольку мы никогда не сможем обрести эту силу благодаря нашей племенной организации, а тупик в культурной истории невозможен, наша перспектива есть не что иное, как время, в котором иудаизм станет феодальным господством, а мы, немцы, будем его «рабами».

3

Один из самых уважаемых наших граждан, один из наших величайших мыслителей, острого критического ума, поэт Готхольд Эфраим Лессинг, продемонстрировал в своей драме «Натан Мудрый», какое великое заблуждение совершал германизм, когда рассматривал еврейский вопрос исключительно как религиозный.

Восемнадцатый век, в котором жил Лессинг, был веком философской эмансипации от всякого рода предрассудков, особенно религиозных. Примечательно, что в ту великую эпоху как английские, так и французские «свободомыслящие» относились к иудаизму более или менее отрицательно. Великий деист Вольтер очень серьезно возражал против формализма иудаизма. Он, а в Англии и лорд Болингбрук, ни в малейшей степени не скрывали своего отвращения к еврейскому трайбализму, и совершенно ясно подчеркивали, что евреи не могут претендовать на какую-либо собственно религию. Они относились к иудаизму интеллектуально как к en bagatelle (безделушке).

Однако в Германии великий Лессинг в своем «Натане Мудром» пошел другим путем – философским заблуждением, и странно, что этому столь бросающемуся в глаза заблуждению нашего бессмертного кумира уделялось так мало внимания в наш век разрушительный беспощадной литературной критики.

Легенда о «трех кольцах» – самое прекрасное, что когда-либо создавала поэзия толерантности. Но в чьи уста Лессинг вкладывает эту возвышенную и возвышающую истину?

Еврейскому Ротшильду при султане Саладине!

Было ли это необходимо в модной драме? – А не мог ли Натан быть еврейским ученым, или раньше своего времени Барухом Спинозой? – Какова была необходимость призывать на эту роль денежного воротилу?

И все же – если психологически поставить себя в настроение поэта, то для него еврей и денежный человек подсознательно были тождественны. Одно не могло быть отделимо от другого. Поэт чувствовал это инстинктивно. Натан дает ссуды, чтобы сражаться с крестоносцами. В бизнесе он финансово на стороне одного из «кольцов». Он предлагает деньги Саладину сразу после дивной сказки о трех кольцах. Беспроцентно – ну да, но он поддерживает одно «кольцо», которое, к тому же, даже не иудаизм. Правда, он также поддерживает тамплиеров, но беспристрастность «Etre suprême» (Высшего Существа), столь возвышенно и красиво описанная в легенде о кольце, теперь подорвана самим Натаном. Бессознательно Лессинг не мог выйти за рамки личности еврея и денежного посредника. Если герой драмы должен был быть евреем, то почему он не изобразил этого еврея без связи с драгоценными металлами? Вот так Лессинг обожествлял исключительного еврея, который, однако, был человеком денег. Натан – личность, но не концепция. Характерно, что он стоит, пожалуй, на ступеньку выше еврея «Шевы» Камберленда. Последний, однако, изображен более правдоподобно и реалистично; Шева взят из реальной жизни; Натан – абстракция, входящая в высшую, самую идеальную поэзию гуманизма и философии толерантности как – банкир.

Еврей Натан был бы олицетворением «монотеизма», если бы Лессинг не наделил его реалистическим привкусом денежного посредника.

Это лишь доказывает, что даже Лессинг против своей воли отождествил личность еврея и денежную власть.

Тем не менее Натан Лессинга действительно стал пионером идеи еврейской эмансипации среди немцев. Германский идеализм должен был быть пленен сагой о Кольце и упускать из виду тот факт, что Натан у Лессинга мог быть только – мифическим существом!

Если бы Натан был христианином, не нашлось бы ни одного Пола Линдау, который совершил бы «литературную беспощадность» и вывел великого гуманиста Лессинга на стол диалектического вскрытия!

Это был знак времени. На самом деле: еврей и денежный человек были неразлучны даже в глазах Лессинга. Поэт не мог отделить последний признак своего героя от первого. Только в таком виде можно было представить Натана широкой публике. И этим я хочу доказать то, что даже наш великий Лессинг не смог отделить «евреев» от «денег». Идея предвосхищать Спинозу была бы слишком смелой для драмы; ибо этот поистине великий еврей-нееврей был проклят своими соплеменниками – вплоть до попытки убийства!! – Барух Спиноза! Философский мессия 17 века! «Распятого» – евреями, как еврея Христа распяли римляне! Барух Спиноза! Модный образец иудаизма 19 века! Но горе тому немцу, который посмеет показать толпе евреев, кто и что такое великий Спиноза!! О человеческое убожество! Как может современный еврей восторгаться Спинозой!!

С «Натаном» Лессинга и «Евреем» Камберленда идея эмансипации евреев стала распространяться среди широкой публики. Театр стал его форумом, а последним театральным подвигом в этом направлении стала «Дебора» Мозенталя, одинаково нарисовавшая «еврейскую боль» и «еврейский гнев». Начиная со времен Лессинга и после первой революции во Франции эмансипация евреев получила свою литературу в Германии.

Если евреи с энтузиазмом приветствовали революцию 1789 года, как и революцию 1848 года, и участвовали в ней, то кто может их винить? «Евреи, поляки и писатели» – лозунг консерваторов 1848 года. Итак, три подавленные фракции! Счастливые и довольные не бунтуют в этом мире. Понятно также, что евреи громче всех говорили в прессе во время вакхического безумия свободы. Наконец, следует неоднократно подчеркивать, что философский самообман привел к тому, что еврейский вопрос рассматривался как конфессиональный вопрос свободы. Однако в 1848 году иудаизм уже давно достиг такого уровня, когда вопрос о религиозных предрассудках уже не стоял. Еврейское «вероисповедание» было не чем иным, как уставом народа, образовавшего государство в государстве, и это вспомогательное государство, соответственно. Противостоящее государство требовало для своих членов весьма конкретных материальных благ.

Это было политическое равенство; ибо в буржуазной жизни еврейство фактически уже давно заняло господствующее, руководящее положение; настолько доминировали, что христианские государства даровали баронство еврейским банкирам, хотя эти семитские бароны не могли стать членами городских советов и т.д.

Никому и в голову не приходило, что еврейский вопрос был социально-политическим. То, что люди лгали себе 1800 лет, что речь шла о свободе веры и совести, они продолжали лгать себе, и так социально-политическое вторжение иудаизма в германское общество получило свое юридическое освящение через эмансипацию евреи.

Иностранное правление, которое фактически уже существовало, было юридически признано. Иноземное правиление, которое, выражаясь совершенно прозаически, зашло так далеко, что уже давно диктаторски захватило государственную финансовую систему, т.е. Nervus rerum gerendarum (нервный центр деловой активности), и привило ей семитский дух в правовых нормах и манипулировании.

То, чего иудаизм уже давно достиг, господство еврейского реализма за счет всякого идеализма, теперь должно быть не только закреплено, но и расширено до бесконечности. А для этого еврейству требовалось равное политическое участие в законодательстве и управлении того же государства, которое оно теократически отрицало.

Если убрать все красочные фразы, то это и ничто другое было ядром вопроса еврейской эмансипации. Безусловно, в еврейское иностранное правление вошел государственно-германский элемент.

Я неоднократно использовал слово «иностранное правление». Но есть ли люди, которые, помимо всего прочего, каждый год повторяют глупую ритуальную фразу: «Увидимся в следующем году в Иерусалиме!» может быть, нет иностранцев? Они прямо утверждают свой чужеземный характер, не говоря уже о своих обычаях и устойчивых племенных чертах, которые, – внутренне и внешне – только в редчайших и очень единичных исключительных случаях за 1800 лет не могли слиться с германизмом. Готовы ли и способны ли евреи дать по морде своей собственной власти так, чтобы хотя бы не выдавать себя за очень пронырливых иностранцев? «Слава» иудаизма как раз и состоит в том, что на протяжении 1800 лет он оказывал самое победоносное сопротивление западному миру. Все остальные иммигранты в Германии (например, «французские колонии») были поглощены германизмом без следа. Вендены и славяне растворились в германской стихии. Семитская раса, более сильная и выносливая, пережила их всех. Воистину! Будь я евреем, моя высшая гордость восприняла бы этот факт с удовлетворением. Ни один триумфатор древности и современности не может похвастаться такими духовными, культурно-историческими успехами, как последний торгующийся еврей, скромнейший еврейский разносчик (шахерюде) торгующий с телеги на углу улицы. – Наоборот, без удара меча, политически преследуемое на протяжении веков еврейство сегодня стало социально-политическим диктатором Германии.

4

Только Германия?

В стране мыслителей и философов эмансипация евреев восходит к 1848 году.

К этому времени относится и Тридцатилетняя война, которую еврейство открыто вело против нас тем же оружием.

После того, как мы были более чем наполовину побеждены еврейской интеллигенцией в течение столетий, мы едва ли могли не дать ей это оружие в период бури и натиска. На выборах еврейство сразу вступило с нами в статистические договорные отношения. Быть евреем помогало относительно легко получить мандат. Чтобы завоевать голоса евреев, партиям приходилось идти на уступки иудаизму при выдвижении кандидатов, и это более или менее сохранилось до сих пор.

До 1848 г. еврейство в Германии было преимущественно «демократическим» по духу или, по крайней мере, притворялось таковым. Позже иудаизм раскололся на парламентские партии, а по существу на «национальный либерализм», ибо здесь дальше всего продвинулся дух иудаизации, теории полезности и возможности, беспринципности. До сих пор только ультрамонтанская партия (ультрамонтанство – идеология Римско-католической церкви, выступавшая за жёсткое подчинение национальных католических церквей папе римскому, С.Б.) избегала иудаизации. Консервативная правящая партия, с другой стороны, изобилует семитскими элементами, поскольку две трети нашей официальной литературы представлены евреями. Везде последовательно преследуется одна и та же цель – распад германского государства в угоду еврейским интересам.

Ежедневная пресса в подавляющем большинстве находится в руках евреев, которые превратили журналистику в предмет спекуляции и промышленного производства. Сделка с общественным мнением; театральная критика, художественная критика вообще – три четверти в еврейских руках! Политическая газетная литература, даже конфессиональная – в еврейских руках.

Давайте остановимся здесь на мгновение.

Как только эмансипация была завоевана, естественный инстинкт диктовал, что она должна быть закреплена. Это могло произойти только через прессу и через ассоциации. Таким образом, иудаизм влился в них обоих вполне логично, как штормовой прилив. Он вел себя крайне свободно от предубеждений. Доходило до саркастической насмешки над собой; но когда очень талантливый Э. Дом отпускал самые восхитительные шутки об Израиле в «Kladdaradatsch» (немецкий литературно-художественный журнал политической сатиры, «Кладдерадач», буквально «Трам-тарарам», «Трах-тарарах». С.Б.), нееврею не следовало делать то же самое. Одного слова «Knoblauch» (чеснок) достаточно, чтобы обвинить нас, немцев, в религиозной ненависти. Ну, по крайней мере, мое имя защищает меня от этого обвинения [2].

С момента эмансипации иудаизм был объявлен для нас, немцев, объектом, к которому нельзя прикасаться.

Еврейский индустриализм, после того как он превратил журналистику в тривиальный предмет торговли, успешно спекулирующий на пристрастии толпы к сплетням и скандалам, нашел самую многочисленную аудиторию для своих иудействующих тенденций. Путь сюда проложили столетия фактического господства еврейского реализма. Евреи диктовали общественное мнение в прессе.

Но теперь приходит non plus ultra (дальше некуда, лат.) высокомерие семитского победителя!

Начинается «культурная война». В то время как мы, немцы, были запрещены и объявлены вне закона прессой с 1848 года, если мы хоть немного привлекали что-либо еврейское в область критики, иудаизм не только вмешивается в нашу конфессиональную и культурную борьбу с ультрамонтанством, но и ! это почти всегда получало громкую славу в прессе. В своих остротах, которые с тревогой выискивали все, что можно было высмеять, как «еврейскую охоту на ведьм», еврейство изливало целые потоки на ультрамонтанство. – Ну что ж! Это был конкурент иудаизма в борьбе за мировое господство! Конечно, нельзя говорить о деликатности здесь, в иудаизме, который требует от нас обращения с ним как с тонким стеклом или как с мимозой стыдливой.

Да, были большие газеты, в которых нам, немцам, не было дано слово в вопросе Kulturkampf (борьбы за культуру), потому что – потому что мы, чтобы критиковать римский фанатизм, описали его как продукт ветхозаветного фанатизма Иеговы. В книгах (а-ля Йоханнес Шерр) еврейство не могло помешать такому культурно-историческому выводу и анализу; в своих газетах оно даже подавляло враждебные ультрамонтанизму высказывания, как только дело касалось Израиля!! —

Попробуйте прокомментировать еврейские ритуалы и уставы. Вы увидите, что нет папы более непогрешимого и неприкасаемого, чем они. Это «ненависть к вере», а когда последнее слово в наших церковных и государственных делах за евреем, то это совсем другое дело!

«Vae Victis», – уже взывает к нам иудаизм, в то время как мы находимся в разгаре наших религиозных и политических споров.

В начале Культуркампфа я и несколько моих друзей пытались принять в нем участие с более высокой, культурно-исторической точки зрения. Напрасно. Нам разрешалось говорить только в том случае, если мы говорили без посыла, если мы хотели резко обругать «клерикалов». Еврейская пресса даже не оказала нам гостеприимства под заголовком «письмам в редакцию», когда могли бы дать нам воевать. Таким образом, иудаизм монополизировал свободное выражение мнений в ежедневной печати.

Легко прикрывать собственное бессилие под обильным словоблудием ненависти к евреям. Мы, немцы, официально отреклись от престола в пользу иудаизма в 1848 году. Спросите себя: во всех сферах жизни путь к цели проходит через еврейское посредничество. Никакая «борьба за существование» больше невозможна без того, чтобы еврейство не получало от нее свою комиссию. Каждый из моих читателей задается вопросом, не преувеличиваю ли я?

Это результат Тридцатилетней войны, которую еврейство официально ведет против нас с 1848 года и которая уже не оставляет никакой надежды на прогнивший «Вестфальский мир».

5

Нет стояния на месте. Или вперед или назад!

Есть ли признаки того, что еврейские «Götterdämmerung» (сумерки богов) вот-вот наступят?

Нет.

Социальное и политическое господство иудаизма, а также религиозный и церковный патернализм, который он осуществляет, еще находятся в полной силе своего жизненного развития, чтобы исполнить обещание Иеговы («...и дам потомству твоему все земли сии» и т.д.).

Внезапный поворот невозможен, потому что вся социальная структура, сформированная иудаизацией, рухнет, и нет никакой концепци, которая могла бы занять ее место и стать реальностью.

Мы не можем рассчитывать и на помощь «христианского» государства. Потому что евреи – «лучшие граждане» этого современного, христианского государства, что полностью соответствует их интересам. Они – безо всякой иронии – самые лучшие и самые верные «Reichsfreunde» (Друзья Рейха) в Германии, ибо этот Рейх как нельзя лучше подходит для того, чтобы возводить их в самые высокие чины в государстве.

Если я могу обратиться к моим читателям с одной просьбой, так это чтобы они сохранили эту мою книгу и составили завещание, чтобы моя книжка передавалась из поколения в поколение.

Это не показное пророчество, а выражение моего глубочайшего убеждения, что менее чем через четыре поколения в стране не будет ни одной должности, включая высшую, которая не была бы узурпирована евреями.

Да, через иудаизм Германия станет мировой державой, Новой Западной Палестиной.

Не через насильственные революции, а через голос самого народа, как только немецкое общество достигнет высшей степени своего социального банкротства, высшей степени беспомощности, к чему мы движемся.

В этом нет упрека иудаизму.

Он боролся с западным миром 1800 лет. Он завоевал этот мир, покорил его. Мы побежденные, и это правильно, что победитель скандирует «Vae Victis!».

Наш германский элемент показал себя неспособным противостоять иностранному правлению и бессильным с точки зрения культурной истории. Это факт, суровый, неумолимый факт. Государство, церковь, католицизм, протестантизм, вероисповедание и догматы должны склоняться перед еврейским Ареопагом в ежедневной прессе.

Но это еще не все.

После того как германизм, до того отставший в еврейском вопросе, шагнул вперед, чтобы возглавить его, уже было не остановить.

Гамбетта [3], Симон и Кремье были диктаторами во Франции в 1870-1871 годах во время войны и погнали тысячи и тысячи французов на бесполезную смерть. После Седана все верили, что наступит мир. Не так! Бисмарк мог бы покончить с фразеологией Жюля Фавра, но с легкомысленным, беспочвенным фанатизмом семитов в Туре требовалось больше «Blut und Eisen» (Крови и железа – выражение Бисмарка).

Бедная еврейская Франция! —

В Англии семит Дизраэли, ненавистник Германии comme il faut (как и подобает), держит вопрос о войне и мире в «жилетном кармане».

Кто на Берлинском конгрессе получил реальную пользу от крови, пролитой на Востоке? Иудаизм. «Ассоциация израильтян» заняла первое место. Румыния была вынуждена официально открыть дверь и ворота разлагающему семитизму. Еврейство еще не осмелилось предъявить такое же требование России. Но это еще впереди.

А кто в Германии получил сырьевые преимущества после войны с Францией? Еврейство, представленное горсткой еврейских банкиров; семитские маклеры. Мы, немцы, получили абстрактный, воображаемый результат – быть «друзьями Рейха», довольствоваться «царством грез».

Кто был в авангарде ужасного, разлагающего общество «Griinderthum» (предпринимательства) после войны? Еврейство.

Остановись! Дорогой читатель, не скрежещи зубами от гнева. Вы не имеете права. Иностранное правление было навязано нам. Борьба с еврейским правлением, фактически никогда не изменявшим своим библейским традициям, продолжалась 1800 лет. Семитский народ терпел невыразимые страдания. Вы злоупотребляли им в чистом виде, но редко боролись с ним ментально. Начав с малого, еврейство переросло вас, оно развратило все общество, вытеснило из него всякий идеализм, заняло самое авторитетное положение в торговле и делах, все больше и больше проникает в государственные учреждения, управляет театрами, образует общественно-политический фронт и не оставило вам почти ничего, кроме грубого ручного труда, от которого оно всегда уклонялось; превратило талант в блестящую виртуозность, сутенерскую рекламу в богиню общественного мнения и – правит вами сегодня.

Или иудаизм не должен использовать свою победу и триумф?

Немецкий народ смог избавиться от французского иностранного господства в 1813-1814 годах, потому что он получил на это разрешение сверху. Почему французское господство не поняло, добиться того, чтобы «сверху» приняли его интересы близко к сердцу, как это поняло еврейское господство?

Конечно, благородные личности, какой-нибудь Шилль, Дёрнберг, Штейн, подверглись остракизму со стороны германских монархов, так же, как, может быть, подвергнемся остракизму и мы, так как мы просто констатируем факты, касающиеся иудаизации.

Готовы ли мы жертвовать? Удалось ли нам создать хотя бы один антиеврейский орган в печати, который мог бы быть политически беспартийным? – Разве даже наши «клубы домохозяек» и тому подобные объединения не подчиняются еврейским покровительницам, которые совмещают приятное с полезным и при этом занимаются своими делишками? Разве иудаизм не проникает во все поры нашей жизни? —

Вы отдыхаете на германской медвежьей шкуре, я преклоняюсь в изумленном восхищении перед этим семитским народом, поставившим ногу нам на шею, и собирая последние остатки жизненных сил, смирившись с еврейским рабством, мы, как тот, кто не сдастся, кто не хочет просить «прощения», чтобы умереть как можно спокойнее.

Можем ли мы отрицать исторические факты?

Нет.

Перед нами стоит исторический факт, что Израиль стал ведущей социально-политической великой державой в XIX веке. Нам, как известно, не хватает физических и интеллектуальных сил, чтобы де-иудаизировать себя. Грубый, грубый, но совершенно бессознательный протест против иудаизации общества был социал-демократией, которая стояла за евреев, ибо в эти ряды прорвался и иудаизм. Так же как основатель немецкой социал-демократии Лассаль был семитом.

Так чему же мы удивляемся? У нас есть эластичное, цепкое, умное, чуждое племя, которое умеет во всех формах нести абстрактный реализм. Не отдельные евреи, еврейский дух, еврейское сознание взяли под контроль мир. Больше не может быть и речи о юдофобии, когда воет германская ненависть, как только нееврейский элемент осмеливается выступить вперед.

Это все культурно-исторические факты, настолько уникальные в своем роде, настолько потрясающие, что с ними ничего не поделаешь банальной бытовой полемикой. Гордая Римская империя, при всем могуществе своего оружия, не добилась таких триумфов, как типичный семитизм на Западе и особенно в Германии.

Из всех европейских государств только Россия теперь сопротивляется официальному иностранному вторжению. Румынское еврейство показало последний пример с этим последним оплотом, и при нынешнем положении дел капитуляция России – лишь вопрос времени.

В этом большом, многоуровневом государстве иудаизм нашел «архимедову точку», необходимую для полного расшатывания западного мира.

Неунывающая еврейская легкомысленность ввергнет Россию в революцию, подобной которой мир, возможно, еще не видел. Социальный нигилизм и абстрактный индивидуализм будут наколдованы таким образом, что единственная полуцивилизованная царская империя не сможет сопротивляться. Недоразвитая еще в пеленках живущая русская администрация, некоторые элементы которой еще находятся в зачаточном состоянии, а некоторые уже испорчены евреями, предлагает ему самые превосходные средства, чтобы справиться с ней. Вы только посмотрите на многогранную Австрию, как глубоко и безвозвратно находится она сегодня в еврейских руках!! —

Как и где образцово управляемая, непоколебимая Пруссия, с ее прямыми и простыми Гогенцоллернами, с ее дисциплинированным населением, является плотиной, уже прорванной для иудаизма, если отчасти еще примитивные народные элементы в России смогут быть более стойкими, чем были и есть мы, немцы?

Разве мы не видим уже сегодня, что политический нигилизм процветает при мягком и человеколюбивом царе Александре, отменителе крепостного права?!

И могла бы Россия оказать сопротивление социальному нигилизму, который привнес иудаизм во взгляды Запада?

Это невозможно!

В России еврейство завоевало последнюю позицию, с которой оно опасалось повторного нападения сзади. Как только оно парализует Россию, его тыл будет в полной безопасности. Если оно вторгнется в офисы и должности в России, как это происходит здесь, тогда официально начнется развал западного общества и пробьет этот «последний час» обреченной Европы через 100-150 лет, потому что сегодня развитие идет быстрее, чем в предыдущие века.

Чего ждать России от иудаизма, понятно. За исключением двух-трех еврейских газет, соблюдавших платонический нейтралитет, вся еврейская ежедневная пресса в русско-турецкой войне яростно встала на сторону азиатов против России. Ни религиозный элемент этой войны – как бы он ни был второстепенен, – ни – и это главное! – культурно-историческая идея, стоящая выше всякой дипломатии, память веков, даже тысячелетняя борьба с Азией, – даже эллинистические традиции не могли диктовать еврейской печати более изощренной позиции.

Безусловно! Эта пресса приняла бы сторону России, если бы Ласкер и Бамбергер дали первые виртуозные скрипичные концерты на Неве или если бы еврейство играло в России еще более важную финансовую роль, чем в Турции. Но еврейский вопль о корысти теперь раздавался из всех антирусских газетных статей.

A la guerre comme à la guerre (на войне как на войне, франц.)! Это было право евреев, ибо они иноземцы, вынужденные воевать с нами 1800 лет, и здесь опять констатирую только один факт – sine ira et studio (без гнева и пристрастия, лат.). – «На чьей я стороне?» – звучало и звучит от каждой партии евреев; они больше «toujours en vedette» (всегда начеку, франц.), чем весь западный мир.

И как мы преуспели в «вопросе культурной войны», так мы преуспели и в восточном вопросе. Мнение, отклоняющееся от иудаизма, не нашло гостеприимства в ежедневной печати, которая стала почти полностью еврейско-промышленной. В немецкой прессе Эрнст и Сатир слепо встали на сторону прогнившей в финансовом отношении Турции, находящейся в лапах евреев. Ажиотаж продиктовал мнение.

К тому же Россия была морально совершенно не готова, т.е. даже не ища тени общественного мнения для себя, позволив закрепиться мысли, что ею движет щекотливое стремление к завоеваниям, а не ее миссия на Востоке. Мысль о том, что безоговорочно должен быть сломлен высокий дух великой морской державы Англии, благодаря которой Россия приобрела бы многочисленных друзей, осталась невысказанной, и таким образом Англия стала союзником еврейства.

Бедой славян всегда было то, что они игнорировали германский дух и судили о нем только по еврейским газетам. Боже мой, сам германский дух близок к тому, чтобы стать чужим в «немецкой» прессе. Не пройдет и десяти лет, и во всей Германии не будет ни одного необрезанного журналиста! В лучшем случае наемные клерки, оказывающие услуги в сфере еврейской прессы.

Это тоже ничего, потому что «à la guerre comme à la guerre» и военнопленным приходится рыть окопы.

Не мое дело и вряд ли мое здесь дело критиковать внутреннюю политику графа Бисмарка в Германии с 1866 года. Достаточно сказать, что с этого времени иудаизм поклоняется его высочеству, как Константину, и что национал-либеральная еврейская «оппозиция» совершенно открыто добивается власти, которую граф должен предоставить ей в настоящее время. К сожалению, я не могу назвать эти еврейские надежды смехотворными; ибо предпосылки нашей внутриполитической жизни после войны с Австрией и тем более после войны с Францией были таковы, что нельзя считать смешными самые смелые еврейские надежды.

Почему! За последние семь лет во Франции был один еврейский диктатор и один еврейский триумвират, в Англии премьер-министр-еврей, а Германия, социальном Эльдорадо иудаизма, не должна ли она тоже плыть по течению современной культуры? Наоборот, было бы смешно, если бы еврейство понизило свои надежды хотя бы на полтона.

Если мне, как немцу и одному из побежденных, не следует критиковать внутреннюю государственную мудрость графа Бисмарка, то, будь я евреем, я бы сказал: «Граф понимает свою эпоху, как никакой другой государственный деятель до него. У него есть культурно-исторически ясное представление о том, что германизм находится на последнем издыхании, и ищет более жизненные элементы».

Какая польза от таких людей, как мы, которые больше не могут быть «друзьями рейха», потому что у нас нет «Рейха», и мы ничего не требуем от графа, кроме разрешенного пространства для небольшой тихой общины, которая – еще не всех идеалов. —

6

Подходит к концу 1800-летняя война с иудаизмом.

Признаемся открыто и безоговорочно: германизм испытал свой Седан (место решающего сражения 1870 года во время франко-германской войны 1870-1871 годов, С.Б.). Мы потеряли наши армии и не должны продолжать сражаться, как того хотел Гамбетта, мы не должны вести войну как франтиреры (французские партизаны во время франко-прусской войны 1870-1871 годов, С.Б.).

Мы побеждены в открытом бою.

Да, в открытом бою; ибо иудаизм всегда проявлял себя осязаемо, как он есть, и его мелкие уловки о том, что мы вели себя как религиозные фанатики, когда оказывали сопротивление, должны быть прощены.

Мы больше не ровня этому инопланетному племени.

Иди и не говори мне об обратном! Ничего не поделаешь со зверским «Хепп, Хепп» черни, с кострами и т.п. Мы никогда не работали над внутренним самоосвобождением от жесткого еврейского реализма. Мы не могли ничего достичь духовно, потому что были слишком ленивы и слишком скупы, чтобы обуздать еврейский спекулятивный дух в прессе. Так что не ругайте «скандальную прессу», которую вы покупаете, читаете и поддерживаете на свои деньги. Не презирайте себя перед зеркалом, когда видите свое отражение. Когда побеждены, перестаньте быть «крикунами». Будущее и жизнь принадлежат иудаизму, прошлое и смерть – германизму.

Этого хочет культурно-историческое развитие нашего немецкого народа. Против этого железного мирового закона уже ничего не помогает.

С самого начала это была не религиозная борьба, это была борьба за существование, которая велась с чужеземным господством иудаизма, но характер которой только теперь стал ясно сознаваться.

Слишком поздно. Мы так глубоко погрузились в иудаизацию, что нам пришлось бы поставить под сомнение существование современного общества в целом, если бы мы хотели снова энергично прокладывать себе путь.

У нас также нет помощи, которая помогла бы нам осуществить эту германскую эмансипацию спокойно и благоразумно; ни среди дворянства, ни среди государственных деятелей, ни среди самого народа. Назовите это «пессимизмом», который исходит от меня. Лист за листом, я полагаюсь на всю культурную историю, которая привела нас к иудаизации с демонической логикой.

Но повторяю и верю, что в это время, когда так легко подозревать инакомыслящих, я не могу повторять это достаточно часто: меня не вдохновляет даже самая отдаленная «ненависть к евреям» и так же мало конфессиональная ненависть. У меня нет ни «национальной ненависти» ни даже «расовой ненависти». Никто не может быть обвинен за свои особенности. События мировой и культурной истории отбросили иудаизм на Запад. Последний столкнулся с чужеродным элементом в иудаизме, как и сам он показался пришельцу чуждым. Начались трения между двумя народными элементами, и в этих трениях иудаизм показал себя сильнее, чем Запад и особенно чем германизм.

Это была бы похвальная работа для немецкого ученого, у которого есть время превратить этот краткий, но точный мой очерк в научную работу и поэтапно продемонстрировать прогресс, достигнутый еврейством в социальном и политическом плане в Германии. Работа, достойная того, чтобы ее взял на себя наш величайший историк культуры Йоханнес Шерр.

Так! – Я тоже когда-то яростно полемизировал против иудаизма, но сознаюсь в своей ошибке. Моя полемика была анахронизмом; она опоздала на много веков. [4] – Я не питаю ни малейшей вражды к «евреям», если они не причиняют мне лично никакого вреда, и то, конечно, только к личным врагам. Такова природа вещей, что мне, как и бесчисленному множеству других писателей и других людей, приходится страдать от иудаизации моей профессии. Это как война. Как я могу лично ненавидеть солдата, чья пуля попала в меня? – А когда он потерпит поражение или окажется в плену, рахве все равно не пожмут ему руку? И должны ли мы быть более варварскими, чем солдаты на войне?

В моих глазах это честная война, которая идет уже 1800 лет. Кое-где мы просто не хотели себе в этом признаться, потому что кое-где мы были доктринерами и никогда не понимали борьбы в ее культурно-историческом целом.

Еврей, – я говорю здесь вообще, – демонстрирует отличные качества среди своих сверстников. Напрмер, его семейная жизнь более интимная, чем у других народов. Он может быть добрым и добрым к нам – внешне. То, что он осознает свою принадлежность к «избранному народу», что он ненавидит нас или видит в нас только объекты эксплуатации, вытекает из характера его родовой природы, из в его древней истории. Естественно, что после того приема, который он получил на Западе, он не в восторге от нас. Он не хотел или не мог слиться с нами; поэтому ему пришлось сражаться с нами. После своей решающей, первой крупной победы в 1848 г. он должен был, хотел он того или нет, добиваться этой победы дальше и должен сегодня стремиться к разрушению германского, и соответственно, западного мира. Эта разрушительная миссия иудаизма (которая была у него уже в древности) находит ответный удар только тогда, когда достигает своей высшей вершины, т.е. когда еврейский империализм будет установлен.

Откуда возьмется эта контратака?

Уж точно не от германизма, ибо он лежит в смертельной агонии.

Возможно – но только возможно! – тогда славянские народы смогут выйти на первый план сцены, на которой разыгрывается великая «трагикомедия» мировой истории.

7

Легче нарисовать картину, которую, скорее всего, предстоит увидеть нашему нынешнему поколению. Ибо если все признаки не обманчивы, то еврейство, прежде чем оно достигнет автократического правления, сталкнется с последней, отчаянной атакой со стороны – особенно германского – мира.

«Еврейский вопрос» – это общественно-политический вопрос. Иудаизация германского мира создала концепции и теории индивидуальной социальной «свободы», которые уже не могут называться свободой, а только дерзостью, чьи практические последствия стали слишком невыносимы даже для иудаизированного германизма.

Агитация против ростовщичества есть первое народное выражение грядущего столкновения.

Когда читаешь в газетах ежедневно возрастающие денежные предложения, заглядываешь в бездну деморализации, приглашения людей с небольшим капиталом участвовать в «ломбардных сделках» с гарантией 20-30% в месяц. Некоторые из этих «денежных дельцов» являются тайными агентами крупных капиталистов, другие соблазняют мелких капиталистов искушением удобно жить в качестве «рантье», превращая их в пиявок бедности и нищеты. Это хуже, чем мошенничество, потому что мошенничество эксплуатирует только глупость, ростовщичество, которое сатанински соблазняет других присоединиться к нему, эксплуатирует нужду и нищету.

В наших парламентах, где вопрос о ростовщичестве выставлен теперь на повестке дня как «вопрос животрепещущий», по обыкновению – только болтовня. Догматы «индивидуальной свободы», а точнее, наглости и самой необузданной алчности стали такими прочно установившимися общественными верованиями, что наши господа представители народа – жалкая картина! – Изо всех сил пытаясь «помыть мех, не намочив его». Можно было бы обуздать разгул манипуляций крупной промышленности и крупного капитализма, и поэтому вопрос о ростовщичестве остается практически бесплодным, если он не выходит за пределы чисто теоретических резолюций.

Догматизм нашего иудаизированного общества помогает обойти вопрос о ростовщичестве, и бедняки всех сословий остаются жертвой ростовщиков и развращенных ими германских помощников, которые с помощью евреев хотели бы получать 20-30% в месяц на нужде и страданиях заслуженно бедняков! – (Если бы, ввиду такой государственной терпимости, нас хотя бы не не принуждали проявлять уважение к «христианскому» (!) германскому государству! –).

«Это может сработать, но это не сработает!» На этом и кончатся парламентские литании по вопросу о ростовщичестве.

Тем временем социальный рак ростовщичества продолжает распространяться. – Внутренняя озлобленность чувства «против евреев» возрастает от часа к часу (так же, как и в средние века при таких же, но менее величественных обстоятельствах), и взрыв неизбежен.

Кроме того, граф Бисмарк благодаря своим таможенным и налоговым проектам оттолкнул от себя лучшую часть наиболее верных ему евреев, ибо золотой интернационал так же мало знает отечество, как черный и красный. «Семь неурожайных лет», которые Германский рейх имел для нас, немцев, с 1871 года, теперь также угрожают и еврейству, и и его превосходительство скоро обнаружит, как быстро в денежных делах истощится терпение его семитских ставленников.

Таким образом, германское государство быстро разлагается, и если грянет предвиденный нами взрыв, то у государства нет причин специально защищать евреев от ardor civium (безумия граждан, лат). Как уже не раз бывало в истории, жестокий «хепп-хепп» станет «предохранительным клапаном» для государства. – И, может быть, не за горами то время, когда мы, «пожиратели евреев» по ​​преимуществу, должны попытаться защитить семитских иноземцев, победивших нас, от буйства разбушевавшихся народных страстей.

Такая катастрофа неизбежна, ибо гнев против иудаизации общества тем сильнее, что не может излиться в печати, не выказывая самой упорной ненависти к вере, какой она выявляется в ультрамонтанских и вообще реакционных газетах.

Нам так заткнули намордник, что мы не можем даже апеллировать к гуманно-этическим чувствам евреев в печати. Мы можем разглагольствовать и шутить о Риме. Также и о протестантизме. Против правительства тоже. Все это принимается с гостеприимством в иудаизированной прессе. Только не надо противопоставлять гуманизм абстрактному индивидуализму.

Именно германская лень, германская скупость, германская легкомысленная тевтонская презрительность в выражениях виноваты в том, что юркий, умный Израиль пришел решать, что говорить, а чего не говорить.

Умоляю вас, не ругайте евреев! Вы избираете иностранных правителей в свои парламенты, вы делаете их законодателями и судьями, вы делаете их диктаторами государственных финансовых систем, вы передали им прессу, потому что вы любите ослепительное легкомыслие больше, чем нравственную серьезность, – чего вы хотите, на самом деле? Еврейский народ безудержно растет благодаря своим талантам, а вы терпите поражение, что вполне нормально и вы тысячу раз заслужили это.

И не говорите о том, что «евреи портят цены» в бизнесе. Они захватывают масштабное, головокружительное перепроизводство, продают «по бросовым ценам», делают деньги и «эксплуатируют» эти деньги. Разве это не «вполне в порядке» и не в соответствии с догмами «абстрактного индивидуализма», которые вы с энтузиазмом восприняли из иудаизма?

Мы так застряли в иудаизации, что ничто не может нас спасти и что жестокий антиеврейский взрыв лишь отсрочит, но не предотвратит распад иудаизированного общества. Вы больше не можете сдерживать великую миссию семитизма. Еврейская империя есть только – повторяю из глубочайшего убеждения – вопрос времени, и только после того, как эта империя достигнет своего апогея, мы, быть может, сможем помочь – «неведомому богу», который, полуиронически, полупредчувствуя, также воздвигает жертвенники как в Римской империи.

Эпилог

Я закончил свой культурно-исторический очерк.

Справедливые люди простят мне выражение боли, которую я должен испытывать по поводу евреизации моего отечества, и в то же время дадут мне свидетельство, что я правдиво и справедливо констатировал только факты и совершенно не польстил немецкому народу за счет еврейского народа.

Если я причиню вред «евреям», показав им, куда нас привела и приведет нас логика иудаизации, я не смогу этого изменить. Победитель не может требовать от побежденного, чтобы он смиренно возносил благовония.

Это чисто и просто культурно-исторический процесс, который происходил в «трениях» между двумя разными племенами, как я его обрисовал, и я думаю, что на этот раз еврейская пресса должна сделать исключение и без потери лица относиться к памфлету, который им справедливо не нравится.

Я это знаю, мы с друзьями беззащитны перед иудаизмом в журналистике. У нас нет ни дворянского, ни буржуазного покровителя, который нас поддерживал бы, а наш немецкий народ уже слишком иудаизирован, чтобы стремиться к самосохранению.

В конце концов, пришло время признать без оговорок, что мы побежденные, порабощенные.

Я сделал это признание для того, чтобы окончательно вывести еврейский вопрос из тумана абстракций и партийной односторонности. Да, я убежден, что высказал то, о чем молчаливо думают миллионы евреев:

Мировое господство принадлежит семитизму!

Так и говорите открыто, вы, евреи. Будьте открытыми и искренними в своих мыслях. У вас есть на это силы! И мы больше не жалуемся. Только никакого лицемерия между нами.

Всемирно-историческая «судьба» – как я хотел бы ее назвать – вывела нас, как гладиаторов, на арену культурной истории. Борьбу между народами нужно было вести, не питая ненависти к личностям, вынужденным нападать и защищаться. Выносливее и выносливее нас, вы были победителями в этой войне между народами, которую вы вели без удара меча, пока мы вас резали и жгли, но не имели нравственной силы сказать вам, чтобы вы жили и имели дело между своими.

В нашей средневековой брутальности мы думали, что можем управлять вами, а вместо этого управляли нами.

Может быть, ваш реалистичный мир и взгляды на жизнь правильные. Возможно, судьба хочет, чтобы мы стали вашими илотами. Мы на пути к этому. Возможно, дух, который вы принесли в западный мир и который уже сегодня склоняется перед высоким и низким в социально-политическом плане, является единственно верным, который навсегда обеспечит гегемонию Германии.

Индивидуальный германец сегодня не может ответить на это ни да, ни нет. Но вы можете смотреть на нас с законной гордостью.

Не смей воспринимать эти слова как иронию! – Я торжественно протестую против этого. Я сорвал пелену с семитского «Образа Саиса» и твердо смотрю в лицо грозной «Исиды», ибо не отрицаю ее могущества. Открывшееся изображение не говорит мне ничего нового.

Признайтесь, ни один враг никогда не относился к вам более порядочно, более благодарно, чем я, в личной жизни которого, как многие из вас знают, есть много причин ненавидеть вас.

Но с осознанием ненависть уходит. «Beaucoup savoir, c'est beaucoup pardonner» (много знать – значит многое прощать), – говорит Вольтер, и я «знаю», что вы – победители.

Поручаю ли я себя вашей «милостивости»?

Никак нет!

Я не хочу от вас ничего, кроме уважения к моим убеждениям. Я мог ошибаться. Может быть, семитизм и германизм войдут в политико-социальный мир. Я просто не верю в такой мир. Я верю только в то, что вижу: наше социальное, политическое подчинение вам. Но вместо того, чтобы хвастливо бряцать цепями, как это делают многие, я признаю, что мы скованы «по рукам и ногам», «по сердцу и душе» – от дворца до лачуги.

Место страсти борьбы заняла стоическая покорность. Если вы не можете ничего с этим поделать, отыграйтесь на мне, стоике. Только не говорите ни о религиозной, ни о расовой ненависти. Это боль угнетенного народа, который говорит из-под моего пера, народа, который сегодня стонет под вашим правлением, как вы стонали под нашим правлением, но который со временем вы постепенно низвергли на землю.

Для нас наступили «Сумерки богов». Вы хозяева, мы слуги.

Что нам осталось?

Бросимся ли мы в объятия Рима? Должны ли мы отправиться «в Каноссу» и положить к ногам папства все достижения нашей науки? Это означало бы даже большее унижение, чем то, которое Лютер перенес в Вормсе! Должны ли мы объединяться с протестантскими «раболепием» и симулировать сектантскую ненависть то здесь, то там? Тоже невозможно.

«Свободная» ежедневная пресса для нас закрыта, ибо вы сумели ее монополизировать! Да сама святая свобода стала еврейской монополией! Она должна основываться на общественно-политических еврейских догмах.

И поэтому я считаю своим долгом снять даже с моего издателя всякую моральную ответственность за это произведение, за это заявление об отставке, чтобы уберечь его от мстительности еврейских победителей.

Прозвучал «глас вопиющего в пустыне» и констатировал только факты. – Неопровержимые факты.

Примем неизбежное, ведь мы не можем его изменить.

Его имя:

Finis Germaniae.