Сергей Баландин

Критические заметки о книге Яира Цабана

«Светский иудаизм и его содержание», или о том, как сионисты воюют против еврейской интеллигенции

«Он сотворил человека для владычества над миром и положил ему два духа, чтобы руководствоваться ими до назначенного срока. Это духи Правды и Кривды. …Отвращение к Правде – таковы дела Кривды, и отвращение к Кривде – таковы все пути Правды. И ревность тяжбы на всех законах, ибо не вместе будут они ходить. Но Бог в тайнах Своего разума и в Своей славной мудрости дал конец бытию Кривды и в назначенный срок уничтожит ее навеки».

 (Устав Кумранской секты).

Краткое предисловие

Прежде, чем начать свой критический анализ, я бы хотел высказать свою самую искреннюю признательность и благодарность Яиру Цабану за его яркую и неординарную книгу, в которой он смог отразить наиболее животрепещущие проблемы израильского общества. Яир Цабан достаточно видная фигура в Израиле, долгие годы был депутатом Кнессета и одно время даже занимал пост министра абсорбции. Он представляет собой довольно-таки редкое явление в современном политическом мире; ведь от депутатов ждут не слов, а «дел», чтобы «ловили мышей», «несли яйца», тех же, кто ничего не несет и не ловит, считают просто болтунами, демагогами или политическими «динозаврами». Сейчас практически не найдешь политического деятеля, который бы занимался теоретической работой, пытался заглянуть в завтрашний день, хотел бы понять цель своей деятельности, определить, каким в идеале должно быть государство, его строй, выработать в связи с этим политическую стратегию, разъяснить ее народу. Ведь любому портному понятно, что нельзя начинать шить костюм с пришивания пуговиц к еще не раскроенному материалу, а все наши партии, вместо того, чтобы говорить о фасоне будущего одеяния общества, спорят о том, где пришить ту или иную мелкую реформу-пуговицу, понимая, что перекраивать основные принципы общественных отношений им все равно никто не даст. Но политическая борьба отнюдь не исчерпывается революциями, военными переворотами, террором, заговорами, интригами и им подобными ныне модным методами, наши политики совершенно игнорируют и даже презирают самую старую и наиболее достойную форму политической борьбы, а именно идеологическую. У этой формы может быть только одно средство и оружие – слово, которое почему-то потеряло всякий вес и значение с тех пор как свобода его высказывания стала реальностью в современном мире. А ведь и древние знали, что слово творит, слово спасает, слово уничтожает, «Слово есть Бог» – учит Библия. Но для современных прагматиков слово есть не более, чем пустая болтовня. Кому, мол, это нужно, чтобы депутат с трибуны в своем парламенте обнажал правду, обличал ложь, проповедовал какие-то далекие идеалы и строил на них несбыточные в данный момент прожекты? Разве депутат не должен прежде всего оправдывать доверие своих избирателей? А избирателям никакая правда не нужна, они послали своего представителя, чтобы тот защищал их, и только их интересы, приносил им конкретную пользу (нес яйца). Поэтому, тот, кто больше льгот и привилегий отстоит для своей группки, тот и лучший политик.

И вот на этом фоне Яир Цабан выглядит действительно вроде ископаемого. В небольшой книге он попытался изложить свою идеологическую концепцию, расставить точки над «i» во многих темных идеологических вопросах, найти новые идеи и принципы, сконцентрировать их в политическом манифесте. Не важно, верны ли взгляды Цабана, или нет, важно, что они ясно выражены, а ясность даже ложных идей всегда служит прогрессу. Неординарность книги и ее мыслей, вызывающих у читателей живой интерес – это главная причина, побудившая меня приступить к ее критическому анализу. Она есть, по-моему, даже своего рода памятник нашей эпохе и ее порождением, в котором нашли наиболее наглядное выражение большинство ходячих представлений, чаяний и идей, овладевших массами, и, так или иначе, определяющих нашу судьбу. Эти идеи, с нашей точки зрения, есть, говоря языком кумранских ессеев, Кривда, хотя и достаточно красиво выраженная. Коварство Кривды еще заключаться и в том, что она способна находить себе апостолов среди самых честнейших и благороднейших людей, потому освободить их от заблуждений – наш святой долг. Да восторжествует Правда!

Главный тезис

Что заставило Цабана писать книгу? Чуткое сердце жреца почувствовало тревогу – его кумир начал прямо на глазах разлагаться и разваливаться. На чем теперь будет стоять его храм? Что теперь будет кормить его поповскую касту? Кумир нужно спасать, ему необходима косметика, и..! Гениальная идея! Эврика! Почему бы к этому старому одиозному монстру – иудаизму, не пришить столь привлекательный предикат – «светский».

Почему Цабан вдруг заговорил о еврействе? Не без причины. Миллионы израильтян и неизраильтян называют себя евреями, вполне довольные, носят на себе это самоназвание как ярлык, размахивают им как флагом, и, казалось бы, с этим вопросом у них нет никаких проблем. Им главное сознавать: «Я еврей», а что это такое и на каком основании я себя таковым считаю, – эти вопросы уже мало кого волнуют. Да, у этих людей никогда проблем не было и не будет, они могут быть лишь у интеллигентов, которым, как считает Цабан, «…вопрос поиска нашей самостоятельной национальной идентификации все еще …не дает покоя». Но интеллигент не может не видеть, не может обойти стороной коренную несовместимость понятий интеллигенции и нации-народа, что есть не что иное, как чернь, всегда враждебная интеллигентскому свободомыслию. Уже самой постановкой вопроса Цабан выдает себя с головой, что он не еврей, не частица инертной толпы, он – интеллигент, интеллигент мыслящий и ищущий, но запутавшийся в своих поисках. Он боится Правды, боится краха всех тех кумиров, на поклонении которым был воспитан, и потому тщательно ищет и подбирает аргументы в пользу Кривды.

Так, отдавая дань своим кумирам, он начинает статью с эпиграфа, где приводит слова писателя, одного из классических идеологов сионизма Иосифа Хаима Бреннера, затем, в начале статьи, цитирует другого писателя, певца патриархального еврейского быта и апологета еврейского национализма, нобелевского лауреата Шмуэля Йосефа Агнона, и благодаря им, ставит как бы центральный вопрос: «Что такое человек-еврей?».

Да, подумает читатель, чей ум не пленен цабановскими кумирами, вопрос этот поистине «достоин» ума великого аналитика, попробуйте-ка исследовать вопрос типа: «Что такое жареный снег?». Есть люди, которые сначала выдумывают себе мифы, а потом начинают искать им объяснения. Сначала стреляют в «молоко», а потом уже обрисовывают мишень. «Человек-еврей»! – Это же надо так сказать! Что это? Зоологическая популяция? Новый биологический вид? Но нам пока еще не ясно, есть ли «еврей» понятие биологическое, или оно социальное, или религиозное, но не ясно это, как мы увидим позже, и самому Цабану, и другим авторам-кривдоискателям, авторам всякого рода националистических концепций, которые, порой придерживаясь крайнего расизма, зачисляют в евреи автоматически всякого, чье рождение достоверно установлено как от матери еврейки. Потом из этого числа исключаются христиане, зато включаются прозелиты. Затем уже из евреев, исповедующих самый ортодоксальный иудаизм, исключаются те, кто не разделяет определенных политических взглядов и выступает против узкокорпоративных интересов тех или иных общин.

Ну сказали: такой-то – еврей. А как это характеризует человека? Хорошо это? Плохо? Какой он масти? Какого характера? Что можно себе представить под этим определением? – Ничего, просто пустое слово, ярлык. Если же кто-то попробует связать с этим словом определенное качество человека, он сразу же получит в ответ тысячи возмущенных протестов: нельзя, мол, судить обо всех скопом, нельзя обобщать, все люди разные и евреи разные. – Но если все евреи разные и между ними нет ничего общего, то зачем же они тогда называются евреями? Всякий субъект должен содержать в себе общий предикат, например: все А суть В; все лошади имеют нераздвоенные копыта, все свиньи не жуют жвачку и т. п. Если вы не можете высказать подобного суждения о евреях – все евреи такие-то, то у этого термина вообще нет никакого содержания. Определение: «еврей тот, кто родился от матери еврейки» есть тавтология, ибо, кто знает, кто такая мать еврейка и чем она отличается от матери не еврейки?

Однако табуированное слово «жид» имеет гораздо больше смысла, чем «еврей». Во-первых, потому, что оно родилось в народной среде, а не сочинено кривдоискателями (чернь всегда в чем-то права, ибо она живет не умом, а инстинктом). Во-вторых, здесь подразумеваются совершенно определенные качества, такие, как хитрость, жадность, мелочность, меркантильность, лицемерие, конформизм, включая и чисто внешний облик с неприятными чертами лица (жидовская морда), а ведь физиономия, как правило, отражает внутренний характер человека. (Это правило, между прочем, вошло в канон всякой портретной живописи как искусства, неужели вы думаете, что природа менее реалистична, чем художники?) Но кто скажет «жидовская морда» на такие еврейские одухотворенные лица, как Альберт Эйнштейн, Иосиф Бродский, православный священник еврей Александр Мень, да и с древних христианских икон на нас глядят лики с типичными еврейскими чертами. Конечно, слова эти справедливо относят к категории ругательных, а потому они не могут обозначать ничего иного, как качества явно негативные; но ведь никто не утверждает, что их обязательно должен наследовать каждый ребенок, родившийся в определенной среде у определенных мам, но если уж кто унаследовал эти «достоинства», хотя бы от русской мамы, тот пусть не обижается, ведь, как говорят в народе, бьют не по паспорту, а по морде. Да, мы будем выступать против тех национальных и социальных качеств, которые, по нашему мнению, являются пороками, но никто не может причислить нас к антисемитам по той простой причине, что мы не знаем и не понимаем, что такое «человек – еврей». Само это расистское понятие, в наших глазах, есть Кривда, разоблачению которой посвящена настоящая статья.

Как правило, разумные писатели основной дух своих произведений выражают эпиграфом, что еще, к тому же, намекает на преемственность. Не исключением является и книга Цабана. Спорная, противоречивая книга соответственно имеет и абсурдный эпиграф. Суть эпиграфа И. Х. Бреннера – достаточно банальная и ныне популярная Кривда: «Нет иудаизма без евреев», – уже само это изречение косвенно определяет иудаизм как ересь, обусловленную наличием определенных культовых компонентов, подобных тому, как не может быть идолопоклонства без кумира, шамана без бубна, жертвоприношения без алтаря. Но если иудаизм не хочет себя причислять к бессмысленным варварским ритуалам, а претендует на истинность своего учения, то он должен признать, что объективная истина не может быть обусловлена никакими субъективными факторами и существует независимо от того, знают ли о ней евреи, или гои, или не знает никто. Однако для Бреннера суть иудаизма вовсе не в объективной истине, а во всем том, что «имеет вес и ценность в наших глазах, ...что вытекает из нашей свободной сути». Исходя из этой цитаты ясно, что иудаизм есть абсолютно все, что происходит из ментальности того или иного еврея. Но в таком случае иудаизм не религия, ибо всякая религия своим источником полагает Бога или Божественное откровение, а «все, что вытекает из свободной сути человека» (это может быть и бред сумасшедшего), есть его личное субъективное отражение действительности и в таком случае оно уж никак не может называться «нашим».

Во всяком случае, наши уважаемые еврейские мудрецы не замечают, как их учение, занимающееся такими глобальными вопросами, как сущность мироздания и даже Самого Бога, сводится к самому грубому антропоцентризму солипсизму и к полному абсурду. Если, мы будем последовательны, и скажем, что нет иудаизма без евреев, а иудаизм претендует на единственно и исключительно верное учение о Боге и его творении, то отсюда следует, что без евреев нет ни Бога, ни мира и вообще ничего. Это тоже самое, что сказать: «нет астрономии без астрономов», как будто они диктуют законы солнцу, чтобы оно всходило на востоке и заходило на западе.

Однако непонятно, мыслит ли все-таки автор (Я. Цабан) иудаизм как антропоцентризм (или, если хотите, «иудеоцентризм» – еврей мера всех вещей), или же иудаизм есть учение теоцентрическое, предписывающее еврею императивы, (мицвот) которые не обязательно присущи его собственной природе? Если же в вашем «светском иудаизме», господа новаторы, заповеди, Закон, традиции, духовное наследие мудрецов что-то значат, то вопрос, который Бреннер посчитал за лицемерие: «В чем ваше еврейство, если вы не придерживаетесь еврейской религии?» представляется вполне справедливым.

С другой стороны, также верно, что если вера вытекает не из «свободной сути человека, без нажима и принуждения», то это не вера, а лицемерие. Но ошибка антропоцентристов вовсе не в борьбе с этим ханжеским лицемерием и не в утверждении свободы личности, а в ложном понимании этой свободы. Истинной и полной свободы личность достигает только тогда, когда осознает и аккумулирует в себя весь универсум. Тогда она сливается с Богом и растворяется в Нем. Но такая личность не антропоцентрична, а теоцентрична, иными словами, если «Я» есть бренный человек, но также и часть Превечного Бога, то не бренный человек есть мера всех вещей, а Превечный Бог во мне есть мера всех вещей. Истинная вера есть имманентное присутствие Бога в человеке. Это значит, что Бог инкарнировался в частицу бренной материи, которая называется «Я», и теперь из этого Я смотрит на мир не жалкое тщедушное существо, заботящееся о своем самосохранении, об удовлетворении своих сиюминутных вожделений, а Превечный Бог. Верующий тот, кто смотрит на мир глазами Бога, глазами Творца, Властелина и Хозяина с сознанием, что все принадлежит Ему. Временно пребывая в телесном «Я», Он действует посредством тела индивидуума как инструментом, осуществляя волю своего Божественного «Я», и если того требует Воля, незадумываясь приносит в жертву Своим высшим интересам телесное «я».

Тупая фраза Бреннера (из следующей цитаты Агнона), объясняющая его мотивацию помогать человеку только потому, что он еврей (как будто у Каценельсона самого не было других достоинств, чтобы заслужить внимание Бреннера), была навеяна духом той эпохи, когда в среде разных народов начали зарождаться идеи фашизма: «Берл лежал в своей комнате разбитый лихорадкой, и Агнон с Бреннером пришли его проведать. «После того как мы вышли, я хотел спросить у Бреннера, почему он счел нужным быть так сильно озабоченным судьбой этого человека. Но он вдруг блеснул на меня своими красивыми голубыми глазами, затем повернул свое лицо в сторону квартиры Берла Каценельсона и сказал: человек Израиля, – или другими словами, что Берл Каценельсон – еврей. Ты понимаешь, что я говорю, этот человек – еврей, я сказал... Ты хочешь, конечно, чтобы я растолковал тебе, что это значит, человек-еврей, но не буду об этом говорить, так как пришло время, что ты поймешь это сам». Эта фраза была даже не столько самого Бреннера, как духа его эпохи, люди порой и сами не замечают, как их устами говорит Кривда – духовная эпидемия, как вирус овладевающая умами масс, тогда они начинают говорить не то, что думают, а то, что надо думать, чтобы выглядеть современными, «правильными», в духе новомодного поветрия. Фашизм в те годы был еще новой модной химерой, привлекавшей многие молодые умы, чающие разрешить назревавшие классовые противоречия утопией национального единства, строительства образцового общества в рамках одного народа или одной, отдельно взятой страны. Тогда еще никто не представлял себе, во что это выльется на практике, – всякая Кривда в теории очень красива. Чем кончились эти утопии, мы знаем – государства образцового социализма мы так и не увидели, зато «отдельно взятые» страны (взятые диктатурой отдельных, таких же одержимых бесноватых фанатиков, как Бреннер, ведь Гитлер пишет то же самое про человека-немца), где была провозглашена «вся власть – народу», превратились в тюрьмы своих же народов и раскололи мир на смертельно враждебные друг другу лагеря.

Но теперь, в наше время, кумир Бреннера – Гитлера – Агнона стал явно подгнивать, что вызвало такие горькие сетования Цабана: «Еще 10-15 лет назад мне бы не потребовались такого рода вступительные вводные слова. Однако за последние годы много воды утекло в р. Иордан, и не обязательно воды беспорочной и святой; как бы там ни было, но мне видится эрозия фундаментальных ценностей гуманного светского сионизма». Сей сентенцией он как бы открывает свое вступление для последующих фундаментальных реформ «фундаментальных ценностей».

Следующая глава «Всеобъемность и полноценность светского мировоззрения» посвящает нас в основные принципы новой концепции светского иудаизма.

Что такое светский иудаизм

Изложение своей теории Цабан начинает как бы с извинений, будто собирается предложить честным людям нечто аморальное и постыдное, вроде проституции. Чтобы снять тот «отрицательный оттенок», который, по «общепринятой тенденции», принято придавать этому еретическому понятию (хотелось бы знать, с позиции какой социальной группы смотрит Цабан? При «светском» большинстве в Израиле такая тенденция не может быть «общепринятой»), Цабан пишет: «Светскость – это не «отрицательная категория». Правда он тут же добавляет, что это «хорошее» мировоззрение «…несомненно представляет собой антитезис аппарату ре­лигиозной власти, навязывающему свою веру, духовные ценности и свои нормы поведения на все общество». Не следует ли отсюда, что нельзя говорить о светскости, не отмежевавшись от религиозного обскурантизма как качества постыдного и аморального, недостойного не только образованного, но и просто порядочного человека? Однако Цабан этого не делает и выступает в этом вопросе скорее как политик, нежели теоретик и публицист, желая привлечь в свою коалицию также и сторонников из религиозного лагеря, против кого будет направлена сия коалиция, мы увидим впоследствии.

Далее, Цабан основывает свою концепцию светскости на четырех фундаментальных понятиях: гуманизме, рационализме, суверенитете и терпимости.

Гуманизм, основанный на протагоровском принципе «человек есть мера всех вещей» в конце концов сводится к анторпоцентризму, гедонизму и крайнему эгоизму, следствие этого – потеря смысла жизни и отрицание самого себя. Об антропоцентризме в мировоззрении некоторых еврейских мыслителей мы говорили выше.

Рационализм, по словам Цабана, «представляет собой верного спутника гуманизма, шагающего с ним плечо к плечу в общей борьбе с невежеством и гнетущей тьмой». Судя по всему, он не очень хорошо представляет себе, что это такое. Истинный рационализм не может быть ни чьим «спутником», кроме как самого себя, так же как, например, ни логика, ни математика не подчиняются нашим желаниям и в своих расчетах и умозаключениях как-то не учитывают человеческих интересов. Впрочем, в жизни всякое бывает. Вот, например анекдот: «В одной конторе оказалось вакантное место бухгалтера. На эту должность приходит наниматься Иванов. На собеседовании ему говорят: «Ну что ж, молодой человек, у вас диплом с отличием, прекрасные характеристики, но мы должны лично убедиться, кого принимаем, поэтому мы вам зададим один контрольный вопрос по математике: сколько будет дважды два? – Что за вопрос, четыре, естественно. – Да? Может быть, вы и правы, но вы нам не подходите». Следующий заходит Рабинович, ему задают тот же вопрос: сколько будет дважды два? Немного подумав, он отвечает: «Сколько будет…, сколько будет, сколько вам надо, столько и будет». – ОК, это нам подходит, пишите заявление о приеме». Так что истинный гуманизм всегда иррационален, он не ставит вопрос: «сколько будет?», он знает только одно – «сколько надо»!

Следует еще заметить, что в отличие от «своего верного спутника» гуманизма, рационализм не ставит себя антитезисом религиозным доктринам, разве что он на деле реализует то, что религия порой декларирует лишь на словах, однако, как для рационализма, так и для религии истина всегда являлась (и не может быть иначе) общей целью.

Терпимость – этот принцип также не является антитезисом религиозному мировоззрению. Хотел бы я, чтобы мне кто-нибудь привел в пример такую религию, которая бы предписывала силой обращать неверных в свою веру. Декларативно – нет, а практически, конечно, в нашем грешном мире все бывает. Наивный взгляд на «религиозные войны» как войны «идейные», вероятно, порожденные заповедью: «Возлюби ближнего своего как самого себя». Однако давно доказано, что всякая война есть результат классовой борьбы, даже само еврейское слово «милхама» (война) – происходит от слова «лехем» (хлеб) – язык народа не может лгать. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» – сказал Волк Ягненку в басне Крылова, но на то они и кривдоискатели, чтобы всякому бандитскому преступлению находить «высокий идейный смысл».

Нельзя согласиться с автором, что принцип терпимости есть порождение Ренессанса, хотя, может быть, заслуга Ренессанса в том, что он возродил этот забытый за годы средневекового обскурантизма принцип, достаточно хорошо известный древним. Терпимость всегда проповедовали античные философы, израильские пророки, Иисус, как известно, учил даже любить своих врагов, еще раньше Него, на Востоке тому же учат Будда и Кришна. Однако терпимостью отнюдь не всегда отличались секулярные режимы последних веков и далеко не все наши современные «светские» умы готовы понять своих инакомыслящих и инаковерующих братьев. Цабан полагает, что одной из причин возникновения терпимости является тот факт, что правительства Европы, мол, поняли, что невозможно «насильно навязывать веру и мнения большим группам людей, даже если они представляют меньшинство в их народе». Но на самом деле это не так, как раз «на большие группы людей» и даже на «небольшие» можно навязать все что угодно, что все правительства испокон веков делали и продолжают делать. Они «обломились» лишь тогда, когда стали иметь дело с индивидуумами, однако вынужденная капитуляция перед явно превосходящим интеллектом – это еще не есть терпимость, а истинная терпимость на самом деле есть нетерпимость: нетерпимость ко всякому проявлению насилия в идеологической полемике, к тупости и необоснованному авторитаризму. Эта воинствующая нетерпимость Вольтера и других просветителей заставила заткнуть глотки власть предержащим идиотам и кликушествующим религиозным маразматикам.

Для истинной терпимости прежде всего нужна преданность истине, готовность бороться за нее, объяснять ее непонимающим, для чего необходимо понимание оппонента, умение вести диалог, иначе под маской терпимости может скрываться беспринципность и равнодушие. Что-то среди израильских «либералов» не слишком принято проводить диспуты с «харедим», с христианами, с мусульманами, атеистами, они считают, что спорить, защищать истину и обличать ложь есть проявление «нетерпимости», но наша нетерпимость проявляется именно в том, что с тех пор как свобода слова стала реальностью в современном мире, само слово потеряло всякий вес и значение. Да и сама свобода слова была завоевана отнюдь не «терпимыми» либералами, но нонконформистами-фанатиками, которые за эту свободу отдавали жизнь.

Хочу здесь привести один из типичных примеров нашей «терпимости», который я совершенно случайно услышал в одной из передач радиостанции РЭКА из уст популярного ведущего Алекса Иш-Шалома. Разговор шел об отношении религии и государства, и одна из радиослушательниц, позвонив в студию, в открытом эфире предложила уравнять в правах все религии, основываясь на принципах свободы слова и терпимости. Однако наш ведущий, резко оборвав свою собеседницу, заявил, что в Израиле это никак невозможно, ибо такой либерализм откроет двери для миссионерской деятельности всевозможных, евреям ненужных религиозных направлений, и резюмировал, что каждый народ имеет право на свою религию! Звучит красиво, декларативно и даже где-то либерально. Но посудите сами, какое дело разумному человеку до того, во что там верит тот или иной народ, даже его собственный, и на какой маразм он «имеет право», ему важно, прежде всего, знать, что есть на самом деле. А если в вопросах религии объективная истина пока еще не найдена, то не тем более ли все люди должны стремиться искать ее сообща, слушая друг друга, делиться своим опытом, споря, поправляя ошибки и опровергая ложные мнения.

Но либералы-кривдоискатели говорят, что о религиозных вопросах вообще не спорят, что, мол, всякий подобный спор наносит смертельное оскорбление религиозным чувствам верующих, а эти чувства-де нужно уважать. Я мог бы согласиться с тем, что нельзя спорить только с идиотами, с ними должны «дискутировать» специально обученные и опытные врачи-психиаторы. Да, бешеных собак дразнить опасно, но какой нормальный человек будет уважать бред идиота? Что же касается истории религии, то богословы всегда спорили и будут спорить друг с другом, опровергать ереси и защищать свои вероучения. Спорили друг с другом также евреи и христиане, но, конечно, далеко не все, а только некоторые, наиболее мудрые и неравнодушные умы. Нередко им приходилось разговаривать тайно, опасаясь фанатизма толпы. Так, например, старый фарисей Никодим пришел к Иисусу ночью, что, впрочем, не помешало впоследствии ему стать на Его сторону открыто. Бывали и публичные диспуты, как например, диспут Рамбана и Пабло Христиани. Сегодня же настоящие мыслители, как например, еврейский философ Мартин Бубер, не боятся широко использовать и аккумулировать в себя духовные ценности и иудаизма и христианства, которые прекрасно сочетаются друг с другом. Такая конвергенция идет всегда на пользу обоим народам, обогащает их культуры, в лонах которых рождается новая культура и новый человек, что, конечно, пугает тепло устроившуюся в своих национальных болотах посредственность. Для последних жизненно важно сохранить свой народ в средневековом невежестве. Поэтому-то они всячески стараются препятствовать всем диспутам и спорам под самыми различными предлогами, даже таким абсурдным, как терпимость уважение религиозных чувств оппонента.

Но перейдем к последнему «фундаментальному» принципу светскости.

Суверенитет. Если мы увидели, что предыдущие три «фундаментальных» принципа отнюдь не являются неотъемлемыми атрибутами бытия современного светского общества, то относительно принципа суверенитета, подразумевающего отделение религии от государства, наш теоретик попал прямо-таки «пальцем в небо». «Светский суверенитет, – пишет Цабан, – по своей внутренней логике, на­стаивает на обязательности религиозной терпимости, так как он предполагает су­дить своих граждан по одному единственному критерию – верности государству как таковому, и его законам. Он обязан, согласно этой внутренней логике, оста­вить религиозные веру и богослужение относящимися к области частных интере­сов граждан». Интересно знать, как могли бы выжить еврейские общины, веками проживавшие в «гойских» государствах, если бы те государства не имели бы такого суверенитета. И с другой стороны, именно светский Израиль, вопреки своей же светско-сионистской идеологии, ни гражданской конституции, ни правового суверенитета не имеет.

Итак, наш вывод такой: Светский иудаизм Цабана не несет ни миру ни евреям ничего нового, в нем нет никакого революционного зерна, он не видит и не хочет видеть истинных проблем общества, и ни один из принципов не способен решить их. Все его «фундаментальные» принципы на деле оказались «фантоментальными» – от слова фантом, и уже при небольшом их анализе рассеялись как дым. Эти принципы оказались лишь ширмой, предназначенной скрыть реакционность цабановской Кривды, и об этом даже намекает сам Цабан: «Ее предназначение – помочь тем, чье знание и мудрость унижены и растоптаны, (тем, кто еще не до конца посвятил себя Кривде С. Б.), чьи колени дрожат и голова склонилась, и они чувствуют себя виновными в том, что причисляются к светскому течению в иудаизме». Отчего это ощущение вины? – Неспроста, ибо «светское» направление в иудаизме есть тот же иудаизм, только более извращенный и лживый. Единственно чего боится Цабан, это того, что бы его «светский» иудаизм, не приведи Господи, не оторвался от своего хозяина и не обрел собственную свободу, по этому поводу он предостерегает: «Мы не собираемся утверждать, что современная гуманистическая и ра­циональная светская культура может оторваться, отказаться от культурного рели­гиозного наследия прошлого». А почему, собственно, культура не может оторваться от своего наследия? Кто ей запретит? Наоборот, не оторвавшись от прошлого, не отвоевав себе свободы, любая культура будет не чем иным как реакционным фундаментализмом. Культура – она только тогда культура, когда отрывается от рутины, ищет новые формы, легко меняет свое направление. Вот джаз, например. Разве евреи заимствовали его у своего наследия? – Вовсе нет, а переняли этот стиль у американских негров и некоторые из них неплохо им овладели. Так же и неграм не запрещено использовать хасидские мелодии и ритмы в своих импровизациях. Однако идеологизированное искусство, в котором преднамеренно насаждаются определенные национальные штампы и отжившие формы, никогда еще не создало что-либо достойного, кроме безвкусного китча.

Наш реформатор пытается оживить труп (который, в общем-то, и не жил никогда) фарисейского фундаментализма, реформировать его, сделав его интегральной частью современной культуры. И больше всего тревожит автора, что современная культура в своем развитии может просто перешагнуть этот труп (фундаменталистско-ортодоксальное понимание еврейского наследия), оставить его позади, а то и вовсе не заметить. Но, по мнению Цабана, культура на это не имеет право, она должна, обязана «...черпать из богатого прошлого лучшие из гуманных, просвещенных, нравственных и эстетических ценностей, чтобы включить и вплести их в возрождающее созидательное творчество...». Но истинная культура никогда ничего ни у кого не «черпала», не занималась ни плагиатом, ни компиляцией, а стремилась удовлетворить духовные потребности людей, актуально существующие здесь и сейчас, а не в прошлом. С другой стороны, да и какая же фундаменталистская религия потерпит, чтобы из нее «брали лучшее»? Предложите-ка ортодоксальным раввинам отметить в Законе «лучшие» заповеди и вычеркнуть «худшие», провести селекцию Священного Писания и исправить в нем «ошибки». Нет, господа, что написано, то написано, и таковым останется навеки, независимо от того, нравится ли это нам или нет. Поэтому, если культура хочет быть религиозной, она должна руководствоваться не наследием (даже лучшим) и не написанными когда-то правилами, а живым Словом Господним, говорящим в сердцах людей, каковым, кстати, руководствовались все Библейские пророки и авторы Священных писаний, предпочитая это Живое Слово «лучшему наследию отцов».

Однако, надо отдать должное Цабану, ибо ясное и открытое изложение Кривды есть путь к победе Правды. Наконец-то мещанская беспринципная идеология (мещанский конформизм), испокон веков пытавшийся лицемерить, обличаясь в ту или иную маску, скрывая свою подлинную философию – философию двоемыслия и лжи, нашел свое явное и наиболее адекватное выражение. Только вместо своего исконного названия – мещанство, он решил себя окрестить более благозвучным именем – светскость. Определяя светскость, Цабан сумел красиво сказать и даже теоретически обосновать то, что в душе исповедовали миллионы его единомышленников, но стеснялись сказать об этом вслух.

О том, как евреи «докатились до такой жизни»

Следующая глава «Двустороннее совпадение религии и национальности: его возникновение и распад» посвящает нас в предысторию проблемы еврейской национальной самоидентификации, показывает влияние исторических процессов нового времени, происходящих в Европе, на еврейское национальное сознание, что привело к возникновению аскалы (просвещения), эмансипации и сионизма.

Если в предыдущей главе Цабан пытался прикрыть реакционную сущность своей Кривды псевдолиберальными принципами, то здесь он показывает ее во всей своей «красе». На наших глазах оживает наиболее темное средневековое мракобесие: «…у нашего народа в течение многих поколений существовало полное двустороннее слияние (религии и национальности)», «…только тот, кто считал себя принадлежащим, скажем, к кругу национальному, к еврейскому народу, в тот же момент считался тогда принадлежащим и к кругу религиозному, к еврейской религии, и наоборот», «С этим полным совпадением евреи пришли на белый свет, с ним дошли до сегодняшнего дня, и, так как «вечность Израиля не обманет», значит с ним они будут неизменно существовать, до конца света», «…взаимосвязь между национальностью и религией» – читай, между принадлежностью к клану и мировоззрением индивидуума, то есть, если кто-нибудь думает чуть иначе, чем толпа, он уже не еврей. Великолепно! Я с этим полностью согласен. Так и запишем: «Еврей тот, кто по-еврейски мыслит» (то есть строго по Талмуду или же не слишком громко кричит о своем особом мнении).

Могут, конечно, возразить: здесь, мол, Яир Цабан приводит точку зрения религиозных ортодоксов. Да, но разве он где-нибудь им возражает? Он принимает ее как давно утвердившийся факт, который никто не в силах изменить. Что-то мы нигде не прочли отречение Цабана от философских «перлов» Саадьи Ганона и тому подобных маразмов, но наоборот, один из догматов его «светского» иудаизма есть преемственность. Что получается, – если я есть звено в цепи поколений своего рода, и им обусловлен, я обязан, хочу я того или нет, разделять все предрассудки своих предков. И даже если они были идолопоклонниками, то, как бы мне ни было противно идолопоклонство, я все равно обязан его придерживаться, отказываясь от всех духовных богатств, которые выходят за рамки моего идолопоклонства. Цабан же не хочет видеть в своих предках не только грех идолопоклонства, но и даже простой логический абсурд. Так, например, если современные еврейские плюралисты, считающие, что у каждого народа должна быть своя «религия» и свой «бог», принимают изречение Саадьи Гаона, утверждающее, что «Израиль не считается нацией, иначе как в его Торе (религиозном учении)», тогда они должны определить Израиль и еврейство как философскую мировоззренческую школу. Как философскую школу, ее приверженцев должна определять единая доктрина или хотя бы общность мировоззрения, но такого мировоззрения у евреев никогда не было, так как они всегда проявляли толерантность к «заблуждениям» всего остального мира, т. е. всех тех, кто не придерживается сего мировоззрения. Эту странную толерантность Цабан упоминает, говоря о лояльном отношении евреев к процессам секуляризации, протекавшим в христианских странах. Он пишет:

«И более того; даже традиционный иудаизм не мог не благословить как ослабление силы и статуса церкви, так и растущего отхода от религии в государствах, порвавших с церковным господством, и развивающейся терпимости, вплоть до выдвижения требования признать принцип свободы веры и вероисповедания для граждан. Евреи не могли не почувствовать связи между эгалитарными тенденциями, которые принесла на своих крыльях эмансипация, и процессами отхода от религии». – Вот, как интересно получается: религиозные ортодоксы за секуляризацию! националисты за эмансипацию! Однако, мне кажется, что эта мысль не нова, где-то я ее уже слышал. Уж не списал ли ее автор с «Протоколов сионских мудрецов»? Но ведь евреи кричат, что «Протоколы» – подделка (правда не понятно, подо что или под кого?). Не знаю, может быть, «Протоколы» и подделка, но наш Цабан не подделка – перед нами, господа, подлинный «сионский мудрец», хотя «мудрость» сего оригинала не выражена столь ярко и наглядно, как в той пресловутой «подделке».

Никто не спорит, Цабан, в принципе, правильно описывает процессы секуляризации и эмансипации в еврейской среде, которые порождали качественно новые общественно-исторические реалии, такие, как аскала, сионизм, реформизм и т. п. Но кто сказал, что кривда – ложь? Кривда – это недосказанная правда, частично верная, частично нет. Да, в свое время аскала и сионизм были явлениями прогрессивными, так как шли по пути освобождения еврейского интеллекта от реакционных и отживших себя предрассудков. Но что делают Цабан и современные сионисты? Объявляя себя как бы сторонниками этих течений, они пытаются всячески затормозить, остановить его естественное развитие в сторону демократии, эгалитаризма, космополитизма и социализма, пытаются всячески передвинуть стрелки рельс, чтобы увести с магистрального пути, загнав в тупик, сковав цепями новых предрассудков. Таким образом, сионизм, будучи сам порождением еврейской интеллигенции, оказался ренегатом, предателем своего класса – воистину высшего, избранного «остатка еврейского народа», вступив в коалицию с чернью.

Революционный переворот в еврействе

Глава «Сионизм как светское течение в иудаизме» посвящена анализу принципиально новых идей возникших в еврействе к концу XIX века и причин их конфронтации с ортодоксальным иудаизмом. Теперь, начиная с этой главы, нам становится окончательно ясно, что есть «светский иудаизм», это, оказывается, не что иное, как сионизм. Однако этот сионизм ставит себя здесь в некую оппозицию к традиционному еврейству. Что же получается, сионизм – это форма антисемитизма? В конечном итоге, оно так и есть, но об этом потом, а пока пойдем в нашем анализе по следам книги Цабана.

Заявляя о закономерности и легитимности появления сионизма, Цабан пишет: «Понятно, что в отрыве от роли, которую играла религия в еврейской истории, нельзя понять ни сохранность евреев как народа, ни их неизменного отношения к Эрец Исраэль как к родине. Аналогично не дано понять появление сионизма иначе, как на фоне революционного переворота происшедшего в иудаизме. Пока весь еврейский народ был религиозным, суть его существования выражалась двумя еврейскими буквами: «бейт» и «hей» («бе-эзрат а-шем») – что означает «с Божьей помощью!», и тут же отрицает эту сохранность неизвестно откуда появившемся в еврействе сионистским «революционным переворотом». Я бы сказал иначе, нельзя понять ни еврейскую религию, ни сионизм в отрыве от общественно-экономического бытия евреев и их национально-классовых устремлений. Цабан пишет: «Пока весь еврейский народ, живя в диаспоре, оставался религиозным, суть его существования выражалась…» – Да он бы еще миллион лет оставался «религиозным» если бы бурные экономические процессы в Европе не затронули этой самой «сути его существования» и не вынудили бы его искать себе новые девизы, лучше способствующие его стремлению сохраниться и удовлетворить свои интересы.

В чем видит Цабан оппозиционность сионизма традиционному еврейству? В том, что сионисты отвергают еврейский «савланут» (терпение), надежду на Бога, на Мессию, а хотят получить власть в свои руки немедленно (как большевики в 17-м году), их лозунг, пишет Цабан: «Освободим себя не с Божьей помощью, а своими руками!». Казалось, бы этот лозунг не несет в себе ничего дурного, только весь вопрос состоит, в том, откуда и от кого собираются освобождать евреев сионисты. Да, мы знаем, что еврейский народ пережил много трагедий в нашем грешном веке, он стоял на гране уничтожения фашистами, погибал в гетто и концлагерях, но что тогда сделали для него сионисты? – Ничего. Евреев спасла Красная армия, а от коммунистического геноцида их спасла Америка, заставив советских лидеров открыть «железный занавес». Однако, теперь все эти лавры сионисты хотят прибрать к своим рукам. Зачем? – Чтобы господствовать, чтобы вновь поработить освобожденный народ и посадить его в такое гетто, из которого бы он не выбрался никогда. – А зачем ему выбираться? «…и еврей шагает как хозяин необъятной родины своей» – думают сионисты.

Освободить – значит освободить от собственной свободы, от свободы выбирать, в каком государстве жить, какую культуру любить, какую веру исповедовать. Освободить – значит заставить жить как одно стадо, подчиняться одним вожакам, всем строем петь одни песни. Сионисты не учли только одного, что евреи, в отличие от других «свободных» народов, за две тысячи лет уже давно отвыкли от такой «свободы» и настолько, что своим духом космополитизма подорвали «патриотические» устои не одной «свободной державы», как бы они не подорвали и сам Израиль.

Что же тогда дал своему народу сионизм? Цабан говорит так: «…сионизм спас многих евреев от глубокого, часто мучительного, кризиса самоотождествления». Надо же, какая заслуга! От печей крематория и газовых камер не спас, зато от «адовых мук» самоотождествления (т. е. от самопознания силами собственного разума) спас. Не нужно теперь еврею ни о чем думать, все за него уже решил сионизм, взяв на себя тяжкие муки мышления. Как только еврей начинает сомневаться в традиционных догматах своей веры и может понять, кто он такой, тут-то его сионизм и «спасает», так, во всяком случае, это представляется Цабану: «Известно, насколько мучителен кризис самоотождествления, и в тот период он коснулся многих евреев, которые, потеряв старую самоидентификацию, вдруг оказались перед обескураживающим вакуумом. И вот появился сионизм и предложил им другую возможность – еврейское национальное самосознание с самостоятельным статусом, освобожденное от религиозной зависимости». Вот уж, по истине Кривда так Кривда, причем «высосанная из пальца». Тоже мне, серьезная проблема – кризис самоидентификации! Какой же несчастный может пережить такое! Например: Кто-то был уверен, что принадлежит к некой видовой популяции, чьей главной отличительной особенностью была вера в то, что Земля плоская, поэтому они и назывались «плоскомыслящими». Но вот, этот человек совершает кругосветное путешествие, где теряет свою веру, а следовательно, и самого себя. Оказалось, что плоская Земля – миф, значит, и его популяция тоже миф. Более того, он теперь видит точно так же, как все «неверные», как же ему «самоидентифицироваться? Но к нему приходит кривдоискатель и говорит: «Хочешь самоидентифицироваться?» – «Да, но как? Ведь мой миф разрушен?» – «Не горюй. Я тебе придумаю новый миф, да такой, что кроме тебя в него никто никогда не поверит».

Если бы Яир Цабан был хоть немного религиозным, т. е. сам бы горячо верил в принципы своей концепции, или хотя бы в ее миссию, направленную на благо людей, он не мог бы не увидеть действительные проблемы нашего времени, не услышать их отчаянный вопль, он бы тогда вместо сочинения мифов, всячески старался бы их разоблачить и обнажить правду. Однако нам не найти ни одной захудалой «ветряной мельницы», на которую наш «рыцарь» обнажил бы свой меч. Нет, что вы, бунтовать и возмущаться – это так «консервативно», «негуманистично» и «не по-светски», «передовые люди» уже давно поняли, что самым лучшим «светским достоинством» является умение лизать зад, в искусстве чего порой и пытается преуспеть наш Дон Кихот. Так, например, он даже не осмелился замахнуться мечем своей критики на своего, казалось бы, главного оппонента – ортодоксальный иудаизм (он, правда, прямо не называет, кто его оппонент, его книга стерильна относительно ссылок на конкретные имена, цитаты, факты, – даже тут трусость!), а только лишь унизительно упрашивает ортодоксов понять «светских отщепенцев» и предоставить им в еврействе определенную экологическую нишу. Но в его собственной системе светского иудаизма отнюдь не возникают те вопиющие вопросы, которые актуально важны как для евреев, так и для всего остального мира. Его не волнуют, например, вопросы социальной справедливости, для него это все чепуха, по сравнению с таким «важным» вопросом, как национальная идентификация. Его светский иудаизм прекрасно мирится с тем, что подлецы благоденствуют, а праведники страдают, что добродетели в человеке никак не поощряются и общественный статус тех или иных людей отнюдь не определяется их достоинствами. Что его иудаизм сделал для евреев, чтобы исправить настоящее положение, или хотя бы намерен сделать? – Ничего, кроме того, что требует от обездоленного еврея, чтобы он гордился своим еврейством и любил эту свою изуверскую культуру, которую почему-то надо любить. Даже в Третьем Рейхе понимали всю абсурдность подобного буржуазного национализма, направленного на уничтожение всего самого лучшего, что есть у этой нации, а наши «либеральные патриоты» этого не понимают и понимать не хотят. Они не видят, что власть давно уже реально принадлежит базарным торгашам, для которых единственной ценностью из наследия отцов является торговая лавка; они не видят, что интеллигенция в Израиле, способная понимать и наслаждаться духовными ценностями, практически истреблена как класс или втоптана в грязь; они не видят, что общество в целом давно уже впало в период глубочайшего интеллектуального застоя. Я даже сомневаюсь, найдется ли здесь с десяток людей, способных заинтересоваться (не по долгу службы) статьей самого Яира Цабана и понять суть поднимаемых им вопросов, не говоря уже о понимании возбужденной ими полемики, в которую имел честь ввязаться ваш недостойный слуга. Мне кажется, что при нынешнем положении, всякий, кто пишет что-либо кроме порнографии и дешевых бестселлеров, пишет «в стол», бросает свои слова на ветер. Конечно, филистерскому писателю, выполняющему определенные социальные заказы, не так важно, найдутся ли у него читатели или нет, об этом, мол, пусть болит голова у тех, кто его нанял. Но пока реальность такова, что ни светский иудаизм, ни ортодоксальный и ни моя их критика не способны растормошить сон обывателя и сделать его субъектом какой бы то ни было культуры. Народ здесь просто не верит, что могут существовать люди, у которых помимо стремления покушать фалафель на пикнике, есть также и потребность читать книги и не ради повышения своего образования (читающего человека здесь всегда спросят: «Что ты учишь», а не «Что ты читаешь»), обеспечивающего более изысканное меню на тех же пикниках, а ради самих книг, ради любви к размышлению, к бескорыстному познанию. Для большинства же израильтян, даже изучение Торы имеет не более чем корыстный смысл – это способ достигнуть определенного положения в этом, и, может быть, и в будущем мире. Вся их «культура» и «религия» – есть сплошное лицемерие, ибо у них нет и не может быть духовных потребностей ни в той, ни в другой, не говоря уже о потребности в «национальной идентификации». Такова есть та реальность, которую Яир Цабан называет «еврейством», и с которой он видит свое неразрывное духовное единство.

Говоря о враждебности ортодоксов к сионизму, Цабан отмечает их чрезвычайную настороженность «перед лицом возможно нового лжепророческого течения (подобного движению Шабтая Цви в средневековье)», а главное, «глубокое и принципиальное опасение, что сионизм дает еврею альтернативу еврейской самоидентификации чем та, которую давала ему из поколения в поколение религия». А чем, по сути дела, сионизм отличается от лжепророческого движения Шабтая Цви? – Тот влек за собой переход от старого уклада к новому, и этот; тот сулил доминирование новых лидеров в еврейском движении, и этот; и конечно, так же, как и сионизм, всякое лжепророческое движение дает альтернативу ортодоксальной еврейской самоидентификации.

Еще одно вопиющее непонимание Яира Цабана состоит в том, что он думает, что современное общество способно свободно выбирать какой из «измов» утвердить ему в качестве господствующей идеологии и в каком духе будет развиваться его культура. В каком детском саду можно отыскать младенца, который был бы столь наивен? Дай Бог найти из миллиона одну такую личность, для которой было бы важно сохранить независимость своих суждений, ну а толпа, с ее единодушными «одобрям» и «осуждам» всегда была и будет манипулируема разного рода демагогами и прохвостами. Или, может быть, вы знаете хотя бы один прецедент в истории, когда какой-нибудь народ искал себе наиболее мудрую и совершенную философию? Наоборот, мы видим повсюду торжествующую посредственность, битых пророков, изгнанных философов, поруганных праведников.

Если вы хотите, чтобы чернь признала в вас праведника и стала вам поклоняться, вы должны во всем соответствовать ее глупым идеалам и предрассудкам, но, если вы попробуете посягнуть на сами предрассудки и противопоставите им правду, – вас проклянут. Средний человек не имеет понятия о высших достоинствах человека, даже, если бы кто-нибудь предложил бы ему курс как стать благородным, как стать мудрым, святым, как получать эстетическое наслаждение и обладать утонченным вкусом, он бы не нашел какой-либо пользы для себя в этих качествах. Но он по-своему знает, что ему недостает – это сила, хитрость и благосклонность Фортуны, с их помощью он всегда сможет утвердить себя (как можно, например, при помощи утонченного вкуса проучить своего ненавистного врага?). Поэтому душа такого человека всегда будет стремиться вниз, и он никогда не будет аристократом, но вовсе не потому, что этот элитарный круг закрыт для посторонних, истинный аристократизм всегда открыт для всех, но только редкие люди толпы способны сделать простой шаг – выйти из своего круга и расстаться со своими «идеалами». Идеалы толпы – это цепи, которыми сковывают нас с рождения все наши ближние и дальние. Если человек толпы терпел поражение в драках из-за недостатка физической силы, его идеал будет полицейский или военный, и ему совершенно не интересно, что у этого «идеала» есть в голове, главное, что у него твердое материальное положение и всегда может за себя постоять. Конечно, у маленького человека такого положения никогда не было и можно почти с уверенностью сказать, что и не будет, тогда, как ему компенсировать свой комплекс неполноценности, как не уважением силы и не пресмыканием перед теми, кто как-то преуспел в этом качестве? Поэтому у генералов всегда есть больше шансов быть избранными в структуры власти, чем у философов, мистиков или поэтов. Маленькому человеку вовсе не нужен тот, кто бы его делал большим, кто бы его учил и просвещал, ему нужен тот, кто бы за него думал, за него работал, кормил, поил и защищал, и неспроста сионисты нашли отклик в сердцах именно у «маленьких» людей.

Да, демагоги на словах всегда ратовали за просвещение и прогресс, но на деле так организовывали систему образования, чтобы на корню задушить в людях всякий проблеск разума, а потому из всех «измов», они обязательно отыщут самый реакционный, самый изуверский и объявят его как наиболее прогрессивный, и самый дорогой сердцу народа. А причины тому очень просты и понятны каждому дураку, они есть классовый интерес тиранов, эксплуататоров, плутократов, бюрократов, мафии и прочей сволочи. Только Яир Цабан не хочет этого понимать. Он не понимает, что существование в современном Израиле такого средневекового пережитка, как ортодоксальный иудаизм, обусловлено вовсе не благородной терпимостью определенных интеллектуалов, в руках которых сосредоточена мифическая государственная власть, и даже не природной склонностью к этому изуверству потомственных раввинов и привыкших к патриархальным традициям рядовых евреев, но любое реакционное явление, в том числе и ортодоксальный иудаизм, инспирируется и контролируется кучкой жуликов, защищающих свои корыстные интересы, которым отнюдь не выгодно, чтобы ограбляемые ими люди понимали правду, но чтобы их сознание было одурманено тем или иным «измом-мифом». Даже сам Яир Цабан, понимает ли он того или нет, своим кривдоискательством выполняет их социальный заказ.

Но хочет ли того наш мечтатель или нет, отрицаемый им объективный реализм, в отличие от светского иудаизма существует вне зависимости от наличия определенного кворума реалистов, способных понимать течение исторических процессов. Эти процессы, даже никем не увиденные и не познанные будут по-прежнему идти своим чередом, изнутри разрушая все нами усердно создаваемые мифы и химеры. Эти процессы приведут к гибели и химеру светского иудаизма, ибо он не только не учитывает их, но и действует вопреки этим процессам, тем самым, ускоряя свою гибель. Так, сколько бы ни призывал Цабан евреев к единству и терпимости, классовые противоречия между ними от этого не только не отомрут, но будут лишь обостряться.

Каждый настоящий человек – он еврей

Теперь пришло время Цабану поставить точки над «i», и разъяснить, наконец, вопрос, кому именно адресована вся его теория, кто ее субъект, т. е. кто такой еврей по понятиям настоящей концепции и чем новое усовершенствованное определение, которое, кстати, является называнием настоящей главы: «Каждый еврей – он еврей», отличается от традиционных и не столь «конкретных»? И, кроме того, из сей проблемы он выводит новую проблему, впрочем, такую же пустую и надуманную, как и первая: «Почему вопрос «Кого считать евреем?», или «Кто есть еврей?» вызывает острый спор не только между религиозной и светской публикой, а даже среди части собственно светского населения?». Я не знаю, почему этот вопрос никогда не волновал евреев в России, почему, ни у меня, ни, насколько знаю, ни у кого из моих соотечественников не возникал вопрос: «Кого считать русским?». Он возник лишь однажды – у нацистов Германии, а теперь? не толкают ли евреев повторить фашистское безумие? Опомнитесь фюреры, как бы вам не получить свой «Нюрнберг»! Но, как бы там ни было, будем его решать.

Первое определение, которое дает Цабан, на первый взгляд, кажется вполне логичным: «Еврей это человек, состоящий членом группы, называющейся «еврейский народ», или кратко, – сын еврейского народа», даже дает такую аналогию: «Есть только один тип определения, позволяющий ответить на вопрос «Кто есть бойскаут?», и оно – «Бойскаут – это член бойскаутского движения». Однако сие определение находит множество возражений в лице различных оппонентов, и Цабан считает своим долгом все их последовательно опровергнуть.

Интересна форма полемики, применяемая Яиром Цабаном. Она хорошо напоминает нам стиль «идейных споров» идеологических генералов бывшего СССР. В такой полемике очень редко можно понять, с каким именно оппонентом ведется спор, когда и в каких работах были высказаны те или иные спорные мысли. Полемисты такого рода обычно ограничиваются ссылками типа: «буржуазные ученые считают…», «апологеты империализма говорят…», хотя даже здесь мы видим какую-то партийно-классовую определенность. Но кто такие оппоненты Яира Цабана, – покрыто глубоким туманом. Естественно, полемисты сей «почтенной» школы выбирают для себя наиболее «удобных» оппонентов и оспаривают их наиболее слабые контраргументы. Но иногда бывает и так, как это имеется в нашем случае с Яиром Цабаном. Полемист случайно хватается за сильный контраргумент, который то ли по недосмотру, то ли недооценив его по недомыслию, не только не может опровергнуть или хотя бы пошатнуть, но и всем своим рассуждением наглядно демонстрирует его полное непонимание – ему говорят «про Фому», а он отвечает «про Ерему». Так, Яир Цабан ставит таким контраргументом вполне резонный вопрос, хотя и анонимного для нас автора: «А кто решает, что некто на самом деле член группы, называющейся «еврейский народ»?». Вопрос этот Цабан почему-то считает «не подлинным», «искусственным, вводящим в заблуждение, в стиле схоластической казуистики», может быть, потому так и оставляет его без ответа, но негодуя задает как бы встречный риторический вопрос: «Разве кому-то придет в голову поставить этот вопрос десяткам миллионов французской или испанской нации?». Мы также, со своей стороны, риторически ответим Цабану на вопрос вопросом: Почему же тогда «кому-то» приходит в голову ставить этот вопрос исключительно перед сынами еврейской нации? Разве Цабан этим своим вопросом уже сам косвенно не признает, что подобного маразма, вызывающего против себя сей контраргумент нет ни в одном народе, кроме еврейского? Однако мне не понятно, что здесь так возмущает Цабана, и не думаю, что подобный вопрос возмутил бы испанца или француза, даже если бы кому-нибудь таки и пришло бы в голову задать им его. По-моему, вопрос поставлен предельно ясно, и я бы на него ответил просто: в Израиле это решают чиновники из Мисрад а-пним (Министерства внутренних дел), а в России – они же, но из районного отделения милиции, во Франции и в Испании, наверно, тоже что-нибудь в этом роде. ­Но Яир Цабан, судя по всему, пытается здесь ответить совсем на другой вопрос: «На каком основании они так решают, и какие у них легитимные полномочия так решать?». Вместо того чтобы спросить об этом непосредственно чиновника, он пускается в длинные изыскания по поводу понятия «народ» и к какой группе людей его можно применить, ибо, по мнению Цабана, «ответ на это возражение в большей степени зависит от того, что понимается под словом «народ» и «нация»« (нет никакой логической связи, ибо вопрос стоял: «Кто решает?», а как решает, правильно ли или нет, – не имеет значения). Не думаю, что каждый чиновник, прежде чем принять решение в этом деле, пойдет консультироваться у Яира Цабана или у какого-нибудь иного теоретика. Конечно, вряд ли в большинстве демократических стран мира есть на этот счет четко регламентированный закон, указывающий, кого считать русским, кого татарином и т. п., точно так же, как нет закона, кого из детей родителям следует назвать Иваном, кого Петром. Да разве когда-нибудь французы или испанцы выступали против смешанных браков, разве для их чиновников было важно, под какой национальностью записать ребенка? «Под какой хотите – под такой и запишем» – скажут они. В демократических странах, если хотите знать, эта пресловутая «пятая графа» давно уже исключена из официальных документов, а ваш слуга даже в советское время умудрялся принципиально не заполнять графу «национальность» в школьной документации. Когда же, наконец, все люди поймут, что давать юридическое определение понятию «еврей» или «русский» так же абсурдно, как узаконить гражданский статус святого, праведника или интеллигента, даже если какой-нибудь суд признает, что понятие «святой» – светское.

Государство не может, не имеет право признать за нацией какого-либо привилегированного статуса, нация – не государственная собственность, так же и государство не может принадлежать какой-то одной национальности, служить ее интересам, решать ее внутренние проблемы. Да, аналогия с бойскаутами тут не проходит. Вопрос о членстве в бойскаутской организации решается органом, уполномоченным этой организацией решать такого рода вопросы. Но когда, хотелось бы знать, еврейский народ уполномочивал советскую милицию решать вопрос о приеме граждан в еврейство?

Тавтологию цабановского определения никоим образом не разрешает и разъяснение понятия «народ», ибо решение вопроса: «Кто есть еврей» или даже «Кого считать членом группы, называемой «еврейским народом»?», совершенно не зависит от вашего определения понятия «народ». Свои рассуждения относительно определения понятия «нация» и «народ» Цабан начинает с того, что подвергает сомнению классическое марксистское определение нации пятью факторами, даже приводит основания, почему это определение не всегда работает (им, в частности, нельзя определить евреев). Но через несколько строк он предпринимает попытку «начертить, хотя бы конспективно, область определения термина». Что же в итоге у него получилось? Цитируем: «Вообще говоря, есть склонность принимать во внимание следующие факторы: общая территория, общий язык, общая государственная организованность, совместная экономика». Не пришел ли он обратно к тому же марксистскому определению, которое давеча отрицал? В своем новом определении Цабан разве что немного изменил формулировку и переставил местами пару факторов, а также вместо двух классических: «культурно-духовная общность» и «историческая судьба» у Цабана фигурирует весьма относительный фактор «общей государственной организованности», который уж явно не подходит ни к евреям, ни к цыганам, ни к армянам и ни к какой иной нации, историческая судьба которой породила такое явление, как диаспора. Мы не знаем, как будет работать сие «конспективное определение термина», но нам уже ясно, что подобными теоретическими методами можно разве что «в ступе воду толочь».

Совершенно не к месту, по-моему, автор ссылается на слова известного антисемита Эрнста Ренана, определяющего нацию как «непрекращающийся опрос населения» – это весьма спорное определение уж никак не подходит для определения евреев, которые никогда не представляли собой «население», а только лишь, в лучшем случае, его незначительное меньшинство. Но даже по отношению к населению, какое бы оно «нравственное сознание» не несло, вряд ли монархи прежних веков, как впрочем, и правительства современных государств, слишком часто прибегали к референдуму, чтобы опросить ту или иную группу населения, желает ли она продолжать «совместную историческую традицию». А поскольку этот «опрос» нередко закреплял «добровольное решение» народов в таких исторических документах, как пакт Молотова-Риббентропа, то всегда нужны кривдоискатели типа Ренана, чтобы смогли облечь произвол политических интриганов в тот или иной «национально-исторический» миф. Какой, мол, Саддам Хусейн, какой Хомейни, – «национальное сознание» правит народами!». Но если бы кому-нибудь пришло в голову спросить это «национальное сознание»: где вы предпочитаете жить, в фашистской Германии, в сталинском «совке» или соизволите перебраться в Штаты? – видали бы вы эти «нерушимые» нации с их великим патриотизмом разве что в ренановских и цабановских сказках. Впрочем, через несколько строк Цабан сам противоречит ренановской теории «опроса», которую только что принял: «В условиях нормального развития подавляющее большинство людей, участвующих в создании и сохранении национальной формации, не видят себя обладающими опцией свободного выбора своей национальной принадлежности». Как же, хотелось бы знать, могут что-то создавать люди, не имеющие права выбора? Где же здесь, скажите мне, ваш «субъективный фактор»? В конечном итоге, цабановская нация или народ – это не что иное, как стадо безвольных, лишенных права выбора, не имеющих своего мнения людей, или даже псевдолюдей, так как они не достигли еще ступени Адама, чтобы сподобиться грехопадению, ибо, что бы согрешить или раскаяться, необходимо быть свободным субъектом, а эти неспособны ни противостоять, ни ослушаться своего повелителя – Объективного фактора.

Я не знаю, прав ли Цабан в своем определении или нет, но даже при абсолютно верном и точном определении понятия «еврейский народ», необходимо встает тот же вопрос, только в другой формулировке: «Кто является членом этой группы «еврейский народ», а кто нет?». Ну, допустим, группа людей, называющая себя «еврейским народом», не соответствует понятию «народ», разве это лишает ее права определять своих членов по своим внутренним критериям? Так, например, КПСС нельзя было определить как партию в парламентском смысле слова, но разве это как-то влияло на ее внутреннюю структуру? Пусть как партия или не партия, но КПСС реально существовала и могла сама себя четко определить. Так и еврейство, – народ или не народ, религиозная секта или партийная структура, если оно претендует на какое-то юридическое существование, должно как-то себя определить. Так в чем же дело, ребята, вперед, определяйтесь! Но что-то, видимо, мешает нашим чиновникам сделать этот простой и логичный шаг. Как говорится: «И хочется, и колется, и мамка не велит». Увы, история уже знает прецеденты подобного рода определений, – они называются одним словом – нацизм. В принципе, нацизм, если он не государственная политика, а всего лишь идеология частных лиц, тоже имеет право на существование. Нельзя заставить всех быть интернационалистами, и если кто-то хочет жить внутри обособленной замкнутой касты, то это его личное дело. Также и каста вправе себя считать всем, чем только ей не заблагорассудится: братством, орденом, масонской ложей, народом, нацией, элитой, аристократией, иметь свою структуру, устав или не иметь таковых, если при этом, конечно, она не посягает на права других граждан. Но для Цабана, видимо, имеют право на существование лишь только такие группы людей, которые подходят под прокрустово ложе его определений, он пишет: «Но народ – это не организационная структура! Коротко и ясно! Другими словами, ни у какого народа нет и не могут быть условия присоединения и условия членства». Особенно странно слышать такое суждение от еврея, члена именно той «организационной структуры», которая испокон веков имела и условия присоединения (гиюр), и условия членства (обрезание, вера, в противном случае, – херем [отлучение] еретиков, миним [христиан], вольнодумцев [Спиноза] и прочее). «Условия членства», если кто не очень хорошо себе их представляет, то позвольте вам напомнить, они недвусмысленно записаны в Торе, и прежде всего – это союз с Богом, союз, основанный на добровольном принятии заповедей, то есть на субъективном факторе. По этим условиям, народ может состоять даже из одного человека, как это было во времена Авраама, ибо здесь определения не количественные, а качественные, что для нацистов, наоборот, никакого значения не имеет, их народ всегда масса, толпа, идущая за вожаком. И с другой стороны, союз с Богом открыт для всех людей на Земле, и в этом смысле можно смело сказать, что всякий, заключивший союз с Богом, посвятивший себя утверждению Правды и Справедливости, есть еврей. Иными словами, наше определение таково: «Каждый настоящий человек – он еврей».

Да, принятие понятия «нация» в цабановском смысле слова означает конец всякой саморефлексии, всякого самопознания, всякой претензии на собственный разум, собственную совесть. Ты – часть некой коллективной воли, с которой ты не в силах разрывать связь. Ведь даже для коммуниста в бывшем Советском Союзе всегда была альтернатива положить на стол партбилет, стать беспартийным, диссидентом, вернуться в лоно Церкви, но сыны нации, как считает Цабан, «не пробуждаются каждое утро с вопросом на устах: «Кто я, какой нации я принадлежу?»..., они... не видят себя обладающими опцией свободного выбора своей национальной принадлежности».

Иными словами, Цабан хочет сказать, что все «нормальные люди» и так твердо сидят в клеточках, предназначенных для своей популяции, но иногда возникают неувязки и спорные вопросы, для этого, де и существует так называемый «опрос населения», суть которого состоит в том, чтобы каждая человеческая особь, живущая в подлунном мире, особенно отбившаяся от стада, в конце концов записала бы себя в ту или иную «популяцию». В принципе, можно было бы переловить всех этих свободно разгуливающих, «не помнящих родства дикарей» и посадить их, куда следует, но ведь «дух времени», «демократия» там всякая, «либерализм», сами понимаете, повышают удельный вес «субъективного фактора» в этом процессе. Будучи «либералом», Цабан считает, что и евреи в этом вопросе не должны закостеневать в галахических догмах, а более широко распахнуть двери своей клеточки для неприкаянных умов: «И поэтому каждый человек может сегодня влиться в еврейскую нацию без условий, накладываемых организационными структурами, и без официальных церемониальных процедур».

Подтверждая свою мысль, Цабан приводит трогательный пример:

«В годы Второй мировой войны некоторые женщины-нееврейки в России связали свою судьбу с польскими евреями, бежавшими из польских долин смерти на восток, а по окончании той страшной войны предпочли оставить свои русские семьи и родственников, соответственно и свою принадлежность русской нации, и присоединились к своим мужьям-евреям, возвратившимся в Польшу; они влились в семью мужа и таким образом встали на путь приобщения к новой нации. Эти женщины через несколько лет подверглись дополнительному тяжелейшему испытанию. После того как они в больших трудах и мучениях сумели восстановить и построить свой домашний очаг в Польше, они решили вновь последовать за своими мужьями и вместе с детьми переехали в Израиль. Этот акт сам по себе отразил их твердое решение выбрать новую национальную принадлежность, и он убыстрил и ускорил процесс отождествления ими самих себя с еврейским народом. Они жили здесь, полностью разделяя судьбу еврейской нации, к добру и злу, и их дети воспитались как преданнейшие сыны еврейского народа. Большое множество таких судеб совершенно ясно подтверждает и иллюстрирует характерный путь присоединения людей к новой нации и новой личной национальной принадлежности. Что еще должна сделать та нееврейская женщина, чтобы умилостивить наше мнение в том, что их присоединение к еврейству было искренним и полным? Разве то, что недостает для полноты картины, это церемония гиюра, в то время когда она и члены ее семьи не принимают лежащую в основе церемонии веру? Ведь принимая участие в процессе гиюра, они вынуждаются обманывать самих себя!».

А почему, собственно, переезд в Израиль трактуется как «решение выбрать новую национальную принадлежность?» Почему вы не думаете, что человек меняет место жительства, страну, чтобы найти себе более подходящее дело? Или вы думаете, что Альберт Швейцер, например, поехал в Габон (Экваториальную Африку), чтобы принадлежать к племени банту? – Наверно же, нет. Так же и я думаю, что приезжающие в Израиль, особенно из России (чтобы на словах они там ни говорили) о национальности думают в последнюю очередь. Кстати, такого же мнения о наших репатриантах придерживаются и местные националисты-культуртрегеры, несмотря на то, что наши доморощенные кривдоискатели это всячески пытаются отрицать.

Да, иммиграция из России для наших кривдоискателей хуже арабской оккупации, ибо она несет с собой свет в их темное царство. Не даром все сейчас заговорили о пересмотре «Закона о возвращении». Никого еще сионизм не принимал так враждебно, как евреев последней алии, превзойдя в своей ненависти к ним самых ярых антисемитов. И мы воспринимаем эту ненависть как комплемент, ибо она говорит о том, что мы еще что-то значим. Никто не бьет мертвую собаку. Русскоязычные журналисты сетуют на враждебность израильтян к русской алие и почему-то пытаются всячески доказать, что о ней, де, создалось ошибочное мнение, что на самом деле в массе своей эта алия хорошая, примерно такая же, как и сами эти журналисты. Но нет дыму без огня. Израильское общество не без оснований чувствует в русских угрозу своему благополучию. Прежде всего, эта алия – угроза идеологическим основам государства. Основной упрек – вы не сионисты. Это, несмотря на страстные признания в любви и в приверженности еврейской традиции и патриотичной любви к государству наиболее «хороших» новых олим. Их заверениям мало кто верит. Их рабская лесть и стремление покориться вызывает только отвращение и презрение. Мы же принимаем сей упрек, да, мы не сионисты и не собираемся ими становиться, мы приехали сюда для того, чтобы делать то, что мы хотим, и никогда не позволим кому-то хотеть за нас.

Что же такое народ как нация (не как граждане страны и не как ее население) в контексте современного мира? Цабан пишет правильную мысль, что национальные государства (а отсюда и нации) – это порождения нового времени, и если мы хорошенько всмотримся в те исторические процессы, которые привели к их образованию, то окажется, что все они являются следствием феодализма и имеют ярко выраженный крепостнический и тоталитарный характер. Правда, эти процессы никоем образом не затрагивали интересы правящих классов, так как феодалы, сеньоры, суверены, удельные князья всегда были космополитичны и свободны в выборе своих культурных и религиозных пристрастий. Однако они были заинтересованы насаждать национализм, чтобы таким образом подчинить себе чернь.

Что же на самом деле заставляет людей объединяться в народ? Объективный фактор – принуждение (политическое, экономическое и пр.) и субъективный фактор – глупость (привычка к своему углу, боязнь перемен, свободы, ксенофобия и пр.) – здесь я подразумеваю не физическое пребывание в том или ином государстве, а рабскую зависимость от него. В биологии есть такое понятие, как симбиоз, когда разные, и где-то даже противоположные друг другу по своей форме организмы, прекрасно сосуществуют друг с другом и порой даже не могут существовать друг без друга. Наша ноосфера (от греч. νόος – разум) отчасти унаследовала определенные черты своей предшественницы – биосферы, хотя эти черты ей, по сути, могут быть и чужды, существуя как родимое пятно. Таким рудиментом биологии в общественной жизни является классовая структура общества, порождаемая естественным делением человеческих особей на сильных и слабых, на умных и глупых и т. п. Естественно, что такая структура предполагает соподчинение: либо ты подчиняешь себе более слабого, либо он подчиняет тебя себе, ибо, как говорил Ленин, «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Так, стадо человеческой черни не могло существовать без лидеров и вожаков, потому и искало себе наиболее сильных и жестоких вожаков, способных производить хорошую чистку стада, искореняя из него всякие зачатки инакомыслия, обеспечивая тоталитарное единство и относительно устойчивое благополучие. Таким образом, лидеры и вожаки, если и не являлись самим народом, так как были относительно свободны от него, то по законам симбиоза, стали его своего рода слугами, как волки-санитары для стада овец.

Все было бы прекрасно, хорошо и гармонично, если бы в недрах ноосферы не появились зачатки более высокой формы энергетического движения – Христосферы, предвещающей грядущую эпоху Богочеловечества. Порождени­ем этой Христосферы в нашем мире стал интеллигент – безродный космополит, индивидуалист и волюнтарист, всегда приносящий изрядный диссонанс в любой установившийся общественный порядок. Интеллигент был бы немедленно уничтожен, если бы он, кроме своей деструктивной роли, не нес бы обществу «золотые яйца», от которых ни чернь, ни ее лидеры отказаться не могли, а посему, так или иначе, интеллигенцию всегда «временно» терпели. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Однако в наше время, период эмбрионального и пассивного существования интеллигенции уже подошел к концу, кончилась ее монополия на «золотые яйца» и стала необходимость дать ответ на вопрос: «быть или не быть». Те функции, которые раньше могла выполнять одна лишь интеллигенция, научилась делать чернь, и даже, порой лучше нее. Сейчас уже какой-нибудь ограниченный дебил узкой специализации может выполнять свою шаблонную работу более сноровисто, чем творческий интеллектуал с широким образованием. Поэтому сейчас можно быть весьма хорошим программистом, не зная художественной литературы, преподавателем, не зная ничего, кроме своего учебного материала и инструкции его преподавания. Это новое порождение биосферы есть реакция, антивирус, защищающий устойчивость всего материального от экспансии духовного. Этот новый класс людей, по сути, есть та же чернь, но уже нагло претендующая на то, чтобы называться интеллигенцией, являясь на самом деле псевдоинтеллигенци­ей или, по выражению Солженицына, образованщиной. Но, в отличие от простой черни, образованщина не есть порождение природы как результат естественного эволюционного развития, а является искусственным созданием той же черни. (Хорошее слово было когда-то – «народная интеллигенция», образованщина не случайно приобрела себе предикат «народная», так как подлинная интеллигенция всегда антинародна). По своему духовному развитию образованец стоит даже ниже дикаря или первобытного земледельца, ибо последних жизнь иногда заставляла думать собственной головой и принимать самостоятельные решения, но у «народной интеллигенции» установлено табу на всякую мысль, она встает утром с готовой мыслью своей народной принадлежности и никакие «вражеские идеи» не смогут поколебать ее решимости неукоснительно выполнять свой сыновний долг.

К чему я это говорю? Какое это имеет отношение к вышеупомянутым мыслям Яира Цабана? Или я в пылу полемики не замечаю, как даю аргументы в пользу своего оппонента? Увы, замечаю. Многое, как уже было сказано, в доктрине светского иудаизма мне представляется сомнительным и даже несбыточными прожектами, но наш грешный мир таков, что в нем даже самый абсурдный и сумасшедший прожект может восторжествовать. Конечно, победив, как это не раз бывало в истории, он, в конце концов, уничтожает и самих «победителей», но никто еще не доказал, что «колесо прогресса» обязательно должно вращаться только в одном направлении. История знает множество примеров, когда культурные народы гибли под напором варваров, а цивилизация майя (Центральная Америка), например, достигнув своего расцвета в древности, сама переродилась в быт дикарей. Никто ее не завоевывал, никто там ничего не разрушал, просто одержало победу «демократическое» большинство, решив вернуться к своим национальным «корням», отрастить хвост, влезть на деревья и вести там «счастливый» образ жизни своих предков. И покинули майцы свои города и храмы, забыли письменность, науки, зато остались верны своей «национальной идентификации», а интеллигенты были просто уничтожены как враги народа и искоренены из общества как чуждый элемент. А теперь давайте посмотрим, разве не то же сулит интеллигенции Яир Цабан?

Хорошенькое дело, Израиль объявляется еврейским государством, иными словами, государством еврейской черни и, может быть, полагающее еще сосуществование с ограниченным количеством нацменьшинств, если те не будут слишком громко кричать: «Палестина – арабам». Вслед за тем Франция провозгласит себя как государство французское, Россия – русское, Америка – американское и т. д. И каждая национальная чернь будет «качать свои права» на землю: «это, мол, наше, а это – ваше». Ну, допустим даже, что всю землю мирно поделят, и даже палестинцы смирятся со своим статусом, но что тогда достанется интеллигентам-космополитам, куда им идти? Палестинцы скажут: «Эта деревня наша, она – наследие наших отцов», то же скажут и евреи и все прочие «национально идентифицированные». Теперь этим неприкаянным ассимилировавшимся детям смешанных браков и культур, а главное, детям свободного духа останется только лететь на Луну или ложиться в могилу. Как сказала одна мадам в романе Франца Кафки «Замок» главному герою пришлому интеллигенту землемеру: «Вы не из Замка, вы не из Деревни. Вы ничто». Поэтому современный интеллигент, если он не хочет пережить судьбу интеллигента цивилизации майя, должен уже сейчас учиться защищать свои права и сказать фашизму: «Но пасаран!».

Я не знаю, так уж ли хорош космополитизм? является ли он единственным спасением от вырождения всего человечества в чернь? Чернь, в принципе, так же может быть космополитичной, а интеллигенция, наоборот, патриотичной. Но в наше время везде и повсюду патриотизм есть не что иное, как реакционная сила. Вся нечисть планеты сейчас называет себя «патриотами», и нигде мы не видим обратного. Конечно, я не утверждаю, что если кто патриот, то он есть обязательно нечисть, я просто не вижу здесь ни греха, ни достоинства. Любить народ, любить родину? А зачем, хотелось бы знать? Почему наши демагоги столько спекуляций строят вокруг этого пресловутого понятия? Какое достоинство в этой любви? Кто-то, может быть, любит пиво, а кто-то – разводить кактусы, но никому и в голову не придет выставлять свои пристрастия как общественные заслуги. Каждый что-то любит, а что-то – нет, ну и что с того? Однако патриоты всегда кичатся своим патриотизмом, но если хорошенько вдуматься, в чем суть такой «любви», которая преподносится как заслуга, как долг, как императив, то окажется, что истинная цена такой «любви» не больше ломаного гроша в базарный день. Почему? – Да потому, что во всякой «любви по долгу» уже косвенно скрывается антипатия и осуждение, подразумевая, что без долга, сам по себе объект никакой любви недостоин. Любить следует лишь то, что достойно любви, а всякое пристрастие к объектам недостойным есть лицемерие и грех, такой «любви» следует стыдиться.

Часто мне на это возражают, ссылаясь на императивы христианской любви, но любить – не значит умиляться всеми безобразиями, присущими твоему объекту – «...и дым отечества нам сладок и приятен». Христианство всегда учило любить грешника, но ненавидеть грех, то есть не что иное, как по-доброму относиться к людям, даже злым, воздерживаться от мести, зависти, проявлять сострадание, милосердие, причем, такое отношение предписывается ко всем, как к ближним, так и дальним, или вы думаете, что христианская любовь должна больше распространяться на соотечественников и меньше на инородцев? Но Иисус учил как раз обратному: «И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?» (Мф. 5:47). К тому же, милосердие можно оказывать только тому, кто в нем нуждается, и помогать тому, кто просит помощи. Но патриоты всегда стараются оказывать своему народу такие «услуги», о которых их никто не просит, поэтому их «любовь» нельзя назвать ни христианской, ни платонической, ни бескорыстной, но она скорее напоминает сексуальное домогательство.

Чернь существовала всегда и будет, видимо, существовать впредь, она неуничтожима как всякая материя, но для интеллигента есть только одна альтернатива: победа или смерть. Поэтому наши лозунги таковы: «Нет “пятой графе”», «Нет национальной идентификации», «Гиюр – внутреннее дело религиозной секты и отдельных частных лиц», «Отделение религии от государства», «Свобода передвижения по миру и право жительства в любой стране».

Впрочем, мы это говорим не столько против Цабана, сколько против неонацистов в Израиле, которые в последнее время стали все выше поднимать голову, сам же Цабан большой плюралист. Он хочет собрать в одном народе всех, и религиозных, и атеистов, и демократов, и фашистов, и традиционных националистов, и эмансипированных. Он и жесткие императивы Библии считает устаревшими: «Однако то, что было актуально и понятно в то время, когда выполнялось слияние религии и нации, неактуально сегодня, когда этого слияния не существует: другими словами, когда присоединение к еврейскому народу не влечет за собой обращение в еврейскую религию» – пишет Цабан. Однако мы считаем, что такого времени, принципиально отличного от нашего, «когда выполнялось слияние религии и нации» в цабановском понимании, не существовало никогда. Но лицемеры, как то у них принято, извратили смысл Библейского учения, совершив, как говорят логики, подмен термина. Сначала ими под «народом» подразумевается одно, а затем совершенно иное, и они не видят и не хотят видеть, что Библейские понятия «народ», «евреи», «Израиль», относящиеся к населению, фактически составляющему ту или иную национально-племенную группу, и понятия «народ Божий», «народ избранный», относящиеся к «остатку Израилеву», – отнюдь не одно и то же. Для последних, и только для них, естественно относится полное слияние понятие «нация» и «религия», и именно религия праведная в самом высшем смысле этого слова. Таким образом, они здесь подразумеваются как народ праведников. С другой стороны, относить слияние религии и нации к «народу» в первом смысле слова, то есть ко всем тем, кто «родился от матери еврейки», есть кощунственное лицемерие, ибо праведниками не рождаются даже от «матери праведницы», и хотелось бы спросить, когда это было такое время, что весь еврейский народ состоял из одних праведников? Разве что только во времена Авраама, когда весь народ состоял из него самого.

В итоге Цабан различает три типа присоединения и идентификации: присоединение к религии, присоединение к государству и присоединение к нации, но есть риторический вопрос: по какому типу идентифицировала Библия Авраама (тогда еще Аврама), назвав его «евреем»? – ответ: «Аврам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт. 15:6). Оказывается, есть еще один тип идентификации – присоединение к праведности, стало быть, все остальные типы – не что иное, как присоединение к «кривдности».

Ну, право же, господа, неужели вы на самом деле думаете, что еврей – это трампата?

Следующая глава «Об особой предназначенности еврейского народа», поднимает новый аспект национального вопроса – избранность. Демагоги всех мастей испокон веков любили играть этим понятием. Коммунисты, например, уверяли, что их «избранность» состоит в том, чтобы первыми броситься в атаку, отдать свою жизнь за народ. То же пишет и Цабан: «…многие еврейские мыслители говорили ясно и недвусмысленно подчеркивая: «Избранный народ?» – вне всякого сомнения, но избранный на большие обязанности, а не на большие привилегии! «Только вас признал Я из всех племен земли, поэтому и взыщу с вас за все беззакония ваши», – по вещим словам пророка Амоса [3,2]», но к чему, в конце концов, сводят они эту «обязанность», как не к привилегиям: моя земля, мое право, моя культура. Так, в одной русскоязычной газете писали, как один такой «избранный» еврейский муж развелся со своей русской женой, отобрал у нее и квартиру, и счет в банке, жестоко избил и выбросил с вещами за порог, заявив: «Здесь, в Израиле, даже воздух, которым ты, гойка, дышишь, – мой». Не послушалась, видимо, эта женщина предупреждения мужа, когда уезжала с ним из России: «Знай свое место. В Израиле такие законы, что стоит мне сказать – ты мне не жена, как нас тут же разведут и тебя выбросят из страны». Другая газета рассказывала, как в Беер-Шеве в одном детском саду вместе с еврейскими детьми воспитывался один арабский мальчик. Когда наступил праздник Пурим, все дети пришли в маскарадных костюмах на праздник, который устроили им воспитатели, но праздник был испорчен, когда родители еврейских детей стали требовать, чтобы воспитатели удалили арабского малыша, недостойного веселиться на их национальном празднике. В последнее время участились случаи самоубийств русских школьников на этнической почве. И поверьте, такие случаи в Израиле отнюдь не исключение, но что думают по этому поводу наши сионистские теоретики?

Вопрос об избранности еврейского народа, основанный на вере и Торе, представляется автору весьма «сложным и запутанным», и из контекста этого утверждения как бы следует, что лучше нам совсем отказаться от его решения и искать основание еврейской избранности в чем-то другом, кроме Слова Господня. На самом же деле, императивы Торы настолько просты, ясны и недвусмысленны, что понятны даже детям. В чем суть избранности по Торе? В том, что Господь дает евреям Свои заповеди, разумный Закон и повелевает им передавать полученное другим народам. Евреи должны стать учителями, просветителями, народом интеллигентов и интернационалистов, всюду сеять мудрое, доброе, вечное – только на этом условии они избранные. Если же они этого не делают, а замыкаются в себе, преследуют эгоистические и узко националистические цели, – они проклятые. Это постоянно и недвусмысленно подчеркивает Танах. Только тем лицемерам, которые прямо подпадают под категорию проклятых признать это никак не выгодно, и потому они объявляют Библию книгой «сложной и запутанной».

Кроме того, нигде в Библии не говорится, что избранностью автоматически обладает каждый, кто родился от матери еврейки, не относится избранность также и к большинству народа, но напротив, говорится, что избранным является не весь народ, а остаток Израиля, те, кто остались верны Слову Господню. Этот остаток подразумевает не столько кровное родство с потомками Авраама, сколько духовное. Поэтому, всякий, кто принимает дух этого остатка, становится «общником корня» (Рим. 11:17) и причисляется в разряд избранных. Вы называете себя избранными? – Очень хорошо, но каким образом вы реализуете (являете) свою избранность? каким образом осуществляете свое предназначение кроме пустой декларации, тем, что сидите и ничего не делаете? Воистину сказал Христос: «много званных, а мало избранных» (Мф. 20:16). Господь взывает к каждому: «Будь Моим избранным, претворяй в мире Мои слова, неси свой крест», но как мало среди нас готовых откликнуться на Его призыв!

Однако еврейский «жестоковыйный» характер не позволяет принять такую избранность, ему нужна не просто избранность, а «избранность особая»! Так, Цабан пишет:

«Отношение евреев к их особой национальной предназначенности напоминает еврейский анекдот об ешиботнике, укравшем из синагоги в канун еврейского нового года шофар (бараний рог), пойманном на этом и представленным перед прусским судьей. Судья, после того как вынес решение по делу юноши, вдруг спросил его: «А что это такое, этот шофар?» Удивленный ешиботник затруднился сразу ответить прусскому «гойю» о предназначении шофара и пустился, бормоча себе под нос, что-то обсуждать сам с собой, желая вероятно подготовить достойный ответ, пока не кончилось терпение судьи. «Может быть, ты в конце концов мне ответишь?» – и судья повысил голос. Испугался ешиботник: «Итак, вы принуждаете меня сказать вам, что такое шофар? Итак, шофар – это трампата!» «Чтобы сказать мне, что шофар это трампата, тебе понадобилось заставить меня так долго ждать?» – возмутился в гневе судья. А юноша ответил на вопрос вопросом: «Ну право же, уважаемый судья, неужели вы на самом деле думаете, что шофар – это трампата?» Среди евреев принято говорить: у каждого народа есть его национальная особенность, однако наша национальная исключительность отлична от любой другой. И вправду: разве шофар – это трампата?»

Да, конечно, шофар – это не трампата, хотя мы и не знаем, что это такое, но разве еврей – это трампата?

Подвергая сомнению традиционные основания еврейской избранности, Цабан, однако, не отрицает ее полностью и пытается охарактеризовать ее «с точки зрения подлинного аутентичного сионизма». В этом плане он решил пойти другим путем и вывести это понятие не откуда-нибудь, а прямо из еврейского национального характера. Этот характер Цабан пытается определить тремя факторами:

«Прежде всего, – это полное, не имевшее себе ничего подобного среди других народов, растянувшееся на многие поколения, двустороннее слияние понятий национальности и религии в иудаизме.

­Во-вторых, – бытность народа в изгнании, в диаспоре. Ни один народ в истории не хранил свое национальное лицо в условиях настолько долгого и продолжительного изгнания и был настолько разбросанным и разобщенным, как еврейский народ.

В-третьих, – ненависть к Израилю, и в ее современном варианте – антисемитизм. Ни один народ в истории не был жертвой такой систематической и в течении настолько продолжительных отрезков времени ненависти, разросшейся до того, чтобы сделать народ объектом планомерного, тщательного рассчитанного и унизительного уничтожения».

 Об этих факторах можно, конечно, спорить, но прежде нельзя не подметить, что, утверждая их, автор опровергает сам себя, и не просто противоречит отдельным мыслям, но основным положениям своей теории. Ему также следовало бы быть более точным в определениях и сказать, что эти три фактора особенности еврейского народа являются порождающими причинами не избранности, а отверженности, о чем он и сам косвенно упоминает: «В периоды преследований, угнетения и унижений вполне естественно усиливалась тенденция к обособленности, замыканию в себе и затворничеству, и наоборот, в периоды ослабления напряженности и открытия перед евреями путей в общечеловеческую общину – усиливалась универсальная тенденция». Иными словами, еврейское затворничество, как национальный характер, есть галутный пережиток, травма, нанесенная варварством средневековья и прочими превратностями судьбы. Но теперь, когда евреи не подвержены преследованию варваров, когда имеют свое государство, в котором могут жить в более-менее нормальных условиях, каким надо быть мазохистом, чтобы всячески охранять свои травмы и не позволять своему духу выбраться из средневекового гетто!

Итак, первый его фактор – «полное, не имевшее себе ничего подобного среди других народов, растянувшееся на многие поколения, двустороннее слияние понятий национальности и религии в иудаизме» можно охарактеризовать словами: «опять за рыбу деньги» О нем было уже говорено, переговорено, неоднократно самим же автором отрицался и теперь принимается опять, короче, продолжаем «в ступе воду толочь». Следует заметить, что этот фактор не только полностью перечеркивает цабановскую идею светского иудаизма, полагающего образ жизни евреев, альтернативный ортодоксальным традициям, но и противоречит самой еврейской религии, в священных книгах которой (в Танахе) приводится не мало случаев отступничества евреев от истинной веры, и, тем не менее, даже этих отщепенцев никто не переставал считать евреями. И что-то мне не припоминается, чтобы Библия где-нибудь ставила тождественными понятия народа и его религии – очередная новомодная поповско-националистическая ересь. Народ есть народ, религия есть религия, шофар есть шофар, трампата есть трампата, и религиозность отнюдь не является неотъемлемым атрибутом народа, тем более такого «жестоковыйного», как евреи, так же как, скажем, праведность или уровень образования – отнюдь не удел всех.

Второй фактор – жизнь в изгнании и рассеянии, скорее, можно отнести к отрицательным факторам, способствующим возникновению между разными еврейскими общинами этнических различий, нежели формированию единого национального характера. Цабан отмечает, что отношение сионистов к специфическим особенностям еврейской нации далеко не однозначно (одни за сохранение господства религии, другие против; одни поддерживают национальную замкнутость, другие выступают за большую открытость и т.п.), но по поводу изгнания он пишет: «…что касается второго порождающего фактора – пребывания народа в изгнании – так вот этот фактор более чем какой-либо другой, сионизм пришел отменить и выкорчевать из жизненной действительности народа». Противоречие же состоит не в том, что сионизм относится к этим факторам как к родимым пятнам, патологиям, аномалиям в развитии еврейской нации, противоречие в том, что с одной стороны он видит в исторической судьбе евреев (включая диаспору) их особую провиденциальную предназначенность, а с другой – всячески противостоит ей. Иными словами, хочет и «рыбку съесть, и кое-куда сесть», и исключительность евреям сохранить, и переделать их в нормальный народ. Но ничего из этого не выйдет, нужно выбирать что-нибудь одно.

Третий фактор – антисемитизм, скорее можно отнести к характеристике тех народов, для которых ненависть к Израилю стала их национальной чертой. В конце концов, это их проблемы, ведь не евреи же страдают антисемитизмом (хотя бывает и такое). Зачем же тогда автор приводит сей фактор в отношении еврейского характера? Может быть, он хочет в лице этих народов косвенно увидеть еврейский «антигоизм» и ксенофобию? В таком случае, не следовало бы особенно ломать голову в поисках оригинального подхода к характеристике евреев, а прямо списать ее, ну, например, из «Mein kampf» Гитлера. И, кроме того, я думаю, что если где и нужно говорить об антисемитизме, но только не в Израиле, однако именно в Израиле о нем только и говорят. Это мне напоминает, как сталинская пропаганда стимулировала советских граждан бороться за права негров в Африке, или, как сказал А. Солженицин словами одной героини романа «В круге первом»: «Мне потому надоело смотреть и Островского, и Горького, что надоело это разоблачение власти капитала, семейного угнетения, старый женится на молодой. Мне надоела эта борьба с призраками. Уже пятьдесят лет, уже сто лет прошло, а мы все машем руками, все разоблачаем, чего давно нет. А о том, что есть – пьесы не увидишь». Да, сейчас не нужно обладать особым мужеством правозащитника, чтобы грозить кулаками давно мертвым Гитлеру и Сталину, и очень легко «бороться» с той проблемой, которой актуально нет. Прошло уже более пятидесяти лет, как существует государство Израиль, здесь выросло уже не одно поколение, никогда не испытавшее на себе дискриминации «по пятой графе», однако имидж угнетенного слишком сильный козырь в наше время, чтобы так просто от него отказаться.

Не оправдывая антисемитов, все же можно сказать, что евреи – это такие люди, которые вызывают вокруг себя конфликтную ситуацию с другими народами, результатом которой является антисемитизм. Правы ли в этой ситуации евреи или нет, мы сейчас не будем судить, скажем только, что самим евреям она отнюдь не нравится и настолько, что называют ее «проклятием». Надо заметить, что когда праведники конфликтуют с чернью, они никогда не тяготятся своим положением, но с сознанием долга во имя правды терпят гонения. Но Бог с ними, с праведниками, народ хочет благополучной жизни, у него нет потребности доказывать правду и искать справедливости, и если нет возможности победить в споре с чернью, тогда остается только утереться от плевков и дезертировать с поля сражения, запершись в какой-нибудь норе. Во всяком случае, именно в таком виде представляется ситуация Яиру Цабану: «Нет другого способа преодолеть проклятие антисемитизма, как путем, ухода евреев от галутского состояния разбросанности между другими народами и их сосредоточением на своей родине».

Даже не принимая во внимание морального аспекта, а только лишь с практической точки зрения, эта мысль представляется сомнительной по нескольким причинам. Во первых, отнюдь не галутское состояние является причиной конфликта, в наше время вряд ли можно найти такой народ, который бы не имел своей диаспоры, рассеянной по всему миру; основной причиной, насколько мне это представляется, являются внутренние классовые противоречия в самих «гойских» народах, которые, будучи не в состоянии их разрешить, ищут себе «козлов отпущения», традиционно это еврей, поэтому, даже если еврей будет жить на Луне, он всегда будет «виноват». Вторая причина состоит в том, что концепция сосредоточения всей нации в одной маленькой точке планеты в целях ее самосохранения абсурдна с точки зрения любого здравомыслящего стратега, который, дабы избежать возможного окружения своей армии с последующим ее уничтожением противником, будет стремиться наоборот рассосредоточить свои силы и укрепиться на позициях, охватывая ими как можно большую территорию.

Что здесь можно сделать? Как евреям разрешить этот конфликт? Изменить мир? Да, изменить, но для этого нужно быть достойными его менять и не уходить от его проблем в свой мирок. Хотя, как мы уже говорили, «проклятие антисемитизма» болезнь не еврейская, а, если так можно выразиться, «гойская», им в первую очередь и следует от нее избавляться, евреи же своим уходом лишь только потакают антисемитам, помогают им толкать весь мир – наш общий дом в пропасть. Сионисты призывают евреев репатриироваться в Израиль, потому, мол, что в тех государствах, где в настоящий момент живут евреи, у них нет будущего. Я не знаю, таково ли на самом деле положение вещей, но я знаю, что то государство, в котором у евреев или у какого бы то ни было иного народа нет будущего, само не имеет будущего, так как не имеет будущего всякий фашистский преступный строй. Однако я не думаю, что при подобной идеологии и сам Израиль имеет будущее, если он отказывается защищать демократию и права человека во всем мире, а рассчитывает построить только лишь для себя некий ковчег и пережить в нем фашистский потоп.

Антисемиты вопят: «Евреи хотят быть лучше нас! Они хотят быть избранными! Они хотят править миром!», а сионисты им отвечают: «Нет, что вы, что вы, мы такие же, как и вы, мы ни на что не претендуем». Хоть я и не еврей, но нахожу, что знаменитые «Протоколы сионских мудрецов» не лишены определенного смысла и готов поддержать «борьбу праведников» против черни, да и что предосудительного можно найти в стремлении быть лучшим? Если евреи действительно окажутся лучшие, я первый запишусь к ним в рабы, ибо господствовать должны достойнейшие. Проститутка Раав (Иисус Навин, гл. 2) – и та поняла, кому следует служить и кому подчиняться, – тому, на чьей стороне Бог, тому, кто выполняет Его волю. Такие люди никогда и никому зло не сделают, нужно желать их власти, а не опасаться, они – угроза лишь злодеям и разного рода «империям зла». Нормальное человеческое сообщество, основанное на справедливости и любви, есть несокрушимый Град Божий, которому не только не страшны всякого рода «масонские заговоры», но и, по словам Христа, «врата ада не одолеют его».

Поймите, господа национал-патриоты, что если в вашем мире есть условия для заговора, то в этом виноваты только ваш мир и вы, которые эти условия создаете. Если этими условиями не воспользуются наиболее ловкие из евреев, то место заговорщика обязательно займет кто-то другой, русский или чеченец. Неужели для вас действительно так уж важно, какой национальности окажется тот узурпатор и кровопийца, который отнимет у вас вашу свободу?

Когда нет иного пути прихода к власти кроме демократического, тогда никакой заговор, и никакие политические интриги, способные пошатнуть устои народовластия, невозможны. Если против государства возможен внутренний заговор, значит демократия в этом государстве фиктивна, оно управляется кликой авантюристов, неделегированной народом и не имеющей никакого легитимного права на власть. И если против этой клики возникает заговор, то она того и заслуживает, не стоит сожалеть об ее крахе. Просто удивляешься, как могут рабы, живя в тоталитарном государстве, не имеющие никаких прав, существуя на грани жизни и смерти, так бояться заговора против своих поработителей?

За что испокон веков антисемиты ненавидели евреев? За то, что имя у них такое, некрасивое? Нет, но за то, что евреи всегда были им помехой в построении «народного» государства и живыми обличителями их Кривды, иными словами, их ненавидели за их космополитизм. Но избавиться им от этого чуждого элемента оказалось не так-то просто, не слишком много оказалось на свете стран, желающих принять у себя людей – потенциальных конкурентов, претендующих на господство. Америка постаралась ужесточить условия иммиграции, большинство стран Европы и вовсе не открывали своих дверей навстречу избранникам Божиим. Тем не менее, угроза «еврейского нашествия» все еще оставалась актуальной, эти «безродные» продолжали творить свою «антинародную» культуру, прибирая к своим рукам нобелевские премии, призы на национальных и международных конкурсах и даже короны чемпионов мира по шахматам. Как избежать этой угрозы? кто бы изнутри подорвал страшную силу этого племени? И вот тут-то на помощь антисемитам пришли наши сионисты. Нет, говорят они, не поедут евреи в Америку, не будут разгуливать по Европе, мы запрем их в этой азиатской дыре, которую они будут называть своей родиной, а их интеллигентский норов сгноим в маразме, который они будут почитать своей «национальной культурой». Таким образом, в то время, как антисемиты хотят всеми средствами изолировать евреев от мира, сионисты, как это не парадоксально, всячески им в этом способствуют. А теперь скажите мне, что такое сионизм, как не коварнейшая форма антисемитизма и антиеврейского заговора?

Далее, Цабан сравнивает традиционный еврейский подход, делящий все человечество на евреев и ненавидящих евреев «гоим» с имевшим место в древней Греции аналогичному делению людей на «греков» и «варваров» (и далеко не только в Греции, С. Б). Он даже приводит по этому поводу ироничное замечание Платона: «…как бы мы реагировали, если бы журавли разделили все живые существа на две группы: «журавли» и «нежуравли»?». Может быть, эта ирония отчасти уместна по отношению к предрассудкам греческого плебса времен Платона, как впрочем, и плебса еврейского, дожившего до наших дней, нисколько не изменившись за 2000 лет, однако это не совсем верно в отношении Библии и основанных на ней основных вероучений. Согласно Танаху, весь мир делится не на евреев и гоев, не на журавлей и нежуравлей, но на народ Божий – народ праведников и интеллигентов, народ избранный, и на грешников – народ Сатаны, ненавидящих Бога и Его людей. Исходя из этого, древние экзегеты нередко называли первых сынами света, детьми Правды, нищими духом, кроткими, но отнюдь не применяя при этом национально-клановые предикаты; вторых же, опять таки безотносительно их племенного происхождения, называли сынами тьмы, детьми Кривды. Последних также вне зависимости их «национальной идентификации» можно смело, не погрешив против истины, назвать гоями, варварами, язычниками, погаными, чернью и прочими эпитетами, которые были на протяжении веков найдены народной экзегетикой. Неужели не ясно, что всегда и везде деление на «овец и козлищ», «зерна и мякину» Библия осуществляет исключительно по этическим признакам, каковые начисто отсутствуют во всякого рода националистических ересях, где главными «добродетелями» являются происхождение и формальная принадлежность клану. Разве где-нибудь говорит Библия, что быть евреем или журавлем уже само по себе есть достоинство? Согласно вере, хорош тот, кто хорош для Бога, кто выполняет свою миссию во имя Его целей, но теперь судят совсем иначе: «хорош тот, кто хорош для своего народа, племени, клана, общины, секты, партии и т. п. Хорошо для евреев или плохо для евреев – основной критерий в оценки политиков и их деятельности, подразумевают под еврейскими интересами сугубо своекорыстные плотские устремления; для сравнения приходят на ум слова Христа: «...что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16:15).

Да, иногда Тора, в отдельных случаях оправдывает действия евреев по отношению к другим народам (амалекитяне, например), которые бы мы сегодня назвали геноцидом, или утверждала такую форму сосуществования, которая напоминает южноафриканский апартеид. Это, конечно, даже по древней морали, выразителями которой были израильские пророки, было плохо, и виноват в этом «плохо» – человеческий грех, влекущий за собой проклятие вражды, от которого человечество полностью избавится только в Мессианском царстве. Таким образом, Библия никогда не принимала вражду и разделение между народами как естественное состояние и, тем более, как Богом установленный закон, но наоборот, всякая вражда против человека расценивается ею как вражда против Бога. Опять таки, нельзя не подчеркнуть, что враждебность и отчуждение по отношению к другим племенам и народам, имели этические, но не расовые и не этнические причины, они оправдывались только по отношению к тем народам, в чьей приверженности Божественной миссии нельзя было быть до конца уверенными. Так, например, оправдывается отвержение самаритян от строительства Храма. Правильно ли тогда поступили евреи или нет, я не знаю, но кто вам сказал, господа ортодоксы, что по этим древним критериям вы сами не подпадаете под категорию отверженных гоев, еще похуже тех самаритян, у которых, кстати, было гораздо больше процентов еврейской крови, чем у вас? Вы можете сколько угодно отделять себя от других народов, но отсюда не значит, что вы стоите на одном берегу с народом Божиим.

В какой-то степени ортодоксы правы, называя сионистскую концепцию, стремящуюся «на своих плечах перенести многомиллионное множество народа с высокого берега на низкий», к другим народам и сделать его «равноправным народом в семье народов» отступлением от принципов, их отрицанием и ересью. Но если даже доказано, что одна сторона лжет, из этого еще не следует, что противоположная говорит правду. Только правда всегда одна, а кривд и кривдоискателей может быть сколько угодно. В чем ошибка тех и других? У первых ложно само суждение, призывающее избранный народ к ренегатству и отказу от своих высоких идеалов. Второе правильно само по себе, но строится на ложных посылках, где евреи – отнюдь не евреи, а их религия – не религия, на слиянии же черни с идолопоклоннической ересью никакого «высокого берега» не достигнуть.

В конце главы о еврейской исключительности Яир Цабан подвергает критике явно расистские и просто идиотские концепции так называемых постсионистов, стремящихся поставить евреев в вечную конфронтацию со всем миром и который: «…прильнул всеми силами к еврейской аномалии, держится за совершенно устарелые и вышедшие из употребления вещи, пытается остановить колеса истории, и воображает, будто остается истинным утверждение, что слияние между национальностью и религией в иудаизме сегодня также действительно в полную силу, как прежде». С цабановско-сионистской же точки зрения, для еврейской национальной особенности вполне достаточно ограничиться такими компонентами, как: «родина, язык, национальная культура, общая историческая судьба».

Еврейскую национальную исключительность Цабан признает, но также полагает, что утверждать ее в государстве нужно в умеренных дозах, избегая тех перегибов, которых не гнушаются оголтелые постсионисты. Осуждая их мазохистскую любовь к еврейской аномалии, Цабан пишет: «Какая горькая, как полынь, ирония: ведь именно из Израиля с раздражающей силой исходит однозначный лозунг к народам мира: «Эй вы, гоим, ничто вам не поможет! Суждено вам историей ненавидеть нас, евреев, до тех пор, пока существует род людской! Один вам суд: болеть неизлечимой болезнью, называемой антисемитизмом!».

Давайте подумаем о психологических причинах такой установки. Во-первых, не говорит ли этот лай, что крикунам, его испускающим, на самом деле не грозит никакая опасность. Собака всегда храбро лает из подворотни, но как только встречается лицом к лицу с опасностью, сразу поджимает хвост и жалобно скулит. А во-вторых, есть поговорка: «Знает собака, чье мясо съела», так и эти люди, видимо знают, за что они заслуживают ненависти, они чувствуют свою «дерьмовость», которая по естеству своему не может не вызывать отвращения, и хотят ею запачкать всех их окружающих, дабы хоть этим удовлетворить свое воспаленное эго. «Нас никто не любит! Весь мир против нас!» – гордо утверждают они, но при этом никогда не уточняют – за что. Если они считают себя праведниками, гонимыми нечестивой чернью, то какая же это праведность, что ни в одной живой душе не может вызвать симпатию, не чает ли праведник, что когда-нибудь люди признают и оценят его праведность? Разве не верой своей переносили исповедники и мученики тяжкие гонения, верой в то, что рано или поздно справедливость восторжествует, и она таки торжествовала. А эти? – Даже уверены в обратном! Может быть, в какой-то степени эти люди даже правы, ибо если они намерены вечно оставаться «дерьмом», то трудно поверить, что их кто-нибудь когда-нибудь полюбит. Но я думаю, вряд ли Израилю в целом удастся превзойти по проценту «дерьмовости» другие народы, ибо этого «добра» у всех навалом, так что не лучше ли попытаться превзойти других по праведности, по проценту прекрасных благородных людей, которых невозможно не любить.

Далее Цабан пытается отмежеваться от постсионистского расизма (и «перевернутого», и прямого), от их «модернового фанатичного еврейского шовинизма» и даже от традиционных концепций, «чья якобы логическая выжимка, а по существу дела извращение – есть не что иное, как краеугольный камень каждого расистского подхода со стороны евреев». Он напоминает нам об обвинениях ООН, в ответ на которые «в свое время было разъяснение, что сионизм – это не расизм».

Однако я думаю, что ни ООН, ни Цабан здесь не правы. По-моему, все-таки Израиль нельзя назвать расистским государством, вот нацистским, увы, – да, но не расистским. Обычно думают, что раса больше, чем нация, и может включать в себя множество наций и народностей, например, желтая раса включает в себя и китайцев, и монголов, и японцев, и корейцев, и много еще кого, но, к какой расе относятся евреи, никто сейчас определенно сказать не может, ибо среди них есть представители почти всех рас. Кто будет сомневаться, что эфиопские евреи относятся к негроидной расе, а ашкеназские – к белой? Более того, вопрос о расизме постоянно всплывает в самом еврейском народе, он встает, например, в виде извечного конфликта между сефардами и ашкеназами; марокканские евреи обвиняют в расизме польских, и сами же проявляют его по отношению к репатриантам из СССР, считая их гоями. Но это все внутренние проблемы, в решение которых не может вмешиваться никакой ООН, а другое дело нацизм, явно делящий гражданское население на касты, граждан первого, второго и третьего сорта, утверждающий гегемонию и диктат одной части населения, привилегию одной религии, преимущества в развитии одной культуры, одной идеологии перед другими, – что это, как не дискриминация? И определение «нацистское» должно сохраняться за государством до тех пор, пока оно не отменит графу «национальность» в удостоверениях личности и других официальных документах, не отделит религию от государства, не отменит варварских законов о миссионерской деятельности и многие другие безобразия. К тому же, «расистским» Израиль называют по преимуществу представители арабских государств, обвиняя евреев в конфликте с арабами, забывая при этом, что по своему происхождению, оба народа (мусульманское население Иерусалима так же представлено самым разнообразным расовым колоритом) относятся к семитской группе, оба происходят от Авраама и имеют схожие, имеющие множество общих корней, языки. Они же в упор не видят проявления арабского антисемитизма.

Антисемитизм всегда есть обратная сторона медали еврейского нацизма, и они не могут существовать один без другого. Иными словами, нацист, в конце концов, сам виноват в собственной дискриминации, потому что, чтобы быть дискриминируемым, нужно сперва самому войти в некую группу, наделив ее определенными привилегиями исключительности, тем самым подвергнув дискриминации всех остальных. Меня, например, при всем желании, нельзя дискриминировать ни как еврея, ни как араба, и ни как кого-либо еще, ибо я никем себя не признаю, кроме как гражданином Вселенной и рабом Божиим Сергеем, а разве каждый еврей и араб не тот же гражданин Вселенной? Ты Хаим, а тебя обидели, не говори об антисемитизме, а об «антихаймизме», Ты Мухаммад, а твои права нарушают, – защищай права и для себя и для всех. Не бывает прав еврея, прав араба, прав Сергея, есть только права вообще – права человека.

Три источника и три составных части сионизма

Разобравшись с отрицательными факторами еврейской национальной особенности, Цабан переходит к рассмотрению ее положительных компонентов, чему посвящена глав «Преемственность, обновление, общедоступность».

Одним из главнейших положительных компонентов нации Цабан считает национальную культуру. «Любая национальная культура, – пишет он, – в своем развитии зиждется на трех принципах: преемственность, обновление и общедоступность. Преемственность как принцип выделяется потому, что без нее вообще невозможна никакая культура, немыслима передача материальных и духовных произведений культуры и искусства из поколения в поколение. Обновление выделяется потому, что горе той культуре, у которой отняты ее обновляющие силы и она заморожена ее хранителями: такими мерами она осуждается на вырождение и возможную ликвидацию. Общедоступность и гласность также принципиальны, так как нет ни одной национальной культуры, которая бы сохранила свою «чистоту» и «подлинность», и будучи подвергнутой влиянию других культур, в то же время и сама не повлияла на другие культуры».

Логичная теория, не правда ли? Но давайте проверим ее на конкретном примере, ну возьмем хотя бы настоящую статью Цабана и рассмотрим ее как явление еврейской культуры по тем же цабановским принципам. Стало быть, по принципу преемственности, само возникновение его теории было бы невозможно, если бы сие явление не уходило своими корнями в глубь еврейской истории и не имело бы там свои источники. Так или нет? А теперь скажите мне, где в Танахе, или хотя бы в Талмуде хоть раз упоминается слово «культура»? Ведь это же самое что ни на есть гойское понятие. Браво, господин Цабан! Может быть, вы и великий знаток еврейства, но сами вы принадлежите к нему, по вашим же принципам, так же, как блохи принадлежат собаке.

Не работает цабановская теория также и по отношению к так называемой еврейской культуре. Дело в том, что понятие «культура» и понятие «национальная культура» далеки друг от друга, как небо от земли. Если первая может базироваться на второй, обновляться, обогащаться, развиваться, то вторая вполне может вариться в собственном соку. Национальная культура – это не что иное, как обычаи, им не нужна даже преемственность, обычаи – они либо есть, либо их нет. Культура же – это всегда продукт интеллектуального творчества. О какой культуре (в первом смысле слова) можно говорить в той среде, где утверждено табу на всякое свободное мышление, где не существует ни философии, ни художественной литературы – есть тебе один «сидур» и иди зубри его по гроб жизни. А зачем евреям еще какое-то гойское творчество, обновление? Ересь все это. Вот даже такой, казалось бы, просвещенный человек, как Иосиф Флавий, отвечая на аргументы своих образованных оппонентов, писал:

«Отсюда же проистекает и выставляемый некоторыми против нас (евреев С. Б.) упрек, что мы не дали (миру ни) изобретателей, ни практиков, ни теоретиков; в то время ведь, как другие (народы) не считают уместным неизменно держаться установившегося и охотно выставляют свидетельство необычайной мудрости тем людям, которые решаются нарушить эти установления, мы, напротив, признаем, что единородные благоразумие и добродетель заключаются в том, чтобы вообще ни в чем не поступать и не думать противно нашим древним законоположениям. А это несомненно также может служить подтверждением того, что мы пользуемся наилучшими законами, тогда как попытки к нововведениям изобличают лишь то, что не имеющие такого характера установления нуждаются в исправлениях. Нам, убежденным в том, что закон с самого начала был дан сообразно воле Господа Бога, было бы грешно не соблюдать его. Неужели кто-либо изменит в этом законе что-нибудь, найдя что-нибудь лучшее, или заимствует для него что-нибудь лучшее от других?» [1].

Иными словами, евреи, имея свои «наисовершеннийшие» законы, так же, как впрочем, и животные, наделенные совершенными инстинктами, могут еще миллион лет жить без всякого обновления и эволюции, а почему бы и нет? Но Иосиф Флавий не понимал тогда, что роль человека на этой земле – превзойти и природу, и Бога. Это стремление к превосходству, выход за пределы естества, если хотите, и есть культура. Синонимом культуры в этом смысле слова стало понятие западная культура, хотя она может проявляться и в национальных формах. Но объявлять достижения западной культуры как результат саморазвития и преемственности какой-либо национальной культуры есть не что иное, как культурное пиратство (нарушение авторских прав, говоря современным языком). Те же явления творчества и обновления, которые евреи неправомерно называют своей «национальной литературой», такие, как Шалом Алейхем, Бялик, Агнон и др. скорее следовало бы определить как чуждую и незаконную иммиграцию западной культуры в еврейскую среду, несмотря на то, что они формально описывают культуру национальную. Ведь никто же не будет причислять романы Фенимора Купера к проявлению культуры американских индейцев. Даже если бы сам Фенимор Купер был бы по национальности индейцем, это не меняло бы сути дела. Так, например, Гарсиласо де ла Вега – историк, впервые подробно описавший культуру народа инков, сам происходил из среды индейцев, будучи по матери потомком инкских императоров. Но знали бы когда-нибудь инки вообще, что такое история, если бы в свое время их не покорили испанцы и не дали бы им соответствующего образования. Так же и наш Иосиф Флавий, как бы он ни старался себя причислять к еврейскому народу, сочувствовать ему (кстати, он же употребляет и понятие «варварские народы», считая, видимо, и самого себя и своих соотечественников (не погрязших в варварстве) римлянами, хотя и иного вероисповедания), но что общего имеют его труды, написанные по всем правилам греко-римской риторики с восхваляемой им «еврейской культурой», ведь наши мудрецы-талмудисты даже о хронологии никакого понятия не имели. Впрочем о летоисчислении ничего не знают и современные раввины. Вы не верите? – Проведите эксперимент. Спросите любого раввина в Израиле (не русскоговорящего, не «испорченного» советской школой) как-нибудь невзначай: «Не знаете ли вы, когда был разрушен Второй Храм»? Если он будет уклоняться от ответа, ссылаясь на то, что де не знаком с европейским летоисчислением, попросите назвать дату по еврейскому летоисчислению (для вашего сведения, 70-й год нашей эры соответствует 3828 году по еврейскому календарю), но в Израиле никто не знает ни той, ни этой даты. А ведь астрономический год – он и в Африке 365 дней, как ни считай; то же самое и со всеми остальными компонентами культуры. Поэтому, вся их «еврейская культура» – миф, гнусная карикатура на науку, на философию и на самого человека.

Итак, есть только одна культура на земле – западная, утверждающая единые принципы и ценности, и все, кто ее отрицают, есть варвары. Варварство (национализм) и культура – понятия несовместимые, хотя никто не отрицает, что у варваров могут быть свои варварские обычаи. Поэтому главная культурная задача всех сионистов и не сионистов – подчинить все народы единому римскому господству (то есть цивилизации), а тогда можно будет и о культуре разговаривать. Культурный человек, т. е. Субъект западной культуры, без труда воспримет любой стиль, любую национальную форму.

Если человек, воспитываясь, скажем, исключительно на произведениях русской классической литературы, сформировал на ее базе свою шкалу ценностей, свои критерии хорошего и дурного, свои представления о художественном вкусе, то, прочитав талантливое произведение какого-нибудь иностранного писателя, разве он не сможет его адекватно оценить? Разве не скажет он: «Да, этот парень, хотя и представляет далекую и малознакомую мне культуру, но он мне близок, он из нашей когорты». Тоже и в других видах искусства. Допустим, кто-то ограничится преподаванием музыки в рамках одного национального стиля. О.К. Но все равно у этого стиля есть какие-то правила и законы, ибо что тогда отличает музыку от случайного набора звуков. Следовательно, эту звуковую закономерность необходимо понимать, ощущать ее складность, ритмичность, гармонию, а для этого уже необходимо развивать слух, учиться слушать музыку, различать фальшивые ноты, ритмические неточности и т. п. И тогда разве не придет такой воспитанный и тренированный слух к общемировым канонам, разве он не признает, что Моцарт и Бах – это прекрасно? Что же тогда останется от «национальной культуры»? – Ничего, ибо настоящая культура, как и настоящая музыка вне национальных границ. Но замыкаются в национальное всегда всякого рода «фальшивизмы», «халтуризмы» и «пошлизмы». «Нет над нами суда, – говорят они, – мы – народная традиция!». Поэтому так и боятся «правые» сефардские лидеры, такие, как Овадья Йосеф и иже с ними всякого развития культуры в стране (пусть и национальной). Они не хотят признать ни национального театра, ни еврейской оперы, ни народной консерватории, «это, говорят, не наше все». Они-то понимают, что всякая «национальная культура», немного оперившись, перестанет быть национальной. Им надо только одно – открывать побольше йешив, где с утра до вечера фальшивыми голосами без строя и лада поют одну и ту же молитву, где за тысячу лет никому и в голову не пришло записать ее нотами, разобраться, где «до», где «ре» в этом песнопении.

В своих музыкальных симпатиях я не страдаю стилевой ксенофобией, кое-что мне нравится и среди израильских песен в стиле «мизрахи» (мизрахи значит восточный, хотя Марокко, откуда пришел этот стиль, находится на западе). Если я слышу нечто оригинальное, интересное, выразительное, почему я должен это отвергать? Наоборот, я стараюсь абсорбировать новый для меня стиль в свою культуру.

Но в массе своей у «восточных» (из Марокко) людей почему-то развита антипатия к хорошей музыке, я даже это по некоторым своим ученикам замечаю. Не могу сказать, что они бездарны, но чувствуется какая-то внутренняя враждебность всякой красоте. Они ее стесняются, что ли, как поется в одной популярной песни «Ло ухаль ладаат» (не смогу узнать) ансамбля Типекс: «Тади лах, ше-бе-дерех кляль ан’ло романти, а-ахава эцли ким’ат клаля…» (Знай, что, как правило, я не романтичен, а слово «любовь» у меня – почти ругательство, – объясняется герой песни своей подруге). Кстати, довольно неплохая песня, она, конечно, не мизрахи в чистом виде, но восточные элементы присутствуют. Послушайте ее в моей MIDI обработке: TeaPacks.mid. Как правило, все «национальные культуры» страдают комплексом неполноценности, они не любят других, в ком есть определенные достоинства, и не любят показывать себя, нечего, мол, нашу вонь нюхать. Не имея ничего за душой, их гордыня и самоупоение находят выход в наглости, нигилизме, стремлении быть еще хуже, чем есть на самом деле.

Весьма типично в этом отношении заносчивость нацменьшинств перед европейцами. Прежде всего, они всячески стараются приблизиться к их кругу, дают своим детям западные имена: Роберт, Альберт, Морис и т.п., одеваются как стиляги, любят шик, только работать и вести себя по-европейски никак не научатся. Посмотрите, как арабская шпана «выпендривается» перед европейцами, как будто они им исконные друзья и братья. Мне видится, что в этом показном фамильярном панибратстве косвенно выступает сознание собственной ничтожности. Ибо, какой смысл демонстрировать фамильярность перед равными. Я никогда не видел, чтобы те арабские мальчишки, которые запросто хлопают по плечу какого-нибудь солидного американского дядю, позволили бы подобное поведение между собой. Примерно так же ведут себя и еврейские учащиеся йешив. Я им тогда говорю: пойди, хабиби, похлопай по плечу своего рава, пожми ему руку, хоть расцелуйся с ним, но мы с тобой не товарищи. Что хочет сказать наш «герой» таким поведением? Он демонстрирует: «Вот смотри, я – полное ничтожество, а могу тебя, такого умного, свободно хлопать по плечу, нагло смотреть тебе в глаза; это значит, что вся твоя культура так же ничтожна, как и я. Только я умнее – у меня культуры нет, и я не страдаю от этого, а ты, вот, вынужден терпеть унижения своего достоинства». Сынок, если бы я был озабочен как ты своим эго, я бы бегал за тобой и искал, как бы тебя унизить, но ты видишь, что ни я, ни те, чью культуру ты ни во что не ставишь, этого не делают, культурный человек не озабочен проблемой, как котируется его культура в глазах окружающих. Те, кто внутренне сознают «мы сами с усами» ведут себя достойно.

Более того, само понятие «национальное наследие» никогда не было по сути дела знакомо «наследникам», это также понятие западной культуры, которое нацменьшинства повторяют как попугаи, не понимая его смысла; почтительного же отношения к своему наследию они никогда не знали. Не русские ли люди устраивали из своих православных храмов конюшни, склады, а в заброшенных строениях и вовсе общественный туалет прямо в алтаре. «…ничто у нас на Руси так не загажено, как «памятники на­родного зодчества», охраняемые властями от церковного беззакония – до особых распоряжений. – писал Андрей Синявский, – Пустынное ме­сто, что ли, располагает к интимности? Что же еще де­лать в пустоте одинокому человеку? Скинет штаны, по­чувствует себя на минуту Вольтером и – бежать». Уж больно ненавистно истинно национальному сознанию его наследие: «…снести, значит, под корень, до основания, идеологически невыдержанную архитектурную херню. Чего стоит? Только вид портит... Нам туристы без на­добности. Народу - заблуждение... «Ах, ах! церков­ка!..» Вся зараза отсюда...» [2]. Ту же картину можно наблюдать и в Иерусалиме. Только разница в количестве и в качестве. Если в России гадят церковь XIX-го, ну XVIII-го века, то посмотрите, в какое состояние привели ВАКФы мамелюкские медресе – шедевры уникального зодчества XIV-го – XV-го века, впрочем, я вам кое-что покажу, только нужно тюкнуть мышкой по гиперссылке и вернуться обратно, а лучше это делать правой кнопкой мыши и открывать страницу в новом окне: Et-Tazia.jpg. Это медресе Эт-Тазия, построенное в 1362 году. Искуснейшую инкрустацию из камня замалевали какой-то краской, понавешали разных проводов, ну разве это не вандализм? Можно себе представить, чтобы в России так кто-нибудь «разукрасил», скажем, Грановитую палату в Московском Кремле, которая, кстати, более чем на сто лет моложе нашего медресе? А ведь Старый город Иерусалима такой же Кремль, только несравнимо более древний и Святой, и медресе это находится не где-нибудь на окраине, а на центральной улице а-Шальшелет, ведущей на Храмовую гору – Святой центр Земли, где нескончаемым потоком идут толпы туристов и паломников! А посмотрите, сколько мусора возле синагог в еврейских религиозных кварталах, многие ценнейшие археологические памятники просто чудом спасены гойскими учеными от «народно-национального» вандализма. Отсюда наш вывод: Все национально-культурные памятники принадлежат общемировой культуре, важнейшие святыни и археологические памятники должны быть конфискованы из частных владений тех или иных общин и находиться под охраной государства.

Также мало общего и между понятиями «народ» и «культура». Совместимы ли понятия филармонии и общества глухонемых, секса импотентов? Характерный пример приводит Андрей Синявский в своей статье «Литературный процесс в России»:

«Однажды один начальник – дело было в лагере – вызвал к себе на воспитательную накачку одного бес­призорника, из полу блатных, кое в чем натаскавшегося за время мыканья по зонам и пересылкам, и начал его вразумлять. Пятьдесят лет, говорит, наши враги рассчи­тывают, что мы сгнием, а мы все растем и крепнем. Так что лучше не суйся, говорит, в это бесполезное дело и принеси все положенные извинения властям.

–      А Римская Империя, – отвечал молодой злоумыш­ленник. – еще дольше стояла, а все ж таки под конец развалилась.

– Какая – Римская Империя?.. Так ведь это ж, это ж – история!.. (Вздох облегчения.) Я тебе про действительность толкую, а ты – из истории?..

То есть, на взгляд начальника, ни наша героическая современность, ни он сам со своею крепостью – к исто­рии не имеют ни малейшего отношения. Такова благо­детельная для нас необразованность или полупросве­щенность верхов. История – не по их ведомству. Так что ссылки на Аввакума, на Данте – не беспокойтесь – никому не помогут, ничему не научат: история» [3].

А встречали ли вы в «израильском народе» кого-либо, кто бы говорил об истории или культуре (даже о национальной)? О машканте – да, о семье, о детях – да о здоровье – пожалуйста, но заговори кто-нибудь о культуре, подумают, что нездоров паренек, да и санитаров могут вызвать. Вот народ – говорить о Святынях Иерусалима в Израиле считается аномалией, а когда студент Иерусалимского университета, родившийся в Иерусалиме, не знает, где находится Сионская гора! – это нормально. Да и есть ли время у «серьезных» людей заниматься подобными «глупостями»? Такова реальность, но хотелось бы знать, каким из цабановских принципов утверждена в народе сия норма?

Так-то вот, господин Цабан. «Серьезные люди» о деле говорят, а вы к ним с какой-то культурой пристаете. Вот народ вам и скажет: надо вам бороться на каких-то там, как вы пишете: «…национальном, общественном, классовом и идеологическом фронтах» – идите и боритесь со своими «ветряными мельницами», а народ, как стоял, так и будет стоять вне этой борьбы. Но как же можно здесь говорить о «народной» или «национальной» культуре? В наше время они уже давно миф, и слава Богу.

В принципе, кроме того, что та «национальная культура», в которой Цабан видит положительный фактор развития народа, есть культура вненациональная (недаром евреев одно время называли «безродными космополитами»), в этой главе не высказывается абсолютно ничего, что могло бы привлечь внимание или вызвать бурные возражения. Далее, свои мысли автор пытается выразить, цитируя классиков ивритской литературы, перед авторитетом которых, видимо, все оппоненты должны склонить свои головы. Так, совершенно неожиданно возникает длинный перечень малосвязанных друг с другом цитат Бялика, которые не только на сегодняшний день не имеют актуальности, но и для эпохи Бялика представляются несколько наивными мечтаниями. Эта характерная для романтиков XIX века идеализация народа, вера в новое поколение, которое непременно должно быть духовно более развитым, интеллигентным, в наше время является не чем иным, как глупостью или преднамеренно извращенной кривдой, ибо никто тогда из классиков даже представить себе не мог, до какой степени может деградировать человек 20 века. – Кто мог знать, что не только «простой народ» не дорастет до интеллигенции, но и сама интеллигенция почти вымрет как класс, переродившись в образованщину, незнающую, что такое духовные потребности?

Говоря о критериях культурных ценностей, Цабан приводит, например, такую цитату Бялика: «За кем последнее слово? кто выбирает и выясняет? – решающее слово за мнением народа и его вкусом». Неужели Цабан и впрямь думает, что наше «образованное» общество будет взахлеб читать бяликов бреннеров и агнонов? Разве «решающее слово народа» не высказано однозначно в пользу дешевых бестселлеров, наводняющих прилавки книжных магазинов? Однако, насколько мне известно, и в прошлом веке не все были столь наивны, как Цабан и цитируемый им Бялик. Во времена Фридриха Ницше еще не было понятия «бестселлер», но, тем не менее, он сумел дать ему очень хорошее определение: «Книги, которые читает всякий – это всегда скверно пахнущие книги: к ним прилипает запах мелкого люда. Там, где толпа ест и пьет, даже там, где она поклоняется – там обыкновенно воняет» [4]. Жаль, что в наше время это высказывание никто не помнит, а я бы предложил ввести закон, обязывающий продавцов вывешивать это изречение на видном месте в каждом книжном магазине с официальным комментарием: «Министерство культуры предупреждает: чтение бестселлеров опасно для вашего духовного здоровья», чтобы люди знали, что хорошо – это не всегда то, что хорошо продается.

Весь последующий раздел ужасно скучен и тривиален. Здесь автор ни с кем не полемизирует, ничто не опровергает, не противопоставляет и не сравнивает различные подходы к решению вопроса. Воюя с очередной «ветряной мельницей», он доказывает, что «нет единственного иудаизма», как будто кто-нибудь знает что это такое. Он доказывает, что «выражения «согласно иудаизму...» или «иудаизм считает...» не имеют под собой основания». Но разве каждая школа, каждое мнение в иудаизме не в себе единственные? Разве в полемике со своими оппонентами Иосиф Флавий или Рамбан заявляли: «Евреи говорят и еврейские течения считают»? Нет, они не уходили от прямых ответов в скользкий плюрализм, а совершенно определенно утверждали: «Мы считаем…», «Наша вера говорит…». Наоборот, Цабан подчеркивает извечную шаткость и неустойчивость еврейских мнений: «Разве мы не народ выбранный? (ам бехира)…» (дословно народ выбирателей, а не избранный – ам нивхар). Итак, эти «выбиратели» постоянно должны выбирать, за каким вожаком следовать, какую инструкцию выполнять: «Ты выбираешь, и ты несешь ответственность за свой выбор. У тебя под рукой, с одной стороны, дежурное выражение: «лучшего из гоим – убей!», а с другой, – по существу противоположная мысль: «тот, кто прольет кровь нееврея – в конце концов прольет и кровь евреев». Ты не можешь держаться одного мнения, и в то же время от второго не отпускать руки, а обязан сделать выбор, провести селекцию».

По поводу этой «селекции» есть замечательная хасидская притча, рассказывают о рабби Хаиме из Занса (Цанса):

«Однажды рабби стоял у окна и смотрел на улицу. Увидев прохожего, он постучал в окно и сделал ему знак войти в дом. Когда тот вошел в комнату, рабби Хаим спросил: «Скажи мне, если ты найдешь кошелек с золотыми, вернешь ли ты его хозяину? – «Рабби, – ответил тот, – если бы я знал, кто хозяин, я бы вернул кошелек не колеблясь ни минуты».

«Ты дурак», – сказал рабби. Затем он вернулся к окну, позвал другого прохожего и задал ему тот же вопрос. «Я не такой дурак, чтобы отдавать кошелек с деньгами, который я нашел», – ответил тот. «Ты не хороший», – сказал рабби из Занса и позвал третьего.

Тот ответил на вопрос так: «Рабби, откуда мне знать, каким я буду, когда найду кошелек, и удастся ли мне оградить себя от злой воли? Может быть, она возобладает надо мной, и я присвою себе то, что принадлежит другому. Но может быть, Бог, Он благословен, поможет мне справиться, и я верну то, что нашел, законному владельцу!»

«Это хорошие слова! – воскликнул цадик. – Ты истинный мудрец».

Первые два еврея из этой притчи были «выбиратели», они выбирали, какому правилу лучше всего следовать в жизни, причем, первый напоминает ортодокса – он строго держится старой заповеди «Не укради», второй похож на «светского» – что ему какие-то предрассудки, он знает только свои интересы. Третий же был сам избранный, отдавший себя целиком на волю Всевышнего. Как ему скажет Бог в сердце в тот или иной момент – так он и поступит.

Испокон веков еврейский народ состоял из определенного процента «выбирателей» и «избранных». Да, есть «выбиратели», которые больше выбирают преемственность (ортодоксы), есть, кто выбирают обновление (сионисты), но ни те и не другие не могут претендовать на то, чтобы быть субъектами, хозяевами всей полноценной еврейской культуры. Не претендует на нее и Цабан, он только хочет лишь выбрать часть «из того, что ему приглянулось» и робко оправдывается перед ультраортодоксами за свою «недостаточную религиозность». «Разве только религиозные течения вправе сегодня включать великие творения прошлого в создаваемые ими культурные произведения?» – вопрошает Цабан. У человека, который не стоит в конфликте с самим собой, не может быть «недостаточной религиозности», он всегда на «высоком берегу», он никогда не признает полуверы, полуистины. А если его вера полна, он всегда скажет своим оппонентам: «Я, а не вы полновластный хозяин духовного наследия, на том стою, и не могу иначе». Так, христианские отцы Церкви не спрашивали разрешения у раввинов цитировать Библию и основывать на еврейских традициях свою философию; Мартин Лютер не просил папу Римского признать легитимность Протестантской Церкви. Им не приходило в голову, как Яиру Цабану, для обоснования своих прав апеллировать к законам «более-менее демократического государства», в котором мы «слава Богу, живем», – да, живем, но благодаря Богу и подвижничеству ревностных исповедников, таких, как Лютер, но не благодаря таким оппортунистам, как Яир Цабан.

Поэтому Цабану следовало бы поставить такую дилемму: либо я прав, тогда раввины лгут и, как лгуны, ни на какое наследие не имеют права, а если я признаю за ними такое право, то это косвенно обличает мою ложь или, во всяком случае, свидетельствует о том, что я еще не разобрался сам с собой, и в таком случае не следовало бы и рот раскрывать, чтобы учить других.

Мы же, в отличие от Цабана, считаем себя праведниками, уже хотя бы потому, что обличаем ложь. У лицемеров обычно есть мода «немножко» выставлять себя грешниками, готовыми к покаянию. Но таких всегда можно спросить: если вы осознаете свои грехи, то почему их допускаете? А если чувствуете, что поступаете правильно, зачем притворяетесь раскаявшимися? Что такое «скромность», как не извращенное проявление нашего эго? Мы однозначно говорим, что современный ортодоксальный иудаизм есть ересь и апология греха, какие бы высокие принципы эта «религия» ни проповедовала. Она грешна прежде всего потому, что реакционна. Коммунизм попытался повести людей к новым горизонтам светлого будущего, но провалился, революция не состоялась, ее задушили реакционеры, а вы, «ортодоксальные праведники» говорите, что коммунизм провалился потому, что восстал против Бога, то есть вашего бога – старого мира, вчерашнего дня. Да, коммунисты восстали, а что делаете вы? не восстаете? а-коль беседер? Какие идеалы вы сулите человечеству? На веки вечные смириться с этим безобразным «статус кво»? Вы прекрасно знаете, что мир, в котором мы живем – грешен, общество – не основано на справедливости, государство управляется плутократией, капиталистический строй преступен, он нагло попирает всякие духовные ценности и моральные принципы, предоставляя все преимущества мошенникам и негодяям, перед достойными и благородными людьми. В любом деле, в любой профессии во главе угла стоит одна цель – прибыль, личный успех любой ценой, иными словами, дать – как можно меньше, взять – как можно больше. Вы не бунтуете против плутократии, но ваше агрессивно-послушное большинство сразу оскаливает зубы на всякого, кто попытается зажечь свет в вашем темном подземелье, а сами и не показываете никакого выхода отсюда. Вы осуждаете коммунизм? – Но за что? За то, что он в итоге погряз в плутократии, лжи, лицемерии, коррупции, мракобесии? Отнюдь нет, вы досадуете на советский строй только, может быть, потому, что вам самим там почему-то не оказалось надлежащего места. Но в действительности, этот строй – ваше порождение, строй бюрократов, реакционеров, человеко-роботов, строй законопослушных идиотов. Какая разница, какой они национальности и вероисповедания, суть одна. Когда этот строй стоял крепко на своих ногах – все вы были довольны, но как только он оказался недостаточно реакционен и не смог больше покровительствовать вашей мафии, все вы сразу начали вопить и искать себе новые убежища, где кто может – в христианстве, иудаизме, национализме, где угодно, только не в лоне социал-демократии, не в лоне новой революции, не в лоне разума, не в поисках новых путей к свету. Где здесь место религии, где здесь любовь к ближнему, сплошное лицемерие; и вы говорите, что это установление Бога, что так оно и должно быть, что следовать этому порядку вещей – праведность, а бунтовать – грех. Да грех, конечно грех, смертный грех, но не по отношению к Богу Истины, а по отношению к вашему прогнившему строю, который новое религиозное сознание уничтожит обязательно, ибо оно следует законам разума, своего собственного, данного Богом разума, а не идиотским директивам, навязанным ему плутократами.

Мы говорим: этой «культуры» не должно быть в нашей среде, какими бы логичными и закономерными принципами она себя ни оправдывала, из каких бы источников ни проистекала. Однако наш сторонник прогресса не хочет видеть ортодоксальный иудаизм как религиозную силу и надеется даже среди них найти прогрессивных людей, «придерживающихся гуманистических и демократических ценностей». Где границы терпимости и плюрализма? Знает ли их Цабан? Можно ли человека осуждать только лишь за то, что он принадлежит той или иной вере или партии? – Да можно, если эта партия преступна. – Но ведь не все же непосредственно совершают преступления, наверно же есть среди них какой-то процент честных людей? – Но ведь и не все эсэсовцы лично своими руками убивали евреев, или у тех, кто подписывал бумаги руки не в крови? В религиозных школах и ешивах детей воспитывают в духе откровенного фашизма. С пеленок внушается сознание своей национальной исключительности и ненависть ко всем гоям. Дети верят, что, когда придет Машиах, он уничтожит всех гоев, а кого не уничтожит – те будут рабами. Обучаясь в этой маниакальной среде у психически больных преподавателей, даже нормальные дети в результате этого становятся психически неполноценными. В конце концов эти придурки становятся неспособны ни учиться ни работать, некоторые даже становятся опасными, чтобы просто находиться в общественном месте. Зато все они убеждены, что они самые лучшие, избранная элита общества. Меня часто спрашивают, как я отношусь к евреям? К евреям (в этом извращенном понимании слова) я отношусь с состраданием. Вы думаете, что вы еврей, вы одержимы этой навязчивой идеей. Не подобны ли вы тем психам, которые думают, что они Наполеоны? Вы говорите: «Я еврей, я избранный, я не такой, как эти «гои», на меня смотрит Сам Бог»; что это, как не мания величия? И такое «просвещение народа» осуществляется на государственные деньги, во имя чего, хотелось бы знать? Кому нужен фашизм в Израиле? Кому нужны шизофреники с манией величия? Как правительство может допускать это?

Итак, говоря о «трех принципах», Цабан по существу декларирует три противоречащие друг другу позиции сионизма по отношению к существующему положению: 1) – принимать, 2) – отвергать, 3) – капитулировать. Боюсь, что с такими шаткими позициями сионистам вскоре ничего иного не останется, как остановиться на третьем принципе, т. е. принять то, что им укажут другие. Ультраортодоксы же и фундаменталисты в своем роде более последовательны, а потому и крепче стоят на ногах, нежели сионисты. Они не распыляются на разные источники, у них источник один – обычай. Интеллигент также не может иметь «три источника», так как вся его культура проистекает из одного – его разум, или, если хотите, Бог. Поэтому интеллигенция, даже атеистическая, вправе и обязана заявить ортодоксам свой девиз: «С нами Бог». Роковая ошибка свободомыслящей интеллигенции была в том, что она отреклась от религии, отдав ее на откуп придуркам-мракобесам, хотя последним больше подобало бы скромно сидеть в своих сектах, а не претендовать на духовное лидерство народа, владея его Святынями и всем духовным и материальным наследием. Я не за то, чтобы подчинять религию государству, не посягаю на свободу совести, но как культура, так и Святыни должны принадлежать народу.

«Культура принадлежит народу?» – правильно, но не народ культуре

Последняя глава «Прогресс как гарантия сохранения традиций» снова возвращает нас к Агнону, что уже само собой говорит, что никакого прогресса Цабановская «светскость» не претерпела. Наоборот, нас опять хотят вернуть в мир агноновских маразмов – плодов мазохизма и ностальгии по местечковой еврейской убогости. Из тонкой до пошлости аллегории агноновского рассказа Цабан как бы выводит всю свою концепцию еврейской культуры, выраженную одним словом: «Акев», что означает «пятка» или «каблук», или аббревиатуру из трех букв» аин, куф, бет. Эту пятку составляют три кита новой израильско-еврейской культуры: Агнон, Кук, Бялик. «Раввин Кук представляет еврейскую религиозную культуру; Х. Н. Бялик – национальную светскую культуру; и Ш. И. Агнон – синтез между двумя предшествующими», – объясняет нам Цабан. Я, конечно, не судья в том споре, который в своем рассказе вел Агнон с сапожником-тайманцем относительно того, кто из этой троицы главнее, но, я думаю, что положить в основание ивритской культуры эти три имени все равно, что запрячь в одну телегу Лебедя, Рака и Щуку. Рак – это ортодокс, он вечно пятится назад, в день вчерашний, Лебедь – поэт, витающий в облаках, не знающий ни жизни, ни своего народа, Щука – это писатель-почвенник, вечно стремящийся в омут темных инстинктов, суеверий и предрассудков, типа Агнона. И хотя у каждого из этих «китов» есть свои последователи, я не знаю такого прецедента, чтобы все вместе они составили когда-либо одно направление.

Для Цабана и многих других сионистов Агнон, безусловно, большой козырь. Он ведь не какой-нибудь простой смертный, а Нобелевский лауреат! Хотя в литературном (не сионистском) мире сейчас мало кто упоминает это имя. Я не берусь судить, достоин ли он сего звания или нет, но я никогда не сужу о достоинствах писателей по присужденным им премиям. Агнона я читал, но мало имел возможности с кем-либо обменяться впечатлениями от прочитанного, ибо трудно найти в Израиле людей, готовых столь безрассудно как я, растратить свое свободное время на подобное чтиво. Ситуация с Агноном чем-то напоминает присуждение Сталинских, Ленинских и Государственных премий в бывшем Советском Союзе всякого рода холуйским писателям, за романы временно попадавшие в ту или иную идеологическую струю. Когда «струя» меняла направление, то 90 % советской литературы моментально девальвировались как старые банкноты. Кто-нибудь, например помнит сейчас таких лауреатов, как В. Ильенков, А. Софронов, Н. Грибачев? А когда-то их изучали в школе, по их произведениям проводились семинары, писались рефераты. Естественно, как только пал режим, имена этих «народных» и «заслуженных» деятелей канули в лету вместе со всеми их «заслугами». Полагаю, что та же судьба постигнет и Агнона с Куком, как только Израиль излечится от сионистского маразма или хотя бы изменит «струю». Среди тех же евреев есть куда более достойные писатели, которые почему-то никаких премий не получали, несмотря на то, что их фактическое влияние на духовное состояние современного мира трудно переоценить. Взять, например, Франца Кафку. Разве его можно поставить рядом даже с сотней агнонов и куков? Да, Кафка многим был не по душе, да и вряд ли когда-нибудь в этом мире потечет та «струя», в которую он смог бы влиться. В своих романах он наглядно отображает портрет нашего мира как мира холопов и холуев, где нет места ни правде, ни справедливости, зато царствует «Обычай», установленный холуями от сотворения мира. Однако ничего подобного у Агнона вы не найдете, наоборот, он воспевает этот холуйско-мещанский мрак провинциальных еврейских общин. Ему импонирует убожество «маленького человека». Для мира Агнона лучше было бы, чтобы такие как Кафка, как впрочем и Христос, и всякая просветленная личность, вообще не существовали. Ай да Кафка! Ай да «сукин сын»! (в пушкинском смысле слова). Это ж надо так опозорить чиновников, сильных мира сего, да в придачу еще и «слабых», всецело зависимых от первых! Он разрушил все благообразные маски, которыми привыкли прикрывать срам своих ничтожных душонок наши «праведники» по штату. Кто их теперь будет уважать? Как им в глаза людям смотреть? Кто реабилитирует их реноме? И вот тут находится Агнон, который, по выражению Цабана, «дает светскому еврейскому сознанию твердую основу с подлинным содержанием». Как писал рав Кук: «Перо подчинило себе весь мир, оно властвует над мыслями, чувствами, душами и делами. С уверенностью оно прокладывает путь, острые стрелы и отточенные мечи – послушные его орудия. А мы – почему бы и нам тоже не найти себе перо? … Насколько же должны мы поддерживать писателей и поэтов, и всех обладателей творческого таланта, способных к работе на поприще ясной мысли – мысли о национальном возрождении!» [5]. Иными словами, в лице Агнона мракобесы «нашли себе перо». Ну как же «большим людям» не вознаградить Нобелевской премией своего прислужника за такую усердную лакейскую услугу! Эта премия лишний раз подтверждает, насколько прав Кафка в своей аллегорической характеристике буржуазного строя.

Однако в концепции Цабана эта повторная ссылка на Агнона играет определенную роль. Давайте вспомним, с чего начиналась статья Цабана? В первой цитате Агнона был заключен главный тезис – что значит «человек еврей»? Но дать полноценное определение этому понятию как того бы хотелось Цабану мешал риторический вопрос неких «лицемеров» из эпиграфа Бреннера: «В чем ваше еврейство, если вы не придерживаетесь еврейской религии?». Но теперь образ «нового еврея» выкован полностью, и ему есть, что ответить на упреки тех «лицемеров». «Вы, – скажет он, – верите в Танах, а мы в «Акев», у вас есть свои пророки и хахамим, и у нас не хуже, и наша «религия» ничуть не меньше «еврейская», чем ваша». Этот новый «иудаизм», по мнению Цабана, «дает светскому еврейскому сознанию твердую основу с подлинным содержанием». Светскому человеку, считает он, необходимо для согласия с самим собой и уверенности в правильности своего образа жизни определенная санкция «новой ивритской культуры», без которой его повседневное поведение и его мысли могут быть лишены «духовно-культурной» легитимации.

Хотелось бы знать, где это Цабан видел или встречал такого человека, или пока что это еще не родившийся человек будущего? Кто знает, может быть ему и удастся вырастить «племя молодое, неизвестное», которое по каждому шагу консультировалось бы у своих духовных наставников, получая от них благословения и санкции. Однако пока что ситуация такова, что почти никто не знает и знать не хочет ни Цабана, ни других гуру от «новой ивритской культуры». Меня даже спрашивают, с кем я спорю? Зачем я поднимаю темы, которые сейчас никому не интересны. Ну пишет, говорят, Цабан о сионизме, он, мол, получил на это политический заказ, но тебе-то, что, больше делать нечего? У нас, поверь, другие заботы, и кроме как самому Цабану, сионизм его с иудаизмом и с «новой ивритской культурой» здесь мало кому нужен. Неужели Цабан не видит, что на этой земле уже не то чтобы пшеница, но даже плевел нормальный никогда уже не вырастит. У Кривды есть такое свойство, профанируя Правду, она порождает в людях скепсис, поощряет мелкие меркантильные душонки довольствоваться своим маленьким мирком, и после этого она вопрошает: «Почему же люди так равнодушны к ее идеалам?».

Цабан мечтает о: «борьбе положительной, конструктивной, характеризующей бурлящую, развивающуюся, плюралистическую и демократическую культуру». Он не понимает, что «конструктивная борьба» – это нонсенс. Или борьба еврейских пророков с идолопоклонством тоже была «конструктивной»? А это новое слово «плюрализм» – всякий может нести любой бред, какой хочет, и все довольны, все смеются – это что, новая форма борьбы? Кого, с кем? Да, когда сионизм был запрещен, за него давали 25 лет строгого режима, тогда его поборники действительно могли считать себя борцами, а сейчас некоторые из них просто болтуны.

Меняется политическая ситуация в мире, но люди не меняются в одночасье, как новый президент, они и на новый мотив могут петь старые песни. Имидж «диссидента», (правда, бывшего), стал престижным. Чтобы его подкрепить «делом», сейчас все как бы борются (конструктивно). Великая эпоха «Одобрямс» постепенно переросла в эпоху «Всехосуждамс». Субъект эпохи остался прежний – «агрессивно-послушное большинство»; ее знамя – невежество. Зато плюрализм в невежестве значительно шире. Осуждают все подряд, в зависимости от обстоятельства и места – коммунистов и империалистов, левых и правых, сионистов и антисемитов, христиан и иудеев-ортодоксов. Главное – единство, не важно даже в чем, лишь бы сплотиться. Против кого? – Против истины и грядущего сверхчеловека, Нового Адама, ведь всякая истина есть посягательство на плюрализм. Невежество уже расценивается не просто как недостаток – оно стало кредо, сознательным убеждением, охраняемым как зеница ока, ведь в невежестве все раны, нет ни правых, ни неправых. Теперь «демократия», и каждый имеет право на свое мнение. Какая благодать для идиотов! Этим правом, великим завоеванием идиотов, убежденный невежда не поступится ни за что на свете, и не потерпит, чтобы какой-нибудь умник вдруг, невзначай «навязывал» ему свое мнение. Все правы! Какая же может быть борьба между правыми?

Так, при всем культурном плюрализме, даже самые, что ни на есть «светские» евреи, не могут допустить проникновение христианской культуры в еврейскую среду. «Каждый народ имеет право на свою религию!», – в истерике вопят они. Так кто ж отбирает у вас ваше право? Чего вы боитесь? Вы боитесь, что ваш народ выберет нечто более достойное для себя, нежели ваше искаженное понимание своего наследия. Как же вы «демократы» посягаете на право народа на самоопределение? Или вы понимаете выборы по-советски – из одного кандидата? Хороша же ваша «культурно-избирательная» кампания, если она даже со своими доморощенными мессианскими евреями разобраться не может, а туда же заявляет: «…пусть разовьется духовная, культурная и просветительная, нравственная и общественная борьба за то, кто прав в выборе, чей выбор удачнее и лучше для народного будущего и для развития культуры». Так покажите же мне ваших оппонентов, борцы!

«Достойного» противника в своей борьбе Цабан пытается найти в лице некоего «неоиудаизма» (вот было бы интересно почитать что-нибудь презентационное – какой-нибудь манифест, кредо или программу этого движения, а то даже Цабан не нашел ни одного их принципа, чтобы сослаться на него и процитировать в своей статье). Идеологию этого направления Цабан определяет так: «В последние годы в нашей системе образования усилилась тенденция, которую я склонен назвать термином «неоиудаизм»: люди нерелигиозные, неверующие, откровенно придерживающиеся светского образа жизни, выставляют себя как бы религиозными, будто бы соблюдающими традиции. Они проповедуют и внушают молодежи «приблизиться к источникам», но их юные слушатели чувствуют некоторое несоответствие, а иногда даже и двуличие, и тогда углубляется отчуждение молодежи от наследия (древних). Лишь немногие из учителей и воспитателей стоят на позициях гордого светского иудаизма, относящегося к источникам с любовью, однако в рамках исторического и критического подхода; с любопытством и пытливостью, а не со «святым» догматизмом; исходя из понимания связи и взаимного влияния между нашей культурой и развитием человеческой мысли и формированием других культур».

Как же это взаимоотношение работает? В статье этот вопрос формулируется так: «Как же чувствует себя современный светский еврей перед разветвленной системой символов, обычаев и праздников, тесно связанных с религиозной традицией, и пропитанных ее символикой, ее содержанием, ее религиозным напевом?» – «Вопрос сложный, – отвечает Цабан, – и есть в нем культурные, исторические, общественные, духовные и психологические аспекты, и ответ на него будет дан в ходе извилистого процесса, в который вплетены созидание и борьба». Но у нас возникает еще один, параллельный, вопрос: «А почему вы не спрашиваете, как чувствует себя современный светский нееврей по отношению к вашей символике?» – Само собой понятно, что он ее не примет, она же ведь не для гоев, – жду я подобный резонный ответ. А тогда скажите мне, за какие же грехи евреи должны терпеть весь этот маразм?

Однажды Шри Раджнишу – знаменитому индийскому мыслителю, один из его учеников, еврей, задал ему такой вопрос: «С тех пор, как я нахожусь вместе с вами, я увидел Иисуса в новом свете. Поскольку я иудей, я никогда не принимал его учения». На что учитель ответил так: «Это не вы не можете принять его учения, это иудей внутри вас. Иудей должен быть отброшен. И когда я говорю, что иудей должен быть отброшен, я говорю также, что и индуист должен быть отброшен, что и буддист должен быть от­брошен. Тогда ваши глаза откроются, тогда ваше видение обретет чистоту, ясность. Вы сможете видеть все насквозь, и все предстанет перед вами в совершенно новом контексте. И тогда Иисус покажется вам прекрасным. Он был одной из самых прекрасных личностей, которые только ступали по этой земле» [6].

Социальную базу своему «светскому иудаизму» Цабан видет в киббуцах, и это не случайно, ведь там народ меньше всего подвержен тлетворному влиянию всяких сомнительных культурных течений, которые до сих пор гуляют по богемам больших городов. Именно в киббуце легче всего ощутить «глубокое совместное переживание». «Общественный расцвет, – пишет далее Цабан, – и формирование подлинной культуры жизни, не искусственной, и не привезенной извне, культуры, покоящейся на творчестве и созидании, может развиться только в рамках общины».

Иными словами, Цабан ратует за социализм. – Очень хорошо. Ну а как вы, господин Цабан, собираетесь защищать независимую культуру в социалистических условиях? Или ваш киббуц будет издавать книги авторов, которые выступают за их ликвидацию? Не умрет ли тогда культура вообще, не задушат ли ее доморощенные бездарности, которые возглавят творческие союзы и художественные советы? Разве они допустят проникновение в свою среду достойных конкурентов? Да, при капитализме трудно пробиться настоящей культуре, особенно, как вы пишете, «когда она основывается на прогрессивных взглядах и принципах», но все-таки какой-то шанс есть. Мне, например, здесь не помог ни один спонсор, ни один «творческий союз», ни одна общественная организация, тем не менее, хотя и с большим трудом, на свои кровно заработанные деньги, мне удалось издать книгу «Пятое Евангелие», но при советском «социализме» этого не могло бы произойти никогда. Мне и сейчас во многих книжных магазинах отказывают ее продавать, и отнюдь не по коммерческим причинам, а только потому, что моя книга «не их профиля», там нет ни куковско-агноновского маразма, ни сионистского промывания мозгов.

Я согласен, что настоящая культура расцветет только при социализме, но при таком, при котором у власти будет стоять интеллигенция, а не полуграмотная чернь, ибо интеллигенция не потерпит над собою никакого диктата, ни большевистского, ни сионистского, ни фашистского. Тогда только и будет настоящий плюрализм, так же, как он был, несмотря на деспотизм власти, в царской России, ибо интеллектуальный класс держал тогда в обществе достаточно высокий статус. Вы же, господин Цабан, как большевик, хотите привести к власти общину, читай, чернь, чтобы глотками доярок и ткачих глушить всякую неугодную вам мысль.

А пока мне представляются пустой демагогией рассуждения о том, что лучше для израильской культуры, преемственность или обновление, замкнутость или открытость, плюрализм или унифицирование – не знаю. По-моему это есть «деление шкуры неубитого медведя» – сначала давай «медведя», т. е. культуру, а потом будем думать, как ее лучше поделить. Для израильской культуры лучше всего сама культура, а у культуры есть свои законы и критерии относительно того, что «лучше» и что «хуже». Так, например, всякий музыкант знает, что значит играть хорошо, и что значит играть плохо. Представим себе, что какой-нибудь ученик играет на экзамене пьесу с фальшивыми нотами, с дурным вкусом, демонстрирует свою техническую беспомощность, и вся комиссия почти единогласно оценивает его игру на «двойку». Но тут находится «плюралист», который говорит: «Позвольте, позвольте! Как это двойку? Никакой плохой игры не бывает, у него, может, культура такая, самобытность, понимаете ли, и вообще, мол, о вкусах не спорят». Однако профессионалы спорят, и критерии в каждом споре весьма четкие. Так же обстоят дела и в литературе, и в любом из видов искусства, а о науке и вообще говорить не стоит, – какой там может быть плюрализм? – Что истинно – то истинно, что ложно – то ложно, все быстро поймут, что приносит прибыль в хозяйстве, а что убытки. Но убытки в культуре для масс, к сожалению, не так ощутимы, и при таком жалком состоянии, в каком находится на сегодняшний день культура в Израиле, вряд ли можно ждать от нее каких-либо значительных достижений. Вот и приходится нашим плюралистам всячески превозносить свою национальную посредственность, вроде Агнона, который, по моему мнению, не стоит тех пятидесяти шекелей, на банкноте которых он изображен.

Умиляет благое намерение автора вырастить «свою подлинную, не искусственную, не привезенную извне, а развивающуюся только в рамках общины», культуру. Он только не понимает, что культура требует не разговоров, а материальных средств и огромных физических усилий. Даже среднему ученику музыкальной школы, чтобы сдать очередной технический зачет, нужно очень много часов играть гаммы и отказывать себе во многих удовольствиях и развлечениях. Ребенку для этого необходима власть родителей, а народу – твердая власть того класса, который можно назвать «духовной аристократией», «культурной элитой», подтвердившим свою избранность не тугим кошельком, не своими влиятельными родителями, не националистической демагогией, а непосредственно своими личными достоинствами и заслугами (хотя бы тем же искусством играть гаммы). Но при власти базарного торгаша в ее симбиозе с податливостью ленивой черни, никакой потребности в культуре у общества не будет. Пусть попробует Цабан от слов перейти к делу, или хотя бы к конкретному конструктивному слову, как, например, предложить бы перестроить стадион в оперный театр, а ешиву в консерваторию, трудоустроить по специальности всех музыкантов и других деятелей культуры, приехавших в Израиль из России и из других стран, вынужденных здесь выполнять всякого рода черную, неквалифицированную и унизительную работу. У израильских детей нет никакой мотивации учиться, совершенствоваться, повышать профессиональную квалификацию, ибо все это очень мало значит для достижения того или иного общественного положения. Например: как бы ни был талантлив и трудолюбив сын бедного иммигранта, сколько бы он ни учился и ни работал, его шансы достигнуть положения Рокфеллера практически равны нулю. С другой стороны, всем сынам «Рокфеллеров» заранее предопределены соответствующие высокие должности и влиятельный вес в обществе, независимо от особого трудолюбия, таланта и учености.

Вот такова истинная «культура» Израиля, что, по словам Я. Цабана есть «совместное переживание», т. е. де факто совместное переживание позора. Почему ватиким не слишком приветствуют репатриацию из СНГ? Смешно слышать, они говорят: «Олим ми-Русия пренебрегают израильской культурой». Извините, где культура, кто кем пренебрегает? Да если бы израильтянам действительно нужна была культура, разве они бы пренебрегли хотя бы одним гоем из России, который на их культурном фоне как луч света? Если хотите знать, что такое настоящая израильская культура по моему мнению, то скажу: израильская культура – это мы, все те, кто противостоит черни и ее лжи, кто обличает кривдоискателей и их кривдокультуру, это те, кто профессионально учит учеников, пишет книги, творит произведения искусства. Отчасти израильская культура – это также и я, вот, пожалуйста, помогайте мне, учитесь у меня, но не вам меня учить, каким мне быть, я знаю свое дело. Напишите свою книгу, научите своего ученика, – тогда мы посмотрим, кто из нас кто, может быть, и посоревнуемся.

Эпилог

Так же как вступление и весь основной материал книги, эпилог не только не резюмирует, не проясняет позиции автора, а лишь добавляет еще большего тумана и противоречий. Он начинается с констатации непримиримой «трещины между религиозными и светскими» и что она – «одна из самых болезненных в общественной жизни Израиля». По какую сторону от этой трещины находится сам автор – нам так и остается не ясным. Однако (вот парадокс!) эту борьбу между религиозными и светскими, оказывается «нельзя считать борьбой между религиозными и светскими». А что же это тогда? – «Это скорее противоборство сынов света с сынами тьмы», – пишет Цабан.

Не понятно, к чему Я. Цабан говорит о противоборстве «сынов света с сынами тьмы», когда сам всячески стремится это противоборство затушевать. Он тут же, в этой же фразе капитулирует перед сложностью проблемы, заявляя, что «не все религиозные – сыны тьмы, и не все сыны тьмы – религиозные», но вопрос, кто именно в глазах Я. Цабана есть сын тьмы, находится пока для нас в полной тьме. Короче, все идет к выводу: «И мы полны светлой надежды, что в ходе борьбы за достойный облик израильского общества и его культуры формируется и крепнет, взлелеянный в мечтах еврейских мудрецов и мыслителей, сердечный союз светских евреев, не оторванных от национального наследия, с религиозными евреями, придерживающимися гуманистических и демократических ценностей универсальной человеческой культуры». Иными словами: «Да здравствует сердечный союз света и тьмы!», «Да здравствует средненький, темно-светленький, серенький человечек!».

Мифы! мифы! Как уютно чувствуют себя в их скорлупках демагоги. Миф о Вечном Жиде – создал стереотип еврея без земли, без родины, однако с образованием государства Израиль сей миф исчез как дым. Теперь наши болтуны-кривдоискатели, как утопающие за соломинку, хватаются за миф о народном духе, о национальной вере, чтобы ими вытравить из народа всякий Дух и Веру, но, как верили когда-то рыцари Правды ессеи: «Бог в тайнах Своего разума и в Своей славной мудрости дал конец бытию Кривды и в назначенный срок уничтожит ее навеки». Да будет так.

Иерусалим 1999