Из сборника
1973 г.
Лев Гунин
ДОЖДЬ. КОНТУРЫ
Лев Гунин
Из сборника стихотворений
ДОЖДЬ. КОНТУРЫ
СТИХИ 1973-1974 г.г.
*
*
*
Весь день прошёл в сплошном угаре;
Всё утонуло в мутной дымке лиц.
Мы бегали, и снова на гитаре
Мы повторяли: ритм, соло, ритм.
Блестел металл на лестничных дорожках.
Всё лица, лица, лица, лица вниз;
Вульгарный лак на матовых обложках
Был чисто-новым, гладким, словно бриз.
А дальше лестницы над входом поднимались,
Нам разрешалось всюду там ходить.
И в джинсах девушки там переодевались,
Не закрывая дверь с табличкой "Не входить".
Ударник бил, склонясь над барабаном,
Мы вторили ему, начав игру,
И безголовым, мутным океаном
Толпа переливалась по ковру.
Мы выходили, ртом хватая воздух,
И надышаться не могли луной,
И я, склонясь над низким микрофоном,
Рассказывал о бренности мирской.
Шагами лёгкими бежали по паркету;
В подъезде лица, тускло-яркий свет;
И губы повторяли незаметно:
"Всё суета, всё суета сует".
Февраль, 1974. Бобруйск.
*
*
*
Без царя в голове,
Без падонкафф в мозгах,
Я рисую смятение на облаках.
Я рисую портреты улыбчивых грёз,
Продаю фотографии пота и слёз.
Я художник от бога,
Я бег в тишине.
Я один выразителем в этой стране
Неосознанных чисел, бесплотных времён,
Я - мечты попираемой трепет и стон.
Гладиатор абсента,
Певец кирпича,
Я из ножен не выну, как эти, меча.
И не стану я множить искусственных рифм,
В них словарную тяжесть катя, как Сизиф.
И верлибром не стану, как делают там,
Развлекаться, в угоду другим берегам.
Только в доме моём,
Где животных полно,
У соседей по крышке стучит домино,
И пасьянс вместо муз развлекает других,
Шоферов, продавцов и завмагов седых.
2 апреля, 1974.
*
*
*
Как смена поколений, смена дней
Ворочает мгновений жерновами.
И не сотрёт из памяти моей
Событий исковерканных цунами.
Кому молиться, чтобы обратить
Их вспять, их гильотину заморозить,
И некому, открывшись, рассказать
О тупике и о кровавой розе.
Мне кажется, теперь созрело то,
Что судьбы многих бросит под трамваи.
И близится тараном к нам ничто,
Его зловещих перепутий стаи.
И близится ко мне его недуг,
И мне, и близким казнью угрожая,
И статуэтка выскользнет из рук,
Разбившуюся жизнь изображая.
Декабрь, 1974.
*
*
*
За стaканом вина я ужасную тайну узнал.
Мне её нашептал человек с золотыми зубами.
Я поклялся, что буду навеки - "стена",
И останется тайна, как этот стакан, между нами.
Но в субботу, с любимой гуляя вдвоём,
Я, дурачась бездумно с телячьим кривляньем и смехом,
Всё ей выболтал тем же бессовестным ртом,
И глумливо хихикал над "глупым "матросским секретом".
Почему же теперь незнакомец мне спать не даёт,
И стоит надо мной, и сверлит меня страшным упрёком,
И за шторою прячется старая дева с жезлом,
И женить меня хочет на вечере, сделав пророком.
7 января, 1975.
*
*
*
Гламурная поверхность магазинов,
Журналов, парикмахерских, кино.
Задачи на сегодня не осилив,
Бездельничая, всё гляжу в окно.
Там тётки, облаченные в фуфайки,
С мужской работы в валенках идут,
И ребятишек худенькие стайки
Не чествуют их за тяжелый труд.
Наоборот, кидаются снежками,
И, раскрасневшись, дышат горячо.
Две пэ-тэ-ушницы, словив подачу ртами,
Как будто просят: "милые, ешчо".
Накушавшись и снега, и оценок,
Гогочут, как коровы на лугу.
Шофёр, как будто вылезший из пенок,
По-стайерски сгибается в дугу.
По улице протопал участковый,
Оттуда зыркнув на моё окно.
Готично ветви скверик наш угловый
Расставил в серости темнеющего "но".
Февраль
- март. 1974. Бобруйск.
*
*
*
Как зимою расцветшие розы,
Щёки девушек ярко горят.
И забытого вкуса глюкозы
Снег хранитель второй день подряд.
На язык приземляясь, снежинки
Вкус аптечный и запах несут,
И в глазах растворённые льдинки
На сближенье пойти не дают.
Твой "превед" косолапого мишки
Издевательски дразнит и жжёт,
И зелёные в клетку штанишки
Привлекают окрестный народ.
Терпкий запах твоей сигареты
Код вульгарный втирает в ладонь,
Вы под взглядами обе раздеты,
Как в борделе, где хохот и вонь.
Не пойти ли в пивбар позабыться,
И желанье, и срам утопив,
Но мелькает бесстыдная шлица,
Как гипнозом заворожив.
И потом будет кухня и шторы
Незнакомой квартиры большой,
И другие, больные, укоры,
И распад подсознанья другой.
Февраль, 1974. Бобруйск.
КОНТУРЫ
За пеленой прозрачного дождя,
За белой дымкой влажного тумана
Мерцают блекло контуры обмана
И грёз, не достижимых никогда.
Они помещены туда не мной,
Не жаждой исполнения надежды,
Но прежде нас и наших предков прежде -
Создателя ошибкой роковой.
В несовмещеньи грёз - и бытия,
В несовпаденьи времени и места -
Уходит в даль невидимое "я",
Гибрид тупой схоластики и теста.
И чтобы не сойти совсем с ума,
Не сброситься с верхушки энной башни,
Мы ткать воображенью кружева
Приказываем в точках взглядов наших.
...Лишь кажется, что город жив, и нем
Не смертностью, а тишиной дождливой.
На самом деле он мертвее гемм,
Их выпуклости, вжатой в камня сливы.
Лишь кажется, что где-то за дождём
Есть мудрость прояснённая, и жизни
Другой, святой, незлая укоризна:
Нет ничего! Нет ничего во всём!
Лишь кажется, что есть гранит Начал,
История, Основа и Великость:
Лишь контуры обмана - Бог-Двуликость, -
Лишь тени за пределами дождя.
Свои направив нити из небес -
Искусственно связал с отекшим небом
Дождь наши будни, низкие, как невод:
Не приближая ни с собой, ни без.
И в тишине, и вопреки шагам,
Ничто не сокращает расстоянья:
Как горизонта линия - изгнанья,
Как слово "расстоянье" по слогам...
Февраль, 1974.
*
*
*
С танцплощадки Дома Офицеров
Ходим в офицерское кафе.
В общепите, как у красных кхмеров;
Тут же кормят дядей в галифе.
Расстреляли целую обойму
Сигарет, настрелянных вчера.
И сожгли заигранную "Дойну".
Как теперь смотреть в глаза "зав.ра"?
Множество народу приходило,
Но сейчас, когда потерян звук,
Саунд наш прогнал б и крокодила,
Только наших не прогнал подруг.
Оттепель и снег спешат друг друга
На прямой последней перегнать,
И немеет, словно от испуга,
По краям аллей деревьев рать.
В час расходимся, прощаясь возле театра.
Проезжают поздние такси.
И печаль отложена до завтра,
Если что-то комом - то прости.
Февраль, 1974.
===========================
_______________
|
|
