I

ВОСПОМИНАНИЯ О ТАНЦЕ

законы индийского танца:
как законы вселенной
они - и поверхность глянца
п о в е р х н о с т ь - нетленна

в движенье легки как порывы
ощутимо-неуловимы
они - столетий нарывы
и в смерти - как птицы - живы

пространство их бесконечно
оно меж мирами встречно.
прозрачно оно и млечно
и - как всё - быстротечно...
  Октябрь, 1978 - Октябрь 1980.

                    IN MEDIAS RES

Жирный хитрец, интриган и развратник, ворюга,
Тело твоё недостойно седалища Вакха.
В гнусных злодействах и замыслах подлых погряз ты,
Словно Валерия в липких объятьях порока,
Втёрся в доверие улицы твёрдым как limes,
Всё загребуще в свой личный эрарий сметая,
Будто бы фишки занятной игры африканской.
 
Ты - раб раба, ты ничтожен, викарий презренный,
Твой ординарий - святоша и трус, он, продажный,
Выпустил змия - тебя - из потёмок на волю,
Жало твоё омерзительно сделав разящим.
Как понтифик восседаешь ты словно на троне
В портиках, форумах, в ларов молельнях квартальных
С высокомерием всадника и с мошной публикана.
 
Там, где discordia, всюду видны твои руки
Жиром и салом покрытые вечных застолий.
Сальные губы твои и глаза, как две плошки,
Как на монете, на жизни отбиты plebs urbana.
Хуже чем мытарь, ты ager publicus
Даже захапал, и спишь, сжав в кулак под подушкой
Ключик от сердца толпы, жадный алчущий гений.
 
В двух кварталах тайно ты дёргаешь струны
Жизни общественной, ты стоишь в изголовье
Ночью задушенных или отравленных граждан,
Собственность их прибирая к рукам постепенно.
Топают гадко толпой за тобою повсюду,
Словно за принцепсом, незаконные преторианцы,
И почести воздают тебе как если бы ты был сенатор.
 
И тайно в пещере своей, воняющей телом немытым,
Ты опускаешь тончайших бретелек с плечей совершенных
Две невесомости - грудь обнажая, что ярче груди Афродиты,
Любимой моей, и невидимо катятся слёзы
В дёгте ночей, под покровом темнеющей кровли,
Грустно лаская своим прикасаньем щёк осиротелых застылость.
                          Апрель, 1981.



      ТОРЖЕСТВО ВАКХА
Вакханкой толстой и запойной
Танцует Время на стекле.
И Горло дышит жаждой знойной,
Подхваченной навеселе.
 
Тела нагие, потом жарким
Увлажнены, танцуют вкруг,
Беснующейся цесаркой
Бросаясь в пламененья звук.
 
И льют вино из амфор медных
В рот булькающей струей,
Услышав тяжесть струй победных,
Увидев знак над головой.
 
Копченым окороком бабы,
Вливая в рот горшки вина,
Хватают воздух ртом, как жабы,
Впивают влагу допьяна.
 
И, разрывая ягодицы
Огнём, сжигающим тела,
Вино, что выпито, сочится
Сквозь поры кожи и стола.
 
И, опьянев от рек змеистых,
Те, кто сильней, дрожа, встают,
И, голых, красные, плечисты,
Мужчины женщин волокут.
 
И все идут туда, где небо
Уже сливается с землей,
И где, в огне кровавом Феба,
Вакх в полной силе молодой.
 
И он трубит в рога Сирены
И мочит голову вином,
И застывают все, как пены
Сплошной магический излом.
      Ноябрь, 1981.



ВОСПОМИНАНИЯ ЕГИПЕТСКОГО МАЛЬЧИКА
Осирис загадочный лунной дорожкой водной
Пятнится бликами Нила и дышит в затылок быкам.
Тридцать пять дней, как стало холодно не по сезону.
В Долине Мёртвых дольше стоит Луна.
Камни круглые Башни вторично стоят под наклоном.
 
Тень шагов по полям приминает ростки неживые.
По пятам еле слышно крадется Нефтис, за нею Изис.
Атор покинула всех, ничейное небо нам ними
Слезами длинными плачет над братом богини,
Сворачиваясь, как папирус.
 
Иероглифы-крокодилы раз-зевают голодные пасти.
Их значенья богами ниспосланы. Время над ними не властно.
И свисают с небес в промежутке дождя будто сливы
Грозди новых богов, что колдуют и Нила разливы,
И дождливый сезон, и поля, обожжённые ливнем.
 
Между Аписа прежнего смертью и нового жизнью застыло
Это время как тело из обожженной глины.
В домах из глины у изваяний из камня
Мужчины сидят, согреваясь напитком трёхтравным.
Словно змейки кровавые - жар очагов греет спины.
 
Только в храмовых рощах по-прежнему яркая зелень
Даже ночью встречает прохладой Хем Нетжер и Шемсу.
Над озерами Ивы склоненные немы
Молчаливостью тайны, и их окружает повсюду
Равнодушье акаций и нерасплетённость камелий.
 
У бассейна склонясь в озабоченной позе, отец мой
Влагу пальцами задумчиво перебирает.
Перед ним изваяньями в ряд обнажённые слуги
Неподвижно застыли, ожидая его приказаний.
И в воде отражается факелов двух полыханье.
 
И за стенами Дома играют назойливо-громко
Насекомые песни свои, и стоит над травой в промежутках
Тишина - словно кровь незнакомого бога родного, -
Туповато-отрывисто и осязательно-жутко.
                  Ноябрь, 1981.