Лев Гунин

ПРАВО НА УБИЙСТВО

 

        серия статей

раздел марта – июня 2014 г.

         Следующая серия событий - ключ к предыдущим эксцессам. Ретроспективно приложимая к прошлым событиям, она декодирует их, на сей раз неопровержимо разоблачая диверсии / террористические акты против моего здоровья.


         Примерно 14 апреля 2014 года, когда я всё ещё безвыходно сидел дома со сложным переломом среднего пальца правой ноги (не зная, смогу ли я когда-нибудь нормально двигаться-ходить), моя жена отправилась в аптеку за таблетками от давления. Там ей сказали, что у них такие таблетки «кончились», и попросили придти вечером, после 6-ти.


        Это представилось странным, тем более что доставка в ту сеть аптек производится самое позднее до 15.30. Такого, чтобы моего лекарства (одного из самых распространённых этой категории) когда-нибудь недоставало в этих огромных аптеках, прежде никогда не случалось. Жена ничего не сказала, но молодая сотрудница «на побегушках» позвонила - и наткнулась на меня. Она сообщила, что моё лекарство «готово», и я могу его «забрать». Т.к. мне это показалось подозрительным, я попросил жену не ходить за таблетками в тот же день, а взять их назавтра утром. Утром забрать лекарство не получалось, и, несмотря на мою просьбу отложить это до завтрашнего вечера, жена сходила в аптеку в тот же день.


        Об этом инциденте я моментально забыл, и стал принимать таблетки от давления, как всегда.


        Со 2-й половины апреля начались ежедневные головные боли. Где-то 2-го мая 2014 года, когда я стал жаловаться на них, жена бросила, что я наверняка спишу это на то, что в апреле не выдали таблетки как обычно. Только тогда я вспомнил о том подозрительном случае, и в тот же день перестал принимать таблетки, а 7 мая 2014 года мы взяли в аптеке новую партию. Головные боли сразу же прекратились. Интересно, что следующую месячную дозу без пререканий в аптеке никогда не выдавали даже на день раньше, а тут выдали её беспрекословно задолго до срока, ничего не говоря.


        Проведя дома с переломом пальца почти 2 месяца, к 25 апреля я уже стал потихоньку вылезать на улицу, хотя передвигался с огромным трудом. Мало того, что при ходьбе начинались невыносимые были; поломанный палец «не вмещался» ни в какую обувь, и я шагал как на протезе. Тем не менее, десятки процедур и рецептов альтернативной медицины, которые я использовал, чтобы вернуть пальцу прежнюю форму и пластичность, и залечить травму, уже к концу апреля стали давать результаты. Я разрабатывал палец, чтобы вернуть гибкость с помощью рекомендуемых упражнений - в воде и без; использовал «чудодейственный крем»; принимал кальций с минералами. Я изготовил сначала из плотного картона, потом из обрезков пластика особую муфту, которую одевал на повреждённый палец, и часами расхаживал с ней по дому, а другую муфту одевал на ночь. Со 2 мая 2014 года я стал снова кататься на велосипеде.


        28 апреля 2014 года мне внезапно позвонила наша хорошая знакомая, преподавательница местной консерватории (музыкального факультета университета МакГилл) по классу фортепиано. (Она и её муж, однажды выигравший международный конкурс Микеланджели (среди преподавателей консерваторий), учили мою дочь до поступления в музыкальное училище, а потом консультировали до муз. факультета университета).


        Она попросила меня сделать аранжировку для симфонического оркестра одной из частей пьесы, которую играл её ученик.


        Я, можно сказать, почти бесплатно сделал эту работу (сама аранжировка была совсем небольшой, к тому же простой и лёгкой, но пришлось многократно переделывать написанное из-за недопонимания, а потом в связи с возникшими в процессе репетиций новыми требованиями). Я старался, как мог, хотя мою работу затрудняли сбои маломощного компьютера, который с большой натугой «тянул» музыкальную программу, сбои самой программы, моя феноменальная рассеянность, и другие проблемы. Но у меня возникло впечатление, что эту работу я получил в результате чьего-то желания «отвлечь» меня от продолжения данной серии статей и снова помешать мне высказаться по поводу событий на Украине, в связи с которыми, как я считаю, мне подстроили перелом среднего пальца правой ноги. Я исключаю то, что наша знакомая-пианистка была прямо вовлечена, просто ей могли тонко напомнить обо мне как аранжировщике, или использовать какой-нибудь другой трюк.


        Пришлось многократно приносить ей ноты с исправлениями и всё новые и новые версии, и несколько раз я возил их к ней на велосипеде. Как только я приходил к ней, напротив окон её огромной квартиры появлялась машина частного охранного агентства Гарда, или машина полиции. К примеру, 4 мая 2014 года машина полиции 72-86 подъехала через пару минут после того, как я принёс ноты (примерно в 18.05), и оставалась напротив примерно до 18.23 (мне пришлось ждать, пока шли занятия с учениками). Как только я вышел из подъезда, полиция тут же умчалась. Та же машина полиции шпионила за мной 21 сентября 2010 года (00.05), 22 мая 2011 года (16.00), 4 октября 2012 года (14.08), 22 января 2013 года (12.29).


        Мои поездки на велосипеде на весьма дальние дистанции могли сигнализировать (тем, кто за мной тайно наблюдал), что я полностью оправился от перелома и снова в хорошей форме. Важно отметить, что, пока я безвылазно сидел дома и залечивал перелом, все 2 месяца меня не тревожили никакие другие болезни (кроме странных головных болей, описанных выше). Дня 2-3 давала о себе знать небольшая простуда, что неудивительно: я всё время прикладывал лёд, и ходил босиком по ледяному полу. Как будто кто-то решил, что перелома пальца ноги вполне достаточно, чтобы держать меня подальше от публицистического творчества и политики.


        15 мая 2014 года я позвонил Ю. Б., которого «не тревожил» много месяцев. Как должно быть известно читателю этой серии статей, почти каждая прогулка с ним оборачивалась для меня головокружением или какими-то другими тревожными симптомами, а, когда прогулки с ним сделались редкими, стали возникать ещё более странные и опасные состояния и симптомы. Когда мы встречались почти каждый день, трудно было связать с ним эти состояния, но, чем реже мы с ним встречались, тем отчётливей проявлялась зависимость между совместным времяпровождением и этими состояниями. Несколько примеров подробно описаны в этой серии статей.


        По причине, которую описывать не стану, возникла необходимость ему позвонить.


        Когда 15 мая 2014 года мы с Юрием говорили по телефону, он сразу же выразил желание встретиться, но в мои намерения это не входило. Я опасался того, что, после прогулки с ним, что-нибудь в очередной раз случится с моим здоровьем, и решил ограничить общением с ним только беседами по телефону. Он знал, почему я избегаю встречаться с ним лицом к лицу. Тем не менее, с первых же телефонных реплик стал навязчиво настаивать на совместной прогулке. Каким-то образом ему удалось меня уговорить, но, когда мы должны были созвониться насчёт времени и места, он, почему-то, не позвонил, и я тоже не стал перезванивать, резонно избегая встречи лицом к лицу.


        В самом начале беседы по телефону, я сразу же рассказал, как и при каких обстоятельствах у меня случился перелом пальца на правой ноге, назвал это диверсией, и связал с событиями на Украине. Своим звонком я разбудил его, и он поначалу отвечал спросонья, причём, за 10 лет хорошо изучив его интонации, психологию, привычки, я был абсолютно уверен, что он не притворяется сонным. (Я предложил перезвонить позже, но он сам настоял на продолжении разговора). В ответ на моё сообщение о переломе пальца правой ноги, он заявил, что уже знает об этом. Это было высказано спросонья, на автомате, так что не могло быть обманом или пустым зубоскальством. Я спросил, откуда. Он сказал, что от меня самого. На это я ответил, что с 3 марта 2014 года, когда у меня случился перелом пальца, мы с ним не общались. Тогда он сказал, что в таком случае узнал об этом от кого-то другого. Но в том-то и дело, что единственным человеком в Монреале, которому я об этом говорил, был Олег, музыкант (с ним я записывал свой последний английский альбом). Кроме членов моей семьи (жены, дочерей, Ивана и Максима), больше никто, кроме Олега, не был посвящён в мой очередной трагический инцидент. Итак, я спросил Юрия, от кого ещё он мог узнать о моём переломе. Он сказал, что, раз я ему об этом не говорил, значит, наверное, я рассказал Олегу, а Олег - ему.


        Всё выглядело абсолютно логично и правдоподобно. Казалось бы, все вопросы отпали сами собой. И всё же я созвонился с Олегом, и, в ходе разговора, как бы между прочим поинтересовался, давно ли он общался с Юрием, и знает ли он, как у того дела. Олег сообщил, что с Юрием не виделся и не перезванивался как минимум 2 месяца, и добавил, что знает об этом абсолютно точно потому, что последний раз они общались в апреле, по поводу какого-то знаменательного события, и с тех пор ни разу не перезванивались и не встречались.


        Итак, если Юрий сказал правду (а у меня по этому поводу сомнений не возникает), и он откуда-то уже знал о переломе пальца, то никаких других вариантов, кроме того, что он узнал об этом из оперативной информации спецслужб, не остаётся.


        Именно в связи с большой долей уверенности, что все наши с Юрием разговоры подслушиваются, и что он сам может иметь какое-то отношение к диверсиям против моей персоны, я с умыслом сказал ему по телефону, что те, кто подстроил мне перелом пальца, дорого заплатят за это.


        Примерно 17 мая 2014 года мы с Юрием снова созвонились.


        Как я уже писал выше, в тот момент мне ничего не болело, абсолютно никакие проблемы со здоровьем меня не беспокоили, а головные боли прекратились, как только 7 мая я получил другую партию таблеток. Мне совсем не хотелось, чтобы мне снова что-то заболело, и чтобы - после очередной прогулки с Юрием - мне пришлось обращаться к врачам. Поэтому я всячески отнекивался и пытался уклониться от встречи.


        И всё-таки ему удалось меня уговорить на совместную прогулку в районе, не очень удалённом от моего. Он ведь как-никак достаточно известный и опытный театральный и кинорежиссёр, пусть и бывший, и технике уговоров, внушений, работе с людьми, психологическому воздействию был обучен профессионально.


        Ко всему предыдущему добавлю ещё один важный факт. После перерыва в несколько месяцев (не считая почти 2-х месяцев, в течение которых я безвыходно сидел дома из-за перелома пальца ноги) полицейская слежка и эскорты возобновились. Это произошло 1-го мая 2014 года (а 9 мая 2014 года - резкое усиление слежки), что также не может быть случайным (1-го мая: Международный День Трудящихся; 9-го мая: Праздник Победы над фашизмом). Нацисты намеренно продемонстрировали, что именно они натравливают на меня полицию. Еврейские это фашисты, украинские или американские: не так важно (хотя самый вероятный из «кандидатов» - Бней Брит). Но имеет ли это значение? Если вчера разрозненные нацисты враждовали друг с другом, сегодня они все объединились, и действуют сообща. Об этом сказано, в частности, в моей работе «В чреве Матрицы».


        Когда вечером, 18 мая 2014 года, в 21.45, Юрий мне позвонил, и жена на машине подбросила меня к месту встречи, уже тогда я был плотно обложен машинами полиции, которые выскакивали буквально одна за другой. Во время прогулки с Юрием, патрульные машины вылетали буквально из-за каждого угла, как бешеные, и это тоже вряд ли можно назвать совпадением. Если он действительно работает на англо-еврейский Бней Брит (ну, не на полицию же!), то бешеное полицейское сопровождение могли организовать, чтобы узнать от него о моей реакции (контрдействиях, и т.п.). Если бы он был моим единомышленником, как, например, Даниэль (или другим активистом), тогда усиленное полицейское сопровождение можно было списать на этот счёт. Третьего варианта не вижу.


        Киевский нацистский режим недавно назначил сына Юрия, Дмитрия Б., директором информационного департамента главного телевизионного канала в Киеве (канала «Украина»), а это уже потенциальная связь между тем, что происходит со мной - и украинскими событиями. Дмитрий Б. является и директором одного из медийных холдингов, и политтехнологом, в «честность» которого вложены огромные средства. Он - самая «серая лошадка» украинской политики. Играющий роль «самого порядочного» парня, Дмитрий Б., на деле, фактически предал А. Г., которая, действительно, является наиболее порядочным политиком в Украине (если к политикам применимо это определение). Он прибег к нечаевскому террористическому приёму, придумав партию, которой не существует, и предоставил трибуну украинским националистам в издававшейся им газете. Его эквилибристика между украинским нацизмом и умеренным антифашизмом слишком виртуозна, чтобы поверить в её натуральность и самостоятельность. Не случайно он или его «спонсоры» и хозяева - убрали из Сети весь архив его газеты, все сведения о нём (помимо официозных), весь потенциальный компромат, все его связи с Израилем и сионизмом, всю огромную библиотеку его собственных журналистских материалов, за исключением нескольких его статей. Значит, во-первых, было что и зачем убирать, и, во-вторых, такое под силу только крупным спецслужбам.


        Пока мы прогуливались, Юрий неожиданно завёл разговор о том, как вербуют людей спецслужбы, и о том, что эта страшная и кровавая кабала уже на всю жизнь. Он привёл в пример романы английского писателя Кеннона (которого я не читал), и рассказал, что у него это особенно ярко описано. Он добавил, что спецслужбы обязательно должны повязать человека кровью, и, как правило, это не инсценировка покушения, не избиение, не наезд или подстроенный несчастный случай, чтобы жертву изувечить, но именно убийство. И потом, повторил он, это уже навсегда, на всю жизнь. А в романах Кеннона (если я правильно запомнил фамилию этого автора), сказал Юрий, как и в жизни: всё очень плохо кончается.


        Когда я проводил его до метро, он, несмотря на поздний час и риск опоздать на пересадочную линию, остановился покурить и задержал меня, уже готового возвратиться домой. Я всё порывался уйти, интуитивным прозрением подозревая в этом спектакле какой-то подвох, или видя в этой ситуации теоретическую возможность какого-то подвоха. В интонациях и жестах моего приятеля мне также почудилось что-то ненатуральное, наигранное, и я твёрдо решил уйти. В тот момент, понимая, что меня уже не задержать и не отсрочить моего решения, мой приятель быстро достал из внутреннего кармана Ай-Под одной из последних моделей, и поднёс к моему лицу. Я инстинктивно отшатнулся, и, чтобы замаскировать свой - то ли испуг, то ли иную неадекватную реакцию, - сказал, что не хочу, чтобы он меня фотографировал. Его реакция была неадекватной для этого человека, потому что он сказал, что, действительно, это камера-телефон, в которой есть 2 объектива, и сзади, и спереди. Тогда я понял, что камера доставалась не с целью меня тайком сфотографировать (что он очень любит делать). Тогда с какой целью? Ведь вся сцена с куревом и беседой у метро явно была устроена с каким-то специальным намерением. С этой загадкой в голове я и ушёл. А дома вдруг жутко разболелась косточка левой стопы, в том самом месте, где внешняя горизонтальная кость, отходящая от самого меньшего пальца, находит на другую, «вертикальную» кость. Боль была такая, словно в том месте настоящий перелом.


        Ещё по дороге домой я отметил красноватые вспышки в правом глазу и так называемые «плавающие объекты». Когда я включил компьютер и стал смотреть на экран, в правом углу правого глаза появилась целая сеть «пылинок» и «соринок», а каждый поворот головы сопровождала красная вспышка по контуру глаза. Не осталось сомнений в том, что произошло отслоение стекловидного тела: через неполных 7 месяцев после того, как это случилось с левым глазом. В последующие дни ситуация с глазом ухудшалась, тогда как боль в левой стопе полностью прошла. Если отслоение стекловидного тела в левом глазу проходило примерно 5 дней, а потом зрение стабилизировалось, и никаких новых «вуалей» и «плавающих объектов» больше не появлялось, то с правым глазом было иначе. Во-первых, ухудшение длилось 9-14 дней, и, во-вторых, сопровождалось дополнительными явлениями и симптомами.


        Опишу все симптомы по порядку.


        1. Плавающие объекты: «махры», «мушки», «соринки», «пылинки», «вуали», «сеть».

        2. Вспышки при повороте головы.

        3. Резкая боль-спазм на 1-2 секунды в области правого виска: как будто внезапно возникала болезненная полоска.

        4. Если я закрывал правый глаз, самые крупные тёмные «пылинки» не исчезали (этого не было с левым глазом).

        5. Когда я закрывал правый глаз, в правом секторе видел светлые зигзагообразные линии-«молнии», которые так и остались до сих пор. Они отходят от некой точки в верхней части правого сектора, образуя скошенную пирамиду.


        Серьёзное ухудшение случилось после того, как я в очередной раз был задержан и допрошен полицией. Обстоятельства этого задержания и допроса даю в специальном приложении, «выделенном» в отдельный раздел.


        22 мая 2014 года, около 1 часа 10 минут ночи, когда я гулял перед сном вокруг своего дома, меня задержали и допросили полицейские (машина полиции 15-1). Так же, как и в любой предыдущей ситуации, никакого повода, никакого оправдания для этого задержания и допроса не было. Мне совершенно очевидно, что, начиная с моего выхода из дому, полиция следила за мной, от кого-то получая информацию о моих передвижениях и потом - команду меня задержать в определённый момент. А что, если о том, что у меня произошло отслоение стекловидного тела, знали или догадывались, и стрессом пытались вызвать ухудшение? Тогда они того добились. Хотя, мне кажется, именно в тот раз я был совершенно спокоен: настолько озабочен ухудшением зрения и перспективой потерять его вообще, что полиция меня теперь мало волновала. Но что, если резкое ухудшение после задержания и допроса полицией связано не со стрессом, а с чем-то другим? Что, если для ухудшения состояния глаза использовали какой-то трюк, какую-то диверсионную технологию? Ведь отслоение стекловидного тела началось как будто бы после того, как 18 мая 2014 года «луч» с экрана Ай-Пода Юрия попал мне в глаза. Во всяком случае, внешне так оно и выглядело. Так почему бы не предположить, что и резкое ухудшение в час ночи 22 мая 2014 года наступило в результате попадания «света» от какой-то другой, установленной в полицейской машине, электроники?


        В ту же ночь, 22 мая 2014 года, к уже упомянутым симптомам добавились следующие:


        6. Тёмный объект типа согнутого гвоздя или «червячка», который менял свою форму при повороте глазного яблока. Если я смотрел вправо, этот объект был «согнут» вправо, но стоило перевести взгляд налево, и он «выпрямлялся» и «утолщался», принимая уже другую форму.

        7. Чёрные «выбоины» треугольной формы, обращённые вниз, как «насечки» или выбоины на старом зеркале. Первые появились наутро после задержания и допроса полицией 22 мая, а в последующие дни их число увеличивалось. Из-за всех этих объектов в правом глазу стало трудно фокусировать взгляд, как бывает, когда невозможно навести «резкость» фотоаппарата на внешние предметы сквозь стекло, усеянное капельками воды.

        8. Когда правый глаз смотрел до предела влево, на крайней правой периферии постепенно образовалась «сеточка» с точками между её сочленениями.

        9. Если после отслоения стекловидного тела в левом глазу все эти «вуали», «махры», или «пылинки» видны лишь когда смотришь против света, или на светлую поверхность, то в правом глазу несколько «выбоин», «точек», и, главное, непрозрачный черный объект в форме согнутого гвоздика: видны даже в слабо освещённом помещении.


        27 мая 2014 года, я отправился в глазную клинику Офтальмо Вест. Из метро я вышел в 15.40, и ровно через минуту мимо медленно проехала полицейская машина 71-5. Меня осмотрел тот же пожилой врач, Пьер Брэ. В этот раз его поведение было ещё более подозрительным (и более настораживающим, чем в предыдущий раз - в начале ноября 2013 года). Он неожиданно продолжил, начатую им самим в прошлый раз, странную полемику, хотя в течение продолжения всех его тирад я не проронил ни слова. Без какого-либо повода с моей стороны, он старался мне доказать следующее (как будто противоположное моим утверждениям, но ничего мной ему высказано не было!):


        1. Отслоение стекловидного тела (СТ) происходит «от старости».

        2. Отслоение СТ случается чуть ли не у каждого второго после 50-ти.

        3. Отслоение СТ абсолютно не связано с риском отслоения сетчатки, ухудшения и потери зрения.

        4. При отслоении СТ «молнии» (искры, или вспышки) бывают у всех: это «нормально».

        5. «Плавающие объекты» (точки, «мушки», пятна, т.п.): это следы, потёки от «стекания» геля СТ по сетчатке.

        6. Отслоение СТ, вернее, его последствия облегчить / убрать невозможно: никакого лечения не существует.

        7. Отслоение СТ невозможно спровоцировать «искусственно» (если это был бы чей-то «злой умысел»).


        Абсолютно то же самое он говорил мне и прошлый раз, когда я попал к нему на приём с левым глазом; единственная разница в том, что тогда он говорил это по-английски, а теперь по-французски.


        Повторю, что я ему ничего не высказывал, не «делился» никакими подозрениями, ничего не утверждал и не требовал.


        Может ли быть, что этот врач, Пьер Брэ, каким-то образом узнал о моих подозрениях из Интернета, и теперь полемизировал со мной именно потому, что возражал на мои утверждения, высказанные в этой серии статей?


        Во-первых, каким образом французский монреальский офтальмолог мог наткнуться на мои русские страницы и почему? На мой взгляд, это их области фантастики. Во-вторых, русского языка он не знает. Подобных в-… найдутся десятки.


        В таком случае, кто-то должен был сообщить Пьеру Брэ обо мне ещё до моего прихода, о том, кто я такой, какие статьи я помещаю в Интернете, и т.п. Но и это ещё не всё. Даже если офтальмолог и знал бы о том, кто я такой, и о содержании моих статей, это ещё не означает, что стал бы обсуждать со мной мои подозрения и обличения, а, тем более, опровергать их. Более того, такой поворот совершенно невероятен. В таком случае, кто-то должен был заставить его пойти наперекор всей врачебной этике и здравому смыслу, нарушив все предписания и каноны, и, пункт за пунктом, опровергнуть все мои письменные утверждения.


        А это могло произойти - только если Пьер Брэ, к примеру, член масонской ложи, или когда-то был военным врачом, да так и остался «на службе»…


        Что касается его «контраргументов», то он сознательно подсовывал мне неверные постулаты. Т. e., он намеренно утверждал всё «наоборот»: заведомо ложные вещи. В противоположность его заявлениеям:


         1. «По старости» отслоение стекловидного тела (СТ) не случается, просто с возрастом риск (вероятность) увеличивается. Возрастной онтогенез (с его специфическими проявлениями старения СТ после 40-45) выражается в биохимической и клеточно-молекулярной деградации его состава и структуры. Однако это не приводит - само по себе - к деструкции («отслоению») СТ. Отслоение стекловидного тела случается по ряду соматических факторов: из-за повышенного внутриглазного давления, ретиношизиса, травмы, разрыва какого-нибудь сосудика, идиопатического макулярного разрыва, сильной миопии с изменением формы глазного яблока, сахарного диабета, личинок токсокар в стекловидном теле, увеитов, и т.д. Дополнительные («побочные») факторы: нарушение гемостаза, эндофтальмит (инфекция глаза из-за травмы или после хирургической операции), и т.д. Иными словами, нужны конкретные физико-биологические причины.

         2. Проблема эта отнюдь не «массовая», как утверждал доктор Брэ. Отслоение (деструкция) стекловидного тела случается у 5-12 человек на каждые 100 тысяч населения. То есть, вероятность его возникновения мизерная. Отслоение стекловидного тела случается у женщин на 60 процентов чаще, чем у мужчин, и на 70 процентов чаще у людей с сильной миопией. После этого идут (в качестве фактора риска) сахарный диабет, внутриглазное давление, травмы глаза, операция, и т.д. Внимательно изучив остальные факторы риска по специальным медицинским книгам (докторским диссертациям и научно-медицинской литературе), я пришёл к выводу, что у меня отслоения стекловидного тела вообще не могло быть. Что касается кровяного давления, то, с помощью мизерной дозы контролирующих его таблеток, его ежедневные колебания у меня от 120х80 до 110х60.

         3. Отслоение (деструкция) стекловидного тела может приводить к очень серьёзным последствиям, вплоть до полной слепоты. В месте отсоединения прикрепления стекловидного тела к сетчатке может образоваться «прореха», сквозь которую гель СТ попадает под сетчатку и отслаивает её от нижележащего эпителия. В результате отслоения стекловидного тела могут возникнуть десятки других угрожающих зрению последствий. В случаях неполного отслоения СТ (примерно 26 процентов всех случаев), картина становится ещё более запутанной и сложной, с отдалёнными (вот зловещий фактор!) последствиями: прорехи и эпимакулярные мембраны в сетчатке, и т.д. Неполное отслоение бывает как правило у людей не старше 29-35 лет, а в моём возрасте (под 60) практически не бывает. А ведь это как раз мой случай! Всё это свидетельствует, скорее, в пользу «внешних» факторов повреждения глаз в моём случае, т.е. говорит о каком-то злонамеренном причинении вреда зрению. О том, каким образом можно с помощью внешнего воздействия нанести ущерб стекловидному телу глаза человека, сказано в 7-м пункте.

         4. Молнии, вспышки, или искры в глазах возникают далеко не у всех, кто перенёс отслоение (деструкцию) стекловидного тела. Наоборот, большая часть пациентов офтальмологов с отслоением СТ не отмечает у себя подобных эффектов. Такие симптомы, как «молнии»-«вспышки» (искры), свидетельствуют о механическом воздействии на сетчатку, вызывающем «раздражение» фоторецепторов. Они указывают на больший риск развития опасных для глаз осложнений и потери зрения.

         5. «Плавающие объекты» («летающие мушки», «махры», «вуали») появляются в поле зрения не из-за того, что, «стекая по сетчатке», отслаивающийся гель стекловидного тела образует «потёки» и «грязь», как утверждал доктор Брэ. В действительности, они - не что иное, как частицы взвеси, образующейся после отслоения (деструкции) СТ. Стекловидное тело глаза человека состоит из особой разновидности нигде больше не встречающейся соединительной ткани. Её различные по функциональности и происхождению элементы - это специализированные клеточные «модели» (диффероны) и межклеточное вещество. Последнее состоит из основного геля, где «плавают» фибриллы (волокна) «индивидуально» сформированного коллагеноволокнистого остова. Видимо, наиболее верная теория: это теория костно-мозгового происхождения ретикулярных клеток стекловидного тела, что в процессе трансформации видоизменяются в гиалоциты I типа нейроглиального и нейромезенхимного происхождения. Межклеточное вещество имеет фибриллярный остов, обеспечивая как бы мягкий «скелет» СТ: мембраны толщиной до 20 мкм на оптически пустых участках; волокна фибриллярного остова покрупнее в основном продольного направления; косопродольные мелкие волокна менее 1 мкм в поперечнике, что вплетаются в более крупные. Волокна фибриллярного остова вплетаются в оболочки зрительного нерва в зоне диска, для прочности. Эти волокна, растворённый коллаген и гиалуроновая кислота составляют и сохраняют «гель», играя роль мягкого скелета СТ. Стекловидное тело, заполняющее промежуток между сетчаткой и хрусталиком, чуть ли не 97 процентов состоит из воды, и лишь остальная часть - коллаген, гиалуроновая кислота, протеогликаны, и т.д. Все элементы - разные по плотности-твёрдости, составу, происхождению и функциям - имеют абсолютно одинаковую прозрачность! Это как совершенно прозрачный фотоаппарат или другое устройство, все детали которого приведены к общему знаменателю прозрачности. Таким образом, здоровое стекловидное тело абсолютно прозрачно, что получается благодаря специфически специализированному строению и составу молекул веществ, составляющих его. При неблагоприятных факторах или воздействиях молекулы тяготеют к распаду на фрагменты с изменением качества состава и объёма СТ. Это и есть деструкция СТ. Именно тогда в стекловидном теле появляются частицы, лишённые оптической прозрачности (взвесь), которые человеческий глаз принимает за «махры», «мушки», и т.п. Кстати, меня дезинформировал по этому поводу не только доктор Брэ, но и врач, осматривавший меня в глазной клинике больницы, отделение Скорой Помощи которой направило меня к нему. А я, приняв слова этих 2-х офтальмологов на веру, внёс эти неверные сведения в текст предыдущих статей этой серии.

         6. Утверждение, что лечения последствий отслоения (деструкции) стекловидного тела совершенно не существует: это хоть и гораздо меньшее, но всё-таки введение в заблуждение. Существуют такие виды лечения, как витрэктомия (хирургическое удаление), лазерная терапия, криогенная заморозка, и, возможно, какие-то другие. [Delaney YM, Oyinloye A, Benjamin L. "Nd: YAG vitreolysis and pars plana vitrectomy: surgical treatment for vitreous floaters". Eye (2002) 16, 21-26; David P. Sendrowski, et al. Current treatment for vitreous floaters. Optometry (2010) 81, 157-161; Wu-Fu Tsai, Yen-Chih Chen, Chorng-Yi Su. Treatment of vitreous floaters with neodymium YAG laser. British Journal of Ophthalmology 1993; 77: 485-488; H. Stevie Tan, Marco Mura, et al. Safety of Vitrectomy for Floaters. American Journal of Ophthalmology.].

         7. В брошюре Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ) написано, что (цитирую) «жёсткий ультрафиолет (по спектру близкий к рентгеновским лучам) вследствие своего мощного бактерицидного действия (убивает абсолютно все прозрачные клетки), в высшей степени опасен для глаз, вызывая такие повреждения стекловидного тела как отслоение или помутнение-катаракту». Там же перечислены и химические вещества, которые наносят непоправимый вред стекловидному телу: каиновая и синильная кислота, и т.д. В разделе «Деструкция стекловидного тела» (подраздел «Причины деструкции») брошюры «Офтальмология, Тула, пр-т Ленина, 112б» указано (среди «дополнительных факторов», под номером 18) радиоактивное облучение. О том же говорится во многих брошюрах по офтальмологии (см. Tui Chen, PVD: Risk Factors, Ophthalmology College Press; About PVD, Vancouver Ophthalmology, 2007; etc.). В применении к обоим моим случаям получается удивительное совпадение. 16 октября 2013 года мне делали электромагнитнорезонантный скан стопы и рентген, и тогда же (начиная с 16 или 17 октября) произошло отслоение (деструкция) стекловидного тела. (Рентген: то же радиоактивное облучение). В дополнение: перед процедурой я высказал своё возмущение по поводу гигантской камеры-шпиона на потолке «предбанника» помещения, где делают скан. Кто знает, какие лучи может испускать такая камера? Не жёсткий ли ультрафиолет?! 18 мая 2014 года симптомы отслоения (деструкции) стекловидного тела появились после того, как к моим глазам был поднесён Юрием Б. его Ай-Под, а резкое ухудшение наступило 22 мая 2014 года, после того, как я был задержан полицейской машиной 15-1.


        Мог быть Ай-Под Юрия оборудован излучателем жёсткого ультрафиолетового излучения? Могло его устройство испускать такие лучи даже без ведома Юрия? Почему бы и нет, если это подарок, допустим, Дмитрия Животовского или Дмитрия Б. (сына Юрия)? Могло жёсткое ультрафиолетовое или другое облучение попасть в мои глаза из полицейской машины 15-1?


        Что же получается? Получается, что оба раза (15 ноября 2013 года, когда я пришёл с левым глазом, и 27 мая 2014 года, когда я пришёл с правым глазом) доктор Пьер Брэ методически дезинформировал меня по всем пунктам отслоения (деструкции) стекловидного тела. В отличие от первого раза, 27 мая 2014 года он даже не ответил на мои вопросы, ухудшилось ли зрение по сравнению с 15-м ноября 2013 года, какое внутриглазное давление, и нет ли других патологий, кроме отслоения СТ. Единственное, что он сказал: это что нет повреждений сетчатки глаза. По поводу того, что в правом глазу, кроме плавающих объектов наподобие тех, что возникли в поле зрения левого глаза после отслоения (деструкции) СТ, появилась непрозрачная фигура как согнутая проволочка или толстая нитка, меняющая свою форму, он никаких разъяснений не дал.


        Странные, подозрительные обстоятельства, связанные с деструкцией стекловидного тела правого глаза, на этом не кончаются. Так, профессор Маркус Омнар утверждает, что отслоение стекловидного тела, как правило, случается в обоих глазах одновременно, и только в 1-3 процентов случаях лишь в одном глазу, но ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО у пациентов не старше 35-40 лет. Другой автор (офтальмолог), профессор Ен Цзи, отвечая на вопросы студентов, утверждает, что неодновременное отслоение стекловидного тела в одном и другом глазу происходит в промежутке 1-2-х недель (максимум), или через 2 месяца (максимум) в правом (или левом) глазу после отслоения СТ в левом (или правом). Либо отслоение СТ другого глаза может произойти через годы. Отслоения СТ через 6 месяцев (полгода) и больше во «2-м» глазу после того, как оно произошло в «1-м», практически НЕ БЫВАЕТ.


        Вечером 28 мая 2014 мая, ровно через сутки после обследования в офтальмологической клинике (снова подозрительное обстоятельство), во рту стало воспаление с изъязвлениями. 29 мая 2014 года нечто подобное стало в таком месте, о котором неприлично упоминать. Я позвонил урологу, но, странное дело, он (впервые!) не принял меня в ситуации срочного случая. Вернее, секретарша сказала, что перезвонит, и скажет, сможет ли доктор меня принять, но не перезвонила (странное, подозрительное обстоятельство). Она и её врач: исключительно обязательные и ответственные люди. Тогда 30 мая 2014 года я отправился к своему лечащему врачу, и попросил направление на анализ мочи.


        Результат был отрицательным, но там было сказано, что обнаружены… антибиотики! Только вот незадача: никаких антибиотиков я не принимал. И тогда я сопоставил этот казус с одним интересным фактом. Когда, сидя в коридоре на стуле, я ждал своей очереди в лабораторию, ко мне подошёл «распорядитель» в синем халате (похожий на армянина), и потребовал показать свой номерок. Я спросил, для чего, зачем. Тот, не отвечая на мой вопрос, снова потребовал показать номерок. Я спросил, что будет, если я его не покажу. Тогда, ответил он, меня не допустят в лабораторию. Пришлось показать. Оказалось, и этого мало. «Распорядитель» потребовал от меня назвать себя. Когда я назвал вымышленное имя, он потребовал показать мою пластиковую медицинскую карточку. Тут я возмутился, и заявил, что это конфиденциально. Он отстал.


        Для того чтобы облегчить поставленную перед кем-то из технического персонала задачу подмены моего образца, злоумышленникам нужно было заранее знать, какой у меня номерок, чтобы заблаговременно приготовится и подгадать момент. Поэтому та сволочь в синем халате так добивалась, чтобы я показал свою пластиковую медицинскую карточку: ему могли описать мои приметы или даже показать изображение, но он не был уверен, что я - это я.


        Между тем, я словно чувствовал, что нечто подобное может произойти. Потому примерно через 10 минут (удостоверившись, что никого из персонала поблизости нет) после прихода взял ещё один номерок. «Распорядителю» в синем халате я показал именно 2-й номерок, взятый позже, надеясь, что это собьёт с толку замышлявших подмену образца.


        Но, когда я подошёл к окошку регистрации, то, взяв от меня направление и мою медицинскую карточку, медсестра-регистраторша выдала мне жёлтый картонный жетон и велела становиться в очередь «с жёлтыми карточками». Мне известно, что жёлтые карточки и привилегия идти вне очереди для инвалидов, беременных женщин, срочных (особых) случаев, и т.п. Не успел я открыть рот, чтобы заявить, что жёлтая карточка мне не положена, как регистраторша уже пригласила следующего пациента сесть и фактически не дала мне ничего сказать. Значит, и она тоже уже была предупреждена.


        Этот последний случай идеально дополняет и полностью подтверждает все мои прошлые подозрения и наблюдения. Никаких сомнений в том, что идёт почти тотальный саботаж моих анализов, не осталось.

        

        Когда внезапно снова невыносимо разболелся палец ноги в районе перелома, 30 мая 2014 года я попросил лечащего врача направить меня на рентген 3-го пальца правой ноги, чтобы видеть, правильно ли срослись кости.


        2 июня 2014 года я сделал снимок. Рентген показал, что палец после перелома остался деформированным, и что пострадала не только самая последняя, крайняя фаланга (4-я), но и предыдущая (3-я), хотя рентгенолог, 3 марта 2014 года сделавший заключение для отделения Скорой Помощи, ничего не упоминает о 3-й фаланге. В его рапорте лишь написано, что идущие через последнюю, крайнюю фалангу 3-го пальца правой стопы тени и линии могут указывать на перелом этой фаланги. Таким образом, картина была весьма расплывчатая и неопределённая, и непременно требовала осмотра хирургом. Кроме того, опухоль травмированного пальца была слишком сильной, что указывало на сложный перелом, и, возможно, в 2-х - 3-х местах. Опухоль затрагивала 3 последние фаланги пальца. Совершенно ясно, что, отправив меня домой с таким переломом без консультации хирурга и последующего наблюдения специалиста, врач явно нарушила клятву Гиппократа. Это та же самая врач, что собиралась отправить меня домой без консультации с офтальмологом в октябре 2013 года, когда в левом глазу произошло отслоение стекловидного тела. У этого явления те же симптомы, что и у отслоения сетчатки, и, если бы случилось второе, по её вине я мог бы лишиться глаза. Эти 2 случая показывают, какой это опасный для пациентов (или, во всяком случае, для меня) медицинский работник.


        Когда я не то, чтобы возмутился, но удивился, что она отправляет меня домой без всякой выписки, рецепта или инструкций, она сказала «принимать тайленол и 3 дня прикладывать лёд каждые 3 часа на 20 минут». И всё.


        Важно добавить, что, когда я попросил её показать мне рапорт рентгенолога, она заявила, что они «это не практикуют», то есть, не показывают пациентам записи обследований. Она ещё вздохнула: «Таковы правила». Как будто их не одобряла. Позже, по здравому размышлению, я подумал, что она вполне могла показать мне вывод рентгенолога. Это был просто спектакль. Она заверила меня, что перелом совершенно пустяковый, без смещения, и даже нарисовала рисунок, изобразив, где и какой это перелом. И заявила, что, т.к. это «сущий пустяк», никакого лечения не требуется, и всё заживёт «само собой». Она даже пошутила, что главное: «don't kick anyone» (не пинай никого). «It will heal. No doubt. You'll see it». Кто бы на моём месте, несмотря на жуткую боль и страшную опухоль, не клюнул на эту удочку, на этот оптимистический тон? И, всё же, я попросил её показать меня хирургу, но она, бросив, что хирург занят на сложных случаях, даже не ответила на моё требование и покинула комнату осмотра. Потом вошла медсестра, и сказала, что мне сделают укол против столбняка, от которого я отказался.


        Интересно отметить следующее. В рапорте рентгенолога для Скорой Помощи указано, что на рентген направила доктор Finestone Debra Silberberg. Это именно то, что было написано на её идентификационной карточке, приколотой на одежду, когда она меня осматривала. Но я помню, что в другой раз на такой же карточке было написано Fainstein. Кроме того, совершенно непонятно, это имя или фамилия. Если её имя «Дебора» (типичное еврейское имя), то где её фамилия: Finestone или Silberberg? Сильберберг: тоже фамилия, а не личное имя. Кроме того, не может носить один и тот же врач один раз еврейскую фамилию Файнштейн, а другой раз целых 2 еврейские фамилии Файнстон и Сильберберг. Но это ещё не все странности. В документе из Скорой Помощи, который для меня взяли в медицинском архиве, сказано, что меня осматривала Chrissi Paraskevopoulos. Но, если меня осматривала мадам Параскевопоулос, то кто такая Файнстон Дебора Сильберберг, и наоборот? (Ведь меня осматривала лишь одна мадам, которую я знаю как Файнштейн-Сильберберг). Сравнивая почерк из подписи на рисунке перелома с почерком (якобы) мадам Параскевопоулос, я пришёл к выводу, что это писала одна и та же рука, хотя, возможно, я ошибаюсь. Я хорошо помню мадам Параскевопоулос: это типичная брюнетка средиземноморского типа, заметно полнее мадам Файнстон-Сильберберг и ниже ростом, к тому же, с другой формой полных рук и ног. Если это никакая не загадка, и всему этому есть бытовое объяснение, то, к сожалению, я его в упор не вижу. Ну, если я такой осёл, то как быть с теми людьми, суждения которых по этому вопросу я выслушал? Они работают на таких работах, как регистрация клиентов гостиницы, проверка финансовых документов, и даже медицинский архив.


        После этого случая окончательно стало ясно, что меня «прикрепили» в Скорой Помощи к определённым, одним и тем же, врачам, и что, кроме них, никому другому не позволено меня осматривать. Если все 3-е одновременно отсутствуют, мне приходится сидеть в Скорой Помощи по 12-14 часов (даже если в зале ожидания, кроме меня, нет ни одного человека), пока кто-то из этих 3-их не появится на работе. И, наоборот, если один из них появился, меня могут принять уже через 1 или 2 часа ожидания, быстрее, чем в поликлинике. Эти 3 врача должны быть на особом «хорошем счету» у сионистского Бней Брита, не иначе: в противном случае их бы ко мне не приставили. Если я не ошибаюсь, в той Скорой Помощи, куда я чаще всего прихожу, всего 10 или 12 кабинетов. По логике, там должно быть 10 или 12 врачей (на самом деле, знаю по опыту - не более 9-ти). Так оно и есть, потому что, сидя в зале ожидания и корчась (бывает) от боли, я, чтобы отвлечься, считал и записывал в блокнотик число незнакомых врачей, и всё совпадает: их должно быть не менее 9-ти. (Появлявшихся «студентов», похожих на стажёров, я не учитывал, хотя кто-то из них может иметь резидентуру; тогда врачей в Скорой ещё больше). И всё-таки в последние 4-5 лет никто, кроме одних и тех же 3-х врачей, меня никогда не осматривал, а ведь я приходил в эту Скорую Помощь не менее 10-15-ти раз.


        Но вернёмся к событиям последнего месяца.


        4 июня 2014 года я пришёл к своему лечащему врачу не только узнать результат анализа и рентгена пальца, где был перелом, но и по поводу очередного воспаления постоянного уплотнения на спине, в районе 6 или 7 позвонка. Там был то ли жировик, то ли киста, но я считаю, что киста, и такое же было мнение лечащего врача. 3 раза я просил у него направление к хирургу, чтобы удалить её, и каждый раз получал отказ. Он заявил, что в своём «нормальном» состоянии эта киста «крошечная», и «никто» мне «её удалять не будет». Направления к хирургу я добивался и от дерматолога, и тоже получил отказ. 4 июня 2014 года я попросил выписать мне антибиотическую мазь, и тоже получил отказ. Попросил направить меня к хирургу: опять отказ. Лечащий врач сказал прикладывать тёплые компрессы, но я знал - по предыдущим воспалениям, - что с этим воспалением мне это не помогает. Вместо «настоящей» сильнодействующей антибиотической мази мой лечащий врач посоветовал прикладывать полиспорин: если воспаление перейдёт в фурункул или абсцесс, и «когда» он «прорвёт». Это было, конечно, варварское отношение, но я знал, что, если врачи получили насчёт меня то или иное распоряжение, то я могу посетить хоть 10 врачей: и все откажут в моей просьбе. Я попросил не только антибиотическую мазь, но и направление на УЗИ (ультразвуковое обследование), и тоже получил отказ. Лечащий врач сказал, что киста «слишком маленькая», и «они там ничего не увидят». Я стал спорить, но ничего не добился.


        Смысл отказа в антибиотической мази заключался, наверное, в том, чтобы нигде, ни в каких медицинских документах, архивах или в аптечных записях, не было зарегистрировано моей очередной болезни. Кроме того, медикаменты, которые выписывает врач (в отличие от тех, что сам покупаешь в аптеке, вроде того же полиспорина), субсидированные, их выдают за 1/3 или даже меньше их стоимости, а на таких «диссидентов», как я, тратить государственные средства «не положено». После того, как мой лечащий врач отказал мне в направлении на УЗИ и в антибиотической мази, я сходил к ещё 2-м врачам, но и у них получил отказ.


        Каждый раз, когда я отправлялся к врачам, от дома до метро меня сопровождала та или иная полицейская машина, а у кабинета того или иного врача к моменту моего прибытия уже стояли 1 или 2 полицейские машины.


        На обратном пути от врача, примерно в 12.30 4 июня 2014 года, за квартал от дома, меня сбили с ног 2-е юнцов. Когда я подошёл к перекрёстку, где сходится улица, параллельная моей, с улицей, перпендикулярной моей, я увидел за перекрёстком полицейскую машину, из которой явно наблюдали за мной. Из-за других машин я не мог рассмотреть её бортовой номер, и, решив его выяснить, пересёк улицу и прошёл дальше вперёд. В ту же секунду полицейская машина резко рванула с места, и, подавая задом на хорошей скорости, вырулила на следующую улицу, и умчалась. Но я успел ухватить часть бортового номера: 15. Это номер полицейского участка моего района. Я не могу сказать наверняка, но почти уверен, что это была машина 15-1.


        После того, как полицейская машина умчалась, я пошёл назад, лицом к углу углового дома, и как раз на углу на меня налетели и сбили с ног. Откуда взялись эти 2-е: это очередной ребус. Когда я пересёк улицу, ни одного человека на протяжении всего квартала не было, а, если бы кто-то появился, то не успел бы дойти с центральной улицы района до этого угла. Ведь я находился дальше перекрёстка какие-то секунды. Других объяснений, кроме тех, что эти 2-е либо вышли из одной из дверей того же дома, либо вышли из машины (где, вероятно, дожидались моего появления), я не вижу.


        При падении я ударил левую стопу (или её намеренно ударили те 2-е, сбивая меня с ног) и «потёр» спину об асфальт. Никаких других ушибов или повреждений, чудесным образом, не оказалось. При падении на воспалённый участок, видимо, попала инфекция, потому что буквально на следующий день наступило резкое ухудшение. 7 дней я с переменным успехом боролся с оформившимся абсцессом, который на 4-й день «прорвал». Казалось бы, если абсцесс «прорвал», то быстрое излечение гарантировано. Назубок зная все сильнодействующие народные средства и умея их приготовить, я в прошлом с поразительным успехом применял их на себе самом и на других, быстро и полностью добиваясь улучшения и потом излечения. Использовал я также полиспорин, ихтиоловую мазь, и другие аптечные средства, оставшиеся от прошлых «боёв» с воспалениями, фурункулами и абсцессами. Но, странным образом, на сей раз ничего не помогало. Сначала как будто наступало серьёзное улучшение с выходом инфильтрата через открывшуюся фистулу, но уже буквально в следующие 3-4 часа под кожей происходило наполнение следующей «порцией» инфекции, и снова образовывалось вздутие.


        11 июня 2014 года я решительно отправился к лечащему врачу, и теперь уже буквально потребовал антибиотическую мазь или направление на срочный осмотр хирургом. Он послал меня в «Клинику хирургии одного дня», выписав направление. В тот же день я позвонил туда, но мне ответили, что в эту клинику должен направить один из врачей-хирургов, с которым они работают, а не участковый врач. Это был нонсенс, потому что, в таком случае, кто должен направить к одному из этих хирургов, если не лечащий врач? К тому моменту наступило значительное улучшение, абсцесс почти «исчез», и я, собравшись лично пойти в клинику, так туда и не пошёл. 11 июня 2014 года я просил лечащего врача послать меня на рентген левой стопы по поводу удара, но получил отказ.


        Однако после ночи с 11-го на 12-е июня 2014 года снова образовалось сильное вздутие, ещё пуще прежнего, и я опять звонил в «Клинику хирургии одного дня», и (уже другая сотрудница, «другим голосом») мне снова отказали в приёме.


        13 июня 2014 года я приехал к 7.30 утра в Скорую Помощь той же больницы, где был с переломом пальца.


        Оказалось, что все помещения отделения Скорой Помощи закрыты: там идёт капитальный ремонт. Временно Скорую разместили в коридоре крыла, где раньше, видимо, размещалась то ли одна из «внешних» клиник, то ли подсобные помещения. И весь персонал отделения Скорой Помощи был совершенно новый. Пациенты ожидали на стульях и скамейках прямо в коридоре. Никаких камер-шпионов, никаких охранников не было. И отношение ко мне было РАДИКАЛЬНО ДРУГОЕ. Я очень быстро прошёл триажную медсестру и регистрацию. И только после этого «нарисовались» проблемы. Т.к. Скорую разместили временно, каждый пациент должен был сам отнести своё медицинское дело и положить в пластмассовый держатель сбоку от двери того или иного кабинета. Там уже лежал чей-то медицинский файл. Меня удивило, что вскоре оттуда достал одну из папок человек в синем, а не в белом халате. Когда я подошёл, то удостоверился, что моего дела больше нет. Через 1,5 - 2 часа, не раньше, моя папка снова появилась в пластмассовом держателе, а, значит, в кабинет её до сих пор никто не заносил. Таким образом, кто-то умышленно задержал мой приём врачом на полтора или 2 часа. Если бы не ремонт, о таких трюках я бы никогда не узнал.


        Когда же, всё-таки, меня приняла очень молодая врач (настолько молодая и хорошенькая, что я принял её за стажёра), я удостоился исключительного отношения и внимания. Прежде, чем я успел это выговорить и попросить, она уже заявила (заглянув в мою медицинскую папку и осмотрев абсцесс), что посылает меня на УЗИ и на анализ крови. Я, в свою очередь, попросил, чтобы в любом случае - будут вскрывать абсцесс или нет - мне выписали антибиотическую мазь. Она и это пообещала.


        Потом, достаточно скоро, меня осмотрел хирург-стажёр, очень молодой парень китайского вида. И он был исключительно симпатичный, и я, по-моему, удостоился взаимной симпатии. Никто ещё до него не осматривал меня в этой Скорой Помощи с такой тщательностью и ответственностью. Более того, он не делал выводы «про себя», и не бурчал нехотя в ответ на расспросы, но любезно и охотно делился своими выводами. Он сказал, что абсцесс небольшой, но опасный и сложный, и что он считает: надо вскрывать. Но предупредил, что сам он стажёр, и не может решить, вскрывать или нет, без своего руководителя. А тот находится на долгой и сложной операции. Всё так складывалось, что придётся ждать много часов.


        Меня застало врасплох то, что, вместе УЗИ, меня позвали на рентген. Оказалось, что врач назначила мне и рентген, и УЗИ. Я быстро сообразил, что, рассказав о том, что всё началось, когда почти 30 лет назад меня чем-то пырнули или укололи в спину в минском метро, спровоцировал этот рентгеновское обследование. (Инцидент имел место в том самом году, когда метро в Минске только построилось. Тогда после укола возникло небольшое нагноение, и на том именно месте и образовалась киста). Естественно, пусть даже пырнули или укололи 30 лет назад, всё равно надо было проверить, не пострадала ли от удара ножом, шилом или иглой какая-нибудь кость.


        Пока я прошёл все обследования, и пока дождался врача с резидентурой, на часах стало уже 16.10. Я целый день просидел на коридоре, на неудобном стуле, и, более того, несколько часов пришлось просто стоять, потому что всем пациентам стульев не хватало (напомню, что в постоянных помещениях Скорой Помощи шёл ремонт). К этому надо добавить боль от абсцесса и психологическую невыносимость ожидания. К тому же, я целый день ничего не ел и не пил (а пить, когда абсцесс, надо ещё чаще, чем обычно).


        Наконец, пришёл «главный хирург», окружённый целой стайкой студентов-стажёров. Оказалось, что этот, похожий на чеченца, ещё довольно молодой человек, говорит по-русски! Он тоже отнёсся ко мне очень по-человечески, разговаривал со мной любезно, всё крайне доступно и лаконично объяснил. Такого отношения, повторю, в этой Скорой Помощи я ещё не видел. Жаль, что я стоял к нему всё время спиной, и не мог посмотреть его имя на идентификационной карточке. «Главный хирург» сказал, что надо вскрывать, и спросил, согласен ли я на это. Я кивнул. Мне сказали взобраться на высокий хирургический стол-кушетку, и вокруг меня сгрудились стажёры: тот же китаец и 3 девушки на вид по 22-24 года, симпатичные, как из Голливуда. Тут же присутствовал и их руководитель, говорящий по-русски. Все инструменты были приготовлены, включая ножницы, скальпель, и т.д. На той же железной подставке был приготовлен шприц и новокаин. И вот, когда уже надо мной буквально склонились, чтобы начать операцию, неожиданно что-то произошло. Вдруг все исчезли в соседнюю комнату, и последняя девушка, прежде чем уйти, предупредила меня, чтобы я не вставал, т.к. они «сейчас вернутся».


        Я пролежал в неудобной позе ещё минут 20, и потом спрыгнул на пол. Дальше оставаться в такой позе было бессмысленно. Из соседней комнаты раздавались голоса 6 или 7 человек.


        Непонятно, почему кто-то один или двое из них не могли за это время вскрыть мне абсцесс, пока остальные совещаются. Потом мне сказали, что их позвали на срочную операцию, и чтобы я подождал на коридоре. Это может занять 2-3 часа, сказал мне говорящий по-русски хирург.


        Вскоре приехала моя жена. Впервые она была со мной в Скорой Помощи. И неудивительно: я уже находился там чуть ли не 11 часов.


        Позже я поймал «главного хирурга» на коридоре, и ещё раз спросил, не осталось ли ещё возможности консервативного лечения. Он ответил, что, если не вскрывать, будет хуже. Теперь я считаю, что он был абсолютно прав.


        Когда они вернулись, меня оперировали 2 девушки, одна из которых сказала, что она врач, и имеет резидентуру. Она сказала, что говорит по-французски, по-английски, по-испански и по-арабски. (Но на арабку не особенно похожа не только из-за светского вида, но и из-за светлой кожи и, скорее, европейских черт лица: возможно, христианка из какой-то арабской страны). Другая, скорей всего, шотландского происхождения.


        Обе спросили у меня, как мне удаётся в моём возрасте сохранять такую отличную форму.


        Меня немного шокировало, когда «резидент» направилась ко мне со скальпелем в руке, «позабыв» шприц и новокаин на столике. На мой недоуменный вопрос она ответила, что обезболивающий укол, когда дело касается абсцесса или фурункула, почти такой же болезненный, как сам разрез, но я настоял. Мне не хочется, сказал я, потерять сознание от болевого шока и попасть в реанимацию. Я попросил делать инъекцию не в сам абсцесс, а чуть-чуть рядом. Тем более, добавил я, что так заморозка действует намного лучше. Она согласилась с этим, но заметила, что об этом знает не каждый врач, а я, почему-то, знаю. Я также попросил сделать дренажный разрез вдоль, а не поперёк, и разной глубины, в зависимости от структуры абсцесса. И с этим она согласилась. Укол новокаина, действительно, был жутко болезненный. И, даже после заморозки, вскрытие я чувствовал, как будто режут «по живому», без местной анестезии. Но такая моя доля: терпеть.


        Я попросил сделать попытку заодно обнаружить и удалить кисту, если это возможно в условиях теперешнего нагноения. Девушки сказали, что как будто бы нашли и убрали то, что выглядит, как киста, хотя полностью не уверены.


        На мою просьбу взять образец инфильтрата, чтобы выяснить, эта инфекция стрептококк, стафилококк, или какая-то другая, девушка-«резидент» тут же взяла специальное приспособление, и выполнила требуемое. Она сказала, что если будут обнаружены какие-нибудь особые резистентные микроорганизмы, то мне позвонят. Абсолютно все мои просьбы были выполнены. Невероятно!


        Когда они выжимали содержимое абсцесса (очень спорная методика, риск ещё большего заражения) - уже после разреза, - я не стал их останавливать, хотя боль была просто запредельная. В хирургической литературе я читал, что это иногда помогает.


        В общем, до этого момента всё было корректно и с человеческой, и с медицинской точки зрения, впервые за всю историю моих визитов в эту и ещё 2 Скорые Помощи. Но лишь до этого момента.


        Потому что буквально за секунду до наложения повязки на рану телефон «резидента» ожил. После этого звонка, я думаю, всё и началось. Внешне никаких изменений не произошло. Я попросил положить на фурункул антибиотический крем, если он у них есть. «Резидент» сказала, что есть, и что она выполнит мою просьбу. Но когда я спросил, куда мне приходить менять повязки (бандаж), она ответила, что абсцесс настолько небольшой, что можно через 2 дня снять «наклейку» перевязки, и всё. Я всё-таки попросил выписать мне направление к медсестре CLSC по месту жительства. В моей просьбе мне мягко, но было отказано. Я спросил, чем промывать рану после снятия перевязки. Мне было отвечено, что просто «под душем, с мылом». Это меня достаточно удивило.


        После операции я пытался выяснить, где выписанная мне антибиотическая мазь, но так ничего и не добился. Пришлось убраться восвояси, без мази. Ни на автобусе, ни на метро я ехать не мог, вызвали дочь с машиной. По дороге я сидел не пристёгнутый, поперёк сидения, больной спиной к окну: иначе бы не доехал.


        2 следующих дня боль была такая, как будто только что мне сделали разрез скальпелем. Рана горела под повязкой, жгла огнём. Я сидел на адвиле, но даже обезболивающее плохо помогало.


        Когда через 2-е суток я снял перевязку, я увидел жуткую картину. Спина была истерзана, как будто я попал под пытки и щипцы инквизиции. Вокруг раны снова распространилось характерное для абсцессов красно-розоватое пятно, но теперь в 3 раза обширней, чем до разреза. Абсцесс не только не исчез, но стал чуть ли не в 4 раза больше. Присмотревшись, я обнаружил, что само вскрытие было произведено удовлетворительно. (Крошечный поперечный разрез, вопреки моему возражению, всё-таки был сделан, и теперь сослужил плохую службу, о чём ниже). Проблему сделал не скальпель, но политика по отношению к перевязкам. Менять бандаж надо было как минимум 2 раза в сутки, а не раз в 2-е суток. Отсюда и ужасный вид раны с вылезшими лоскутами кожи и мяса: образовалось ещё большее вздутие в центре абсцесса, и буквально вывернуло разрез наизнанку. Сверху была приклеена особая марля с клейкой полоской по краям (по периметру). Под ней, на рану была наложена тоже специальная - прямоугольной формы - медицинская ткань. Всё правильно. Так положено. Но вот что меня удивило: этот «прямоугольник» был сложен пополам (что уже само по себе препятствует оттоку инфильтрата), и, когда верхняя, защитная марля была снята, оказалось, что он приклеен к ране особым образом, не давая выходить гною и лимфе. В этом крошечный горизонтальный разрез и оказал медвежью услугу.


        На что это всё списать? На медицинскую ошибку? Или умышленное причинение вреда моему здоровью? Но если это второе, то заклеен отток инфильтрата был очень искусно, буквально виртуозно. Кроме того, я не нашёл никаких следов мази.


        В понедельник утром (16 июня 2014 года) я отправился в поликлинику, где принимают без записи. Подумав, я вышёл оттуда и сначала зашёл в другую, в 10 минутах ходьбы.


        Людей тут было совсем немного; через 20 минут я уже был в кабинете. Врач был шокирован тем, что не назначили перевязку. Пока я добрался до поликлиники, рана выглядела ещё ужасней; вокруг были жирные потёки крови, лимфы и инфильтрата. Даже врач ужаснулся. Но ничего для меня не сделал. Выписать, по моей просьбе, антибиотики внутрь и антибиотическую мазь на рану - отказался. Настаивал, чтобы я снова отправился в ту же Скорую Помощь, где мне сделали разрез. Пришлось идти в другую поликлинику.


        Там я просидел с 9.30 до 13.30. Людей было в этот раз очень много (понедельник!). И тут врач был шокирован тем, что увидел, и тем, что не организовали перевязок. (Тем более что это на спине, куда я сам не могу добраться). Он тоже сначала настаивал, чтобы я отправился снова в Скорую Помощь, но потом всё же выписал мне антибиотическую мазь, отправил меня к медсестре на перевязку, и написал направление в CLSC на следующие перевязки.


        Как только я получил антибиотическую мазь, картина резко изменилась, и дело СРАЗУ пошло на поправку.


        Эпопея с абсцессом высветила один очень важный факт. После первого же обращения к врачу (и даже до этого, если говорить об отказе в удалении кисты - после чего никакого абсцесса вообще могло никогда не быть) началась целая цепь бесконечных медицинских «ошибок». Каждый отдельный случай можно интерпретировать как ошибку или даже халатность врача, но всех вместе таких «ошибок» слишком много для простых совпадений, оплошностей и халатности. Поэтому всё вместе нельзя охарактеризовать иначе, чем злостный саботаж оказания мне медицинской помощи, и умышленное нанесение вреда моему здоровью.


        Перечислю список «ошибок» в лечении абсцесса:

1. После того, как 3-жды на месте кисты случались воспаления, я попросил лечащего врача направить меня к хирургу для удаления кисты и предупреждения дальнейших осложнений, и получил отказ. Если бы киста была вовремя удалена, никакой эпопеи с фурункулом и абсцессом бы не случилось. Такой же отказ я получил и от других врачей (дерматолога, и т.д.). Отказано было и в УЗИ.

2. В Скорой Помощи, обращаясь по поводу необычной бородавки на пальце и по поводу красного пятна на руке, по виду похожего на саркому Капоши, я одновременно показывал врачу Анне Црерар (или Крерар) воспаление на спине, в районе спины, и просил а) взять образец инфильтрата; б) направить с этим к хирургу или кожному врачу; в) направить на УЗИ; г) выписать антибиотический крем. На все мои просьбы Анна Крерар ответила отказом, да ещё и злобно набросилась на меня: почему я прихожу в Скорую Помощь «по таким пустякам».

3. 4 июня 2014 года я просил лечащего врача выписать мне по поводу абсцесса антибиотическую мазь и направить к хирургу. Скорей всего, с помощью антибиотической мази удалось бы вылечить абсцесс, но, даже если бы пришлось вскрывать, травма была бы в несколько раз меньшей. Мне снова было отказано в просьбе направить меня на УЗИ. Вторично лечащий врач отказался выписать мне антибиотическую мазь 11 июня 2014 года. Кроме него, тот же отказ я получил от а) 2-х других врачей; б) врачей в Скорой Помощи (которые уверяли, что мазь мне будет выписана, но мазь так и не была выписана); в) врача «1-й» «поликлиники без рандеву». Всего получается, что 9 врачей либо отказали мне в антибиотической мази, либо обещали выписать её, но не выписали. Не слишком ли много получается? И как это объяснить, если не вмешательством спецслужб?

4. В Скорой Помощи, хотя всё «остальное» было сделано правильно, и сопровождалось «невиданным» для меня человечным отношением, НО, накладывая повязку, почему-то, заклеили выход инфекции, и сказали не снимать повязку 2 дня (хотя надо было менять хотя бы 2 раза в день). Кроме того, отпустив домой, не организовали помощь медсестры, не выписали антибиотический крем (который обещали!), не сделали выписку для дерматолога (что тоже обещали). Формально, все позитивные и правильные действия медперсонала произошли до упомянутого телефонного звонка, все негативные после. Тогда что это был за звонок?

5. Тем не менее, существует вероятность, что выход инфекции «заклеился» «сам по себе», что, сложив вдвое изоляцию для раны, «просто» допустили ошибку, и, велев снять перевязку через 2 дня, без вовлечения медсестры, тоже было «просто» ошибкой.

6. Кто-то из технического персонала больницы уносил мой файл (историю болезни) на полтора или два часа.


        Добавим ко всему сказанному, что эпопея абсцесса сопровождалась нападением (когда меня, за квартал от дома, сбили с ног).


        Точно так же и отслоение стекловидного тела в другом (правом) глазу произошло при подозрительных обстоятельствах и сопровождалось задержанием и допросом полиции (машина 15-1).


        Точно так же очередная инфекция во рту и в других местах сопровождалась подменой образца анализа и явно диверсионными действиями одного из работников больница (из числа технического персонала).


        Точно так же после того, как мне подстроили перелом 3-го пальца на правой ноге, в Скорой Помощи не сделали абсолютно ничего чтобы точнее установить тип и вид перелома (рапорт рентгенолога был крайне расплывчатым), не показали меня хирургу, и «выкинули» домой. В результате, поломанный палец так и остался деформированным, что видно на рентгеновском снимке, сделанном 30 мая 2014 года.


        Добавим, что, вероятно, в связи с ремонтом (и потому - отсутствием камер наблюдения и сотрудников охранной фирмы, и контроля полиции и спецслужб), 13 июня 2014 года в Скорой Помощи мне была оказана невероятно правильная и профессиональная медицинская помощь, и было проявлено человечное отношение, что до того никогда не случалось.


        Всё то, что делают против моего здоровья, и все те диверсии, направленные на саботаж оказания мне медицинской помощи, надо приравнять к пытке.


        В заключение этого раздела я обращаюсь к Робин Гудам в спецслужбах и силовых органах Канады и за её пределами: помогите, вступитесь, отомстите за меня. Или хотя бы помогите выяснить, кто за всем этим стоит: какая страна или организация, какие спецслужбы или группы подонков?


        Помогите!


         Монреаль, 19 июня 2014 года.