Лев Гунин

СПАСИБО ЗА ПЛАГИАТ, КАМРАД СЛЁЗКИН 


В 2000-м году я написал на немецком языке эссе "Еврейское столетие: XXI век". Надо заметить, что в детстве я шпарил на немецком не хуже, чем позже по-русски, но с тех пор много воды утекло, и немецкий был "вытеснен" другими языками. Несмотря на чтение журнала "Шпигель" и на редкую практику разговора (в Монреале немцев сейчас очень мало), статьи на немецком языке я предпочитаю отдавать на проверку. В лице своих дальних родственников, немцев Генри и Отто фон Розенов, я получил заодно полезных и эрудированных соавторов, с которыми было приятно "доводить до ума" эту работу. Так появился на свет наш совместный труд ( Otto von Rosen, Leon Gunin . " Das Juedische Jahrhundert: 21", Montreal - Berlin. 2001).

Когда в 2003-2004-м году очередная версия моего капитального труда "ГУЛАГ Палестины" была завершена, в продолжении главы первой - (файл GulagPalestiny04.htm) "КРАЕУГОЛЬНЫЕ КАМНИ РАБСТВА, Апотропус, вторая часть, Краткая история клана (1)" - среди прочих сносок есть ссылка и на выше упомянутую работу.

Каждый может сходить по адресу
 balandin.net/Gunin/GulagPalestiny04.htm  
и убедиться в этом.

Интересно и то, что именно в этой главе речь идёт о клане Ротшильдов, о торговцах, и у Слёзкина открывающая его работу глава - именно об этом.

В 2004-м году была практически закончена книга переводов, наибольший вклад в создание которой (по объёму) внесли мы с К. С. Фараем. В начале следующего года книга увидела свет
("Паломничество волхвов. Эзра Паунд, Т. С. Элиот", Москва, 2005, издательство Логос).

На странице 273 этой книги, где дан мой комментарий к стихотворению Паунда "Возвращение", говорится: "Каждый "золотой век" любой цивилизации угрожает дуализму законов этого мира, его двойственности и балансу. Поэтому сразу же после "золотого века" следует "наказание" в виде войн, свирепых тиранов, крайней несправедливости. (...) Ключ к расшифровке этого смысла: летающие сандалии. Этот атрибут принадлежит Гермесу-Меркурию и символизирует (...) изворотливость, торгашество и хитрость. Боги в крылатых сандалиях Гермеса-(Меркурия): это символ власти, в своих изуверских целях использующей мудрость науки".

А у Слёзкина первая глава его книги называется "Меркуриевы сандалии: евреи и другие кочевники".  

Мне могут возразить: но ведь Юрий Слёзкин зарегистрировал авторские права на текст своей книги ещё в 2004-м году, хотя напечатана она была в издательстве Принстонского Университета по-видимому только в 2005-м. В том-то и дело, что возникают некоторые подозрения: а не мог ли Слёзкин мог получить авторские права задним числом... Это во-первых. Во-вторых, ещё до выхода нашей книги "Паломничество волхвов" в свет, в 2004-м году, я опубликовал в Интернете некоторые комментарии из будущей книги под названием "Сандалии Гермеса", но убрал их после появления книги. Правда, в кэшэ некоторых поисковиков эти страницы "сидят" до сих пор. Каждый может пойти, и убедиться.

Параллельно с моим участием в групповой работе над книгой "Паломничество волхвов" я писал огромную по объёму работу об Эзре Паунде, которую до сих пор не выставил в Сеть только потому, что это нарушило бы интересы партнёров-переводчиков. Однако, отрывок из неё, под тем именем "Сандалии Гермеса", был выставлен в Сеть ещё в начале 2004-го года (в урезанном виде этот отрывок есть на сайте Мошкова).

Работа "Эра Паунда" была разослана мной в 2004-м году широкому кругу друзей и знакомых, и вполне могла попасть и в окружение Юрия Слёзкина. 

Примерно с 1998 года в блогах, в некоторых своих работах и в личной переписке я высказывал мысль о том, что евреи в теле человечества: это не нация, а некая функция, записанная на "пластинку" общечеловеческих социальных инстинктов. Эта мысль есть и в моих диалогах с моим родственником, Михаилом Гуниным, и с другим моим родственником, Станиславом Лешчынским, и с ещё одним дальним родственником, фон Поссе. Имеется в виду то, что у природы есть не один "запасной вариант" на "роль" евреев (армяне, ливанцы, иранцы из двух курдских областей, и т.д.), но в том-то и дело, что евреи лучше всего подходят для этой "функции". Более того, существует ряд уникальных особенностей, и одна из них: то, что, в отличие от всех других, евреи не нация, не этнос, а корпоративная общность с определённым набором психофизических качеств, и с особым общинно-храмовым жреческим культом. Именно об этом, прекрасно понимая этот вопрос, лукаво умалчивает Слёзкин.

Да, он справедливо указывает на то, что евреи издревле состоят в числе тех групп, которые "не сеют и не жнут", живут не за счёт природных, а за счёт человеческих ресурсов; и промышляют не собирательством, не рыбной ловлей, не агрикультурной деятельностью, не животноводством, не мечом, но хитростью и обманом. Это изначально злоумышленники (у Слёзкина: нарушители законов), нарушители границ, посредники, ничем не привязанные к земле, на которой живут. И тем не менее он всё сваливает в кучу, избегая разговора о том, чем евреи выделяются из прочих кочевых групп, о которых идёт речь.

И только когда он ведёт речь о том, что еврейская халупа резко отличалась от соседствующей с ней хаты украинского крестьянина не потому, что выделялась "еврейской архитектурой" (такого явления, как еврейская архитектура, указывает Слёзкин, не существует), а потому, что её никогда не красили, не украшали, ибо она всего лишь юрта очередного временного стойбища: только тут с ним можно полностью согласиться.

Когда же он утверждает, что ВСЕ "подобные евреям" группы состояли (и, надо понимать, состоят) из индивидуумов, главная специализация которых колдовство, ворожба, и что каждый их торговец одновременно и колдун: это на самом деле относится в основном к евреям. И когда он подчёркивает, что эти люди берутся за всё, и один и тот же их представитель может быть и мытарем, и вором, и палачом, и гадалкой, и врачевателем, всем одновременно: перед глазами возникает образ именно "Сионских мудрецов" (колдунов), протоколирующих свои откровения по поводу захвата мировой власти.

Все остальные группы авантюристов-кочевников - хотя и оторваны от национальных очагов (либо не имеют оных) - сохраняют некое подобие национальной идентификации, национальную психологию, рамками которой ограничены их амбиции. Еврей же может быть кем угодно, человеком любой национальности, в то же время оставаясь евреем, и потому его устроит никак не меньшее, чем власть над всем миром.  

У меня в работе о Паунде красной нитью проходит тезис об узуре-ростовщичестве, о воровской природе Гермеса-Меркурия, и у Слёзкина: то же самое ("as was Mercury himself - derived from merx, "goods"). And of course Hermes was a thief"(как имя Меркурия производное от "меркс", "товар". И, конечно, Гермес - это вор.)  Многие идеи Слёзкина являют собой варианты моих идей, высказанных в работе "Ящик Пандоры" (доступной в Интернете с 2003-го года), да и саму Пандору он также упоминает уже в первой главе.

Создаётся устойчивое впечатление, что, экспроприировав мои идеи, или идеи, похожие на мои, он сделал это первоначально с целью их дискредитации, или, в большей степени, искажения. Его исходной скрытной целью было затемнить уникальный феномен евреев, или даже полностью затушевать его. Характерное отсутствие у евреев - торговцев, ростовщиков, банкиров - благородства: он приписывает всему многоплеменному клану международных торгашей, приводя в пример китайские, японские, инаданские, и прочие группы живущих в изгнании меньшинств. В ходе работы над своим сочинением, автор по-видимому изменил первоначальному намерению, делая в дальнейшем опасные для еврейского доминирования выводы, и приводя нелицеприятные для евреев факты. Может быть и так, что он просто-напросто ставит в начале своей работы буфер, с целью обмануть бдительное око подчинённых евреям цензоров. Как бы там ни было, в начале он применяет, как мы уже заметили, метод "ретуши".

Всё, что есть у евреев и в евреях абсолютно уникального, ни у кого больше не встречаемого, Слёзкин пытается "надеть" на другие кочевые сообщества. И даже там, где он цитирует Василия Розанова, он делает это в том же контексте. И только в одном месте, там, где речь идёт о невероятной степени эндогамности общества, он вроде бы соглашается с уникальностью в этом вопросе еврейской традиции; и тут же "приплетает" сюда и цыган, хотя очевидно, что этот поворот не совсем релевантен.

То же касается его оценки традиции кошерности у евреев. Несмотря на то, что она уникальна в своих особенностях, и ни у кого больше не встречается, Слёзкин и тут намеренно затушёвывает эти особенности. Единственное тотальное отличие евреев от прочих кочевников, которое Слёзкин находит: это их деление человечества на 2 типа людей: на евреев-людей, и на "гоев" (всех остальных): не евреев, "недочеловеков" (унтерменчшен). Но и тут он утверждает, что у цыган имеется то же представление, и что цыгане называют всех "не цыган" одним и тем же словом "гайо". На самом деле имеющие место нюансы и градации, все эти тонкие отличия между еврейской парадигмой и цыганскими представлениями он "опускает" "за ненадобностью".

Несмотря на это, Слёзкин постулирует одну крайне важную "антисемитскую" мысль: евреи рассматривают всех остальных людей - гоев, неевреев - как одно враждебное им племя. Именно цыган и евреев Слёзкин (вслед за Гитлером) видит как наиболее "неисправимых", бескомпромиссных "меркурианцев", радикально отличных в этом от всех прочих. Не имеющих никаких обязательств ни перед чем и ни перед кем, за исключением самих себя. Шёлковый шнурок, который ортодоксальный еврей носит на поясе, для отделения верхней части тела от нижней (высокого от низкого), Слёзкин сравнивает с "эрувом": стеной гетто или символизирующим её ритуальным шнуром (закапываемым в землю), которые отделяют евреев ("высоких", "аристократов духовной чистоты") от гоев ("низких", "грязных", "недочеловеков"). "Шикса": слово, которым евреи называют женщину-нееврейку, означает "грязная", "нечистая", "скотская".  

Но никак нельзя согласиться со Слёзкиным, который сначала будто бы избегает указать на так называемый "иврит" (зачем он нужен, когда есть идиш?) как на своего рода воровской ("уркагановский") жаргон, справедливо сравнивая этот феномен с примерами кодовых языков прочих торгово-кочевых обществ. Вместо этого, он помещает в группу таких кодовых языков идиш, язык оригинальный, который на самом деле есть не что иное, как прагерманский, праславянский и прабалтский язык, до выделения из преобладающих родственных диалектов вестготов германской, балтской и славянской ветвей. Именно поэтому каждый, неплохо знающий идиш, прекрасно понимает древние германские баллады, которые без специальных словарей не прочтёт ни один современный немец. Правда, Слёзкин указывает на то, что "and most general linguists assign Yiddish to the Germanic genetic group without discussing its peculiar genesis", но в самой интонации, как и недосказанности сквозит лукавый и пристрастный подход. А вот доктор Макс Вайнрайх, нью-йоркский профессор, в своей "Истории еврейского языка" (1973 г.) практически исключает романские языки и "иврит" (близкий к воровскому жаргону арамейского языка диалект) из формирования языка идиш, который считает не синтетическим, а совершенно оригинальным германским диалектом с несколько славянизированной грамматикой. Слёзкин упоминает и Вайнрайха, но не совсем к месту, как будто и ссылка на Вайнрайха выхолощена им из моих сочинений.   

В целом же Слёзкин верно подметил, что торговцы-кочевники, не имеющие в своём распоряжении "иностранного" диалекта, создают (как и уголовники) свой собственный новый язык, служащий тем же целям, что и воровская "феня" (в русской фене не случайно так много "ивритских" слов). Он называет все эти языки "секретными" языками, и тоже (вслед за мной; смотрите ряд моих работ) подчёркивает, что ивритские слова с идишистскими окончаниями, наряду со словами цыганского жаргона Романи, стали основным "строительным материалом" для возникновения местных уголовных жаргонов во всех европейских странах.

Носители "секретных" языков образуют тайные сообщества, одним из которых и есть сообщество евреев. Неважно, что евреи не прячутся в "подполье", не мимикрируют под других, а, наоборот, часто выставляют себя напоказ и даже кичатся своим "умом" и "превосходством". Природа еврейских общин: это природа тайных обществ. Слёзкин верно указывает на то, что все "меркурианцы" (торговцы-кочевники: такие, как евреи) владеют несколькими языками, ведь член такого сообщества обязан знать один или два ("бытовой" и "святой" ("лошен-койдеш") внутренних языка, и один (как минимум) язык окружающего населения. Они все, указывает Слёзкин, опытные лингвисты, посредники, переводчики, и мистификаторы; если среди них встречаются литераторы, они "большие" литераторы, чем литераторы из среды "титульной нации", среди которой они живут. Потому что, указывает Слёзкин, словесность, как и язык вообще: ключ к сохранению их обособленной идентичности, равно как и к исполнению их торгово-(банкирской) функции.

Где бы "меркурианцы" ни жили, подчёркивает Слёзкин, их отношения с клиентами - это отношения взаимной подозрительности, вражды, и предрассудков. Многие задаются вопросом, почему молодые израильтяне так любят ездить именно в Индию. Слёзкин же указывает на то, что вся индийская популяция состоит из отдельных эндогамных, экономически специализированных, и страшащихся ("ритуальной" и прочей) нечистоты групп "чужаков".

В любой стране, указывает Слёзкин, "меркурианцы" и "коренные" ("наши"): это две взаимодополняющие друг дружку группы, само существование которых основано на дуализме сего мира, его, связанной с однонаправленным временем, монаде контрастов, и, соответственно, на устройстве человеческой психики, отражающей мировой, вселенский миропорядок.

Однако, в период "космополитизации", переживаемый любой державой, любой цивилизацией, торговые кочевники (Pierre van den Berghe, по Слёзкину), и особенно евреи, с их развитой сетью расширенных семейных связей и мощной структурой патриархальной власти, призванной удерживать эти огромные семьи сплоченными в русле семейного предпринимательства, имеют огромные конкурентоспособные преимущества перед всеми остальными.

По Слёзкину (de facto), организация семейных кланов у цыган и евреев напоминает организацию сицилийской мафии ("комморы"), под контролем "economic and social life under the leadership of one family head". Он подчёркивает, что любая "долгоиграющая" мафиозная организация есть не что иное, как отпрыск такого расширенного семейного клана, или его успешная имитация. Именно мафиозная природа этой структуры обеспечивает её ошеломляющий успех во враждебном окружении. Но ничто так не обеспечивает преуспевание евреям, как узура (ростовщичество, кредитование). Там, где всё общество построено на кредите, евреи будут вечно доминировать, упиваясь своей властью.

Вслед за мной, Слёзкин подчёркивает, что рядовой еврей, обязанный в своей утренней молитве рутинно повторять "Спасибо, Господи, что ты не сделал меня гоем (неевреем)", что неизбежно поддерживает психологию превосходства, которая (это можно оспорить), по Слёзкину, помогает им выжить, "оседая в интеллекте". Греки называют подобный тип интеллекта "интеллектом коварства" (хитрости, обмана). Слёзкин называет его наиболее мощным оружием слабого, самым амбициозным из качеств, самой брутальной силой. Как профессиональные "культиваторы людей", евреи используют слова, концепции, деньги, эмоции как инструменты своей "торговли". Один из самых важных из таких инструментов: "волшебные сандалии", т.е. тяга к далёким путешествиям и связям с партнёрами "на другом конце света", к перемене места, т.е. кочевому образу жизни. Писательство в таких сообществах, подчёркивает Слёзкин: это "кочевничество" в квадрате. И евреи-писатели: манипуляторы текстами, словами. И все они рассматривают Иванов (гоев), пишет автор, сквозь призму упрощённого, примитивного, унижающего видения. Для них характерно высокомерное отношение как к феодалу, так и к крестьянину.

Именно потому, что, и до тех пор пока Зевс и Аполлон оставались "большими и сильными", пишет Слёзкин, Меркурий нуждался в своей хитрости-коварстве, которое было оружием слабого. Но вот (уже в наше время) Зевс не однажды обезглавлен или осмеян; Аполлон лишился своей стойкости, и Меркурий-Гермес (еврей) пробрался на самый верх. И первое, что они (евреи) сделали: трансформировали всех без исключения в оторванных от земли, от национальных традиций и национальной психологии париев без флага и родины. Умных, но не таких, как сами евреи; хитрых, но не таких, как сами евреи; грамотных, но не таких, как сами евреи... и так далее.

Слёзкин намекает, что у евреев остался один-единственный конкурент: армяне, во многом похожие на евреев. Именно эти две группы, по Слёзкину, "чрезмерно представлены" в предпринимательской и профессиональной области в Европе и на Ближнем Востоке (тут: не без помощи официальной (израильской, нацистской, надо понимать) дискриминации). Он также намекает, что подобное наблюдается и в Северной Америке. Экономическая, социальная, а часто и политическая власть в других географических регионах поделена между "младшими братьями" евреев и армян: между точно копирующими своих "старших братьев" кочевыми меньшинствами.

Но самое интересное предположение высказано Слёзкиным в самом конце первой главы его работы. Он считает, что все основные торгово-кочевые группы так или иначе связаны с Ближним Востоком (в первую очередь, евреи и армяне), то есть, не с какими-то культурными или другими особенностями, а с конкретным географическим регионом. И потому евреи, армяне и ливанцы будут всегда доминировать в приходящейся на их долю экономической, социальной и политической власти. Базирующейся на корпоративной элите, связанной родственными узами. Классический пример тому: банковский дом Ротшильдов-Рокфеллеров-Шифов. Следующий вывод, подводящий итог первой главы: все "меркурианцы" представляли городские ремёсла в море сельского труда; из них большинство обученных грамоте стали главными бенефициантами и козлами отпущения оплаченного дорогой ценой триумфа городов, но только евреи стали представителями меркурианства и модернизма повсюду. Наступившая Эпоха Универсального Меркуриализма стала Еврейской Эпохой.

----------------------------

Итак, подведём итоги.

На основании уже самой первой главы (у меня нет всей книги целиком), прочитанной мною в оригинале (на английском), можно сделать вывод, что Юрий Слёзкин вполне мог "позаимствовать" название и своей работы, и её первой главы, как и некоторые броские постулаты - у меня.

С другой стороны, об этом нельзя говорить с полной уверенностью (может быть, в последующих главах отыщутся более очевидные примеры заимствования).

Однако, это не главное. Вопрос о плагиате для меня не самый важный. Главное: это то, что Слёзкин подвёл прочную научную базу (обоснование) под некоторые мои идеи, высказанные на 5, 10, 15, или даже 20 лет раньше, и, таким образом, ответил за меня моим оппонентам.

Даже если он кое-где делает противоположные моим выводы (что неудивительно, иначе он лишился бы и профессорской кафедры, и научных званий), его рассуждения в целом укладываются в русло моих концепций. Так же, как я сам, он затронул непростые для понимания обывателя сферы, и в силу этого рано или поздно неизбежно подвергнется пинкам со всех сторон. Кроме того, его анализ беспристрастен и "беспартиен", не примыкая ни к одной из существующих групп интересантов, ни к одному из популярных движений. А элегантные рассуждения, превышающие "умственный потенциал" или уровень эрудиции "среднего человека", всегда становятся мишенью нападок за пределами стен университетских кафедр.

Такого рода основательный анализ навсегда становится источником плагиата и заимствований для последующих поколений человеческих зверёнышей. Именно в силу этого (типичный вор ненавидит того, у кого крадёт, а типичная побирушка: тех, от кого получает подачку) участь авторов подобных сочинений: играть роль боксёрской груши.

    Монреаль, 3-5 декабря 2009 г.