Свою работу о родном городе я начал писать примерно в 1975 году. Первая версия "состоялась" только к 1983-му году. С тех пор этот труд занимал меня неоднократно, что вылилось в две следующие редакции: 1986 и 1987 года.

 

От всего остального, что написано о Бобруйске, эта книга отличается не только значительным объемом (около 900 страниц), но и методологией. Мною сравнивались антагонистические источники прошлого, сопоставлялись и анализировались, одновременно с анализом и сопоставлением современных нам концепций, гипотез и теорий.

 

Ни один автор не способен быть объективным. Каждый видит мир по-своему, и не в последнюю очередь благодаря культуре, к которой принадлежит, своему воспитанию и национальной самоидентификации. Заведомую собственную необъективность я пытался скомпенсировать абстрагированием от распространенных националистических идей. Украинские националисты изображают "наезды" запорожского казачества на белорусские земли как героическую национально-освободительную борьбу. Не умаляя трагедии украинского народа, находившегося под тяжелым игом литовско-белорусского государства, Великого княжества Литовского, и не отрицая освободительного характера запорожского движения в целом, я не стал закрывать глаза на легендарную жестокость соратников Хмельницкого, имеющую не так много аналогов. Для белорусского, польского, литовского и еврейского населения Бобруйска нападения казаков были темными и трагическими страницами истории города.  

 

Не стал я вторить и польским авторам, которые преуменьшают антагонизм между униатами, православными и католиками в княжестве и в Речи Посполитой, не стал отрицать суровых расправ Януша Радзивилла, размах которых был, однако, сильно преувеличен русскими дьяками. "Странная" война России против Польши и Великого княжества Литовского, разногласия в аристократической верхушке, мятежи и неповиновение в тылу, и вмешательство многих сторонних сил и государств на стороне Руси: эти трагические события мною описаны во всей их диалектической сложности.

 

Еврейские источники (Иегуда Слуцкий), и некоторые российские демонизируют белорусских униатов, поляков и литовцев, и, особенно католицизм, который называют источником бед и проблем. Эту точку зрения я не разделяю, указывая на интегральность культурного, экономического и политического своеобразия Вел. кн. Лит., на его культурно-политическую идентичность.   

 

Белорусские и польские националисты, наоборот, сделали жупелом Россию, обвиняя ее в культурном и физическом геноциде на Беларуси. Ни одно из этих обвинений я не отвергаю сходу, и рассматриваю все факты, к нему относящиеся, спокойно. Несмотря на это, я осуждаю таких историков, как Тойнби, которые считали российский режим одним из наиболее варварских, кровавых и суровых. Российская империя по суровости практически не отличалась от империй своего времени, не только оставляя в живых население захватываемых территорий, но и (как правило) не высылая его. Во многих случаях оставлялась в неприкосновенности местная инфраструктура, базисные социальные, экономические и бытовые отношения. Можно привести массу примеров гораздо более варварского отношения так называемых цивилизованных государств, не говоря уже о геноциде коренного населения Америки, вообще не имеющего себе равных в истории человечества, за который несут ответственность такие "цивилизованные" империи, как Испанская, Британская, и Португальская. Можно вспомнить и более свежие примеры.

 

Моя точка зрения расходится с общепринятой сегодня точкой зрения на "угнетенность" "самого угнетенного" национального меньшинства, положение которого, при всех ограничительных законах, все-таки нельзя и близко сравнивать с положением русских и белорусских крепостных крестьян. Это "угнетаемое" меньшинство само угнетало кого угодно, от Украины, которую в XVI-XVII в.в. получило на откуп, до своих собственных бедняков, для которых крепостное рабство по сравнению с таким угнетением было бы раем.

 

Не стоит удивляться, что моя работа до сих пор не опубликована, хотя цитаты и заимствования из нее можно найти повсюду, и при этом никто не утруждает себя ссылками на источник. Сетевой ресурс бобруйского муниципалитета опубликовал внушительный отрывок из старой версии моей монографии, не удосужившись привести имя автора.

 

Судьба книги о Бобруйске только повторяет судьбы большинства моих работ, которые цитируют, пересказывают, обсуждают, крадут из них идеи, информацию, концепции, не озвучивая при этом ни названия, ни имени автора.

 

Несколько дополнительных штрихов к "портрету" исследования. 

 

Ни один другой труд о моем родном городе не уделял равного места всем историческим эпохам. Особенно кратко и - в ряде случаев - неточно была освещена история города XVI-XVII (XVIII) веков. Есть - по меньшей мере - два исследования, всесторонне отразившие экономическо-имущественную ситуацию в ту эпоху: "АГРАРНАЯ РЭФОРМА У БАБРУЙСКIМ СТАРОСТВЕ I ЭКАНАМIЧНАЕ СТАНОВIШЧА ЯГО НАСЕЛЬНIЦТВА" К. Е. КЕРНАЖЫЦКАГА (Менск (Минск), 1931 г.), и "Волочная помера в Бобруйском старостве" К. И. Гемрецкого ("Наш Край", № 12, 1926 год), но обе касаются более староства, чем города. Монография "Бобруйск" 1965 года издания (Менск, издательство "БЕЛАРУСЬ"), неоднократно переиздаваемая, имеет ряд пробелов и неточностей; что же касается истории XVI-XVII, отчасти XIX веков, сводится к простому перечислению произвольно выхваченных фактов, вне построения целостной картины и прочной связи с (географически, политически) более широкими явлениями, частью которых местные события являлись. У нас имеется масса важных сведений, которые отсутствуют в книге "Бобруйск" 1965 года.

 

Там же почти не оставлено места для освещения явлений культурной жизни города до 1917 года; явно неполно и тенденциозно, с концептуальной или маргинальной "избирательностью", описывалась экономическая ситуация различных эпох...

 

Есть работы (та же книга 1965 г.), в которых прослеживаются одни мотивы процеживания исторической информации, в других (Егуда Слуцкий) - как бы "противоположные". Сошлемся на примеры.

 

Известно, что 1611-1613 годах в городе и вокруг него происходили волнения. Есть мнение: они были вызваны политикой Бобруйского старосты. Другое мнение: они явились реакцией на поборы и - главное - повинности, которые предшественник Петра Тризны  (затеявший широкое амбициозное строительство) возложил на горожан и крестьян. Известно, что особый разряд чиновников - своего рода "сборщики земельных налогов" (посредники между властями и крестьянами) - жестоко обирали последних. Однако, именно на рубеже правления Яна Бояновского и Тризны делается попытка сверху обуздать их произвол. (Необходимо учитывать, что в те времена бунты являлись совершенно ординарным явлением; не существовало ни одного старосты или воеводы, в правление которого не случалось бунтов. Феодальное администрирование принципиально строилось на силе и подавлении, и потому бунты оказывались неизбежны - не являясь чем-то исключительным).

 

Нет прямых доказательств того, что Петр Тризна был ярым приверженцем силового насаждения католицизма. Сторонник православно-католической унии, он поддерживал УНИАТСКУЮ церковь. Действительно, именно при нем "отцы иезуиты" основательно закрепились в Бобруйске, но это не значит, что со стороны Тризны проводилась линия агрессивного окатоличивания. Взращенный на религиозных традициях, получивший католическое воспитание, он воспринимал иезуитское присутствие в Бобруйске спокойно, без раздражения. Но вдумаемся: а если бы он вдруг оказался против их присутствия, было ли в его силах тому препятствовать?

 

Отцы иезуиты играли в Беларуси важную роль в юридическом посредничестве и гарантии "крепости" правовых актов, и на этом основании сам Тризна и его семья  (родители и родственники) были связаны с ними. Однако, отсюда не выводятся автоматически факты административного притеснения православных братств. Утверждения о том, что Петр Тризна взимал "непомерные поборы на строительство каменного католического собора Петра и Павла" (весьма грандиозного архитектурного проекта) - не подтверждены. Нигде не представлен неоспоримый исторический документ о том, что средства на строительство добывались исключительно из налогообложения. Наоборот, есть основания полагать, что они поступали из весьма разнородных источников (сумм, собранных "отцами иезуитами", частных пожертвований, "из сумм, связанных с заложенными имениями", и так далее). "Большая часть этих средств была, очевидно, собрана за пределами Бобруйского староства" (историк-любитель Илья Сововцев). И, наконец, волнения и бунты, охватившие староство, пришлись на самое начало правления Тризны, а потому могли быть в значительной степени связываемы с политикой его предшественника (ниже объясним, что и это не так). Поэт и любитель истории Бобруйска, Пинхас Плоткин, историк-любитель Геннадий Эпштейн, изучившие ряд сведений об истории города в источниках, написанных на идиш, говорили, что о волнениях 1611-1613 годов упоминалось не как об экономических, а как о политико-идеологических выступлениях.

 

Упоминание о направленных в Бобруйск Зигмунтом (Сигизмундом) III ревизорах "в связи" с событиями 1611-1613 годов - еще более сомнительный прием. Ревизоры были направлены для инвентаризации в связи с передачей в 1639 году староства в качестве приданого королеве Цецилии Ренате, при том сухая и чисто-статистическая (практическая) инвентаризация подвела итог правлению Тризны как весьма положительному. Чаще всего смешиваются в один факт сведения о двух ревизорских комиссиях. Действительно, в 1614 году Зигмунт Четвертый прислал в Бобруйск комиссию для разбора спора старосты с мещанами. Но этот спор не имел прямого отношения к волнениям в волости и в городе, связанных с так называемой Бобруйской Уставой (Волочной померой). Доподлинно известно, что волнения 1611-1613 годов вспыхнули в связи с проведением в Бобруйском старостве так называемой волочной померы. Эта реформа была разработана и назначена королем Сигизмундом (Зигмунтом) III для увеличения поступающих в казну средств, необходимых для ведения войны с Россией. Реформа была названа Бобруйской: потому, что начали ее проводить с Бобруйска, и Бобруйское староство должно было послужить примером проведения волочной померы во всей Rzeczy Pospolitej. Волочная реформа вызвала крайнее недовольство народа. Население оказывало сопротивление королевским ревизорам, инвентаризация земель отвергалась, начались волнения и бунты. Реформа проводилась активно с 1611-го по 1613-й год. Совершенно очевидно, что Бобруйский староста не мог остановить распоряжений верховной власти - и был вынужден с ней сотрудничать в период проведения реформы.

 

Подобные приемы и безапелляционные утверждения используются в одних случаях для того, чтобы 1) умалить негативный (трагический) эффект нарушения  (в результате политической и религиозной унии) баланса между православным и католическим элементами Великого Княжества Литовского, 2) наоборот - неправомерно раздуть его, представив национальной катастрофой, 3) исключить целые этнические группы (даже если данный этнос становился демографическим большинством) из истории города, и т. п. 

 

Я добавил обширный исторический материал, о котором ничего не говорят те или иные работы, не исключив никакой информация по "концептуальным соображениям".

 

Именно мне впервые удалось реконструировать физический облик старого белорусско-литовского Бобруйска, который полностью разрушили после присоединения к России в связи со строительством огромной крепости. Эта реконструкция и была одной из основных моих целей.

 

Мой труд о Бобруйске является коллективным и подвижническим делом, в котором моими добровольными помощниками стали десятки людей, объединенных интересом к истории города или Великого княжества Литовского (Беларуси, Литвы, России и Польши). Неоценимую помощь в работе над книгой оказал мой любимый брат Виталий, талантливый художник, поэт и философ-визионер, безвременно ушедший из жизни. В основу описания Бобруйска начала XX века легли воспоминания моего дорогого дедушки, Иосифа Эпштейна, а также помощь его родственников, Отто фон Розена, Зинаиды и Леонида Поляковых, советы и подсказки моих родственников по материнской линии, и "родственников родственников", профессиональных историков - Владимира Сергеевича Поссе, Тадеуша Лешчинского, и Казимежа Лешчинского-Потоцкого. Я также должен упомянуть об участии в подсказках по поводу источников и библиотек моих родственников, Дины и Беаты Барвиньских, Леха Ковалека, Михаила Гунина, Олега Гунина. В период разбора своих собственных рукописей и создания электронного текста мне очень помогли Иван де Новейер и Генри фон Копке. Заметную роль сыграла помощь известного художника и писателя, Абрама Рабкина, прозаиков и поэтов Пинхаса Плоткина, Эфраима Севелы и Леонида Ковалева. Значительный вклад в формирование моей книги о Бобруйске внесли друзья моего брата, историк-любитель Игорь Горелик (обнаруживший многие, до того мне не известные, факты), Игорь Пучинский и братья Струпинские, художники Тихон Абрамов и Никифоров. Я благодарен за методологические идеи, которые я последовательно перенес на историографическую почву, своим друзьям, известным авторам: Мигелю Ламиэлю, Сергею Саканскому, Фараю Леонидову, Олегу Асиновскому, Павлу Мацкевичу, Олексию Дроздовкому, а также Мечиславе Пясковской, Игорю Корнелюку, Ирине Морих, Евгению Эльперу и Джону Брайанту. 

 

Надо отдать должное за бескорыстную помощь историку-любителю, специалисту по Великому Княжеству Литовскому, Чеславу Пшестовскему; Витаутасу Кричавичюсу (собирателю сведений об истории Великого няжества Литовского); историкам-любителям Илье Сововцеву, Лявону Микусевичу; фотомодели и художнице Монике Кравчык (Варшава); поэтессе и фотомодели Ларе Медведевой (Минск - Париж); Мечиславу Прымачеку (Суленцын - Познань); композитору Юрию Владимировичу Семеняко; начальнику отдела Рижского горкома Володе Колбанову; талантливому инженеру-конструктору, интеллектуалу и замечательному человеку Льву Тевельевичу Лейзерову; брату Льва Тевельевича, известному ученому, доктору юридических наук, академику (Академия Наук БССР), теоретику Государственного права, Аркадию Лейзерову; моей кузине, Любе Маханик.

 

Я хочу выразить благодарность сотрудникам Центральной библиотеки города Минска, ЦГИА БССР, Бобруйского, Вильнюсского и Рижского исторических архивов; Варшавской Bibliotece Narodowej, нескольким парижским архивам за доброе отношение и помощь.

 

Подлинным ангелом-хранителем моего предприятия, главным консультантом и научным руководителем стал блестящий исследователь-профессионал, доктор исторических наук, автор нескольких книг и человек большой души, Анатолий Петрович Грицкевич. Его имя, подпись и авторитет открывали мне двери библиотек и архивов, а также сердца людей, таких, как Ольга Дадиомова, А. Тарасов, или Зенон Поздняк, предоставивших мне некоторые сведения о важных исторических артефактах.            

 

Недавно я обнаружил теплые слова об Анатолии Петровиче в мемуарах моего родственника, Владимира Сергеевича Поссе.

 

С 1986 года сведения, собранные в моей книге, многие ее идеи и гипотезы широко используются без ссылок на источник, и это не только нарушает мои собственные авторские права, но также является грубым неуважением всех, кто внес свой вклад в формирование моей работы.

**** В начале 1990-х годов один экземпляр этой работы был похищен в Иерусалиме сотрудниками британского Бней Брита и, возможно, использован для каких-то других работ или исследований. Еще один экземпляр примерно в 1995 году был передан Ириной Борисовной МОРИХ, поэтессой, музыкальным теоретиком и преподавателем Брестского музыкального училища, в Академию Наук Беларуси, и лично Рыгору Барадулину. Никакого ответа она с тех пор не получала, и о судьбе этих рукописей ничего не знает. В любом случае, у меня сохранился главный экземпляр, который - если были бы предъявлены претензии на авторство - можно подвергнуть экспертизе. На этом экземпляре сохранились пометки А. Грицкевича и В. Поссе, а также других рецензентов; имеются даты.

***** Если сравнивать с экземпляром 1983 и 1986 года, надо отметить, что в данную редакцию  внесены изменения и дополнения. Они строились на базе найденных мной в Петах-Тикве и в Иерусалиме книгах о Бобруйске на идиш и на иврите (Егуда Слуцкий и другие). В 1996 году рукопись была в основном переведена в электронный формат двумя моими приятелями (очевидно, был применен метод OCR). После первоначального исправления в электронном варианте все еще остались некоторые неточности; в отдельных, позднее добавленных, дополнениях, не хватает ссылок на источник. Текст настоящей версии еще должен сверяться с первоисточником и текстом дополнений.

                   Монреаль, ноябрь, 2006