[Уважаемый коллега, историк / любитель старины! Пожалуйста, цитируя, копируя или пересказывая этот уникальный материал, ссылайтесь на автора!]

Астафий (Евстафий, Остафий, или Остафей) Богданович Волович (родился около 1520 (8?) - умер в 1587 г.). Был женат на Теодоре (Федоре) Павловне Сапеге (род. в Кодене (под Люблином), в 1532 (?) г.; отец - князь Павел Сапега, мать - княгиня Олена Гольшанская; первый муж - Адам Чиж). Единственная их дочь: Регина (известная также как Раина (Рая). Теодора упоминается также в связи с Астафием Богдановичем - Воловича Ивановая Филей Павловна, пани, канюшенная трокская, т.е. та самая Федора, супруга Остафия Воловича. Князь из рода Воловичей герба "Багория". Один из крупнейших общественных, государственных и политических деятелей ВКЛ. Сын Богдана "Гриньковича" Воловича, и брат Григория Богдановича Воловича.

Занимал следующие должности: писарь ВКЛ (1551- 1566), маршалок дворный (господарский, т.е. великокняжеский) (1553 - 1561), маршалок королевский дворный (1561 – 1569), подскарбий земский ВКЛ (1561 - 1566), подканцлер ВКЛ (1566 - 1579), каштелян трокский (1569 - 1579), канцлер ВКЛ и каштелян виленский (с 1579 г.), подстароста берестейский, т.е. брестский (с 1550 г.), державец медницкий (1552 - 1561), староста могилёвский (1554 - 1556), азаричский (озеричский) (1563), берестейский, т.е. брестский (1565 - 1587), кобринский (1567 - 1587), речицкий (с 1576), огиньский. Несколько раз отправлялся послом в Москву. В 1553 г. отказался назвать Ивана IV Грозного царём. Один из руководителей работы над Статутом ВКЛ в 1566 году. Продолжатель дела Николая Николаевича Радзивилла и Ольбрехта Гаштольда по включению в Статут развитых, более гуманных, прогрессивных и самых передовых для своего времени правовых, законодательных норм. Один из наиболее важных лидеров оппозиции во время Варшавского сейма и заключения Люблинской унии. В знак протеста покинул сейм (вместе с другими магнатами ВКЛ, противниками объединения с Короной (с Польшей). С той же целью посылал в Подляшье и на Волынь воззвания с призывом бороться против унии и польской оккупации. За это его лишили "королевщин" на Подляшье, но, после того, как он, среди прочих, подписал унию, ему их вернули. Сначала (вместе с Яном Геранимом Ходкевичем) противился избранию великим князем Литвы и королём Речи Посполитой Стефана Батория, предпочитая Эрнста Габсбурга, но после избрания Батория перешёл на сторону последнего. При осаде и взятии Полоцка в 1579 г. командовал хоругвью, а в 1580 отряд под его началом смог овладеть Усвятами. Выразил резкий протест по поводу избрания королём Зигмунда (Сигизмунда, Жигимонта) Вазы без участия панов-рады (депутатов) от ВКЛ. Из православия перешёл в кальвинизм, придерживался антитринитризма (непризнания учения о Святой Троице).

В завещании повелел освободить всех своих крепостных крестьян.

Евстафий (Астафий, или Остафей) Богданович Волович - самый известный из Воловичей. В период заключения Люблинской унии 1569 г. был одним из лидеров оппозиции. Сделал всё возможное, чтобы не допустить полного поглощения ВКЛ Польшей, отстаивал  независимость Великого княжества Литовского, настаивал на законодательно-правовом и фактическом закреплении известной самостоятельности Великого Княжества. Наряду с Н. Н. Радзивиллом (см. наш очерк о нём) и Ольбрехтом Гаштольдом (см. наш очерк о нём), был одним из создателей Статута Великого княжества Литовского, вместе со Львом Сапегой руководил всей работой над Статутом ВКЛ 1588 года. Один из главных лиц, которые произвели административную, земельную и судебную реформы в государстве в середине XVI века. Он также был одним из наиболее активных меценатов, поощрявших и поддерживавших выдающихся авторов. Его поддержкой и покровительством пользовались такие знаменитые реформаторы и авторы, как Михаил Рымша, Якуб из Калиновки, Василий Тяпинский и Симон Будный, который посвятил ему книгу "Оправдание грешного человека перед Богом" (Несвиж, 1562). Лев Сапега и Остафей Волович поддерживали близкие отношения с выдающимся поэтом и общественным деятелем Рымшей. В 1585 году поэт издал панегирическое четверостишие на герб Астафия (Остафея) Воловича (канцлера) в книге, вышедшей в типографии Мамоничей в Вильне.

В должности канцлера, Астафий (Евстафий, или Остафей) Волович, вместе с подканцлером К. Н. Радзивиллом, и Львом Сапегой (тогда писарем) осуществил создание высшего судебного и апелляционного государственного органа - Главного Трибунала ВКЛ, который начал действовать с 1 апреля 1581 года.

Астафий (Евстафий) Волович также поддерживал тесные отношения со знаменитым московским диссидентом, автором, мыслителем и общественным деятелем, князем Андреем Курбским, бежавшим от Ивана Грозного в Литву. Во второй половине 1575 - начале 1576 года Курбский подарил ему один из списков "Нового Маргарита".

Волович принимал участие в секретных переговорах с Курбским, за которыми как раз и последовало бегство из Московии попавшего в опалу князя. Волович приходился родственником второй жене Курбского, Марии Юрьевне Гольшанской.

Несмотря на свой переход из православия в протестантство (кальвинизм), А. (Е.) Волович проявил большой интерес к переводу сочинения "Евангельские беседы" Иоанна Златоуста, выполненному учителем Курбского - Максимом Греком - в сотрудничестве со старцем Силуаном; канцлер хотел иметь эту книгу в своей библиотеке.

Вместе с другим государственно-общественным деятелем ВКЛ, магнатом Григорием Ходкевичем, в 1561 г. Астафий (Евстафий) Волович отправил в Москву монаха Исайю Каменчанина, для получения из библиотеки Ивана Грозного православной Библии, а также двух сочинений Иоанна Златоуста - "Житие Антония Печерского" и "Евангельские беседы", - для издания и распространения в ВКЛ.

Уже после смерти Курбского, в 1585 году, в типографии Мамоничей был издан сборник переводов с посвящением Астафию (Евстафию) Воловичу. В посвящении издателя говорится о рукописи, на основе которой издан этот сборник: "...недавно прошлых часов до маломожное друкарни досталися книжки, хотя же коротко, але звязне писаные...". Среди прочего, в сборнике напечатан "Диалог, или Беседование" патриарха Константинопольского Геннадия II Схолария. Большой поддержкой пользуется мнение, что перевод "Диалога" осуществлён по указанию Андрея Курбского, автора предисловия к нему.

Всё это указывает на наличие широких культурных связей между двумя государствами (Литовской и Московской Русью), несмотря на постоянные войны между нами.

Так же, как Франциск Скорина, и некоторые другие известные деятели ВКЛ, Астафий (Евстафий) Волович получил образование в европейских университетах. Он был также одним из тех выдающихся деятелей ВКЛ, которые из католичества или православия перешли в протестантскую веру (кальвинизм и другие её разновидности), чтобы тем самым отмежеваться от православной Московии и католической Польши. Кроме того, именно кальвинизм, наиболее прогрессивное в то время течение религиозной Реформации, был символом просвещения и отхода от религиозного мракобесия.

Лидерами его поддержки стали Радзивиллы и Глебовичи, и Несвиж, фамильное владение Радзивиллов, становится его неформальным
центром в ВКЛ. Кальвинизм исповедовали Радзивиллы, Глебовичи, Кишки, Воловичи, Полубенские, Ходкевичи, Дорогостайские, Соломерецкие, Тышкевичи, Зборжаские и иные магнатские роды. Он получил достаточно широкое распространение и среди селян и мещан. Под давлением литовской шляхты, организованной магнатами ВКЛ, в 1563 г. король Зигмунд (Жигимонт) II Август издал привилей (законодательный акт), уравнявший протестантов в правах с православными и католиками.

Астафий (Евстафий) Волович являлся одним из наиболее активных кальвинистов. Он также был одним из основных лидеров сопротивления польскому экспансионизму и захватническим планам польской знати, мечтавшей под предлогом унии (союза) с Литвой лишить Великое княжество Литовское последней самостоятельности и разобрать его "на кусочки". Он сыграл выдающуюся роль на сеймах в Варшаве и Люблине.

По разным причинам, лидеры Польского королевства и ВКЛ в 1563 и в начале 1564 года на сейме в Варшаве пришли к решению "переоформить" положения об унии (объединении двух государств). При этом существенно сужался некогда закреплённый "паритетом" между Ягайло и Витовтом суверенитет ВКЛ. Феодалы Княжества вынуждены были согласиться с этим в связи с чрезвычайно сложным политическим положением ВКЛ. 

Однако, в 1564 году литовцы и литвины ("белорусо-литовцы", предки современных белорусов) добились серьёзных успехов в дипломатической, военной и других областях, и, в связи с этим, пересмотрели свою позицию. После того, как они снова стали проявлять неуступчивость, лидеры польского экстремизма распространили памфлеты о "дикости литвинов", об их неспособности к "цивилизованному" выполнению взятых на себя обязательств, и озвучили требование о присоединении к Польше Подляшья и Волыни (именно тогда Астафий Волович направил десятки воззваний на Волынь и Подляшье, в которых призывал сопротивляться унии и возможной польский оккупации). 

Под их влиянием, король Зигмунд (Сигизмунд, или Жигимонт) Август подписал так называемый "Варшавский рецесс" ("рецесс" - постановление сейма) о "слиянии двух народов в один народ, одно тело".

Шляхта Великого княжества Литовского, возглавляемая магнатами Княжества, восприняла "Варшавский рецесс" крайне болезненно, рассматривая его как сигнал к наступлению на саму национальную самоидентификацию литвинов, к началу ополячивания. Оппозицию  возглавил Николай Радзивилл Чёрный. После смерти князя Николая в 1565 году, во главе оппозиции встал его кузен Николай Радзивилл Рыжий. Главной его опорой сделался Астафий (Евстафий) Волович, в то время подканцлер Великого княжества Литовского, а также Ян Ходкевич, в то время жемойтский староста (староста Жмуди).

Угрожая действиями, которые потенциально несли в себе катастрофические для Польши последствия, литовская знать вынудила Зигмунда (Жигимонта) Августа пересмотреть принятые на Варшавском сейме унизительные для ВКЛ условия унии, и марте 1566 году одобрить и принять новый Статут Литовский, в котором закреплялись положения о государственном суверенитете ВКЛ.

Несмотря на это, для сторонников польского экспансионизма это была лишь временная передышка, и сразу же после марта 1566 г. началось польское наступление на источники литовской (литвинской) сплочённости и единодушия: на веротерпимость (религиозную толерантность), реформацию (во всех её смыслах и значениях), и на лидерство магнатов (именно тогда началась хорошо известная историкам смена элит). В первую очередь, была организована широкая кампания против православия и кальвинизма.

Корона (Польша) стала создавать в Литве искусственную систему подбора на епископские и митрополичьи кафедры безвольных и неспособных защищать православие личностей, и, наоборот, исключать людей решительных, активных и способных отстаивать права "русской" церкви. В отчаянье, представители православной шляхты (дворяне) писали Онисифору, что "они считают за великое несчастье быть под его пастырством, что он не радит о святой вере и о защите своих овец в то время как начались притеснения еще небывалые."

Однако, много ли мог сделать Онисифор? Ведущие представители православия в ВКЛ и перешедшие в кальвинизм, но продолжавшие сочувствовать православию государственные деятели, облечённые огромной властью в ВКЛ, были прекрасно осведомлены о всей серьёзности положения и о самых далеко идущих намерениях королевского двора, и потому советовали не реагировать на провокации, не обострять ситуации, временно пойти на компромисс. Об этом просили Гедеона как воевода киевский и будущий великий гетман князь Острожский, так и канцлер Евстафий Волович. Гедеон вынужден был прекратить судебное дело против архиепископа Суликовского, и 15-го февраля 1585 г. обе стороны подписали мировую.

В 1570-е 1580-е годы Астафий Волович значительно расширил свои владельческие имения, приобретя новые поместья и угодья.  В 1571-1585 годах он приобретает у сыновей татарского царевича Пунского - Енбек-солтана, Ислам-солтана, Темура и Селима Ямбековичей - имение Колдычево.

Тема татарских царевичей в ВКЛ вообще крайне интересна. В связи с ней нами когда-то была обнаружена запись о том, что король Зигмунд (Сигизмунд, или Жигимонт) I Старый 11 апреля 1514 г. написал послание острынскому наместнику о пожаловании царевичу Узубек-солтану (Азубек-султану), которого считают сыном Шейх-Ахмеда, 70 конюхов, 6 пустошей и двух паробков под Острыной в Лидском повете, и того времени Азубека и его потомков стали именовать царевичами Острынскими (позже Острына стала именоваться Рыча). Известен также привилей Стефана Батория 1585 г. (ABAK. Вильна, 1906. Т. 31. с.с. 42-43, 49, 50-53), который вносит известную путаницу, т.к. по этому документу Колдычево было пожаловано Азубек-солтану.

Надо полагать, что связи Астафия Воловича с татарскими царевичами не ограничивались чисто экономическим интересом. В свете дальнейшего наступления польской знати на права литовской элиты и на суверенитет Великого княжества Литовского, связи с татарами становились козырем в рискованной и сложной политической игре.

Люблинский сейм потребовался в связи с решительным изменением расстановки сил, которую решили использовать в Польше для дальнейшего наступления на права Литвы. Войны с Москвой ограничили возможности Литвы, подточили её потенциал, свели на нет её способность сопротивляться. Всё чаще московские цари на разговоры о перемирии требовали главных городов и земель Великого княжества Литовского, пока, наконец, не стали настаивать на полной капитуляции и присоединении всех литовских земель к Московскому Государству.

Всё это происходило на фоне предательства Польши, которая не только не выполнила своего обязательства по совместной защите от врагов, которое взяла на себя при заключении уже самой первой унии, но, более того, находясь в командном положении, Корона (Польша) силовым сокращением Войска Литовского оголила границы Литвы, подорвала возможности самообороны Княжества, а потом, когда гром грянул, оказывала совершенно недостаточную помощь, а чаще всего только делала вид, что её оказывает.

Становилось ясно, что ресурсы Великого княжества Литовского исчерпаны, и без помощи извне с Московией ему не совладать.

Но какой иностранный правитель станет проливать кровь своих подданных, ничего не требуя взамен? Конечно, любое иностранное государство потребовало бы взамен часть суверенитета и (или) часть территории Княжества. Но даже если литвины согласились бы на подобные условия, поляки не дали бы эту помощь получить, и обязательно пошли бы войной на каждого, кто вздумал бы встать на сторону Литвы против Московии. Это и случилось и когда Швеция вздумала защитить (попросту говоря: аннексировать) Литву, чтобы не допустить туда московитов, и когда Австрия попробовала сделать то же самое. Несмотря на то, что подавляющее большинство литовской шляхты и почти все магнаты присягнули на верность шведскому королю, что фактически означало расторжение унии, поляки нашли себя союзников среди меньшей части литвинских магнатов, и помешали Швеции.

Такую ситуацию в шахматах называют падом.

Итак, Корона (Польша) поставила Литву в безвыходное положение, в котором защиту от Московии литвины могли найти лишь в лице поляков. Но за это они теперь требовали новой унии (т.е. союза на новых условиях), которая лишила бы Литву последних остатков суверенитета и религиозных, а также культурно-национальных (языковых, этнических, и т.п.) особенностей. Великий князь литовский и король польский Зигмунд (Сигизмунд, Жигимонт) II Август умело воспользовался безвыходным положением литвинов.

Польша, как мы уже объясняли выше, являлась инструментом в руках английских королей и папского Рима, и поэтому нет ничего неожиданного в том, что именно католические епископы сделались чуть ли не главной (а, может быть, и главной) силой, навязывавшей новые условия унии. Католицизм, насаждённый в Литве (Литве и Беларуси) силой на месте язычества и православия, никак не хотел приживаться, и как раз в период Люблинской унии стало очевидно, что без решительных силовых мер дни католицизма сочтены. Сам король чуть было не перешёл в кальвинизм. Именно поэтому католические епископы, слуги папы, неистовствовали, особенно епископ краковский Филипп Подневский. Папские легаты с огромными суммами денег были срочно отправлены в Краков для подкупа панов-рады (делегатов, членов сената (сейма).

Литовские паны-рада выдвинули великому князю литовскому и королю Речи Посполитой несколько требований, в качестве предварительных условий к обсуждению заключения новой унии, среди которых: 1) публичное обещание сохранить статус, автономию и права княжества, как и свободы (вольности); 2) предоставления права и возможности делегатам от Литвы свободно покинуть предстоящий сейм в случае категорического несогласия с условиями польской стороны. В дополнение к этому, Зигмунд (Сигизмунт, или Жигимонт) Август поклялся сохранить автономию и целостность Вкликого княжества Литовского, и все его регалии, органы управления и институты (воеводства, поветы, староства, канцелярию, войско, собственную казну, герб, печатку, монету, и т.д.).

В качестве последнего этапа - литовская элита направила на сейм великого гетмана Миколая Радзивилла Рыжего и маршалка земского Яна Иеронимовича (Иронимовича) Ходкевича, и с ними подканцлера Астафия Воловича, киевского воеводу Острожского, кастеляна витебского Паца, брацлавского воеводу Сангушко, гетмана Григория Ходкевича, крайчего Криштофа Радзивилла, и других.

10 января 1569 года, в Люблине, состоялось первое заседание Сейма, которое вылилось в скандал. Дело в том, что литвины не явились на первые заседания, т.к. привезли с собой новую версию Статута Литовского, которую попытались утвердить у великого князя и короля Зигмунда (Сигизмунда, Жигимонта) Августа.

Тем самым договорённость об участии литвинов в сейме и взятая ими на себя обязанность, присутствуя на заседаниях, совместно с поляками работать над проектом Унии, были нарушены, а вместо этого литвины хотели протащить выгодные для них условия "с чёрного хода", т.е. через утверждение великого князя. Но ведь, с другой стороны, и многие предварительные условия, и сама новая уния была им навязана, а насильно, как говорится, мил не будешь.

После того, как в Польше стали известны пункты нового Статута, который литвины привезли на утверждение, разразился новый скандал. Великий князь (король) должен был (по Статуту) действовать в интересах Литвы, защищая её позиции; иностранным гражданам (в том числе и полякам) запрещалось покупать или получать земли в Литве и занимать должности в Княжестве; сеймы переводились в категорию вальных, и, если обсуждаемое на них касалось только литовских дел, они должны были проходить в Литве. В своём дебютном выступлении Ян Ходкевич объявил, что условия новой унии должны сохранить все литовские статуты (законы).

Возмущённые поляки потребовали осуществления пунктов Варшавского рецесса и Мельницкого акта. Тогда делегаты Великого княжества Литовского отказалась признать легальность обоих документов и, следовательно, их юридическую силу. Бесплодные трения и взаимные обвинения длились днями, и к выработке документа унии так и не приступали. Среди обвинений и контр-обвинений звучали такие, как утверждение польских панов-рады (сенаторов), что Ягайло присоединил земли Литвы к Польше навсегда, на что литвины отвечали, что Ягайло был избираемым князем, и правом присоединять или не присоединять земли Литвы не обладал; польская сторона показывала законодательные акты короля Александра и короля Зигмунда (Сигизмунда, или Жигимонта) Старого, в которых говорилось о Литве, что она входит в состав Польши и составляет с ней одно целое, на что Ходкевичи и Николай Радзивилл Рыжий ответил, что, если  Литва принадлежит Польше, зачем тогда поляки требуют новой унии.

Потеряв терпение, а с ним и желание продолжать переговоры с литвинами, поляки выработали свой проект унии, который поставили на голосование.

В этом проекте говорилось об упразднении статуса и титула великого князя литовского, который оставался лишь королём Польши и Речи Посполитой. Оба литовских языка ("государственный" канцелярский славянский (старобелорусский) и балтский (ныне известный как литовский) никакого статуса не получали: всё делопроизводство, все канцелярские дела должны были вестись на польском языке. Упразднялись также два раздельных сейма (литовский и польский), и учреждался один общий сейм (польский, разумеется). Распускалось войско литовское. Ликвидировались литовский герб, монета и печать. Вместо двух членов конфедерации оставался один (один король, один сейм (в Польше), одна держава, одно войско, и т.д.), а именно: Польша.

Конечно, это весьма оригинальная форма законодательного закрепления братского единства между ДВУМЯ народами, однако, прежде, чем осуждать Польшу, следовало бы, во-первых, заметить, что это ещё не вся Польша, и что среди поляков раздавались голоса, осуждающие подобное решение унии, и, во-вторых, поставить на место Польши Московию, и представить себе, что московские цари сделали бы, будь они в положении польского сейма.

При обсуждении этого проекта унии, Ходкевич сделал заявление, в котором сказал, что без равноправия не может быть братской любви, и что предложена фактически ликвидация Литвы и аннексия её Польшей, и, что ещё страшней, ассимиляция литвинов поляками, что равносильно бескровному истреблению народа Литвы.

Когда стало ясно, что с польской стороны компромиссных предложений не будет, делегация Великого княжества Литовского послала своих представителей к королю (великому князю), но их не допустили к нему. Трудно сказать, было ли дипломатически верным оставаться на сейме, и принесло ли бы это результаты. 1 марта, ночью, литовская делегация покинула сейм, не добившись аудиенции.

Именно подканцлер Волович должен был уведомить короля об отбытии литовской делегации. К королю его не пустили, и он вынужден был задержаться в Люблине.

Отъезд литовских панов-рады (сенаторов-делегатов) возмутил короля, который решил, что они отбыли без предупреждения, и он огласил своё полное согласие с проектом унии, представленным польскими панами-радой. Польская шляхта тут же потребовала силой (дословно: "огнём и мечём") привести литвинов к присяге. Особенно желали поляки схватить литовских "дигнитариев" (верхушка литовской знати), чтобы сломить их и заставить отказаться от Литвы.

Несколько влиятельных польских бояр призвали к созыву посполитого рушения для организации похода на Вильню. Среди голосов тех сенаторов, что крикливо требовали присоединить литовскую Ливонию, Волынь и Подляшье к Польше, и аннексировать все земли Литвы в пользу Польши, "в вечное владение", упразднить Погоню и литовские сеймы, громче всего звучал голос епископа краковского.

12 марта Зигмунд (Сигизмунд, или Жигимонт) II Август в ответ на эти призывы издал Люблинский Привилей, по которому первые литовские земли - Подляшье и Волынь - переходили под власть Польши. В Люблине велась настоящая охота за теми литвинскими делегатами, которые ещё не успели уехать; их отлавливали и задерживали, чтобы силой заставить присягнуть Короне. Следом за теми, что успели уехать, послали гонцов. В Подляшье и Волынь отправились польские войска.

Именно Астафия Воловича, подканцлера, первого стали заставлять присягнуть королю польскому, что означало предать Литву. Дело доходило чуть ли не до пыток. Когда Волович твёрдо отказался, король (великий князь) лишил его всех подляшских владений, а потом сместил с должности подканцлера. Ещё один влиятельный литвинский деятель - Тышкевич, а с ним мельницкий староста Матишик, и другие были также лишены владений и постов.

Когда весть о полном переходе великого князя на сторону польских экстремистов докатилась до Вильна, Трок, Новогрудка, Полоцка, Бреста, Витебска, Минска, Слуцка, и другие наиболее важных литовских городов, всю нацию охватили страх и отчаянье. Воевать одновременно и против Польши, и против Московии не было никакой возможности; все силы литовского войска были брошены на то, чтобы сдержать очередное наступление московского царя. Однако, даже в таких условиях высшие руководители Литвы не потеряли самообладания. Николай Радзивилл Рыжий не медля отправился на рубежи Княжества, в войска. Острожский и Чарторыйский поехали на Волынь, организовывать оборону от польских войск. Ян Ходкевич,  маршалок земский, направился в Люблин, где 5 апреля выступил перед королем и великим князем, перед польским сенатом и шляхтой с речью, затмившей все высшие достижения польского ораторского искусства.

Ходкевич заявил, что населяют Волынь и Подляшье литвины, которые всегда защищали их и будут защищать от чужеземных завоевателей. Династии князей Олельковичей, Олегердовичей, Наримутовичей, Корибутовичей и Острожских ведут свою родословную с Волыни, земля которой никогда не принадлежала полякам.

Переведя свою блестящую речь в правовую сферу, Ходкевич добавил, что король, по Статуту, им же утверждённому, а также согласно с данными им в Вильно обещаниями, не имел никакого законного права  отторгать от Литвы эти два воеводства, и они должны быть немедленно возвращены.

При всём цинизме польской элиты, при всём её вероломстве и проявившей себя в этих событиях негативной её стороне, надо признать, что польский Сенат осудил вмешательство короля в дела Литвы, однако, посольская палата (шляхта) не только не согласилась с неодобрением аморальности действий короля, но даже призвала к дальнейшим захватам литовских земель, требуя Киева и других принадлежавших Литве городов. Чтобы оправдать свои захватнические устремления, активисты польской шляхты стали распространять утверждения о том, что, якобы, литвины вступили в сговор с крымским ханом, и подговорили его совершать набеги на Польшу.

Следующим шагом польских властей стал приказ волынским и подляшским магнатам явиться в Люблин. Если кто-то не приезжал (даже если не отказывался, но ссылаясь на болезнь), его лишали собственности или должности, или того и другого. Такими вот угрозами заставили приехать Чарторыйского, Острожского, Карецкого. Зигмунд (Сигизмугд, или Жигимонт) Август приказал им присягнуть себе не как великому князю литовскому, но как королю Польши. Сановники ВКЛ на коленях умоляли его отказаться от этого шага, и предупреждали о самых серьёзных последствиях не только для Литвы, но и для Польши, однако, король был неумолим. Каждый, кто отказался присягнуть, был лишён должностей и земель. Многие присягнули, в том числе и Острожский.

Фактически началась полная и бескомпромиссная аннексия Польшей соседнего государства, особенно вероломная в свете заключённой с ним унии, и замаячила перспектива присоединения всех литовских земель к Польше - с дальнейшим уничтожением народа Литвы. Даже удельное Слуцкое княжество, аннексия которого вызвала бы большой международный резонанс (княжеский род Олельковичей ведь ещё не прервался), было намечено к хищному поглощению. В эти трагические дни даже подканцлер Астафий Волович потерял надежду, и присягнул королю. А из Люблина скакали гонцы во все концы Литвы с письмами к другим "дигнитариям", в которых было одно требование: явиться в Люблин. Активность польских войск на границах Княжества снова стала угрожающей. Польская шляхта требовала Киев.

Уже было решено, что съедение Польшей Великого княжества Литовского будет проходить в 2-3 этапа, т.к. с одного раза не удалось бы переварить такой "жирный кусок". Тем не менее, жадность и нетерпеливость польской шляхты толкала её на такие глотательные движения, которые могли вызвать заворот кишок. В своей солидарности со шляхтой, король высказался за "окружение непокорной Литвы со всех сторон нашими землями", чтобы поставить Литву на колени и усмирить её. Для присяги воеводу брацлавского Сангушку срочно требовали в Люблин. Универсал, подписанный королём, утвердил переход с 5 июня Подолья и Киевщины под власть Короны (Польши). Их захват объяснялся в универсале "владельческими правами", а также "исторической справедливостью", т.к. Киев, Брацлав и Винница якобы, всегда принадлежали Польскому Королевству.

Когда два века спустя вот так же по кусочкам "разбирали" Польшу, уместно было задать вопрос потомкам "захватнических" активистов посольской палаты: а что ваши деды сделали с Литвой? То, что произошло во времена Суворова, и было предопределено политикой Короны по отношению к Литве. И то, что происходит в Польше сегодня, это новое проститутство и заигрывание с Израилем, Британией и США: это всё то же старое и забытое прошлое, только в новом варианте. И за последствия такой политики будут расплачиваться уже не правнуки, а дети современных поляков. Страх перед соседями (сегодня: перед Российской Федерацией и Германией) понятен, и за него "никто не отвечает", но пользоваться для его преодоления "запрещёнными" приёмами (быть марионеткой Израиля, Британии и США): это этика извращенцев, как столетия назад (быть марионеткой Британии и Ватикана). И за неё придётся отвечать.

А жадность и агрессивность в посольской палате на Люблинском сейме не унимались: уже мало было Киева, Подляшья и Подолья; замахнулись на Вильню и Троки, Витебск, Смоленск, Новогрудок и Минск: всё это, мол, такие же польские земли. Последовали требования вызвать в Люблин воевод Вильни и Трок, и других важных владельцев и сановников, лишить их должностей и земель, и присоединить Литву (современные Беларусь, Литву и Украину) полностью к Польше. 

На заседании сейма 6 июня прения показали, что решимость литвинов отстаивать свою независимость не сломлена. Несмотря на все трагические события народ Княжества не собирался сдаваться. Вероломный захват Литвы не только столкнул бы Польшу с Московией, переложив именно на её плечи всё бремя военного противостояния, но и поставил бы поляков перед лицом всенародного сопротивления литвинов, которые утопили бы захватчиков в собственной крови. Литвинская элита это знала, и не сдавала позиции: сохранение автономии, герба, казны, печатки, отдельных органов и внутреннего законодательства, ротация сейма (сойма) в Литве и сейма в Польше.

Всё это доказывал на сейме Ходкевич, однако, польская шляхта не давала ему говорить, перебивая его речь наглыми криками.  Король остановил беспорядки своим окриком, и произнёс вслед за ним ставшую крылатой фразу: "Не хотите две печати, так увидите, что (...) то, что вы делаете, и то (...) что вы желаете, принесёт вам позор навсегда, и причинит зло навеки". Однако, под давлением польской шляхты, Зигмунд (Жигимонт) Август уже 20 июня, игнорируя отсутствие согласия литвинских делегатов, в качестве великого князя приказал им принять условия поляков. Литовские и польские послы (делегаты) не могли смотреть друг на друга без ненависти, и король вынужден был выполнять роль посредника-гонца между двумя палатами (24 июня, шесть часов подряд), а  27 июня Ян Ходкевич произнес речь уже перед сенаторами, в которой просил даже при вводе одной общей государственности, не уничтожать печатку княжества, не давать ходу в тексте унии "Варшавскому рецессу" и "Люблинскому привилею", узаконивших отторжение литовских (литвинских) земель в пользу Польши, и, в крайнем случае, предложил народу этих провинций (краёв), Инфлянт и других, самому решать вопрос, присоединяться к Польше, или оставаться с Литвой. Иными словами, речь шла о демократическом референдуме.

Ходкевич назвал предложенные Польшей условия унии унизительными (требующими от Литвы полной капитуляции).

Король отверг все просьбы и требования: "Не видим ничего, чем бы мы унизили ваш славный народ".

При полной бесполезности диалога, понимая, что своё великое красноречие он расходует всуе, Ходкевич попросил, чтоб хотя бы король внёс о текст унии клаузу о том, что в случае необходимости литвинам даётся разрешение защищать свои права так, как они посчитают нужным, и чтоб король в письменной форме, заверенной печаткой, подтвердил заключение унии "из братской любви и для общего блага". Король дал торжественную клятву. На глазах польских сенаторов показались неискренние слёзы умиления, которые на самом деле были несдерживаемыми слезами радости от удовлетворения их жадности и амбиций.

В акте, юридически скрепляющем унию, над которым шла работа весь следующий день, появились такие пункты, как 1) один глава государства (король), выбираемый населением государства (поляками, литовцами, и т.д.); 2) коронация, которая должна проходить в Кракове, должна автоматически давать и титул великого князя; 3) общий сейм и общая рада-сенат; 4) возможность приобретения поляками земель в Литве, а литвинами в Польше.

Подписание акта унии 28 июня 1569 г. сопровождалось протестом нескольких литвинских магнатов во главе с гетманом литовским Григорием Ходкевичем, которые отказались от всех своих должностей и покинули сейм. 1 августа 1569 года выработанный документ утвердили обе делегации. Последовавшая за этим присяга была уже лишь технической деталью.

О том, как и почему лишь благодаря гению и подвигу нескольких человек, среди которых главную роль сыграли Ян Ходкевич и Николай Радзивилл Рыжий (и среди коих надо назвать Астафия Воловича) Литва избежала полного поглощения Польшей, надо написать целую отдельную книгу.

Именно их усилия позволили впоследствии третьей редакцией Статута Литовского (над которой работали Астафий Волович и Лев Сапега) частично восстановить утраченную Литвой автономию, и нейтрализовать гегемонистское доминирование поляков.

Тем не менее, достойные сожаления события Люблинской унии заложили фундамент будущего упадка Речи Посполитой, "Республики Двух Народов", которая существовала ещё 200 лет, раздираемая войнами с внешним врагом и внутренними противоречиями, определившими трагический конец этого государства.

Именно события Люблина и будущая "Греко-католическая" церковная уния спровоцировали отчуждение, ненависть и гражданскую войну, а также сыграли на руку московским царям, подсунув им идеологическое оправдание своих захватнических амбиций. Для литвинов, предков современных белорусов (и, отчасти, современных литовцев), события Люблина оказались ещё более трагическими, чем для поляков. Именно вследствие этих событий литвинская нация постепенно перестала существовать, подвергшись - с одной стороны - ополячиванию, а с другой московитской ассимиляции. Краков-Варшава и Москва, обе стороны стали трактовать земли литвинов либо как "исконно польские", либо "исконно русские" (московитские). Официальная польская и московская (а позже российская) пропаганда и идеология выпячивали "несамостоятельность" белорусов, представляя их то как ополяченных русских, то как "обрусевших" (принявших православие) поляков. До сего дня земли литвинов (за исключением Вильно, Трок и Ковно, которые жемайты и аукшяйты сумели заставить признать этническими литовскими) называются в Польше "бывшими русскими" (восточная часть), либо "бывшими польскими" (кроме Смоленщины, Витебщины и Полоцкой земли), а в Российской Федерации - "польскими".

Хозяйничанье поляков и евреев на Украине привело к мощным восстаниям и к успеху организованных Москвой мятежей. Всего через 20 лет с небольшим после заключения Люблинской унии (в 1595 году) малороссийский (запорожский) казак Северин Наливайко поднял бунт на Украине, чего бы никогда не случилось, не будь Люблинской унии. Кроме ряда других причин, одна из самых главных: насильственное окатоличивание, закрытие православных церквей, ради чего особенно старались евреи; в веротерпимой Литве, с её традициями веротерпимости, до Люблинского сейма этого бы никогда не произошло. Казацкие бунты и восстания привели к разорению украинского и белорусского Полесья и Волыни. Они стали подрывать самые основы Речи Посполитой. Всё чаще и чаще казацкие вооружённые выступления стали инспирироваться и поддерживаться Московским Государством (Московским Царством). Казаки стали главной опорой захватнических войн Московии, и все вместе длились более столетия.

В падении Речи Посполитой сыграли определённую роль и ординарные сеймы: ни одного нового закона не было принято за целых сто лет. Только в самом конце, в 1788 году, когда феодальная Республика уже погибала, созвали Чрезвычайный конфедеративный съезд, но последствия Люблинской унии уже сделали своё чёрное дело: съезд продолжился в Гродно Немым сеймом, на котором польская делегация была подвергнута остракизму.

Астафий (Остафей) Волович, который занимал сначала должность подканцлера, а потом канцлера, был одним из самых ярких фигур на этих постах.

Подканцлерами ВКЛ были поочерёдно Астафий (Остафей) Волович, Кшыштоф Радзивилл Перун, Лев Сапега, Габриель Война, Евстахий Волович, Гераним Волович, Альбрехт Станислав Радзивилл, Павел Стефаний Сапега, Стефан Пац, Марциан Тризна, Казимир Леон Сапега, Кшыштоф Жыгимонт Пац , Александр Кшыштоф Нарушэвич, Мтхаил Казимир Радзивилл, Доминик Миколай Радзивилл, Кароль Станислав Радзивилл, Станислав Антоний Щука, Казимир Чарторыйский, Михаил Фредерик Чарторыйский, Михаил Антоний Сапега, Антоний Пшезьдзецкий, Ефим Хрептович, Казимир Констанций Плетер.

Как видим, именно Астафий Волович и был первым подканцлером (вице-канцлером) ВКЛ.

В XVI веке должность канцлера ВКЛ в разные годы занимали 8 сановников: Николай (Миколай) Радзивилл (канцлер в 1492-1509 г.г.); Миколай Миколаевич Радзивилл (1510-1522); Ольбрехт Гаштольт (1522-1539), Ян Глебович (1546-1549); Миколай Радзивилл Чёрный (1550-1565); Миколай Радзивилл Рыжий (1566-1579); Астафий (Остафей) Волович (1579-1587) и Лев Сапега (1589-1623).

Обязанности и функции канцлера закреплялись законодательно, включая присягу канцлера и вице-канцлера, разработанную примерно в 1566 г. Присяга обязывала канцлера не выдавать никаких пергаменов и других документов без ведома господаря, без его устного позволения или приказа, а также следить за тем, чтобы в третьи руки не попали документы, могущие нанести вред господарю и государству, или те, что противоречат уже выданным документам, хранить государственную тайну, ставить господаря в известность об угрозе.

Кроме тех функций и обязанностей, которые отражены в присяге (выдавать и переписывать, а также уничтожать утратившие правовую силу документы), канцлер должен был, разумеется, руководить работой самой канцелярии, "наймом на работу" (т.е. подбирать писарей, писцов (дьяков), переводчиков, сакратов, курьеров и других лиц; нередко назначал в канцелярию своих личных писарей). С конца 1450-х годов канцлер как правило совмещал эту должность с должностью виленского воеводы или - в 1570-е и 1580-е годы - виленского каштеляна, которые требовали не меньше ответственности, времени и сил. В 1566 году была создана должность подканцлера (вице-канцлера). Первым подканцлером как раз и стал Астафий Волович, маршалок дворны ВКЛ, земский подскарбий, господарский писарь, староста брестский и могилёвский. Назначил Астафия Воловича на эту должность Виленский сейм 1565-1566 годов 11 марта 1566 года. Функции подканцлера были теми же, что и у канцлера, но его государственные задачи были несколько сужены.

Как видим, и должность подканцлера, и должность канцлера занимали в основном представители наиболее влиятельных и родовитых магнатских династий: Радзивиллы, Гаштольды, Глебовичи, Сапеги, Воловичи, Пацы, Тризны, Чарторыйские, Нарушевичи, Хрептовичи.

После смерти Миколая (Николая) Радзивилла Чёрного (умер в 1565 г.) приём документов государственной канцелярии должны были осуществить (получить их) Миколай (Николай) Радзивилл Рыжий, назначенный на должность канцлера в марте 1566 г., или подканцлер (вице-канцлер) Астафий (Остафей) Волович. Передача этим двум должностным лицам государственных документов должна была состояться через возвращение всего архива в скарб Виленского замка.

Однако, в передаче архива произошёл сбой. Государственные документы были "задержаны" потомками Николая Радзивилла Чёрного, в распоряжении которых они находились на протяжении долгого времени, а некоторые документы: вплоть до расформирования архива Радзивиллов. Чтобы оправдать удержание государственных документов в семейном архиве, в начале XVIII века была сработана фальшивка: привилей, якобы, 1551 г., который представляет собой ни что иное, как сфабрикованную по приказу Радзивиллов подделку.

Накопленный Николаем Радзивиллом Чёрным и его предками архив после его смерти перешёл в собственность его старшего сына - Миколая (Николая) Кшиштофа (Криштофа) Радзивилла Сиротки, - именно тогда, когда тот вернувшемуся из-за границы, где получал образование. Значительную часть этого архива составляли документы, собранные ещё дедом Сиротки, Яном Миколаевичем Радзивиллом (1474-1522 г.), маршалком земским ВКЛ, каштеляном трокским. Большинство книг Литовской Метрики дошли до нас в виде копий. Среди тех немногих, которые имеются в распоряжении историков и других исследователей в виде оригинала, - судебная книга маршалка господарского Яна Миколаевича Радзивилла и его судей 1510-1517 г.г. (она же: с 1514 г. - книга суда маршалка земского и Юрия Ивановича Ильинича, маршалка господарского и судей).

В семейном архиве Радзивиллов хранилась, также помещённая туда Яном Николаевичем (Миколаевичем) Радзивиллом, судебная книга того же Юрия Ивановича Ильинича, маршалка в 1518-1522 годах. Исследователям и архивариусам эти книги известны как часть 1-й и 3-й Книг судных дел.

Трудно сказать, почему выше упомянутые книги не были переписаны в 1594-1607 годах вместе с другими (книгами), после смерти Николая Радзивилла Чёрного, хотя попали уже в Литовскую Метрику (как считают большинство исследователей: именно при его жизни (до 1565 г.).

Переписаны же они были уже, вероятно, при канцлере Николае Радзивилле Рыжем, или даже при Альбрехте Радзивилле, к одному из которых вышеупомянутые судебные книги, часть Литовской Метрики, попали от Миколая Криштофа Радзивилла Сиротки, вместе с другими документами, хранившимися в архиве Радзивиллов. Так, в составе 3-ей Книги судных дел находятся, помимо материалов маршалкового суда (листы 7-141), реестры (листы 154-171 и 235-237) не указанного лица, составленные примерно в 1510 году (в эту опись входят как небольшие предметы - книги, картины, оружие, - так и табуны лошадей в имениях Тракяляй, Девенишки и Жасляй).

Кому принадлежало это имущество - неизвестно, хотя высказывались предположения, что самому Великому князю (господарю), или Ольбрехту Гаштольту, или кому-то другому. Не исключают и того, что это именно та опись Гаштольтов, которая безуспешно разыскивалась в конце XVI века.

В 1567 году подканцлер Астафий Волович сам обращается к Криштофу Радзивиллу Сиротке с просьбой выдать конкретные государственные документы. Несмотря на то, что эта просьба исходила от третьего по значению (после Великого князя и канцлера; на самом деле мы тут немного утрируем; в иерархии власти подканцлер вряд ли был третьим) государственного лица, Кшиштоф Радзивилл Сиротка отказал. Тогда в 1570 году великий князь и король Зигмунд (Сигизмунд, или Жигимонт) Август своим высочайшим указом поручил канцлеру Николаю Радзивиллу Рыжему, чтобы тот "как канцлер, выяснив обо всех таких привилеях, и книгах земских, и реестрах гаштольтовых, какие из тех вещей важных есть у племянника Вашей Милости, Ваша Милость [те вещи] себе бы взял и нам бы привез".

Нам кажется, что вышеупомянутые судебные книги и другие удерживаемые Радзивиллами документы могли оказаться в составе Литовской Метрики ещё при жизни Николая Радзивилла Чёрного, и, тем не менее, после его смерти попали к его потомкам.

В пользу этой версии говорит то, что после упомянутого указа Зигмунда (Сигизмунда, или Жигимонта) Августа лишь часть этих материалов была возвращена в скарб. В 1594 году Лев Сапега, которому было поручено систематизировать и привести в порядок Литовскую Метрику, в своём письме сетовал на отсутствие ряда документов.

Интересно, что на отсутствие очень важных документов жаловался сам Кшиштоф (Криштоф) Радзивилл Сиротка. В своем письме, переданном через посыльных-курьеров, пана Кроновицкого и пана Першека, он сообщает, что ему позарез нужны выписки из Литовской Метрики, касающиеся его владений. Часть документов, которые просил Сиротка, Лев Сапега разыскал и велел их переписать, заверив копии печатью ("приложить печать"), и с одним из тех же посыльных отослать Сиротке. Тем не менее, даже с помощью Першека (служившего Радзивиллу) не найден важный документ о владении Грезко, пожалованному трокскому воеводе князю Збаражскому.

"Это не моя вина, - сообщает канцлер, - но до меня бывшего пана хранителя печати или тех, которым Их Милости доверили, чтоб в метрики вписали, потому как множество метрик того времени, когда канцлером был светлой памяти Его Милости пана отец и также когда канцлером стал отец Его Милости тепершнего пана воеводы виленского, в скарбе нет".

Может ли быть так, чтобы Лев Сапега намеренно "не нашёл" документа, запрошенного Радзивиллом, чтобы "проучить" Сиротку, преподав ему наглядный урок для убеждения в рациональности хранения документов в государственной скарбнице: об этом мы не знаем.

Однако, даже если это и так, Сиротка не изменил своего поведения. Пользуясь неприкосновенностью своих владений, влиянием своей династии, а также другими факторами, он продолжал удерживать в своём замке в Несвиже огромную часть государственных документов, которые даже не отделял от своих личных. Под нажимом высших государственных лиц Кшиштоф Радзивилл (Сиротка) выдавал некоторые документы из своего архива, да и то в виде копий.

Астафий (Остафей) Волович обращался также к двоюродному брату Сиротки - Криштофу Радзивиллу Перуну. После смерти его отца, канцлера Радзивилла Рыжего, Перун удерживал в своём семейном архиве многие государственные документы, и часть из них передал Астафию Воловичу. Некоторые документы он продолжал удерживать, а некоторые передал в виде копий. В вышеупомянутом письме Льва Сапеги от 1594 г. к Радзивиллу Сиротке речь идёт также и о документах, удерживавшихся Перуном.

В сентябре 1578 г. староста жемойтский Ян Ходкевич, уточняя, что документы "засветились" на Берестейском сейме при Зигмунде (Сигизмунде, или Жигимонте) II Августе, обратился к подскарбию ВКЛ Лаврентию Войне с просьбой "найти в метриках Его Королевской Милости дела Его Милости пана воеводы виленского [Радзивилла Чёрного], в которых содержаться должны Его Милости покойного пана старосты городенского сестер отказ от всех своих владений в пользу панов братьев их".

Лаврентий Война пытался найти запрошенные документы силами всех своих людей, сам включился в поиск, и "два дня все книги [Метрики], сколько их в скарбе было, перелистывая, искал. В скарбе немало было Его Милости покойного пана воеводы виленского книг, но те только, что по должностям воеводы и маршалка [велись]. А Его Королевской Милости метрик дел тех, что были бы решены покойным канцлером - таких в скарбе нет".

Один из чиновников (урядников) скарба указывает, что "все метрики Его Королевской Милости по смерти канцлера перейти должны были в руки Его Милости каштеляна трокского [подканцлера Астафия (Остафея) Воловича]", но "метрики в скарб хранить редко дают, а по правде паны хранители печати один за другим себе берут и у себя держат". И подсказал, что не найденные документы надо искать в кабинете подканцлера Астафия Воловича.

В 1579 году Астафий Волович был назначен канцлером ВКЛ, и так же, как свои предшественники, часто брал документы государственного и общественного характера домой. В 1588 г. он составил специальное послание своим наследникам, в котором есть строки о том, что канцлер "в ведомости своей имел и хранил" (...) "привилеи земские, метрики, книги канцелярские" (то есть все документы государственного и общественного характера).

Хотя поляки сегодня приписывают себе создание первых в Европе образцов ренессансного права, на самом деле первенство принадлежит литвинам. Уже в 15 столетии в Литве гуманизм как проникновение нового мышления стал находить своё отражение в юриспруденции. В отличие от средневекового права, которое мыслило создание законов в качестве "ходулей" или ограничительных рамок для общества, ренессансное право Княжества рассматривало законы как зеркало индивидуальных и общественных прав и потребностей. Именно с законодательных актов Великого княжества Литовского начинается жизнь индивидуалистической концепции, которая сумела сформулировать тесную связь между правами личности и общества, и доказать (это следовало бы вспомнить сегодняшним притеснителям личных свобод в Израиле, Британии и США), что там, где подавляются личные права, бесправно всё общество в целом, от имени которого, якобы, эти права отнимаются.

Следует предостеречь от рассматривания ренессансного права ВКЛ в качестве кальки с концепций римского права, которое, якобы, уже сформировало основы прав абстрактной личности. На самом деле в римских законах выступала не абстрактная личность, а собирательный образ рабовладельца, индивидуальные качества которого не были ещё отделены от его общественных или чисто имущественных (в статусе властителя рабов и слуг) функций и качеств. В каком-то смысле литовское право даже противоположно римскому.

Законодатели Великого княжества Литовского явились одними из самых передовых, наряду с такими, как Пика дела Мирандала, М. Макиавелли, М. Монтень, Николай Коперник, а среди них самих (законодателей и мыслителей ВКЛ) выделялись Николай Николаевич Радзивилл, Ольбрехт Гаштольд, Франциск Скорина, М. Литвин, Семён Будны, Лев Сапега, и, конечно же, Астафий Волович.

Важно отметить, что в XVI веке должность канцлера заняла независимое место в структуре государственной власти ВКЛ. Канцлер стал подтверждать указы самого монарха. Даже при наличии подписи и личной печати монарха (короля Речи Посполитой и великого литовского князя) без приложения печати канцлера (великой государственной печати ВКЛ) не один документ не мог быть признан подлинным. Когда в 1579 году канцлер Николай Радзивилл Рыжий отказал великому князю и королю Стефану Баторию, не согласившись поставить печать на привилее о создании Виленской иезуитской академии, король вынужден был просить подканцлера Астафия Воловича приложить свою печать.

В 1597 году канцлер Лев Сапега отказался приложить печать к акту номинации бискупа (епископа) Луцкого Бернарда Мацеевского на место виленского бискупа, и утверждение его на этот пост не состоялось.

XVI веке должность канцлера гарантировала членство в составе Сената (Сейма, рады). С 1579 года на должность канцлера получали назначение подканцлеры (вице-канцлеры) без совмещения с должностью виленского воеводы, что говорит о значительном расширении круга обязанностей и повышении престижа и веса этой должности в иерархии власти. Но ещё раньше (начиная с Ольбрехта Гаштольда) эту должность стали получать только самые образованные сановники ВКЛ. Валовичи, Ходкевичи, и, прежде всего, Радзивиллы получали образование не только у себя дома, но и за границей. Должность канцлера занимали в XVI веке самые влиятельные и образованные представители магнатско-шляхетских родов.

Как мы знаем, Николай Радзивилл Рыжий отказался от своей должности канцлера из-за своего несогласия по поводу разрешения иезуитам открыть свою академию в Вильне в 1579 году. По его мнению, это было предательством главных интересов Великого Княжества. Тогда впервые на его место был назначен трокский каштелян, а не виленский воевода, Астафий Волович. В том же 1579 году на должность подканцлера назначили Крыштофа Радзивилла Перуна (сына Николая Радзивилла Рыжего), который принял участие в работе над окончательной версией Статута Литовского. Лев Сапега, в 1585 г. заменивший Перуна на этой должности, тоже был "человеком Радзивиллов", т.к. воспитанием, службой и дружбой был самым тесным образом связан с ними. Именно он довёл Статут 1588 г. до его окончательной блестящей формы. Статут был издан Жигимонтом (Зигмундом, или Сигизмундом) Третьим Вазой на старобелорусском языке.

Фигура Астафия Воловича интересна ещё и постольку, поскольку его государственно-политическая деятельность приходится на некий "переходный этап", в течение которого Корона (Польша) добивалась всё большего подчинения Великого княжества Литовского, и, кроме того, стремилась ослабить власть и влияние высшей магнатской элиты ВКЛ.

В XVII-XVIII веках это расшатывание миропорядка, государственных основ, иерархии, традиций, уклада жизни ВКЛ имело своей целью уничтожить всё ещё сохранявшуюся в рамках Речи Посполитой государственность ВКЛ, подорвать его автономию.

Это не значит, что существовала какая-то тщательно разработанная программа (не исключено, но...) или целенаправленная политика в этом направлении: просто, прежде всего, польский шляхетский класс, прошедший своё собственное развитие в рамках Польского Королевства, интуитивно подстраивал ВКЛ под себя.

Польская шляхта выработала очень устойчивую солидарность, отстаивая свои сословные интересы, добилась законодательного закрепления не только своих прав, но также и огромных (далеко "за чертой" социальной необходимости и справедливости) привилегий, став гегемоном в польском обществе, и уже в XVI веке потеснив как права низших сословий (мещан (горожан), купцов, ремесленников, крестьян, и т.д.), так и высших (бояр-сановников (феодальной элиты), вплоть до министров, магнатов (аристократии), администрации короля (центральной власти), и самого монарха).

Грабёж национальных ресурсов, беспошлинная торговля солью и другие привилегии, используя которые только ленивый мог не обогатиться, всё усиливавшаяся жестокая эксплуатация крепостных, мало в чём уступающая крепостничеству в будущей Российской империи, гипертрофированный эгоизм шляхетского класса: всё это вело к неминуемому краху, к развалу общества. Если же мы посмотрим на то, что происходило восточнее Смоленска, то нам польская шляхетская "демократия" покажется "раем". По сравнению с деспотизмом, террором и тиранией московских царей, "шляхетская феодальная демократия" представляется более справедливой и человечной. Это, однако (в значительной мере) иллюзия, т.к. при своих глубоких пороках, общественно-политическое устройство Московии имело и свои плюсы. Польская "шляхетская демократия" и "деспотия" Московии выработали разные системы ценностей, в рамках которых баланс "справедливости" и "несправедливости", "плюсов" и "минусов" имел - и там, и там - свои преимущества.

И Московию, и Польское Королевство от неминуемого краха до поры, до времени удерживала самобытная "этническая" самоидентификация, относительная древность обоих государств, религиозная монолитность, особая культура, миссионерские и мессианские идеи, какие были необходимы и одному, и другому государству "как воздух". И польская шляхта, и московская правящая элита, скорее, не на уровне ясного осознания, но на уровне рефлексов чувствовали, что конец рано или поздно наступит, и для того, чтобы его оттянуть, необходимо перевести центростремительные тенденции в плоскость экспансии вовне. Такая экспансия должна была идти "в ногу" с векторами развала или даже обгонять их, "географическим" суррогатом симулируя фетишистскую модель внутреннего взрыва, так, чтобы границы захватнического расширения совпадали с границами разбегающихся от центра волн.

Со своей стороны, две другие феодальные демократии - Новгородская и Литовская (Литвинская) - представляли собой относительно устойчивые системы, с крепким каркасом социальных связей и общественным консенсусом более развитого типа. Крепостное право в Великом княжестве Литовском было гораздо мягче, чем в Польше, и все сословия в ВКЛ имели как известное представительство, так и определённую правовую защиту. Феодальное устройство - как и рабовладельческое, основанное на "чрезмерном" насилии, - "предусматривает" народные выступления и взрывы гражданской войны, а также их жесточайшее подавление, но в ВКЛ бунты мещан или крестьян, или других сословий ("межсословные" выступления против местной или центральной власти не были редкостью) в ряде случаев (имеется немало примеров, хотя бы Бобруйск) оказывались "регуляторными", восстанавливая общественное согласие и верша народный суд над зарвавшимися феодалами; магнатерия ВКЛ и верховная власть признавали (негласно, конечно) некоторые из них "справедливыми", их участникам давая амнистию, а зачинщиков карая (или вообще не карая) сравнительно мягко; вслед за бунтами, вердикты контролёров (ревизоров) ограничивали самоуправство местных чиновников-крепостников, и консенсус восстанавливался.

В отличие от польской магнатерии, в Литве и в XVI веке магнаты в значительной мере сохранили свои позиции. Их влияние во время литовских сеймов (соймов), на важнейшие внутриполитические решения - оставалось основополагающим. Но и тут, не в последнюю очередь, под влиянием Польши, произошла "смена элит", когда Воловичи, Сапеги, Пацы, Тризны, Огинские, и другие потеснили Радзивиллов, Гольшанских, Сангушек, Ильиничей, Друцких, Гаштольдов, Глебовичей и прочих. Произошло расширение круга магнатских династий и ослабление позиции прежних лидеров магнатерии, но не до "размывания шляхтой", как в Польше.

Высокие должности, придворные "вакансии", руководящие посты в государственной канцелярии, возможность получить высокий церковный сан, огромные земельные владения, замки и феодальные города по-прежнему принадлежали магнатам. Расширение круга магнатских родов снизило известную напряжённость между литовской шляхтой и магнатерией, хотя и усилило крепостнические тенденции. Однако, при всём эгоизме литовской (литвинской) магнатерии и шляхты, они были меньше ориентированы на экстенсивную эксплуатацию, чем польская шляхта, стремясь к долговечности своего общества, к благополучию потомков.

Всё (во всяком случае, многое) изменил Люблинский сейм...

Польская шляхта просто не могла допустить "альтернативную" феодальную демократию у себя под боком. У меня сейчас нет данных о бегстве крепостных от польских панов на земли Литвы, но Анатолий Петрович Грицкевич мне когда-то рассказывал об этом, и то же я слышал от других профессиональных историков. Чем выгодней отличался Статут Великого княжества Литовского от принимавшихся до унии с Литвой в Польше законов, чем больших достижений добивалась литовская (литвинская) система образования, культура, литература, архитектура и искусство, тем неуютней чувствовала себя польская шляхта. Поэтому поляки, усвоив высшие достижения литовской феодальной демократии, перехватили идеологическую и пропагандную инициативу, без её реального наполнения, что позволило им укрепить свою гегемонию.

Идеология, разработанная польской шляхтой (для того, чтобы перехватить инициативу у литвинов), получила название "сарматизм". В самом конце XVI и особенно к середине XVII века литвинские полемисты и ораторы, авторы и проповедники и в этой сфере "обогнали" поляков (Ходкевич, Януш Радзивилл, Семён Будный, и другие), но, сами того не заметив, они оказались ополяченными, и выступали уже в русле польской культуры, так что их дети и внуки свои блестящие речи и книги писали уже на польском, а не литвинском (старобелорусском) языке.

В этом полемическом "задоре" одним из своих главных идеологических орудий польская шляхта сделала давний идейный спор между ВКЛ и Московией, придав ему мистическую, мессианскую и миссионерскую окраску и связав с "правотой" и "превосходством" римско-католической веры.

Главным в этом идейном противостоянии у польской шляхты, в отличие от литвинов, черпавших в нём источник самоидентификации и мужество посмотреть на себя со стороны, стал поиск внешнего врага. Чтобы добиться хотя бы суррогата национального единства, склеить лоскутное государство "двух народов", польской шляхте нужно было пугало, которое она и нашла в лице Московии, Оттоманской империи (турецкой Порты), а также западных абсолюционистских монархий. "Половинчатая правда" этой идеологии заключалась в том, что в Польше, при отсутствии центрального деспота и централизованной тирании, каждый отдельный феодал становился деспотом и тираном для своих подданных. И, хотя режимы Московии, Оттоманской империи, Испании, Англии, некоторых итальянских княжеств и других стран были гораздо суровее, снизу доверху, в Польше существовали свои тиранические структуры.

Новгородская земля, Великое княжество Литовское и Московия также имели многочисленные проблемы; их общественное устройство никогда не было идеальным; в них, как нарывы, набухали внутренние раздоры, выливавшиеся в бунты и даже гражданские войны, однако, при большей суровости, жёсткости их режимов (речь идёт о ВКЛ и Московии по отношению к Польше), при большей централизации и доминировании магнатской аристократии, идеологию ВКЛ и Московии можно назвать более "искренней", чем в Польше, и "правда" (её своеобразное понимание) перевешивала "ложь". Слово тут имело больший вес.

В Польше, со своей стороны, доминировала пустая риторика, пустозвонство, в рамках которого главным становился не поиск истины, но достижение идеологического и пропагандного перевеса. Эта позиция изначально лишала народы свободы выбора, то есть права на "системный выбор" (пристрастие к той или иной политической системе). Эта позиция изначально игнорировала то, что вообще выбор: самая мучительная пытка для большинства смертных, которая ещё страшнее кошмаров тирании. Уникальность психологической и философской дилеммы выбора ("свободы воли") в человеческом мире как раз и приводит к тому, что человечество постоянно мечется между "демократией" и тиранией, и никогда от этого метания не избавится. Тиранические режимы в чём-то одном, и ханжеские, фарисейско-"гипокритские" "демократии" в чём-то другом сужают и умаляют изначальную важность индивидуального морально-этического выбора - самого главного в жизни человека.

"Всеобщее благо", всенародное счастье, "справедливое общество": идеалы, которые в "чистом" виде недостижимы ни для какого государства. Стремление к их достижению: это правильный императив, который "демократическая" система обеспечивает. Однако, такая "демократия", как польская феодальная демократия, с её заидеологизированной демагогичностью, лишь "освобождает" человека от индивидуального морально-этического выбора, а ведь именно он единственный и значит что-то в нашем мире. Капитальную сущность личной, индивидуальной ответственности она "перекладывает" на плечи системы, освобождая человека от личного выбора. У тирании похожее свойство, только с другим принципом действия.

В отличие от Литвы, с её религиозной толерантностью и отсутствием "образа врага" (не будем забывать о том, что именно среди литвинов кандидатура Ивана Грозного на вакантное место короля Речи Посполитой пользовалась большой популярностью), с её более мягким, чем в Польше, крепостным строем, Корона только на словах осуждала деспотизм, а на деле "театральная программа" изгнания и даже жутких казней диссидентов пользовалась в Польше "большим успехом". Не в последнюю очередь именно поэтому искусственное обострение идеологической борьбы и создание её "китчевых", манифестных форм девуалирует истинную сущность шляхетской "демократии".

Поэтому войны с Московией в одной плоскости надо рассматривать как частный случай 30-летней религиозной войны в Европе, а в другой - в качестве идеологической войны, переросшей в вооружённый конфликт. Именно идеологическое противостояние, среди прочих факторов, помогло, с одной стороны, Москве, и с другой стороны Кракову, Варшаве и Вильно обеспечить относительную лояльность своих правящих сословий.

В конце XVI и в начале XVII века создаётся стереотип превосходства государственно-политической и правовой системы Речи Посполитой над зарубежными "аналогами".

Книги известных авторов Речи Посполитой, сочинения полемистов, клерикалов, богословов, историков, географов, философов, мемуаристов, выступления шляхетских ораторов критиковали "ущербность" других политических и правовых систем. Речь Посполиту сравнивали с высшими античными достижениями (Грецией, Древним Римом, Карфагеном, Персией), и противопоставляли соседей, либо устремлённых к абсолютистской монархии, либо уже ставшие ею (Московия, Оттоманская империя, Испания, и др.). Речь Посполита изображалась идеальным государством, в политическо-правовом отношении представлявшем "Святую землю".

В таком ключе ораторствовал в своём выступлении в 1632 году новогрудский каштелян Василий Копоть, который говорил про народы, поклоняющиеся верховной власти, как Богу; подданные этой верховной власти подобны скоту, а свободных людей не найдёшь и со свечкой. Речь Посполиту же он сравнивал с хором, в котором звучит не только один королевский альт, но и множество "вольных" голосов.

Посол в Москву в 1648 году Томаш Сапега говорил, что ни "влоские Эридианы" (влоские=итальянские), ни "немецкие Рейны" не добавят абсолютно ничего шляхетскому сословию Речи Посполитой (то есть, ни у немцев, ни у итальянцев нечему учиться), добившемуся своих привилеев и вольностей.

Однако, в этом "идеальном государстве" крепостничество резко ужесточилось после большей интеграции с Польшей, и на первых порах литвинские феодалы весьма активно противились навязыемой Короной тенденции к усилению крепостного рабства. Именно Астафий (Остафей) Волович, вместе с некоторыми другими деятелями высших кругов элиты ВКЛ, стремился не допустить "повторения Польши" в Литве.

Именно в тот период ужесточение крепостничества проходило "с переменным успехом", но тенденция эта неизменно нарастала. Т.к. она ни для кого не была секретом, крестьянство, проживавшее на территории современных Беларуси и Литвы, устремилось в города. Несмотря на межсословные перегородки и на многочисленные препоны, многим удалось пробиться в город, и даже в ряды похожих (вольных) людей, служивого боярства, вплоть до шляхты.

Этот "исход из крестьянства" подорвал демографическую, социальную, "укладовую" и экономическую базу ВКЛ. И, конечно, вызвал известный продовольственный кризис. Именно этим, а также тем, что в лице "новых мещан" мы находим массы бывшего крестьянства, отчасти объясняются многие неуспехи в войнах с Московией.

В своей книге "Historia Polski" (1984) Jerzy Wyrozumski очень скрупулёзно и последовательно разбирает лишение крепостных крестьян "прав по старине", в том числе и постепенное исключение их из правовой сферы. Но при Астафии Воловиче некоторые сельские общины всё ещё пытались противостоять гнёту, закабалению и тирании обращениями в суд, к великому князю и королю, предъявляя десятилетиями, а то и веками хранившиеся грамоты о наделах и акты комиссаров о разграничении межей, купчие, раздельные и заставные листы, чтобы доказать свои "права по старине", т.е. традиционные права и обязанности. Однако, постепенно литовские феодалы, вслед за польскими (по Ежи Вырозумскому), "разогнали" общины, запретили крестьянские сходки либо ввели на них непомерные налоги, стали преследовать глав сельских общин.

К господарским крестьянам отношение всё ещё оставалось сравнительно либеральным, и Астафий (Остафей) Волович даже писал во второй половине XVI века в своём комиссарском отчёте о ревизии пущ ВКЛ: "Всегда подданным господарским больше веры".

Ещё более широкую ревизию пущ и составление подробного отчёта поручили родному брату Астафия Воловича, старосте мстибоговскому и ревизору бобруйскому, Григорию Богдановичу Воловичу. Григорий Волович подготовил особую книгу "Ревизия пущ и переходов звериных в бывшем Великом княжестве Литовском, с присовокуплением грамот и привилегий" (составлена в 1559 г.; факсимиле (переиздание оригинала): Вильна, 1867).

Известно, что в 1590 году "похожий" крестьянин Герасим Львович затеял судебную тяжбу со своим бывшим феодалом Иваном Быковским (владельцем), и к тому же судьёй. Вряд ли такое мыслимо в Польше или в Московии.

По сумме вышеперечисленных причин в Литве польские должностные лица не воспринимались литвинами как "свои", хотя были формально подданными одного и того же государства. Это хорошо видно по хранящимся в Королевской библиотеке Швеции книгам великокняжеской администрации ВКЛ. Выражение, употреблённое писарем ВКЛ - "польский гетман" (hetman polski) - отражает это отношение. Для сравнения: упоминание о должностных лиц ВКЛ (книга скарба):

"Anno 61 30 Decembra. Za oskazanirm Jmci [Астафия (Остафея) Воловича] posłano [...] (c. 261); Anno 62 […] 25 iunii w czase wielkiej wyprawy kró la, która była do Kokenhauzen, dokonana przed pana hetmana [Миколая Радзивилля Рыжего], posłano do Witebska [...] (с. 263); Anno 56 za kwitem pana Ostafiia […] (c. 265); Anno 56 za kwitem pana Hornostaja [sic] posłano […] (c. 268)".

Как видим, несмотря на то, что этот отчёт написан не на старобелорусском языке, а на средневековом польском, "свой гетман" именуется просто "пан гетман", а "чужой" - "hetman polski". Точно так же Астафий (Остафей) Волович именуется просто "пан Остафий", а каждый из двух подскарбиев (Иван Горностай и Астафий (Остафей) Волович): в родительном падеже - "подскарбия" ("podskarbiego").

С Астафием (Остафеем) Воловичем, возможно, связано прекращение в 1566 ведения реестра высланных из виленского арсенала орудий и амуниции, который был составлен в 1565 году и пополнялся ещё в 1566-м. Именно в 1566 г. Астафий Волович назначается подканцлером (вице-канцлером), а на его место (место подскарбия) назначается Миколай (Николай) Нарушевич, в качестве ревизора дважды направлявшийся в Бобруйск. Судя по её необычному виду, эта книга не предназначалась для "скарбового ведомства", но однозначно составлялась для самого господаря (великого князя). За 3 года до Люблинского сейма Зигмунд (Сигизмунд (Жигимонт) Август мог предвидеть грядущие события, и, зная о несговорчивости литвинов, хотел предварительно выяснить всё об оборонительных качествах замков ВКЛ, на случай военного конфликта между Короной (Польшей) и Княжеством (Литвой). Перейдя на более высокий пост (подканцлера), имея союзниками подскарбиев Ивана Горностая и Миколая Нарушевича, а также канцлера Миколая Радзивилла Рыжего, Астафий Волович, возможно, сумел саботировать дальнейшее пополнение этих реестров.

Не случайно именно во время Люблинского сейма был расширен другой "реестр": старосте мстибоговскому Григорию Богдановичу Воловичу ещё раньше была поручена широкая ревизия пущ и составление подробного отчёта, который сегодня известен в качестве книги "Ревизия пущ и переходов звериных в бывшем Великом княжестве Литовском, с присовокуплением грамот и привилегий" (составлена в 1559 г.; факсимиле (переиздание оригинала): Вильна, 1867). Аннексия Польшей ряда земель ВКЛ и перехода этих земель под прямую власть Короны проливает свет на истинные цели этой ревизии, затеянной как раз во время этих событий.

На 1559 год приходится ревизия грамот и привилеев, которые хранились в разных замках ВКЛ. Возможно, широкая деятельность такого рода, приходящаяся именно на этот период, также объясняется стремлением польской шляхты обнаружить через Зигмунда (Сигизмунда) II Августа такие законодательные акты прошлого, на которые удалось бы опереться, чтобы "доказать", что Литва "всегда принадлежала Польше".

В том же, 1559 году, проводилась ревизия грамот и привилеев, хранившихся в Пинском городском (гродском) замке. Именно там хранилась книга Воловича, большую часть которой составляют привилеи, выданные или подтвержденные королевой Боной. В нашем очерке о Барбаре Радзивилл и короле Зигмунде (Сигизмунде) Августе рассказывается и о "макабрической" стороне личности королевы Боны, которая представлялась современникам настоящим исчадием ада. Мало у кого остаются сомнения относительно того, что именно Бона отравила двух жён Зигмунда Августа (её сына), и других людей, и что именно она была самой страшной интриганкой польского королевского двора. События Люблинской унии, описанные нами выше, проходят под "сенью королевы Боны". Её сын, Сигизмунд Август, имевший два лица, как двуликий Янус, дал начало целому ряду трагических событий. Судьба его жены, Барбары Радзивилл, является аллегорией на судьбу самой Литвы в её "браке" с королевской Польшей.

Интересны взаимоотношения Астафия Воловича с королевой Боной, с которой он как будто старался сталкиваться лицом к лицу как можно реже.

Несмотря на переход в кальвинизм, Астафий Волович продолжал симпатизировать борьбе православных за свои релегиозные права, и противостоял Яну Ходкевичу, бискупу Валериану, и другим.

Польская католическая теократия положила конец религиозной веротерпимости в Великом княжестве Литовском, и, опираясь на местных католических активистов, развернула настоящую религиозную войну против кальвинизма и православия. Борьба шла за каждую церковь, за каждую школу и за каждый монастырь.

При обоих Зигмундах-Жигимонтах (Сигизмундах) и особенно при при Зигмунде (Сигизмунде) Августе и Стефане Батории передача православных монастырей светским лицам постоянно расширялась. Шесть монастырей были пожалованы Сигизмундом Августом в конце его жизни лицам, не имеющим церковного сана.

Иногда польский католический экстремизм вынужденно делал шаг назад, пересиленный светской властью, которая стремилась укрепить и умиротворить государство. Так, 20 октября 1579 г. по просьбе Радзивилла король утвердил продажу радзивилловского Горностаевского двора и плаца кальвинистам, с последующим возведением их церкви. Однако, каждое такое решение сопровождалось ещё большими льготами и дарами для католиков. Так, параллельно с уступкой кальвинистам, Стефан Баторий подтвердил ещё 7 июля 1578 г. выданный иезуитской коллегии по просьбе бискупа Валериана и маршалка Яна Ходкевича (сами иезуиты были, естественно, не против), и составленный Яном Димитрием Соликовским (будущим Львовским архиепископом) диплом на звание академии, с правом выпускать бакалавров, магистров, лиценциатов и докторов богословия, свободных наук и философии.

Кальвинисты остро отреагировали на это решение, усмотрев в нём гонения на другие религиозные концессии. Их лидеры явились к королю и упрашивали его не подтверждать этого законодательного акта, но король был неумолим. Канцлер Радзивилл категорически отказался приложить к этому документу печать. Подканцлер (вицеканцлер) Астафий (Остафей) Волович сначала тоже заупрямился. Тогда король пригрозил отстранением Воловича от должности, и печать была приложена.

Первого апреля 1579 года Баторий подтвердил Виленской академии все её права, и, более того, уравнял её с Краковской академией. Через своего посла Димитрия Соликовского Баторий запросил у папы Григория ХIII утвердительную грамоту, подписанную в Ватикане 29 ноября 1579 г. Таким образом, за 10 лет своего утверждения в Литве иезуиты сумели не только укрепиться, но и выиграть первую битву религиозной войны. Дальнейшее падение Литвы и почти все последовавшие трагические события в значительной степени были предопределены именно этим [1].

Важную роль сыграли братья Астафий Богданович и Григорий Богданович Волович в отношениях между ВКЛ и Московией.

В 1554 году Астафий Волович, вместе с известным писарем Венцлавом (в письменных источниках упоминается как писарь Виленского воеводы, отец Венцлава Агриппы, известного деятеля культуры ВКЛ второй половины XVI в. (от первой жены Екатерины Станиславовны (умерла до 1537 г.) принимал в Люблине московских послов [2].

5 декабря 1563 года посольство Речи Посполитой, от имени короля Сигизмунда (Жигимонта, или Зигмунда) Августа, которое представляли три сановника Великого княжества Литовского - Юрий Андреевич Ходкевич, Григорий Богданович Волович и Михаил Харабурда - добралось до Москвы. С самого начала московский монарх требовал не только Ливонию и Полоцк, но "всю свою "вотчину" (все "русские" земли Великого Княжества (т.е. славяноговорящие и преимущественно православные области), а также Львов и Галич. Иван Четвёртый Грозный даже вручил послам длинный список городов, находящихся в составе Литвы (ВКЛ) и Польши. Послы, в свою очередь, представили московскому монарху свои требования: вернуть Литве захваченные Московией её владения. В списке земель и городов значились Новгород, Псков, Чернигов, Смоленск, Полоцк, и т.д. Хотя переговоры затянулись до 9 января 1564 года, никаких новых результатов они не дали.

Из-за безрезультатности переговоров военные действия были возобновлены, и теперь именно литовская стороны добилась больших успехов.

В январе 1564 года литовское войско во главе которого стоял Николай Радзивилл Рыжий, в битве у села Чашники на реке Удла, наголову разгромило московские войска под общим командованием князя Петра Ивановича Шуйского, который сам погиб в бою.

Интересная подробность: тело князя Шуйского литвины перевезли в Вильну и похоронили там в обстановке почёта и торжественности, чем возмутили поляков, особенно двор Сигизмунда Второго Августа. Почётные похороны московского князя состоялись не без поддержки братьев Воловичей, Григория и Астафия.

Разве не об этом писали мы выше, толкуя об идейных расхождениях Польши и Литвы?

Серьёзным уроном для Москвы стало бегство князя Андрея Михайловича Курбского, которое подготовил не кто иной, как Астафий Волович. На сторону литвинов Курбский перешёл в Ливонии 30 апреля 1564 г. Князь Курбский был одним из самых родовитых и знатных московских вельмож. Его родословная восходит к династии Рюриковичей. Он был также одним из самых талантливых московских полководцев, и до 1560 г. оставался одним из ближайших советников Ивана Грозного. Примерно в конце 1561 г. произошёл разрыв царя с избранной радой, в составе которой находился и Курбский, который отныне боялся власть в немилость. Обратим внимание на то, что поступок Курбского в заклеймённой сегодняшними польскими историками как "оплот деспотизма" Московии только отчасти считался предательством, т.к. там существовало традиционное право бояр служить любому князю (по выбору). На основании этого права Курбский и отправился к Сигизмунду Августу.

Именно измена Курбского подтолкнула итак страдающего излишней подозрительностью Грозного на создание опричнины. Царь объявил о ней 5 января 1565 года в Александровской слободе.

И вот что примечательно. Если бы в Московии существовала "исконно-деспотическая" система изначально, как в странах Востока, или в нескольких европейских абсолютистских монархиях, Грозный не "стыдился" бы опричнины, не скрывал бы её от иностранных правительств. А между тем он предпринял специальные меры для того, чтобы за рубежом не только не узнали о назначении и целях института опричнины, но и вообще не узнали о существовании этого учреждения. Перед прибытием в апреле 1566 г. литовского посла, он предупредил бояр, которые должны были посла встречать: "А если он (посланник) спросит вас: "Что такое опричнина?" - вы должны ответить, что такого заведения нет. Царь живет в своем дворце; те дворяне, что верно служат своему государю, живут рядом с ним... Разве не волен царь строить свой дворец там, где он пожелает?".

Как мы знаем, литовские шпионы и дипломаты всё равно знали об опричнине уже летом 1566 года, или даже ещё раньше.

В середине июля 1560 года большой пожар в Москве ускорил кончину смертельно больной жены Ивана Четвёртого Грозного - Анастасии, которая умерла 7 августа. Если верить летописям, Иван IV глубоко переживал эту потерю. Однако, план междинастического, дипломатического брака созрел в сознании Грозного вероятно ещё во время болезни жены. Уже через неделю после её кончины, 14 августа, бояре и митрополит Макарий с другими служителями церкви "обратились к царю" с целью убедить его жениться вторично. Конечно, весь этот спектакль был инициирован самим Грозным, который испросил время на обдумывание, но уже через 2 дня "обдумывания" заявил, что готов вторично жениться, и уточнил, что его выбор пал на иностранную княжну. Митрополит, как и следовало ожидать, дал ему своё благословение. Царь объявил, что решил направить послов ("сватов") в Литву, Швецию и Черкесию. Но Швеция и Черкесия были "запасными вариантами", тогда как предпочтение отдавалось Литве.

В Литву поехал окольничий Фёдор Иванович Сукин, который получил верительные грамоты уже 18 августа. У Сигизмунда Августа было две незамужних сестры, Анна и Катерина. Одной из задач Сукина было выяснить, какая из них краше и лучше норовом. Прибыв в Вильню 28 сентября, Сукин и его спутники получили при дворе Зигмунда (Сигизмунда (Жигимонта) Августа самый тёплый приём. Не откладывая, король и великий князь распорядился, чтобы члены его тайного совета (виленский бискуп Валериан, виленский воевода и канцлер Николай Янович Радзивилл Чёрный, подканцлер Астафий Волович, и писарь Ян Шимкович) немедля начали переговоры.

Как и ожидалось, речь пошла больше не о возможном брачном союзе, а о политике, в частности, о желанном для Литвы военно-политическом союзе с Москвой. При этом литовцы требовали вывода московских войск из Ливонии. Сукин же настаивал на обсуждении матримониальной цели его визита. Он уже выяснил, что в качестве невесты царя он должен выбрать Катерину, и объявил об этом на переговорах.

Так как стороны не желали идти на взаимные уступки, переговоры об этом браке сорвались, и Грозный женился на княжне Марии из Черкесии. Тем не менее, после Марии Грозный всё же взял в жёны Екатерину Ягеллон.

10 лет спустя (1570), когда в Речи Посполитой возникло межвластие (Зигмунд (Сигизмунд) Второй Август не имел наследников и пытался подыскать себе преемника), Иван IV Грозный получил возможность быть избранным на польский трон (точнее, на трон Речи Посполитой). Во время одного из приёмов у царя польско-литовские послы объявили, что члены рады (сенаторы) "о том не мыслят, что им государя взяти от бессерменских или иных земель... а желают, что им себе избрати словенского роду" и "прихиляются тебе великому государю, и твоему потомству". Грозному также сообщили, что турецкий султан предложил своих кандидатов, но его предложения неприемлемы, т.к. "будет от турок многое утеснение", а кандидатура Габсбурга, австрийского "королевича", не очень подходит потому, что противостоять Турции он не сможет, ибо Габсбурги "и за свое мало могут стояти", Грозный же "государь воинский и сильный, может от турецкого султана и ото всех земель оборону держать и прибавление государством своим чинит". На самом деле, как считают многие исследователи, всё дело было в том, что сам Иван IV Грозный был потомком великих литовских князей династии Гедимина, и очередной его женой всё-таки стала Катерина из правящей в Польше и Литве той же гедиминовской династии (Ягеллонов, начало которой дал Ягайло), и этом-то и заключался смысл притягательности его кандидатуры для Литвы.

Верховная рада (заседание сейма (Парламента) РП) вынесла решение: просить Ивана IV "дать" на польско-литовский престол "царевича", одновременно заключив с Речью Посполитой союз против Турции и Крымского ханства. Под "царевичем" рада имела в виду младшего сына царя Дмитрия (от Екатерины Ягеллон, сестры Сигизмунда Августа), которого избрали бы на трон Речи Посполитой, а Иван IV объявлял его своим наследником и еще при жизни должен был венчать на царский престол.

Осуществлению этой "альтернативной" исторической реальности помешал не кто иной, как Астафий Волович. Он добился, чтобы решение рады было признано недействительным. Большинство специалистов по истории Речи Посполитой и Московии видят в срыве этого плана великую трагедию, т.к. избрание царевича Дмитрия могло положить конец войнам между РП и Московией, и образовать в Европе новое самое мощное государство, с которым отныне не смогло бы "тягаться" никакое другое. Однако, Волович действовал не по своему собственному разумению или желанию: за ним стояла воля (а, скорее, двойственная "порода" короля Сигизмунда Августа, по указке которого и действовал подканцлер Астафий Волович). К тому времени у короля Жигимонта (Сигизмунда) Августа созрела другая идея: передать трон другому своему племяннику, Яношу-Сигизмунду Венгерскому (сыну Яна Запольяи и Изабеллы Ягеллон), в то время семиградскому воеводе.

Не прошло и года, как (в 1571 г.) Янош погиб, и таким образом для сохранения династии оставались только два претендента: сын Ивана Грозного - Дмитрий или сам царь Иван IV (такой же Гедиминович, как король Сигизмунд Август), кандидатура которого, несмотря ни на что, пользовалась в польско-литовской Речи Посполитой (особенно в Литве) невероятной популярностью.

Гораций Куртиус доносил в 1571 году своему хозяину, бранденбургскому курфюрсту: "У Московита в Польше очень много могущественных сторонников... к нему благосклонна почти вся знать... Существуют многие, в особенности, те, кто избрал евангелическую веру, которые очень хотят великого князя и его сына и всячески стремятся возвести на королевский трон".

В то же время кандидатура Габсбурга, по мнению шляхты и магнатов, привела бы государство к полному разорению.

С 1571 года именно Астафий Волович становится одним из наиболее упорных и последовательных сторонников кандидатуры Ивана Грозного и его сына Дмитрия, но шанс был упущен, и в результате внутренней борьбы в РП на польско-литовский престол сядет венгерский князь Стефан Баторий.

Связь с Астафием Воловичем можно найти в самых неожиданных местах. Казалось бы, что общего между легендарным сказочным богатырём Ильёй Муромцем - и Воловичем?

А между тем она есть.

Ведь самое древнее упоминание об Илье Муромце содержится в "Вестовой отписке" старосты оршанского Филона Кмиты Чернобыльского к Остафию Воловичу, канцлеру и каштеляну (кастеляну) Трокскому (Орша, 5 августа 1574 г.): "Ilii Murawlenina i Solowia Budimirowicza" (Илии Муравленина и Соловья Будимировича). То же у Эриха Лясоты: "Morowlin".

Очень много записей по Астафию Воловичу в Литовской Метрике. В перечне содержания XXXI тома читаем:



"1567-го года Апреля 13 Заменный лист, данный Андреем Голубом Остафью Воловичу на людей и земли в с. Стайках".

Как практически все государственные мужи его времени, Астафий Волович был крупным землевладельцем. 1 декабря 1555 г. король Сигизмунд Август подтвердил покупку маршалком ВКЛ князем Астафием Богдановичем Воловичем части фольварка под Гродно над Марковским перевозом у князя Степана Яновича Сапеги и его жены Богданы ("тую част свою в ономъ фолваръку у третюю часть именей своихъ на вечьность за дванадъцать копъ грошей") [3]. Эта покупка отвечает положению Первого Статута Литовского о дозволении на продажу третьей части и оставлении двух третей имения.

Второй Статус Литовский (раздел VII, статья 18) снимает ряд ограничений на продажу дворянских (шляхетских) родовых имений, особенно в случаях родства продавца и покупателя, и, в частности, оговаривает ситуации, когда родственники заключают договор с дворянином, закладывая ему своё поместье, и, если они не смогли заплатить выкуп, этот дворянин, который получает залог, становится его полноправным владельцем. Однако, было бы неверным полагать, что после 1529 г. право родового выкупа исчезает.

7 июля 1556 г. король Сигизмунд (Жигимонт (Зигмунд) Август подтвердил право маршалка великого ВКЛ Астафия Воловича на треть дарованных шляхтичем Станиславом Чижем имений Городеи, Мошевичи, на данников в Здитове Новогрудского повета и Берестовичах, Горнице Гродненского повета, а также на две трети купчей тех самых имений за 2000 коп литовских от 8 января 1556 г. [4] Такое разрешение на продажу свыше трети родовых имений король дал лишь потому, что Станислав Чиж являлся подданным Короны Польской, и не был подданным ВКЛ. А упомянутые имения перешли к нему после смерти его двоюродного брата Адама Чижа. Астафий Волович на тот момент уже был женат на вдове Адама - Федоре, и воспользовался правом родового выкупа земельной собственности. Таким образом, Станислав Чиж "третюю часть пану Остафъю далъ, даровалъ и навечность записалъ, со всимъ яко ся тая третяя часть в собе маеть. А две части тых же именей вышеймененых и подворей, и дворищъ спустилъ и продалъ пану Остафю Воловичу".

Владельческие права Астафия Воловича были записаны и на (Новый) Свержень, первое упоминание о котором известно по дарственной (великий князь литовский Витовт даровал это местечко своей жене Ульяне), которая относится к 1428 году. В 1482 г. в привилее короля Казимира Ягеллона это поселение упоминается как поветский центр "на Жатереве" (река Жатеревка, впадающая в Неман). В 1495 году имение ("двор") Свержень записан на видного политического деятеля ВКЛ князя Яна Литавора Храптовича, великого маршалка. Примерно с 1518 года Столбцы (один из "дворов" Сверженя) принадлежали панам Служкам, а другие части поселения примерно с 1546: князю Астафию Воловичу.

Однако, после 1562 г. на Свержень "положил глаз" Николай Криштоф Радзивилл Сиротка, самый последовательный и хваткий земельный магнат Великого княжества Литовского, который обязательно доводил до конца свои притязания на те или иные земельные владения. В 1571 году он приобретает у мужа одной из дочерей Яна Храптовича (Урелевского) "половину" местечка и замка, а в 1578 г. - вторую часть замка и местечка, принадлежавшую Астафию Воловичу. И уже в 1582 г. Радзивиллы завладели и той частью местечка, что принадлежала Служкам.

Примерно к 1560 году относится судебная запись о сознании

Михайла Макаровича в том, что он действительно занял у Астафия Воловича на год сто коп литовских грошей, и за это заложил в залог своё имение Понерлица, о чём был составлен договор с Воловичем [5].

К тому же году вероятно относится судебная тяжба Астафия Воловича с панами Яном Андреевичем и Малхером Андреевичем Завишей по поводу имения Рекутевское (Лопи) [6].

7 декабря 1561 г. подскарбему Астафию Воловичу был выдан "лист" на "выбиранье поборов местских" [7].

1 декабря 1565 г. маршалку дворному Астафию Воловичу на сейме выдано подтверждение на пожалованное за заслуги [8].

7 февраля 1567 г. выдан указ (лист) об освобождении Астафия Воловича от поборов на оборону Инфлянт (лист подскарбию земскому ВКЛ Миколаю Нарушевичу в том, чтобы не брал поборов с Яна Ходкевича и Астафия Воловича) [9].

3 июля 1568 г. маршалок дворный Астафий Волович выдал финансовый отчёт за всё время его пребывания на посту подскарбия земского ВКЛ [10].

Весьма большой и важный исторический материал дают письма старосты оршанского Филона Кмиты-Чернобыльского Остафею Воловичу, из которых в нашем распоряжении оказалось 2 [11].

В 1584 году выдан лист короля Стефана Батория канцлеру ВКЛ Астафию Воловичу о назначении оценщика стоимости ворот (входов) в Беловежскую пущу [12]. В другом документе читаем о поручении "панам Воловичам" (т.е. Астафию Воловичу и его брату, Григорию) возведение входов в Беловежскую пущу. Известен лист Андрею Капусте о входы в Беловежской и Каменецкой пущах (7 окт. 1569 г.; л. 62; в то время ревизором пущ Княжества являлся Григорий Богданович Волович, брат Астафия).

В разные годы о деятельности Астафия Воловича свидетельствуют многочисленные исторические акты, такие, как 1) поручение короля Стефана Батория старосте брестскому и кобринскому Астафию Воловичу разобраться, какую часть соляной пошлины арендаторы жиды должны отдавать государству; 2) контракт Евстафия Воловича и Николая Сапеги с королём Стефаном Баторием на провоз румовой соли из Кракова в Кодень, и письменный договор между партнёрами Сапегой и Воловичем (Сапеги были родственниками Воловича по жене Теодоре (Федоре); 3) квитанция королевскаго медика Николая Буцелли, выданная тем же партнёрам - Евстафию Воловичу и Николаю Сапеге, - в получении облигации на десять тысяч и пятьдесят злотых (по-видимому речь идёт об "аттестации" соли на предмет её пригодности для добавления в пищу); 4) обязательство брестских жидов (Товии Богдановича, Лазара Абрамовича и Липмана Шмерлевича) перед канцлером ВКЛ Астафием (Евстафием) Воловичем и воеводой Минским Николаем Сапегой насчет доставки и вываривания соли в Кодне, выданное двум вельможам в виде письменного договора [13].

20 января 1569 года подтверждена аренда Астафию (Остафею) Воловичу староства Берестейского еще на 5 лет по 3 тыс. коп грошей на каждый год (см. ссылки).  

Даём также в качестве примера ряд дополнительных документов, в которых отражена государственная ("служебная") деятельность Астафия Воловича (первый пример [14] и второй пример [15]).

 ========================
========================
========================
=======================
-------------------------------------------

---

[1] См.: Акты, издаваемые Виленскою Археографическою коммиссиею. Т.6. I. Акты Брестского гродского суда (поточные); II. Акты Брестского подкоморского суда; III. Акты Брестской магдебургии; IV. Акты Кобринской магдебургии; V. Акты Каменецкой магдебургии. Вильна, 1872. || Шифр в Национальной библиотеке Беларуси - Ба1288К; 1684 г. Фундошовая запись Хвейданскаго старосты Казимира Воловича Брестскому монастыру во имя свв. апостолов Петра и Павла.

[2] РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ ДРЕВНИХ АКТОВ, ФОНД 389 "ЛИТОВСКАЯ МЕТРИКА", ОПИСЬ 1

 

"Книги записей - литовские":

--------------

[3] Метрика Великого Княжества Литовского.

Книга 43.

(1523-1560)

 

Потверженье п(а)ну Остафъю Воловичу на част фолварку под Городном, над Марковским перевозомъ, у Степана Яновича Сопеги и жоны его купленого - листъ 7.

[4] Метрика Великого Княжества Литовского.

Книга 43.

(1523-1560)

 Привилей-потверженье п(а)ну Остафъю Воловичу именей в повете Новгородскомъ: Городеи, Мощевич и данников въ Здитове, а въ Городенскомъ: Берестовицы и Горницы, подворей и дворищъ, от Станислава Чижа третее части дарованое, а двух частей проданых, навечность - листъ 26.

[5] Метрика Великого Княжества Литовского.

Книга 43.

(1523-1560)

Сознаие Михайла Мокаровича листу, запису его, п(а)ну Остафъю Воловичу даного, на сто копъ грошей его м(и)л(о)сти винных, и позволене за неуищеньем на рокъ увезатьсе у имене его Понерлицу  - лист 15.

[6] Метрика Великого Княжества Литовского.

Книга 43.

(1523-1560)

Оповедане п(а)на Остафъя Воловича на Яна и Малхера Анъдреевичов Завишъ о нестане их на року водлугъ запису ихъ и не прызнане вечности на имене Рекутевское, названое Лопи  - листъ 18.

[7] ЛГИА, фонд № 1280 - "Радзивиллы, князья",

ЧАСТЬ 1

1416-1922 гг.

 

1561.XII.07. Лист подскарбему земскому пану Остафью Воловичу на выбиранье поборов местских.

Копия 1: РГАДА, ф. 389, кн. 45. 45-я книга записей Метрики ВКЛ, лл. 12-13.

Язык: ст. бел.

Публ. 1 (по Копии 1): Любавский М.К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства. М., 1900. Приложения, № 40.

[8] ЛГИА, фонд № 1280 - "Радзивиллы, князья",

ЧАСТЬ 1

1416-1922 гг.

 

1565.XII.01. Упевненье маршалку дворному пану Остафью Воловичу на заслужоное.

Копия 1: РГАДА, ф. 389, кн. 45. 45-я книга записей Метрики ВКЛ, лл. 120-121.

Язык: ст. бел.

Публ. 1 (по Копии 1): Любавский М. К. Литовско-русский сейм. Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внешнею жизнью государства. М., 1900. Приложения, № 54 (указана дата: 1555).

Публ. 2 (по Копии 1): Максимейко Н. А. Сеймы литовско-русского государства до Люблинской унии 1569 г. Харьков, 1902. Приложение, с. 138-140.

[9] 1567.II.07. Лист подскарбию земскому ВКЛ Миколаю Нарушевичу, абы пенязей поборовых на оборону Инфлянт не брал у Яна Ходкевича и Остафея Воловича.

Копия 1: РГАДА, ф. 389, кн. 266. 52-я книга судных дел Метрики ВКЛ, л. 35.

Публ. 1 (по Копии 1): Максимейко Н.А. Сеймы литовско-русского государства до Люблинской унии 1569 г. Харьков, 1902. Приложение, с. 163-164.

[10] 1568.VII.03. Квитацыя подканцлерого [ВКЛ], маршалка дворного Остафья Воловича зо всего часу подскарбства его милости, со всее сумы на приходе и расходе.

Копия 1: РГАДА, ф. 389, кн. 48. 48-я книга записей Метрики ВКЛ, л. 219об. - 230.

Копия 2: РГАДА, ф. 389, кн. 50, 50-я книга записей Метрики ВКЛ, л. 209 об. и след.

Язык: ст. бел.

[11] 1573-1574. Орша. Письма старосты Оршанского Филона Кмиты-Чернобыльского Остафею Воловичу, Валериану Протасевичу, Миколаю Радзивиллу, Лаврину Войне и другим панам радам ВКЛ.

Копия 1: Рукопись, скопированная с "autentyków" библиотеки князей Сапег в Деречине. Эту копию Жегота Онацевич передал И.Крашевскому и Р.Подберезскому, а те дали издателям публ. 1.

Копия 2: Рукопись из библиотеки Департамента Генерального штаба России, 216.1.4, на 96 стр., всего содержала 31 "отпис".

Язык: ст. бел.

Публ. 1 (по Копии 1): Zrzódła do dziejów Polskich. T. 2 / Wyd. przez M.Malinowskiego i A.Przezdzieckiego. Wilno, 1844. P. 244-305 (всего 29 "отписов", транслитерация латинкой).

Публ. 2 (по Копии 2): Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные археографическою комиссиею. Т.3. 1544-1587. СПб., 1848. С. 164-177, № 58 (всего 20 "отписов" с купюрами; имеется 1 "отпис", которого нет в публ. 1).

Публ. 3 (по публ. 1 и публ. 2): Помнікі старажытнай беларускай пісьменнасці / Уклад., уступ. артыкулы, каментарыі А.Ф.Коршунава. Мн., 1975.

[12] ЛГИА, фонд № 1280 - "Радзивиллы, князья",

ЧАСТЬ 1

1416-1922 гг.

 

76. Лист Стефана Батория канцлеру ВКЛ Остафию Воловичу о назначении человека для оценки стоимости входов в Беловежскую пущу. 1584, запись 1635.

[13] ==================================

157. Лист короля Стефана старосте Брестскому и Кобринскому Евстафию Воловичу, чтобы он велел досмотреть: что от соляной пошлины должно принадлежать казне, а что арендаторам жидам.

=================================

161. Контракт Евстафия Воловича и Николая Сапеги с королем Стефаном на провоз румовой соли из Кракова в Кодень, и письменное условие между Воловичем и Сапегою.

=====================================

163. Квитанция королевскаго медика Николая Буцелли в получении облигации на десять тысяч и пятьдесят злотых, выданная Евстафию Воловичу и Николаю Сапеге.

 

 =============================

 

164. Обязательство Брестских жидов: Товии Богдановича, Лазара Абрамовича и Липмана Шмерлевича, данное канцлеру ВКЛ Евстафию Воловичу и воеводе Минскому — Николаю Сапеге насчет доставки и вываривания соли в Кодне.

=========================

[14] ----------------------------------

РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Ед. хр. 37. 1552-1561. Метрика привилев, потвержений, справ судовох и оповеданей и иных листов короля его милости Жигмонта Августа за канцелярство пана Миколая Яновича Радивила, писарства пана Остафия Богдановича Воловича. Переписана в 1598 г. Станиславом Кгралевским; Ед. хр. 38. 1554-1568. Метрика привилеев, данин и потверженей за короля Его Милости Жигмонта Августа, справы пана Яна Шимковского маршалка и писаря. Переписана в 1596 г. Адамом Пашкевичем; Ед. хр 39. 1555-1566. Справы канцелярей Великого Господара Жигмонта за справованя воеводы виленского, маршалка земского, канцлера великого князьства литовского пана Миколая Радивила справованы и записаны через Яна Миколаевича Чайка писана господара короля Его милости; Ед. хр. 41. 1558-1566. Метрика привилев, данин, потвержений и инших розных справ короля Его Милости Жигмонта Августа за канцелярства Миколая Радивила воеводы виленского. Переписывал в 1597 г. Томаш Розен; Ед. хр. 43. 1555-1560. Метрыка короля Его Милости Жигмонта Августа привилев, данин и оповеданей за канцелярства Миколая Радивила справы Яна Чайка. Переписана в 1596 г.; Ед. хр. 73. 1585-1589. Метрыка привилеев, данин вечистых, ленных, доживотных и потверженей розных прав и вольностей королев их милостей Стефана и теж Жигмонта Третьего за подканцлерство Льва Ивановича Сапеги; через Григория Терлецкого писаря его милости канцелярейского переписана и достаточне справна.

 

=================================

 

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ ДРЕВНИХ АКТОВ, ФОНД 389 "ЛИТОВСКАЯ МЕТРИКА", ОПИСЬ 1

 

"Книги записей - литовские":

 

----------

31. (31/62) 1546-1549. "Метрыка Яна Глебовича, воеводы виленского, канцлера великого князства литовского, в которыи привилья, листы, данины и потверженя короля и великого князя Жикгимонта Августа вписаны. Справовано и писано через писаря его милости Остафья Богдановича Воловича". Переписана. (255 л.)

---------

37. (37/75) 1552-1561. "Метрика привилев, потверженей, справ судовых и оповеданей и иных листов короля Его Милости Жикгимонта Августа за канцлерства пана Миколая Яновича Радивила, писарства пана Остафия Богдановича Воловича". Переписана в 1598 г. Станиславом Кгралевским. (497 л.)

---------

44. (44/101) 1561-1566. "Метрика данин, справ розных поточных короля Его Милости Жикгимонта Августа за подскарбства земского Остафия Воловича и писарства Миколая Нарушевича". Переписана. (134 л.)

---------

45. (45/103) 1561-1567. Привилегии, пожалования, подтверждения Сигизмунда Августа при писаре Остафие Воловиче. (132 л.)

----------

48. (48/114) 1566-1572. Того же содержания. (414 л.)

 

Лл. 1-30 - реестр 18 в.; 30об. - 48 об. - старобелорусский реестр. Листы 49 - 49 об. пустые. Краткая выборка актов: 60об. Лист Григорию Александровичу Ходкевичу. ("За службы его млсти, которые з ротою своею в земли Ифлянтъской прошлыхъ часовъ нам гспдру в потребахъ земъскихъ чинилъ" ему из скарба остались должны 1501 копу 31 грош и 3 пенязя. Плюс за службу в течение 2 лет с четвертью (которая закончилась 5 января 1566 г.) по обороне ВКЛ ему из скарба остались должны 3882 копы 23 гроша. Т.е. всего 5383 копы 54 гроша 3 пенязя. По листу часть суммы выплачивалась из податков земских (см. еще Volumina Legum, t.2, конст. Любл. сейма 1569 г.), а часть с доходов гродненских дворов Озеры и Салаты, которые ему разрешалось полностью удерживать), 2 апреля 1566 г.; 66об. Берестейскому еврею Самоелю Июдичу аренда поборов малых в местах Слониме, Молчади и Локоннице, 1 июля 1566; л. 72. Аренда Лаврину Войне на 2 года поборов "з млынов, от жорнов и с корчомъ во всих дворех городенских"; л. 91. Привилей князю Александру Чарторыйскому на воеводство земли Волынское, 12 сент. 1566 г.; л. 161. Привилей всим жидом постановенья яко коли много податку до скарбу его кр млсти складати и отдавати повинъни, 10 сент. 1567; л. 208. Утвержение татаром на права и вольности их от продков его кр млсти наданые так иж и артыкулы некоторые в Статуте ново выданом описаные вольностям и свободам их шкодити не мают, 20 июня 1568 г.; 219 об. - 230. Квитацыя подканцлерого маршалка дворного Остафея Воловича зо всего часу подскарбства его милости со всее сумы на приходе и расходе…, 3 июля 1568 г.; 266об. Привилей Лаврину Войне на подскарбство дворное ВКЛ, 19 янв. 1569; 267об. Аренда Остафею Воловичу староства Берестейского еще на 5 лет по 3 тыс. коп грошей на каждый год, 20 января 1569; 286об. Митрополиту Кирионе на Святотроицкий монастырь в Вильне и на архимандритство, 15 февраля 1569; 337об. Вольности мещанам Лагишина на 8 лет, август 1569 г.; 356об. Решение в отношении державцы Ляховицкого Владимира Заболоцкого, вызванного мандатом за неуплату податков, 5 ноября 1569; 375об. Меречу на магдебургское право и проч. Всего в ЦГАДА 429 нумерованных листов. В микрофильме НИАБ, КМФ-18 - 873 кадра.

----------

 

49. (49/117) 1566-1572. То же. Книга вице-канцлера Остафия Воловича при писаре Базилиусе Древиньском. Переписывал Вищинский. (79 л.)

 

На старобелорусском. Два документа на латыни - сильно выцвели. В микрофильме НИАБ, КМФ-18 - 173 кадра. Краткая выборка актов: 4об. Филону Кмите на замок Чернобыль, 29 марта 1566; 8об. Уведомление земянам Брацлавским и Винницким об опасности от татар, 27 июля 1566; л. 33. Привилей Берестью на мыто мостовое, 27 окт. 1568 г.; л. 34. Лист Берестейским евреям о разрешении им уживать четвертую часть всяких пожитков местъских, 28 окт. 1568; 35об. Кричевскому попу Саве на церковь св. Ильи в Кричеве, 10 ноября 1568 г.; 47об. Воеводе Подляшскому (sic!) Василию Тышкевичу привилей на графский титул, 5 ноября 1569; 55об. Лист увяжчий державцы ейшишского Стасю Мицейковичу, 1545 г. (!) и привилей 1542 г. тому же Мицейковичу от Сигизмунда Старого; л. 61. Сознанье перед врядом гродским Лидским на продажу пану Палецкому дворца Римовидовского, 9 сентября 1569 г., и далее другие документы Лидского гродского суда; 69об. Привилей татарину Аликечу улану Бекгимовичу на хоружство татарское стягу Новгородского, 22 июня 1570 г.

--------------

 

50. (50/120) 1566 - 1572. То же. При писаре Лаврине Войне и Б. Древиньском. (368 л.)

 

Последний акт заканчивается на л. 393об.(по нынешней нумерации ЦГАДА). Краткая выборка актов: л. 33. Привилей Миколаю Нарушевичу на подскарбство земское ВКЛ, 11 марта 1566 г.; л. 71 об. Месту Милечицкому на магд. право, 1 ноября 1566 г.; 74об. Василькову на магд. право; 76об. Привилей Лаврину Войне на писарство ВКЛ, декабрь 1566; л. 104. Лист-упевненье М. Нарушевичу о том, что все долги из скарба должны быть выплачены, февраль 1567 г. (варунок на выплату долгов см. л. 125); 109об. Дисне на герб до печатованья справ - "три вежы з муру", 1567 г.; л. 117. "Привилей Шимону Грабовскому на некоторые кгрунты в повете Городенском в селе Жоповичах (sic!) отменою…", 25 июля 1567 г.; л. 180. Лист князю Юрию Слуцкому на ярмарки в Петриковичах, февр. 1568 г.; 182-182об. Два документа о заложении местечек Песочное и Ленин на Копыльщине (именье Петриковское), февраль 1568 г.; л. 199. Старосте Жамойтскому Яну Яронимовичу Ходкевичу и потомкам его на графский титул, июнь 1568 г.; 202об. Привилей Виленским мещанам на права и вольности, 1568 г.; 209об. Чынене личъбы пана Остафея Воловича с подскарбства ВКЛ, 3 июля 1568 г.; 220об. Григорию Ходкевичу на Быхов, 6 июля 1568 г.; л. 261. Ломже на магд. право, ноябрь 1568; л. 263. Кнышину на магдебургское право, октябрь 1568; лл. 303-306об. Подтверждение прав и вольностей жителям Инфлянтской (в заголовке ошибка) Жамойтской земли (латынь), 1569, дано на Люблинском сейме; л. 320. Дисне на магдеб. право, январь 1570; 331об. Подтверждение Минску магдебургского права, июль 1569 г.; 345об. Месту Крынскому (Крынки на Гродненщине) на магд. право, ноябрь 1569; 385об. Филону Кмите вечность на 2 пляцы з домами в Орше и в Могилеве, 17 июня 1570 г. и проч.

 

------------------------------------

Микрофильм НИАБ, КМФ-18, оп. 1, д. 52 был сделан с 24.12.1958 по 2.03.1959 в микрофотолаборатории главн. архивного управления МВД СССР. 2 ролика, 332 кадра, есть царапины.

 

-----------------------------------

Книга готовится к печати в Литве. Краткая (не сплошная) выборка документов, чтоб составить представление о содержании: л. 11. Сигизмунд Август подстаросте Тыкоцинскому о смерти старосты Яна Шимковича и отправке урядника Лукаша Гурницкого для инвентаризации имущества, б/д; л. 12. Панам Воловичам о входы в Гродненских пущах; л. 15. Лист о том, чтобы освободили из заточения тех Владимирских евреев, которых посадил за земский податок дворянин Семен Иванович, 1 мая 1569 г.; 18об. Касперу Клодзинскому на державы Каменку Сасиновску, Ишчольну и т.д.; 19об. Григорию Масальскому на державы Перстунь и Берзники, 8 мая 1569 г.;

 

-----------------------------------

38об. Аренда еврею Абраму Якубовичу Длугачу на мыта в Радошковичах, 28 июня 1569 г. (см. еще л. 142, 149 и т.д.); 42об. Листы державцам "власных" господарских маентков о невыдавании доходов в земский скарб ВКЛ и т.д., 20 июля 1569 г.; 60об. Андрею Капусте о входы в Беловежской и Каменецкой пущах, 7 окт. 1569 г.; л. 62. Лист Смоленскому воеводе Василию Тышкевичу о введении Яна Терлецкого на сельцо Особовичи Пинской волости (ст. бел.), октябрь 1569 г.; 71об. Фундация православной церкви в Мстибогове, 29 окт. 1569 г.; 99-101. Лист киевскому каштяляну Павлу Сапеге и другим державцам о ревизиях земель и податей в господарских имениях (ст. бел.), 15 ноября 1569; 101об.-103. О ревизиях - обращение ко всем подданным (ст.бел.), 4 дек. 1569; 103-104об. Наука его королевской милости дана ест для ревизей и вынайденя пожитков в именях; 105. Лист о ревизии к подданным (ст. польск.), 7 (?) дек. 1569; 106. Инструкция ревизорам на старопольск.; л. 108. Перечень имений, куда посланы инструкции для ревизоров; 113об. Лист Григорию Воловичу о направене шпиталя, заложенного королевой Боной и уничтоженного урядниками Станислава Довойны (в Варшаве король вспомнил о нем), 9 мая 1570; 116об. королевское письмо Иберфельту о делах пернавских и имениях в ВКЛ; л. 119. Василию Тышкевичу о Пинской мытной коморе, 5 мая 1570 г.; 123. Лист на юргельт Крыштофу Граевскому, о мыте Пинском и т.д. 4 июня 1570; 127. лист короля по жалобе земян Ляховицкого замка Ивана и Федора Михайловичей, 12 июня 1570 г.; 128. Лист на православн. церковь в местечке Добычине Кобринской волости, июнь 1570 г.; л. 139. Привилей Семену Яцковичу на войтовство в месте Лагишин Пинского староства (кот. заложил Кр. Граевский во время волочной померы), 28 мая 1570 г. (ст. бел., см. также на лл. 146об-149 - привилей людям, кот. осядут на волоках, вымеренных Граевским). (Публ.: Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 52 (1569-1570): Užrašymų knyga 52 / Parengė Algirdas Baliulis ir Romualdas Firkovičius. Vilnius, 2004.)

--------------

58. (58/135) 1576-1577. "Почалисе тые книги писати в том року, кгды королем з ласки Божое зостал Его милость Стефан, которого коронацыя была у Кракове по проводной недели во второк; а иж в небытности их милости панов и обывателей Великого князтва литовского, ино кгды за везванем через короля некоторые панове и земские послове зъезду Мстибоговского до Варшавы ку Его Королевской Милости приехати рачили и там Господар Его Милость вси волности знову великому князтву литовскому; а Их Милости Панове и Послове в. к. л. подданство Его М. Господару поприсягнути рачили дня 29 июня року 1576, от которого часу привилья в. кн. Лит. ту ся вписовали, за подканцлерства Остафия Воловича, при котором на тот час секретарь короля Его Млсти Марцель Суходольский метрики в справе своей мел". Переписана. (330 л.)

---------------

63. (63/142) 1576-1580. "Метрика Короля Его Милости Стефана привилев, данин и потверженей за подканцлерства Остафья Воловича". Переписана. (283 л.)

--------------

 

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ ДРЕВНИХ АКТОВ, ФОНД 389 "ЛИТОВСКАЯ МЕТРИКА", ОПИСЬ 1

 

"Книги записей - литовские":

 

91. (91/186) 1612-1615. Привилегии, пожалования и подтверждения. (379 л.)

 

92. (92/N.) 1615-1616. Того же содержания. Подлинная книга, скреплена собственноручною подписью вице-канцлера Евстафия Воловича. (254 л.)

 

93. (93/188) 1616-1622. Того же содержания. (599 л.)

----------------

=============================

=============================

[15] LNMMB F101-32

 

Жалованная меновная (подтвердительная) грамота короля польского, вел. князя Литовского Сигизмунда Августа земянину Степану Тарновскому на сс. Гесулы и Шарки,  Грустенская волость, за Варийское имение и 2 оселые волоки в Солкиниках, Трокский повет, включающая жалованную меновую грамоту (с отводом) жемотского старосты Яна Еронимовича Ходкевича от 1565 мая 3.

 

    Степень аутентичности

    Подлинник.

    Место и дата написания

    Городно, 1565 августа 16.

    Печать

    Вислая малая красновосковая печать ВкЛ (Ø 3,5 см) в восковом ложе треугольной формы (7 x 7 x 8,5 см) на шнуре из зеленых и красных шелковых нитей (отгиб пергамена – 9,5 см, две прорези для шнура на расстоянии 7,9 см).

    Подписи

    Sigismundus Augustus Rex – Сигизмундус Аугустус, король [Сигизмунд Август, король польский, вел. князь литовский],

    Остафей Волович, маршалок дворный, подскарбий земский.

    Язык

    Руский. Cкоропись. На обороте более поздняя архивная запись на польском языке.

    Иллюминация

    Отсутствует.

    Материал

    Пергамен, чернила.

    Размеры

    1 лист 68,4 x 36,5 + 9,5 см.

    Зеркало текста: 55 x 23 см.

 

=============================

 

LNMMB F101-37

 

Декрет короля польского, вел. князя литовского Стефана Батория преору берестейского монастыря Св. Троицы ксендзу Станиславу Ендровскому по тяжбе между монастырем и земянином берестейского повета Олехной Федоровичем Костомолоцким о части имения Костомолоцкого на часть упомянутого имения.

 

    Степень аутентичности

    Подлинник.

    Место и дата написания

    Вильна, 1580 апреля 25.

    Печать

    Печать не сохранилась; была подвешена на пергаменной ленте (отгиб пергамена – 2,7 см, две прорези для ленты по 2 см на расстоянии 1,1 см).

    Подписи

    Остафей Волович, канцлер ВкЛ;

    Микола Ясенский, писарь.

    Язык

    Руский, на левом поле и на обороте записи на латыни.

    Иллюминация

    Отсутствует.

    Материал

    Пергамен, чернила.

    Размеры

    1 лист: 61,2 x 18 см.

    Зеркало текста: 47,5 x 11,9 см.

 

=============================

 

LNMMB F101-37

 

Декрет короля польского, вел. князя литовского Стефана Батория преору берестейского монастыря Св. Троицы ксендзу Станиславу Ендровскому по тяжбе между монастырем и земянином берестейского повета Олехной Федоровичем Костомолоцким о части имения Костомолоцкого на часть упомянутого имения.

 

    Степень аутентичности

    Подлинник.

    Место и дата написания

    Вильна, 1580 апреля 25.

    Печать

    Печать не сохранилась; была подвешена на пергаменной ленте (отгиб пергамена – 2,7 см, две прорези для ленты по 2 см на расстоянии 1,1 см).

    Подписи

    Остафей Волович, канцлер ВкЛ;

    Микола Ясенский, писарь.

    Язык

    Руский, на левом поле и на обороте записи на латыни.

    Иллюминация

    Отсутствует.

    Материал

    Пергамен, чернила.

    Размеры

    1 лист: 61,2 x 18 см.

    Зеркало текста: 47,5 x 11,9 см.