Лев Гунин

БОБРУЙСК


ГЛАВА ВТОРАЯ

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

ЛИТОВСКО-БЕЛОРУССКАЯ ОБЩНОСТЬ

 

(продолжение)



------------------------------------------

=========


===================


==========================


----------------------------------------------------------




=======================================

-------------------------------------------------------------------------




=======================================================

 



Стр. 75


8.
В предыдущих разделах мы представили свою собственную точку зрения, наши предположения и теории. В них также нашла косвенное отражение литовская националистическая историография, со своими сильными и слабыми сторонами.

Теперь дадим точку зрения белорусской традиционалистской историографии, с привязкой к Новогрудку: не заостряя внимания на её грубых ошибках, домыслах или освещении не доказанных фактов как очевидных исторических событий (так, например, смешивается "в кучу" легендарное мнение, что Новогрудок основан Ярославом Мудрым (в 1044 году), - и хорошо известные исторические факты: он долго находился под влиянием Киева, затем галицко-волынских князей). По ходу описания, подчеркнём лишь те пункты, какие, на наш взгляд, вполне убедительны, и полностью опровергают те или иные положения литовских националистов.

Итак, белорусские традиционалисты считают, что Миндовг был сыном (а не вассалом или преемникам, через поколение или два) Рингольда (Ринкольта или Римбаугаса) Алгимунтовича, внука Тройняты. Широкое распространение получила легенда, согласно которой свою родословную он вел от мифического Палемона. Последний будто бы был римским полководцем, бежавшим от преследований Нерона. Его сопровождали пятьдесят верных ему воинов. На двух или трёх кораблях приплыли они к устью Немана, поднялись вверх по реке до устья реки Дубасы, где увидели "горы высокие и дубравы пенкные - и назвали эту землю "Жмонт" (от размножения)". Так, якобы, образовалось, потом распавшееся княжество Жмонтское (Жмойтское, Жемайтийское), на землях которого расселились предки литовцев.

Белорусский историк Кравцевич, опираясь на конкретные документальные свидетельства и хорошо доказанные исторические факты, утверждает, что "началом ВКЛ стал заключенный около 1248 г. союз восточнославянского города Новогрудка с балтским нобилем Миндовгом" [35].

В 1252 году, согласно традиционалистам, князь Миндовг сделал Новогрудок своей резиденцией (столицей?), а в 1253 году короновался в нем, приняв титул короля и став "следующим" (и последним - после Даниила Галицкого) королем в восточнославянских пределах. Его сын Войшелк (трудно понять, идёт ли речь о самом Войшелке, или о регентах) проводил политику объединения земель вокруг Новогрудка, что и стало основой нового государства - Великого княжества Литовского и Русского.

Вопрос о коронации и крещении Миндаугаса (Миндовга) для нас не является принципиальным, однако, националистические историографы "с любой стороны"


Стр. 76

(польские, литовские, русские, белорусские, немецкие) уже давно скрестили шпаги в споре по этому вопросу.

Информированность ряда летописных источников XIII века была, вероятно, не полной, и они не указывали точное место коронации. Примерно то же самое наблюдается и по факту крещения короля по православному обычаю. В XIV - XVI веках историографы не внесли "полной" ясности в освещение этих событий. Первоначально Матей Стрыйковский (в 1574 году) местом и крещения, и коронования называл Кернаву: " Potym się okrzcił, Mendolphus jest nazwa ń, / Na Litewskie kr ólestwo koronowan , / W Kiernowie z dozwolenia Papieskiego , / I Cesarskiego ". (36)              

О некоторых из источников Стрыйковский сообщает
: "To póty z Latopisca starodawnego, któregom dostał u xiążąt Zasławskich o Mendogu xiędzu Litewskim, rzecz idzie, Czytelniku miły; a teraz zasię z Długosza, Miechowiusa i Cromera, ostatek spraw jego napiszemy dowodnie.” (37)

"Przeto, ja widząc w tej mierze prostotę onej starej Litwy, to znaczne acz pogańskie książę, własnego syna Ryngoltowego z dowodu Miechowity, Kromera, pruskich i liflandzkich krojnik tum sprawy wypisał”. (38).


В хронике-поэме "О początkach..." (1575-1577) он снова поднимает эту тему : " Nie dał się długo papież prosić, bo mu milo, / Iż się tak wielkie państwo i sławne ochrzciło. / Co w skok koronę sprawił i w Rzymie poświęcił, / A legatom swym z Litwą pilnie ją nieść zlecił. / Tak go z wolą papieską ukoronowali / W Kiernowie i litewskim królem obwołali." . (39)

Однако, "Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi" (1582 г.) М. Стрыйковского "окончательно" утверждает, что коронация состоялась в Новогрудке: " Tak tedy Innocentius, papież Rzymski, widząc rzecz być pożyteczną Kościołowi Rzymskiemu, iż tak wielkie a waleczne państwo pogańskie do Christusa dobrowolnie przystąpiło, zaraz bez wszelkiego odkładania koronę Litewską poświęcił i Mendoga Króla Litewskiego być obwołal, a chcąc mu się tym więcej zachować, posłał legata swojego zakonnego brata Heinderika prowinciała Polskiego, Armakańskiego przed tym biskupa, a na ten czas Kulmienskiego albo Chełmienskiego w Prusiech, który przyjachawszy do Nowogródka Litewskiego z arcibiskupiem Rigenskim i s Krzyżakami Pruskimi i Liflandskimi, Mindauga albo Mendoka na królestwo Litewskie według zwykłych ceremonij kościelnych pomazał, obwołał i z ramienia papieskiego i cesarskiego, koroną nową Litewską koronował" . (40)

Стрыйковский "возмущается" по поводу того, как вообще Литва могла забыть своего основателя, своего первого князя: " Tego Mendoga Litwa niebacznie a głupie w swych latopiscach nie wspomina, który był pierwszym królem koronowanym z stolca


Стр. 77

papieskiego litewskim i dzielniejszym nad wszystkie przodki swoje."  (41).

Известно, что князья Слуцкие-Алельковичи, последние представители великопрестольной династии не существующей к тому времени Киевской Руси, сумели собрать уникальную, единственную в своём роде библиотеку древних рукописей. М. Стрыйковский работу над "Хроникой..." начинал именно при их дворе. Нет сомнения в том, что ему был открыт доступ к этому богатейшему, не имевшему равных собранию. В любом случае, невозможно допустить, что Стрыйковский модифицировал сообщение о месте коронации в угоду политическим или династическим концепциям. Иными словами, для заявления Стрыйковского о коронации в Новогрудке должны были иметься веские основания. Напомним, что XVI век стал расцветом исторической науки в Вел. кн. Лит., и стремительно возраставший к концу этого столетия уровень исторических работ не мог не повлиять на уточнение места коронования.

Отмечается также, что самая ранняя работа Стрыйковского приписывается Александру Гваньини, и сравниваются разные отрывки текста, например:

"Także też in eo libro, quem latine sub titulo Descriptionis Sarmatiae Europeae (…) anno 1573 exaravi, dum adhuc adolescens in Witebsca cuidam Italo cohortis pedestris praefecto familiariter adhaererem, ac marte interdum respirante obscoena perosus ocia, ingenuis musis operam navarem.” (42)

"…Innocentius Papa fratrem Heindenricum olim prouincialem Poloniae , & Episcopum Armacanum , cum alijs Episcopis de Riga Liuoniae misit , qui Mendogonem in Regem Lituaniae inunxerunt …" (43) (сравните: у Стрыйковского : "Tak tedy Innocentius, papież Rzymski, widząc rzecz być pożyteczną Kościołowi Rzymskiemu..." (и т.д.) см. выше).

"Historia Lituanae" (1650-1669) Альберта Виюка-Кояловича самостоятельно, на основании каких-то иных источников, указывает на Новогрудок, как на место коронации: "С великим почетом принял послов Иннокентий IV, а корону послал через Геиденрейха (или Генрика), епископа Армаканского, а позже Хелмского; тот с архиепископом Рижским в поле у Новогрудка (так как в Новогрудке не было достаточно просторных костелов) по обычным обрядам короновали нового короля ". (44)

Тут есть сведения о короновании в поле под Новогрудком, которых нет у Стрыйковского, и, конечно же, автор не "придумал" их. Работа Стрыйковского была ему известна. Виюк-Коялович в 1-й части своего труда по сути дела приводит


Стр. 78

перевод "Хроники..." Стрыйковского, и только, в традициях "более земного" XVII века, убирает суеверия и мистику, а также проливает свет на дохристианскую историю Литвы.

Густинская летопись, которая, как считается, полностью оформилась в XVII веке, под записью 1252 года указывает на коронацию в Новогрудке: "Въ то жъ лето великій князь Литовскій Миндовгъ коронованъ бысть на кролевство Литовское въ Новогродку, за благословеніемъ папы Инокентія, презъ Генрика бискупа Хелмского, въ Прусехъ кардинала папежского".

По поводу Густинской летописи нет единого мнения. Некоторые считают, что это нечто вроде "антологии летописей", составленной в lang=EN-US>XVII веке на Украине. Другие - что Густинская летопись имеет отношение к Украине, но дописывалась в Слуцке, на белорусской земле. В первой "части " она приводит ряд заимствований из Галицко-Волынской летописи. Существует мнение, что переписчик или переписчики Густинской летописи в "определении" места коронации (и в описании других событий) пользовались теми же источниками, что и Стрыйковский, а не находились под его прямым влиянием.

К концу XIX века чрезмерный ажиотаж и нервозность дискуссии по месту коронации и крещения Миндаугаса отражают влияние чисто политических концепций. В. Антонович считал указание Густинской летописи о коронации 1252 г. в Новогрудке не подлежащим сомнению. Того же мнения придерживались П. Батюшков и П. Брянцев. Польский историк Ю. Лятковский ставил Галицко-Волынскую летопись очень высоко, в отличие от Хроники Быховца, где тоже упоминается коронация (О времени составления Хроники Быховца (в среде канцлера ВКЛ Альбрехта Гоштаутаса (Гаштольда) см. у Р. Ясаса). (45) Лятковский рассматривал Новогрудок как одну из 2-3 главных резиденций Миндовга. Однако, при этом подчеркнул, что под 1252 годом древние летописи говорят о походе князя Даниила в Понеманье; могла ли состояться коронация в условиях военных действий в окрестностях Новогрудка?

Другие мнения указывают на трудность, если не невозможность точной хронологической привязки древних событий к тем или иным датам, из-за несовпадения тогдашнего календаря и летоисчисления. Поэтому совершенно очевидно, что военная кампания Даннила и коронация Миндовга вполне могли не совпадать по времени. Однако, разного рода националисты и политизированные историки крепко ухватились за этот пункт, как будто на машине времени отсняли документальное кино.

Так как ятвяги (балтское племя) не смогли придти на подмогу Даниилу из-за



Стр. 79

сильных снегопадов, ясно, что упоминаемый Галицко-Волынской летописью поход Даниила состоялся зимой 1253 года, а коронация, как принято считать, имела место летом 1252. А. Прохаска (Польша) твёрдо объявлял местом коронации Новогрудок. Однако, Ю. Лятковский был весьма уважаемым учёным, и его авторитет повлиял на мнения более поздних исследователей. Ещё один авторитетный польский автор - Г. Ловмянский - фактически повторяет вывод Лятковского в работе, написанной в 1931-1932 годах. Однако, его исследование более открыто отражает элемент политической ангажированности. "Вывод" об опровержении факта коронации в Новогрудке просто подкрепляет заинтересованное "опровержение" столичного статуса Новогрудка, на которое и направлена одна из задач работы.

[*Эта вставка добавлена при редакции 2007 года*

Ф. Д. Гуревич, которая считалась экспертом по археологическим артефактам, отвергала мнение о "столичности" Новогрудка. Одновременно, местом коронации она, по слухам, считала не Кернаве, не Латаву, не Вильно и не Новогрудок, а Тракай. Однако, надо учитывать, что еврейская историография и сочувствующие еврейским концепциям историографы "по определению" опровергали факт коронации в Новогрудке. В. Т. Пашуто разделял эту версию. З. Ивинскас, литовский историк в изгнании, поддерживал мнение о том, что коронация Миндовга состоялось в Новогрудке. Тем не менее, он подвергал критике мнение о Новогрудке как о "столичном" городе. В белорусских исторических работах коронация в Новогрудке принимается как аксиома, несмотря на все сомнения и неясности. Антологии, университетские сборники, учебники для высшей школы, академические издания "тиражируют" это утверждение. В. Л. Насевич не исключает вероятности, что место крещения Миндовга - Кернава, а коронации - Новогрудок.

Литовские националисты последних лет пошли "дальше" всех прочих, явно "выдавая" задачу "остоличить" нынешнюю столицу Литвы, Вильнюс. Сначала робко, а потом всё откровеннее, они стали переносить действие коронации в Вильнюс, что воспринимается некоторыми как абсурд. Эту версию озвучили, например, археолог В. Урбанавичюс и архитектор Н. Киткаускас. Они назвали местом коронации Вильнюсский кафедральный собор. Они основываются на двух сомнительных источниках: интерпретации результатов раскопок на территории Вильнюсского Нижнего замка и на Хронике Ривиуса. Последняя повествует о языческих алтарях, сооружённых над первой разрушенной кафедрой. Об этом упоминал и Т. Нарбутт, который мог руководствоваться сообщением Хроники Ривиуса. Современный литовский историк А. Дубонис доказал на нескольких примерах, что Хроника Ривиуса является недостоверным и недобросовестным историческим источником (46).



Стр. 80

"Письменные источники упоминают лишь один костел, построенный в Литве в XIII в. Это кафедра короля Миндаугаса, построенная по случаю его крещения и коронации. Только до сих пор было не установлено ее место. Современные исследования позволяют предположить, что тем самым ранним костелом в Вильнюсе и является кафедра короля Миндаугаса", - указывает Витаутас Урбанавичюс (47).

Последний пользуется интерпретацией, предложенной архитектором Наполеонасом Киткаускасом на основе раскопок 1986 года в подземельях Вильнюсской аркикафедры, где были исследованы ее древнейшие слои (48). Несмотря на отсутствие надежно датирующего материала, он отнес остатки первой кафедры к середине XIII века (49). Такая датировка имела бы смысл, если бы предположение о первой кафедре как переделанной в языческое святилище, а потом - опять в кафедру, подтвердились. Тогда прослеживалась бы связь с крещением Миндаугаса, возвратом Литвы в язычество и новым крещением (1387).

В северном нефе обнаружены 2 лестницы неизвестного назначения, которые посчитали остатками языческого святилища. Нижняя их часть опускалась на 30-40 сантиметров ниже уровня пола первой кафедры (у её северной стены). Верхняя часть поднималась в направлении центра кафедры (разрушена при перестройках). Н. Киткаускас и его последователи считают, что на этом месте находились ступенчатые языческие алтари, описанные Теодором Нарбуттом (из обнаруженной им хроники Ривиуса) (50). Они могли быть сооружены на разрушенных колоннах первой кафедры, на которые могли опираться и упомянутые лестницы. По описанию Т. Нарбутта, верхняя часть кафедры была снесена, и святилище осталось без крыши. Эта теория предполагает, что в 1387 году на том же фундаменте достроили верхнюю часть - и святилище опять стало кафедрой. В описании Ривиуса и Т. Нарбутта языческий алтарь имел 12 ступеней.

Многие материалы хроники Ривиуса вызывают обоснованный скептицизм. Артурас Дубонис подверг сомнениям их подлинность. Основа хроники может являеться подлинником начала XVIII века, состоящим из сумбурных личных записок ливонского автора, никак не связанных с историей Литвы. Уникальные известия о древней литовской истории вписаны в разных местах этой "хроники" другим почерком. Они якобы взяты из пропавшей хроники Августина Ротунда, и не известны никаким другим источникам. Ссылаясь на хронику Ривиуса, Нарбутт не указал страниц, и, как с юмором заметил Баранаускас, "взял из нее гораздо больше сведений, чем впоследствии поместилось на страницах этой хроники". Позже Нарбутт утверждал, что несколько вставленных в конце хроники листов будто бы погибли во время пожара в его имении.




Стр. 81

Киткаускас приводит также дипломатические документы Тевтонского ордена конца XIV - начала XV вв. Чтобы оправдать нападения на Литву необходимостью её крещения (искоренения язычества), тевтоны представляют Миндаугаса апостатом (изменником христианской вере), который сначала учредил Вильнюсское епископство, а потом снова стал поклоняться языческим богам. Эту
линию они проводят в письме папе римскому 1388, в заявлениях полякам (переговоры 1399 года в Торуни) и в обращении Петера Вормдитта ко всеобщему церковному собранию в Констанце (1414 - 1418 годы) (51), где говорится:

" Литвой правил один король, звавшийся Миндав, который вместе с женой принял христианское крещение и пригласил в свою страну братьев ордена и учредил в одном городе, имя которому Вилле, некий католический кафедральный собор...". (52) (Вилле = Вильнюс (в немецких документах XIV - XV веков).

Codex epistolaris Vitoldi. P. 996-997:

" Fuit quidam rex in Litwania Myndaw nominatus, qui christianitatis beptismum assumpsit cum sua uxore et invitavit ad partes suas fratres ordinis et fundavit quandam ecclesiam cathedralem in quadam civitate que vocata est Wille, et cepit a quodam episcopo quendam presbiterium fratrem ordinis. Qui idem rex aliquo tempore amorem magnum erga ordinem gerebat, quod ipse aliquas terras ordini in perpetuum contulit, super quibus ordo ad huc bonas obtinet litteras. Post hoc per aliquod tempus in sua vita, dedit et commisit ordini omnes Littauwicas terras, si ipse sine herede moriretur. Hoc idem donum et testamentum fuit a domino papa Innocencio quarto confirmatum et eciam ab Allexandro. Modo ita factum est quod ipse in christiane fidei ritu bene annis octo permansit, tempore illo quo magnas terras illarum patriarum ordo possidebat ac eciam quidam episcopus fuit in Wille constitutus.
Post hoc ille rex prefatus fuit a quibusdam ductu demoniaco immutatus a fide christiana, et fratres et christicole illi qui cauti non prefuerunt interficiebantur omnes, et facta est magna prodicio in populo christiano."

Для тевтонов конца XIV века тождественность понятий "Вильнюсское епископство" и "Литовское епископство" было аксиомой. Поэтому, в отличие от всех других пунктов их заявлений, только это, единственное место, не подтверждается никакими документами. Другие пункты подтверждаются документами о крещении Миндаугаса, учреждении Литовского епископства и передаче Ордену земель в Литве и Беларуси.

"Дарственная грамота Миндаугаса, выданная в июле 1253 года Тевтонскому ордену по случаю коронации (о ней говорит и Рифмованная хроника Ливонии [53]), не только уточняет дату коронации (полностью опровергая возражение Лятковского по поводу коронации в Новогрудке), но содержит название места коронации (т.е. места, где она выдана):


Стр. 82

"Дано в Летовии, в нашей вотчине, в лето Господне 1253 месяца июля" [54] (Datum in Lettowia in curia nostra anno domini MCCLIII mense Julio). Слово curia (курия) можно перевести и как "имение"; однако, речь ведь идёт о короле! То есть, относиться к интерпретации того, что это слово означает, надо очень осторожно. А то получается, что версия Баранаускаса основана исключительно на одном конкретном понимании его значения. А что, если перевод неверный?

Другая грамота, подготовленная (как видно по списку свидетелей) в том же 1253 году, но подтвержденная лишь в 1260, которой Миндаугас завещает Тевтонскому ордену право наследства на трон Литвы - если на момент его смерти не будет прямых  наследников, содержит подобный "штамп": Datum Lettovie in curia nostra (55). В немецко-латинской транскрипции название курии полностью совпадает с названием Литвы в тех же самых грамотах. Поэтому профессиональные историки, сталкиваясь с этим документом, понимали "штамп" как "в Литве, в нашем владении".

Баранаускас такое понимание отвергает. Он настаивает на том, что стандарт подобных грамот всегда предусматривает конкретную датировку и конкретное место, где выдана грамота. Он обнаружил лишь одну грамоту Тевтонского ордена, которая выдана "просто в Чехии" ("Datum Bohemie") [57]. Однако, слово "курия" тут отсутствует, в противном случае, должно быть указано имя курии. Раз уж используется формула "in curia", то рядом обязательно стоит её название.

В 1910 году Эдуард Вольтер писал (58), что местность Латава в Литве раньше называлась Летовией. До сих пор так называется деревня к северо-западу от города Аникщяй у ручья Латава (приток реки Швянтойи). Ручей Латава упоминается и в подложной грамоте Миндаугаса 1261 года, определяющей границу Селы. Она проводится по реке Швянтойе, а потом поворачивает по Латаве к западу. Название ручья в грамоте пишется точно так же, как писалось название "курии" Миндаугаса: "in ripam Lettowiae" (59). Данное описание и очень точно локализирует местонахождение ручейка, и подтверждает тождественность названий "Леттовия" и "Латава". Сохранилось и другое описание границ Селы (конец XIV в.). Указано, что от реки Швянтойи граница поворачивает к "городищу, называемому Леттов" (borchwal, nomine Lettow) [60]. Тут, помимо тождества названий "Летовия" и "Латава", указано на существование городища с тем же названием.

Эту мысль и развивает Т. Баранаускас, отождествляя Летовию из грамоты Миндовга - его послания Немецкому ордену от 1253 г. (" "Datum in Lettowia in curia nostra anno domini MCCLIII mense Julio") - с городищем Palatavys на ручье Latava (приток реки Швянтойи). Вольтер же в 1935 году сам посещал Латаву, но этого городища найти так и не смог. Это заставило его оппонентов толковать о "городище именем Леттов" как о месте, вряд ли связанном с ручейком Латава (62).


Стр. 83

И только в 1997 году обнаружили городище на берегу Латавы, в лесу у деревни Палатавис (Palatavys), недалеко от деревни Латава. Это площадка круглой формы 30 - 33 метра в диаметре, со рвом и валом со стороны возвышенности: типичная княжеская резиденция того времени. По случайным находкам городище датировано XIII - XIV веками. Баранаускас указывает на то, что магистр Ливонского ордена Андрей Штирланд присутствовал на коронации, и что в средние века встреча глав государств на границах своих владений была обычной практикой (63). Таким образом, Баранаускас полагает (вслед за Э. Вольтером), что найдено и письменное указание на место коронации, и конкретная местность с таким названием, и даже имение-резиденция Миндаугаса (64).

Однако, любые теории, построенные на созвучии географических названий, очень шатки. Разные эпохи, культуры, традиции по-разному интерпретируют весьма подобные имена. И даже в устах разных исторических персонажей один и тот же топоним или гидроним может интерпретироваться по-разному. Кроме того, когда мы имеем дело с транскрипциями одного языка или языков названий, звучащих на другом языке, очень часто возникает путаница. В немецко-латинской транскрипции XIII века слово "Литва" на письме приобретает вид "Lettowia". Указывают и на то, что шаткость своей теории Т. Баранаускас понимает сам; иначе ему не пришлось бы "подкреплять" её грамотами 1260 и 1261 годов, которые в академических кругах считаются фальсификатами. И, тем не менее, нам теория Баранаускаса кажется весьма интересной, а привлечение подобных документов само по себе не дискредитирует той или иной теории; всё зависит от того, в каком контексте и с какой целью это делается.

Слабые места гипотезы Баранаускаса: её зависимость от трактовки одного-единственного слова ("курия"), иной перевод которого опрокидывает всю его теорию, как карточный домик; шаткость самого принципа гипотез, основанных на созвучии слов (это и моя собственная болезнь, поэтому пишу с пониманием, симпатий и сочувствием); голословное называние археологического городища именем "Латава" (а вдруг оно на самом деле называлось совершенно иначе?); и высокая вероятность того, что городище появилось не в начала или в середине, а, скажем, в самом конце XIII века (+ или – 60 лет).

Но есть и другое объяснение, о какой такой Леттовии (Литве) говорится в упомянутых Баранаускасом грамотах (закрываем глаза на их репутацию фальсификатов). Одна из летописей повествует о том, что в 1258 году Войшелг "приде опять в Новъгородокъ, и учини собе манастырь на реце, на Немне, межи Литвою и Новымъгородкомъ, и ту живяше" [65].

Что же означает фраза "межи Литвою и Новьгородокъ" ("между Литвою и



Стр. 84

Новогрудком")? Тут возможно только два варианта. Либо на северо-запад от монастыря (и от Новогрудка) находился населённый пункт под названием "Литва" (Леттова: как и Латава), либо между Новогрудком и Литвой означает "на границе между "Русью Литовской" и "Леттовой Литовской".

То же самое определение даётся и по поводу намечаемого похода галицко-волынских князей с татарами на Новогрудок в 1275 году: "вземше Новъгородокъ, тоже потомъ поити в землю Литовьскую" [66]. Однако, тут речь идёт, скорее, о владельческом статусе, и поэтому любые этнические импликации нерелевантны.

В XIV веке (1314 г.) Петр Дусбург, описывая поход Тевтонского ордена на Новогрудок, упоминает Новогрудок как территорию кривичей: "...venit ad terram Criwicie, et civitatem illam, que parva Nogardia dicitur, cepit" ("...пошли на землю Кривичей, и тот город, который называется Малым Новгородом, взяли...). Это очень интересное свидетельство, подтверждающее то, что мы писали об этнической самоидентификации жителей Туровской земли и её окрестностей.

Существует ряд других подобных идентификаций, по-разному называющих Новогрудскую землю и её "национальную" принадлежность (67). По-видимому, всё зависело от того, откуда на неё "смотреть": из Ливонии, Польши или из Московии. Поэтому Новогрудскую землю часто называют "Литвой".

Но если Новогрудок находился буквально в двух шагах от некой условной разделительной полосы между Литвой кривичей и дреговичей, и - Литвой леттов, так, что сам иногда назывался (особенно с XV века) Литвой "во втором" понимании, тогда можно предположить, о какой такой "курии" говорится не в интерпретации Баранаускаса. В таком случае, формула "в курии Леттава" могла бы означать отличие этой курии от другой, Новогрудской, кривичско-дреговичской, т.е. слово "курия" здесь означает "область". Если в этом есть хоть капля здравого смысла, тогда сообщение "Historia Lituanae" class=postbody> Альберта Виюка-Кояловича о коронации Миндаугаса в поле близ Новогрудка приобретает правдивый, глубокий, и, вместе с тем, простой и понятный смысл: обряд коронации был использован Миндаугасом для жеста символического единения двух основных "составляющих" его государства, двух областей (меж которыми коронация состоялась), двух "курий": Туровско-Пинско-Новогрудской земли - и Леттавы. Видимо, на границе двух владений находился и легендарный замок Ворута, и тогда многое естественно укладывается в эту версию. При всех различиях, в белорусском и литовском языках "Ворута", "Латава" и "Лиетова" имеют некоторое сходство звучания. Место, где стоял монастырь Войшелга, Лаврово (Лаврышево) - тоже созвучно.

В эпоху Миндаугаса резиденция князя часто находилась вне города, и, если бы удалось когда-нибудь локализировать замок Воруту вблизи Новогрудка, это бы полностью доказало его "столичность". В Литве я в своё время объездил чуть ли не


Стр. 85

все города и веси. Был и на реке Швянтойе, помню ручей Латава, заезжал в Аникщай, что отражено в моей поэзии (мои литовские циклы как раз доступны в Интернете). В то время я неплохо говорил по-литовски; сдавал экзамены в Вильнюсскую консерваторию на литовском языке. Не знаю, может быть, это какой-то "взбрык" памяти, но вот как сейчас помню: один старожил в Новогрудке рассказал мне, что какой-то ручей в лесистой местности под Новогрудком раньше назывался Латава. То ли от лотоса, то ли от травы "леттае". Неплохо бы проверить эту информацию, но в моей ситуации это невозможно.

А. К. Кравцевич, единственный, пожалуй, автор биэтнической природы ВКЛ, так же, как и мы,
"бойкотирует" эту острую дискуссию. Он намеренно не указывает точно места коронации, хотя можно предположить, что собственное мнение у него всё же имеется, и оно поддерживает версию коронации в Новогрудке.

(Конец вставки)].

Одни белорусские традиционалисты считают Миндовга потомком полоцких князей и православным христианином по рождению, другие - что он принял христианство православного толка за несколько лет до коронации в Новогрудке (согласно Густынской летописи, в 1246 году). Кстати, прилюдное принятие православия не противоречит версии о его происхождении, т.к. одно, как говорится, это метрические данные, а другое: политический спектакль.

Современное понятие "столица" имеет мало общего со статусом резиденции феодала во времена Миндовга. Более того, у Миндовга, вероятно, существовало своё, весьма своеобразное понимание и отношение к "столичности". Только политическая ангажированность не даёт маститым историкам убрать знак равенства между такими понятиями, как "место крещения", "место коронации", "резиденция" и "столица". Наиболее важных городов может быть несколько. И они часто сосуществуют в одни и те же эпохи.

Несмотря на то, что "столица" княжества со временем переносится в Вильно, Новогрудок продолжает оставаться (на протяжении многих столетий) одним из трёх или четырёх самых значительных и крупных городов княжества. Более того, уже после Люблинской Унии, когда образовалось федеративное польско-литовско-белорусское государство, Новогрудок стал одним из наиболее важных его центров. С 1416 года здесь находилась резиденция православного митрополита Великого княжества Литовского, а затем - резиденция униатских митрополитов Речи Посполитой. Центром воеводства Новогрудок стал с 1507 года.
 
Оспорить крайне важное значение Новогрудка для Великого княжества Литовского невозможно, да никто и не станет этого делать. В таком случае, если бы литовские


Стр. 86

националисты оказались правы, и Великое княжество Литовское было бы "чисто национальным" литовским государством, "как все другие" дискриминировавшим и преследовавшим национальные меньшинства (имеется в виду: белорусов) и отказывавшим им в какой-либо культурной автономии, Новогрудок должен был неминуемо утерять свой белорусский (славянский) характер. Примеры развития в этом направлении показывают изменения культурного, языкового, структурного, архитектурного (архитектурно-архетипного), религиозного, политического, социального характера.

Однако, ничего подобного мы не замечаем в Новогрудке. Литовские историки, категорически выступающие против утверждения, что Великое княжество Литовское было "двухнациональным" (или, скорее, многонациональным) государством, не смогли объяснить, почему  Новогрудок, одна из столиц княжества, продолжал 1) говорить по-белорусски; 2) использовать белорусский, а не литовский язык (как, кстати, и все другие города княжества, включая Вильно и Тракай) для составления деловых бумаг, документов юридического, экономического, политического характера; 3) оставаться некатолическим городом; 4) сохранять белорусскую элиту, и при этом белорусские магнаты ни в чём не уступали литовским, а некоторые магнатские семьи даже породнились; 5) быть городом, где важные посты местной администрации занимали белорусы; 6) сохранять свою, характерную для славянских городов, социальную, архитектурную (и т.п.) структуру. К этому списку можно прибавить и другие пункты.

Для подавляющего большинства древнерусских городов "позвоночным хребтом" структуры становилась крепость (её называли городом, детинцем, кремлём) и прилегающий к ней посад. Посадом или предградием до XVI - XVII в.в. было принято именовать поселение вокруг крепости (позже термин " "посад" имел отношение к социальной структуре). Посад (поселение), целиком, или его часть, со временем окружал себя оборонительными сооружениями, такими, как стены, валы, рвы, и т.д. Укрепленная территория посада именовалась "внешнимгородом" , "окольным городом", "острогом". Ещё один древний термин - "окологородье" - имел иной подсмысл: его можно перевести современным американским словом "suburb" (что на русский, в свою очередь, переводится "под городом", "возле города"), или современным русским словом "пригород". Естественно, что посадские укрепления по мощности уступали кремлёвским.

Посад часто назывался острогом оттого, что чаще всего его ограждали стеной из вертикально поставленных брёвен или кольев, вплотную друг к другу. На Руси предварительное возведение стены вокруг посада, до его оформления, не практиковалось. И в этом деле Москва "отличилась" особой несправедливостью. "... много бысть людем убытка, хоромы разметывали и много трудишася" - говорит о прорытии рва в 1394 г. вокруг части московского Великого посада летопись.



Стр. 87

 Мало того, что бОльшая часть посада осталась без защиты, ров прошёл прямиком через очень плотную застройку, там, где стояли в основном новые дома, капитально построенные, и никакой компенсации владельцам, никакого возмещения убытков московские власти не предоставили.

Так ведут себя не национальные власти, а враги, захватчики. Подобное отношение московских князей к подданным не вызывает удивления. Находясь слишком долго на службе у монгольских ханов, они привыкли рассматривать русских как чужую, покорённую нацию, и такое отношение, к сожалению, дожило до наших дней, проявляясь - уже в наши дни - в "деяниях" мэра Лужкова.

Несмотря на свою неуемную жестокость, граничившую с патологией, именно Иван Васильевич Грозный был первым, кто попытался подвести под действия властей законную основу, как-то регулируя споры подданных с чиновниками. Ту же линию продолжал Борис Годунов (который вообще был идейным наследником (продолжателем) положительных начинаний предшественника, несмотря на приписываемую ему "анти-грозновскую" направленность политики). Оба, возможно, руководствовались законотворческим опытом Великого княжества Литовского, привлекавшего к ответственности зарвавшихся феодалов и чиновников, что видно из многочисленных судебных выписок, ревизских сказок, и т.д. Боярский переворот во главе с Шуйским, в результате которого Годунов был отравлен, а его сын (наследник) убит, отбросил Московскую Русь на века назад, и позже привёл к болезненности и "внезапности" петровских реформ.

Одно из широко распространённых (есть исключения) отличий " "русского" посада от западноевропейского в том, что жители русских городов, наряду с ремесленничеством, занимались полевыми работами, огородничеством, скотоводством (в Западной Европе отделение ремесла от сельского хозяйства имело более капитальный характер). Именно поэтому посад не был густо заселён. Либо имела место малая плотность застройки, либо между участками плотной застройки простирались дворы, поля, луга, пустыри и огороды. Строительство укреплений вокруг такой обширной территории было трудоёмким делом, и требовало больших ресурсов. Кроме того, длинный периметр стен трудно было ремонтировать, а ещё труднее - оборонять. Поэтому "острог" обороняли редко, а чаще, чуть-чуть измотав врага на подступах к острогу, тотчас же укрывались в крепости, бросая постройки города и большую часть нажитого добра на произвол судьбы: "Видевше силу Половечьскую, повелеша людем всем бежати из острога в детинецъ; посад около града пожгоша, а город не взяша".

В Западной Европе замок-крепость (кремль, детинец) являлся княжеской (королевской) резиденцией, где находилась княжеская дружина и слуги, а на


Стр. 88
посаде (в городе) селились ремесленники и купцы. Однако, в большинстве русских городов (Москва, кстати, была исключением из этого правила) князь, особенно в начальный период существования города, "садился" вне крепости и города, имея временную или постоянную укреплённую резиденцию, а внутри укреплений "садились" жрецы и вече (М. X. Алешковский). До XIII, а кое-где вплоть до XIV -XV веков крепость служила ещё и складом, где хранились основные запасы и имущество членов городской общины. Во время военных действий складские клети использовались их владельцами как место их временного проживания. В летописной записи под 945 годом, о дворце княгини Ольги в Киеве сообщается: "двор княжъ бяше в городе... и бе вне града двор другый" . Эти сведения подтверждает археология.

В полутора километрах от Новогрудка исследованы курганные захоронения X-XI веков. Об археологических раскопках в самом городе можно узнать из работ Гуревичей (68" ) и Зильмановича (69).

Археологические раскопки обнаружили остатки храма, жилых и хозяйственных построек, выявили малый замок. В северо-восточном углу, около самой стены, найдены каменные фундаменты княжеского дворца (70).

В так называемом окольном городе раскопки обнаружили богатые, - не исключено, боярские - дома. В крепости открылись в основном хозяйственные постройки. Это клети небольших размеров (4,6х4,6 м, 3,5х5 м, и т.д.), пол которых сохранил слой обуглившегося зерна, гороха, и т.д. В таком же состоянии найденный там же хозяйственный инвентарь. В подвальных помещениях обнаружены полусгнившие бочки, то, что осталось от плодов, свиные кости. На посаде раннесредневекового города раскопана каменная церковь XIV- XV веков, которой, определённо, предшествовала деревянная.

Известна теория Г. Я. Мокеева (71), который высказывал предположение, что в наиболее древних языческих русских городах рядом со складом (что назывался также " кром" , "крам") постепенно отстраивался храмовый комплекс, а также княжеский двор. После принятия христианства рядом с княжеским появлялся и епископский двор. Эта новая часть города окружалась своей собственной стеной и начинала называться " детинец" ("отпочковавшийся", "сыновий" город).

В XI - XIII веках сосуществовали города с разными типами функциональной конструкции. Примеры княжеского двора внутри центральной крепости - Киев, Переяслав Русский, а вне ее - Владимир, Новгород, Псков. Дворы феодалов в крепости - Вжище, Слободка; на посаде - Новогрудок. (72)


Стр. 89

Во всей совокупности множества мелких деталей, скорее, культурного, чем хозяйственно-экономического характера, Новогрудок повторяет традицию развития подавляющего большинства русских (белорусских) городов, тем самым и по этой линии продолжая оставаться (в составе Великого княжества Литовского) белорусским городом.

Хотя есть ряд и других источников, историками, сужающими "фронт дискуссии" (в роли таковых в основном выступают литовские и немецкие националисты), "единственным достоверным источником", из которого известно о Новогрудке XIII века, объявляется Ипатьевская (Волынская) летопись. [73]

Согласно археологическим данным, основание Новогрудка падает на XI век. Интерпретация археологических находок указывает на связь возникновения Новогрудка в основном с дреговичской колонизацией [74]). Новгородские хроники действительно указывают: (в 1044 г.) "ходи Ярослав на Литву, а на весну заложил Новгород и сделал" [75]. Более ранний текст Новгородской Первой летописи старшего извода говорит: "Ходи Ярослав на Литву; а на весну же Володимиръ заложи Новъгород и сдела его. В лето 6553 [= 1045]. Заложи Володимиръ святую Софею в Новегороде " [76]. Исследователи предлагают параллель с фразой из Софийской летописи, под записью 1037 года, где говорится, что отец Владимира "Заложи Ярославъ город Кыевъ, и церковь святыя Софея сверши" [77]. "Заложение города" означает строительство укреплений. Несмотря на кажущуюся "очевидность" этой параллели, её всё же не стоит принимать за аксиому.

Профессиональные историки хорошо знают об этом.

Новгород (Новогрудок) не случайно назван так же, как и Новгород Северский. Это был тоже торговый и ремесленный город, тоже на торговом водном пути. И здесь торговая знать (купцы) играла важнейшую роль.

Мы уже упоминали о том, что Новогрудок с XI по XII столетие, по нашему мнению, входил в состав Туровского ("полесского","дреговичского", "дреговичско-кривичского") княжества [78], с которым географически ассоциируется название Белорусское Полесье, известное задолго до возникновения Турова. Важно добавить, что летописный рассказ о походе в 1275 году русских и татарских князей на Новогрудок Полесьем называет Новогрудское княжество (либо его часть?) ("Мьстиславъ... шелъ бяшеть от Копыля воюя по Полесью"). Туров, Пинск и Новогрудок мыслятся как единое целое в связи с одним из первых упоминаний новогородцев (новогрудцев), которые в 1228 году входили в состав совместного турово-пинско-новогрудского войска.

Стр. 90

По-разному обыгрывается в белорусской традиционалистской историографии тема принятия православия Мигдовгом. По одним версиям (утверждающим свою "неопровержимую правоту"), он являлся потомком полоцких князей, и получил крещение при рождении по православному обычаю. По другим, Миндовг принял православие, когда стал новогородским князем.

Характерно, что сторонники литовских националистических гипотез не в состоянии назвать ни одного письменного или иного подтверждения, что Миндовг (Миндагаус) завоевал Белую и Туровскую Русь. Наоборот, письменные и другие источники прямо указывают на то, что, сидя в Новогрудке, в глуби Белой и Туровской Руси, Миндовг "зане Литву", изгнав при этом с литовской территории своих конкурентов (и, как утверждают традиционалисты, родственников) Товтивила, Ердивила и Викинта. Таким образом, первым крупным политическим деянием Миндовга и было покорение Литвы. При этом, покорение Литвы "из Беларуси", что, при вульгарной интерпретации, звучит как покорение Беларусью Литвы. Именно в понимании княжения Миндагауса в Новгороде (Новогрудке) и его покорения Литвы "оттуда" в качестве наиболее уязвимого места литовской националистической концепции надо видеть истоки отрицания самого факта княжения Миндовга в Новогрудке, или какого-либо важного значения Новогрудка в "государственнообразовательной" деятельности Миндовга.

Вот почему некоторые литовские историки грубо фальсифицируют или просто замалчивают исторические факты, а другие очень тонко и хитро манипулируют этими ясными и объективными фактами с помощью профессиональных инструментов таких наук, как психология, логика, полемика, философия, и т.д., не имеющих прямого отношения к истории, уводя нас в сторону от конкретного предмета дискуссии.

Вероятно, зная, что вольнолюбивая и своевольная Литва, состоявшая из ряда отдельных племён, не готова к объединению, Миндовг использовал военные, крепостные, людские, культурные и хозяйственные ресурсы Туровской Руси (Беларуси) для покорения Литвы, тем самым объединив под своим началом как белорусские, так и литовские земли, из соединения которых и возникает Великое княжество Литовское. Таким образом, Миндовг является родоначальником как белорусской, так и литовской государственности.

Существует предание, по которому, вопреки своему православию, Миндовг был погребен по древнему литовскому обычаю: его тело сожгли на костре, вместе с конем, слугой-постельничим, соколом, борзой и мантией. Прах закопали в землю, там же захоронив рысьи и медвежьи когти, которые должны помочь взобраться в Судный день на высокую гору, где будет сидеть Бог, когда станет делить людей на праведников и грешников. По этому преданию, обряд сожжения был произведён на


Стр. 91

Замковой горе в Новогрудке, где и погребён прах Миндовга, первого и единственного короля Великого княжества Литовского.

В Новогрудке существует гора и гай Миндовга, что опять-таки подтверждает неразрывную связь его именно с этим городом. Летопись приводит эти названия в связи с коронацией на княжество сына Гедимина, Кориата-Михаила Гедиминовича, который получил от отца Новогрудок. И, опять-таки, лишний раз доказывает исключительную важность Новогрудка для великих литовских князей, раз Гединим посадил на княжение своего любимого сына именно тут.

Важность любого города доказывает и то упорство, с каким враги государства пытаются его взять. В предыдущих разделах мы уже описывали многократные нападения немецких рыцарей на Новогрудок (тевтоны - 1250, 1314, 1321, 1341, 1391 и 1394 годы; татары - 1255, 1274 и 1278). Их бесконечные попытки овладеть городом, хотя он и лежал в глубине Великого княжества Литовского, повторялись с маниакальным ожесточением. Именно под Новогрудком Давид Гродненский наголову разбил крестоносцев.

9.

Рассмотрим существующие концепции генезиса Великого княжества Литовского, их краткую историю и причины возникновения.

А. Остатки Киевской Руси, подорванной монгольским нашествием Батыя, были уничтожены Московским княжеством, которое стало собирать вокруг себя русские земли. Возникло соперничество одного, уже существовавшего к тому времени, объединявшего славянские земли центра - Великого княжества Литовского и Русского, - с нарождавшимся Московским государством. Московским правителям понадобились "веские причины", "основания" для захвата своего соседа, и тогда появляется концепция "литовского завоевания" западных земель Киевской Руси, ослабленной монгольским (монголо- "татарским") нашествием. Иван Грозный, свозивший в Московский Кремль старинные грамоты со всех концов русских земель и из-за её пределов, так и не нашёл ничего для документального обоснования этой концепции. Несмотря на это, примерно с XVI века и позже -Московия выдвигает идейную "необходимость освобождения исконно русских земель" от литовских (потом - и польских) "завоевателей ". Жестокий, репрессивный стиль правления Миндовга, характерный для подавляющего большинства правителей того времени, как национальных, так и чужеземных, преподносится в качестве наличия "национального угнетения". (Тогда правление Ивана Грозного ещё больше соответствует этой статье!).



Стр. 92

Нетрудно заметить, что "придворных историков " нынешнего литовского режима эта концепция вполне устраивает, потому что, опасаясь угрозы независимости Литвы со стороны России, этот режим боится обоснования концепции общего, славяно-литовского, права на наследие Великого княжества Литовского. Как видим, это чисто политическая игра, ничего общего не имеющая с исторической наукой. Те же мотивы руководили степенью распространения этой концепции в Литве и в XIX - XX веках. По тем же причинам эта концепция крайне популярна и в Польше, где опасаются "как немецкой, так и русской" угрозы.

В советское время эта концепция получила статус единственной официально признанной (и разрешённой; за все остальные в отдельные годы можно было угодить под пресс 58-й статьи). Сталинские "придворные" (хотя, пожалуй, и это определение слишком неточное; скорее, "карманные") историки объявили, что Великое княжество Литовское образовалось в процессе закономерного политического и экономического генезиса литовских, прибалтийских земель, и только потом стало расширяться за счет славянских. Продолжая эту "изподпалочную" теорию, литовские историки, педагоги и министерские работники взяли - да и выбросили из учебников истории все упоминания о какой-либо роли славянского этноса, культуры, градостроительства, языка, военного искусства, территорий в истории Вел. кн. Лит. В таком проявлении национализм уже граничит с расизмом.

Б. После того, как земли Великого княжества Литовского уже были захвачены Московией и её наследницей, Российской империей Романовых, оправдание style='font-family: "Times New Roman CYR"'>"освобождения", якобы, захваченных литовскими князьями белорусских земель уже было ни к чему. Просачиваются сведения о геноциде белорусского народа во время захвата Россией Вел. кн. Лит., о гибели десятков тысяч белорусов, принудительно согнанных на строительство Петербурга и Московско-Петербургской железной дороги. Возникают сомнения в "законности" и "обоснованности" кровавого завоевания Российской империей Белоруссии. Но не только Беларусь - сама Литва оказывается частью Российской империи, и многие полагают, что её правящей династии было бы приятно услышать обоснования "законности" удержания Литвы. Именно тогда великодержавной историографии позарез понадобилась новая концепция, сказка о "Руси Литовской", которую, пользуясь литовскими трудностями, "прикарманила" Польша (польско-литовская уния), а уже от неё потребовалось "срочно" спасать именно "русское литовское государство".

В трудах С. М. Соловьева, одного из крупнейших русских историков XIX в., и многих других тогдашних историков эта концепция озвучена довольно последовательно. Указывается на преобладание в Вел. кн. Лит. восточно-славянского элемента (населения, территории, языка) и характера, и выдвигается


Стр. 93

(в том числе и у Соловьева) название "Русь Литовская". Интересно, что именно у Соловьёва, чуть ли не единственный в русской исторической литературе раз, указывается на соперничество Руси Литовской с Русью Московской в деле собирания русских (восточно-славянских) земель.

В. Русский историк М. Любавский (вероятно, взвесив недостатки других великодержавных взглядов на природу и возникновение литовского княжества) выдвинул концепцию "литовско-русского государства". Эта концепция не игнорировала ни роли литовцев, ни роли славян в процессе возникновения и развития государства. Необъективной стороной этой теории является полное замалчивание отличий белорусского этноса и языка от русского; славянский элемент Великого княжества Литовского везде у Любавского называется "русским", не оставляя никакого места ни белорусским, ни польским корням, а существование белорусских племён (полещуков) и формирование из них белорусского этноса, его роль в создании и развитии княжества: всё это опускается.

Г. Концепция "белорусско-литовского государства" обосновывалась в 20-е гг. XX в. известным белорусским историком В. Игнатовским. В настоящее время ее разрабатывают В. Насевич и А. Кравцевич. Преобладание белорусского элемента, по мнению сторонников концепции, проявлялось в отношении территории, населения, уровня экономического и культурного развития. Литовское влияние преобладало в политической жизни (литовская княжеская династия и большинство литовских магнатов в органах власти), в войске.

Д. В 1920-годы на идеологической основе доктрины "национального угнетения окраин" царской Россией строится политика "задабривания" окраинного национализма и укрепления национальных автономий, который последовательно противопоставляются молодым советским правительством великорусскому центру, чтобы сбить последние очаги сопротивления большевикам. В этих условиях, когда потребовалось обоснование более широкой автономии для Белорусской Советской Республики в составе Советского федеративного государства, возникает белорусская националистическая концепция "Белорусской Литвы" ("белорусского государства". Эта теория в основном базируется на игре слов, привлекая в качестве инструмента древнюю путаницу с этнонимами. Адепты этой теории правильно утверждают, что в древности предки части белорусов (надо думать, радимичи и кривичи) назывались литвинами. Отсюда (фактически: из игры слов) делается вывод, что Вел. кн. Лит. изначально формировалось как государство белорусов. В 20-е годы эту теорию развивали В. Довнар-Запольский и В. Ластовский, самые известные из её сторонников. Кроме этнонипов и топонимов, они опирались на тот факт, что исторические источники не только не подтверждают литовского завоевания белорусских земель, но, наоборот, свидетельствуют о завоевании белорусским Новогрудским (Новогородским) княжеством этнических литовских


Стр. 94

земель. В последнее время (М. Ермалович) эта концепция была подкреплена экстравагантной теорией о том, что, в отличие от современной Литвы, летописная Литва находилась на территориях современной Беларуси (между Слонимом и Молодечно), и, таким образом, являлась частью земель, где возникал белорусский этнос. И тут широко привлекается терминологическая, топографическая путаница.

Из других работ этой категории выделяется книга Алеся Кравцевича, где утверждается, что "началом ВКЛ стал заключенный около 1248 г. союз восточнославянского города Новогрудка с балтским нобилем Миндовгом" [79].

Ж. Теория о первом в истории Европы полиэтническом государстве нового типа, какое представляло из себя Вел. кн. Лит., впервые появилась, очевидно, в моей собственной книге "Бобруйск" версии 1981 года. Там я настаивал на том, что, по меньшей мере, белорусы, евреи и поляки пользовались в этом полиэтническом государстве широкими правами, культурно-религиозной автономией и не исключались из государственной, военной, административной, хозяйственной, и др. деятельности. Прежде всего, в своей работе 1981 года я указывал на "биэтническое", белорусско-литовское (или литовско-белорусское) государство, для формирования и развития которого оба этноса сыграли ключевую роль. Я отмечал, что в природу полиэтнического государства не укладывается только роль и статус Украины, превращённой Вел. кн. Лит. в свою "сырьевую" и "мытовую" колонию. Именно это и погубило государство, принеся оттуда (с Украины) его погибель.

Если бы экспансия "полуфеодалов" Вел. кн. Лит. была направлена не на Украину, а на Московскую Русь, включив её в свой состав на "равных" основаниях, это государство, возможно, до сих пор бы существовало. Однако, если бы в княжестве жило подавляющее большинство славян, к тому же не католиков, а православных, это могло со временем привести к серьёзной дискриминации самих литовцев и потере статуса кво. Соответственно, и полиэтнический характер государства мог и в этом случае исчезнуть.

В той, давней, версии своей работы, я не ограничивал область формирования Вел. кн. Лит. верхним Понеманьем, а утверждал, что в первой половине XIII в. возникло белорусско-литовское государство, хоть и с центром в Новогородке (Новогрудке), но с родственными, дружественными и тяготевшими к слиянию с ним "ответвлениями" в Гродно, Бресте, Слуцке, Минске, Смоленске, и т.д. Именно эта обширная территория была "зародышем" будущей многонациональной державы, которое получило название "Великое Княжество Литовское, Русское, Жемайтское и других земель".




Стр. 95

В ранний период существования Вел. кн. Лит. под "Литвой" понималось верхнее и среднее Понеманье, а под "Русью" - верхнее Подвинье и Поднепровье (куда относится и Бобруйск). То, что сегодня понимается под словом "Литва" - Жемайтия - (этнические западные литовские земли) окончательно покорена преемниками Миндаугаса значительно позже, лишь в первой половине XV века.

Можно рассматривать роль и значение протобелорусов и протолитовцев под разными углами; белорусский и литовский этногенез может интерпретироваться с точки зрения той или иной концепции: и каждый из таких "ракурсов" будет "правильным".

"Ятвяжия"
Одним из балтских племён когда-то (нас интересуют VI - XIV века н.э.) были ятвяги. Они жили там, где реки Ясельда, Мухавец, Нарев, Зельва, Сокольда, на части Беловежской пущи, и где потом выросли славянские города Брест, Кобрин, Белая Вежа, и другие. Многие потомки ятвягов так и живут на этой территории до сих пор, даже не зная, кем были их предки. Условно можно назвать эту область "Ятвяжия".

"Литва" и "Русь Литовская"
Восточная и северо-западная оконечности белорусского Полесья, территории от Минска до Вильно (Вильнюса) и Трок (Трокая), и от Гродно до Пинска и Новогрудока, и от Новогрудка до Бреста, Бялой Подляски, Белостока - все эти земли называлась "Литва". По мере ассимиляции пра-литовцев предками белорусов на этой территории возникли преимущественно славянские города Гродно, Слоним, Барановичи, Слуцк, Вильно, Лида, Крево, Волковыск, и другие. На какое-то время (на несколько веков) название этого региона "Литва" было заменено на "Русь Литовская". Имена "литы" и "Литва" не случайно созвучны. Значительная часть белорусов (кривичи и радимичи): этнос, образовавшийся из слияния славян и балтов. Согласно одной из концепций, литы были многочисленным племенем, частью ассимилированным предками белорусов, а частью мигрировавшим (а не вытесненным славянами, как полагают некоторые) севернее. С ними связаны названия Литва, а позже Русь Литовская.

"Белая Русь"
Земли вокруг Полоцка, Витебска, Орши и Смоленска издревле назывались Белая Русь.

"Жемайтия" (одна из версий)
"Треугольник" Алитус - Вильно (Вильнюс) - Ковно (Каунас) некоторые связывают с понятием "Земля Жмойтиская", или Жемайтия (Жмойт). Однако, другие территорию Жемайтии расширяют от Вильно, через Коуно, Вялены, Расиены, до


Стр. 96

Мемеля (Таллин). В таком, расширенном, варианте, Жемайтия занимает часть земель, которые приписываются Жмуди. По мере распространения сюда славянских племён и основания здесь преимущественно славянских городов, этот регион получил ещё одно название - Деволта.

"Жмудь"
От Ковна до Балтийского побережья, длинной вытянутой полосой, через Упиту, Митаву, Ригу, лежала Жмудь.

"Нальшанская земля"
За землями на северо-восток от Вильно, до Полоцка, Витебска и Браслава, где лежали города Свир, Вилькамир, Ошмяны, Ворняны, Логойск, Лукомль, Свираны, Медники, Крево, Сморгонь, Гольшаны, на какое-то время закреплялось называние "Земля Нальшанская".

Если принять эту классификацию за некую этно-географическую "отправную точку", видно, что этногенез литовцев и белорусов связан с одной и той же территорией.

Если связать два этнонима, которые, одновременно, являются названием двух стран, с географической территорией их формирования, то мы увидим, что и Литва, и Белая Русь - обе эти географические области относятся к территории современной Беларуси.

Если верна концепция, согласно которой многочисленное племя литов проживало некогда в северной части Руси Литовской и Нальшанской земли (просмотрите изложенную выше классификацию), то это значит, что оба этнических ядра, из которых сформировалось Великое княжество Литовское, обитали на одной и той же территории, и между ними никогда не существовало чётких границ. Точно так же не существовало чёткого разделения между германскими (пра-немецкими и пра-скандинавскими) племенами и славянами. Именно поэтому ассимиляция славян немцами интенсивно шла целое тысячелетие, и сегодняшний северонемецкий народ (в отличие от австрийцев) - это смесь германцев и славян. В каждом немце есть доля славянской крови. "Повторения Великой Литвы", объединения литовцев, германцев и славян в рамках некой новой сверхдержавы, смертельно боятся Мировая Еврейская, Американская и Британская империи, делая всё возможное, чтобы натравить друг на друга разные славянские народы, германцев на славян, литовцев на славян, и т.д.

Многочисленные примеры подобного симбиоза и его вариантов услужливо предоставлены самой матушкой Историей. Это империя Миндовга и его наследников, варяжский (славянско-скандинавская вольница) элемент в русских


Стр. 97

дружинах и среди русских князей (однако, не называем же мы Киевскую Русь государством викингов!), монархические династия потомков гольштинских немцев в Московии и Российской Империи. Другие примеры: это Литва в составе Российской империи, потом СССР, и Восточная Германия в зоне влияния России (член Варшавского Договора). Поволжкие немцы сохранились как этническое меньшинство, сохранили свой язык и культуру; литовцы, несмотря на все перипетии в составе России, тоже не вымерли; и они сохранили свои исторические памятники и корни, язык и культуру; Восточная Германия в составе Варшавского Договора была весьма преуспевающим государством, не считая последних лет её существования, когда из-за фактической победы НАТО её хозяйство и социальная инфраструктура были в значительной мере разрушены. После слияния обеих Германий это разрушение только усилилось, чего не сделал даже Сталин.

Самым пострадавшим от присоединения к России этносом оказались белорусы, которых постиг геноцид и самые жестокие преследования. Эти беды обрушились на них именно в связи с тем, что они являлись конкурентами Московии (и её наследницы, "Петербургской Руси") в деле объединения славянских земель. Это ещё одно косвенное доказательство биэтнической природы ВКЛ. Тем не менее, даже они не исчезли, сохранив, пусть в значительной мере русифицированный, но оригинальный белорусский диалект, самоидентификацию, письменность и культуру.

Пока сегодняшние родственники русских и белорусов (славяне, литовцы, германцы (и скандинавы) возопят, им предстоит на собственной шкуре убедиться, что такое жить под еврейской властью (в зоне влияния Британо-Американской империи), и увидеть, что станет под этой властью с их численностью, языком и культурой.

Царская Россия не возражала против сохранения "автономных" границ бывшего Великого княжества Литовского в рамках Северо-Западного края. Такое губернское деление способствовало сохранению прочных культурных связей между населением Литвы и Белоруссии, чем не преминули воспользоваться враги (усилившие брожение и помогавшие из-за границы ряду "справедливых", "освободительных" восстаний). Советская Россия усвоила этот урок, и "развела" родственные друг другу этносы "по отдельным квартирам". То же самое делал и делает Запад, который не может забыть идеологической победы Литвы и её неуклонного расширения. Она считалась самой свободной страной в Европе, куда многие бежали не только из Московии, но и с Запада. Не только белорусов, но и латышей, народ, ещё более близкий литовцам по культуре, происхождению и языку (балтское племя) на века превратили в плацдарм для нападений на Литву, сделали самыми враждебным ей государством. Что же касается истории, то в ней белорусским и литовским националистам неуютно, как в тесной общей кухне бывшей коммуналки. Но тут уж ничего не поделаешь. (80)
Стр. 98

10.
"...tamże pojedynkować mi przyszło z baronem Grotem.
Ujeżdżaliśmy się z pistoletami na koniach, Bóg mi poszczęścił,
żem go zwyciężył... "
Bogusław Radziwiłł


Так же, как пример случая, описанного Б. Радзивиллом, примеры развития государств дают нам несметное количество вариантных и разнообразных возможностей, природа которых лежит в сфере теорий хаотического движения. Вчерашний друг становится врагом и противником; вчерашние друзья съезжаются на дуэли, верхом, с пистолетами в руках. Иногда судьба "дуэли" определена заранее, но в огромном большинстве случаев Господин Случай решает (намеренная тавтология), кого пощадить - poszczędzić, - а кого сделать жертвой. Века побед того или иного государства и его расширения сменяются неудачами, поражениями, иностранной оккупацией, когда судьба народа висит на волоске, а, бывает, исчезновением державы и разделом её территорий между другими (так сказочные дикие звери делят тушу убитой жертвы).

Более гармоничные взаимоотношения между этносами, складывающиеся в рамках полиэтнического государства: это всегда временный феномен, срок жизни которого определён границами исторических эпох и событий. Великое княжество Литовское: это единственный и уникальный европейский опыт, ничего подобного которому так и не сложилось. И то, что он продержался с XIII вплоть до первой половины XVI века: ещё более уникальное явление. Конечно, взаимоотношения между этносами, концессиями и религиями в Вел. кн. Лит. (ВКЛ) были далеки от идеала, но идеала как такового не существует. Полиэтнизм ("космополитизм") Византийской империи также имел множество проблем, как и национальные автономии Советского Союза, который был в какой-то степени наследником ВКЛ.

Интересно в этом плане послание Гедимина францисканским монахам, где явно подчёркивается полиэтническая природа ВКЛ.

Если Миндовг по праву считается основателем и архитектором Великого княжества Литовского, то именно с его наследника и преемника Гедимина начинается мощь и величие этого государства, вскоре ставшего крупнейшим и самым могущественным в Европе. Богатству и влиянию ВКЛ не в последнюю очередь способствовало привлечение финансовых средств и активности евреев и разных католических орденов (францисканцев, иезуитов, и т.д.). Примером тому является письмо Гедимина мая 1323 года. Это исключительно важное послание, с которым связаны судьбоносные для ВКЛ события. В нём нас интересует 1) упоминание Новогрудка (Новогородка), что в очередной раз свидетельствует об


Стр. 99

исключительно важном его значении; Гедимином Новогрудок назван в качестве "второй" столицы ВКЛ, "следующего" по значению (после Вильно) города княжества; 2) акцент, поставленный Гедимином на многонациональной природе государства. Надо обязательно добавить, что несмотря на исключительную заинтересованность в приглашении францисканцев, что должно было вдохнуть новую жизнь в образовательную, юридическую и прочие сферы, Гедимин считает необходимым сделать неприятный для францисканцев намёк об обязанности уважать многонациональность княжества, а также статус и права всех его этнических и религиозных групп. Фраза "к которым назначьте в этом году нам четырех братьев, знающих польский, земгальский и русский языки" (т.е. польский, литовский и белорусский), помимо её прочих коннотаций, имеет и такую.

Копия, снятая 18 июля 1323 г., хранилась в КА; ныне - в Гёттингене (cM.Regesta, p. II, N 524)

Приводится по изданию LUB, Bd. II, N 689. Основание датировки - в тексте.

ас ruthenicum - В. Г. Васильевский, стр. 159, считал это чтение верным, ссылаясь на: utraque lingua (A. Theiner, № 296 - в грамоте папы), ср. К. Forstreiteri, S. 244, Anm. 18.

6. 26 мая 1323 г. Послание Гедимина монахам Ордена миноритов (францисканцев)

Гедимин, промыслом божьим король литовцев и русских, правитель и князь Земгалии, верующим во Христе мужам и отцам досточтимым и благочестивым, священнослужителям, стражам и пастырям и всем остальным братьям миноритам, рассеянным по всему миру, а в первую очередь священнослужителю Саксонии и всем остальным братьям, желает здоровья и постоянного преуспеяния.

Мы хотим, чтобы вы знали, что мы направили наше послание высочайшему отцу нашему господину Иоанну, первосвященнику апостольского престола, чтобы он споспешествовал нам, как и остальным своим овцам, достигнуть тучного пастбища. Вследствие этого мы получили ответ, что скоро придут его легаты, промедление которых вызывает у нас бесконечную досаду, чтобы тем скорее привести в исполнение дело господне и побороть заблуждение, вводящее в соблазн.

Мы хотим через вас и ваших братьев во всех городах, местах и деревнях объявить всем наше желание и поощрить народ спасительными наставлениями, чтобы [то], что оросил господь, произросло и было пожато и поместилось на небесах с блаженными. Мы же приглашаем епископов, священников, духовных лиц любого Ордена, в особенности вашего, которому мы уже выстроили две церкви, одну в нашем королевском городе, именуемом Вильно, другую в Новогородке, к которым


Стр. 100

назначьте в этом году нам четырех братьев, знающих польский, земгальский и русский языки, такие, какие теперь есть и были [прежде]; а также [мы приглашаем священников] Ордена проповедников, которому мы предоставим в скором времени церковь. Мы исключаем, однако, [из числа приглашенных] тех духовных лиц, которые, нещадно губя свои души, торгуют во вред государям обителями и жизнью духовенства.

Также общаясь с народом и братьями, уведомляйте ради нашей любви [к вам] в городах, местах и деревнях, что рыцарей и оруженосцев мы обеспечим доходом, а купцам, мастерам, тележникам, серебреникам, соледобытчикам и, равно, ремесленникам любого состояния [предоставим] возможность свободного входа в нашу землю и выхода [из нее] через земли князя Мазовии господина Бонислава [без] всяких налогов, торговых пошлин, без несправедливых посягательств на дорожные повинности, совершенно беспрепятственно.

Написанное здесь мы сохраним неизменным, потому что наше слово останется твердым как сталь.

В свидетельство этого мы почли нужным прикрепить к настоящему посланию нашу печать [такую же, как та], которую мы [привесили к грамоте и] послали господину апостольскому наместнику и нашему святейшему отцу и которую теперь крестоносцы предали огню, чтобы оскорбить это посольство.

Поносящих эту печать и то, что написано здесь, мы в этом послании считаем последователями ложной веры, злобными и коварными еретиками.

Дано в Вильне, в лето господне 1323, в самый день тела Христова.

Когда послание будет прочитано священнослужителем и стражами, пусть его перешлют в другую область и пусть все братья неустанно молятся за короля, детей его и королев и все королевство, дабы господь завершил то, что начал.
(конец письма)


Хотя следующее утверждение определённо вызовет множество опровержений и негативных оценок, нам кажется, что о "равном" значении белорусских и литовских земель свидетельствует и линия основных укреплений, возведенных по указам Гедимина и в его время - Гродно-Новогрудок-Лида-Крево-Медники-Вильно-Троки-Ковно, - что оберегала находящиеся в глубине страны земли Вел. кн. Лит. от тевтонских "рейзов". Кроме того, как сами укрепления, так и тот факт, что именно эти области наиболее страдали от набегов (а, значит, считались наиболее важными также и захватчиками) свидетельствуют об их значении.


Стр. 101

Любой, мало-мальски знакомый с военной тактикой, поймёт, что эти укрепления строились для отражения набегов, но не в качестве плацдарма для наступательных действий (набегов на Орден). А вот примерами наступательного плацдарма могут служить Полоцк, и позже (против Московской Руси) Бобруйск.


11.

После трагической смерти Миндовга Великим князем стал его сын Войшелк (княжил в 1264 - 1267 годах). Именно он завоевал, присоединив к своим владениям, балтские земли Нальшаны - Деволтву. Он же окончательно объединил вокруг себя Новогрудскую, Пинскую, Витебскую и Полоцкую земли. Таким образом, он и создал ядро державы. Почти все восточнославянские земли вошли в состав его державы мирным путём, через заключение договоров или в результате брачных союзов. Соседствовавшие между собой балтские и восточнославянские (современные литовские и белорусские) земли и образовали Княжество Литовское, Русское и Жемойтское, политерриториальное географически (политически) и полиэтническое по природе и статусу. В великую державу княжество превратилось благодаря историческому, культурному и политическому наследию, полученному от государств-княжеств, которые существовали на территории Беларуси в X - XIII веках.

В конце XIII столетия Вильня по своему значению сравнялась со значением Новогрудка, а позже становится столицей Вел. кн. Лит. Дискуссии и споры по поводу "славянского происхождения" Вильни длятся десятилетиями, и, вероятно, никогда не утихнут. По нашему разумению, ассимиляция двух этносов друг другом шла столетиями вдоль всего фронта их соседства, с полным растворением балтов славянами на территории белорусского Полесья. Ассимиляция балтов предками белорусов медленно, но неуклонно подступала всё ближе и ближе к берегам Балтики, хотя, как нам представляется, в отдельных очагах этого явления временами шёл и обратный процесс. Район Вильни (в польской версии - Вильно, а в литовской - Вильнюс) как раз и являлся той самой областью, где в процессе взаимной ассимиляции формировался новый этнос, что сопровождалось иногда несколько иным процессом: ассимиляцией литовцами белорусов.

Вообще, взаимоотношения между двумя этими этносами должны очень тщательно изучаться, т.к. представляют собой уникальный феномен одного из этапов этногенеза, удивительным образом растянутого на тысячелетие. Исходя из исторических аналогий, белорусы и литовцы должны когда-нибудь "рассоединиться" (в ходе "исторического" размежевания), причём, процесс этого "рассоединения" будет болезненным и непростым; либо слиться в один новый этнос, не существовавший прежде.


Стр. 102

Из летописных источников известно о высылке или бегстве в 1129 году полоцких князей, и, среди них, виленского князя Ростислава Всеславича, в Византию. Именно с этими известиями некоторые теории связывают происхождение Миндовга (Миндаугаса). Считается, что какая-то дополнительная часть славян (кроме кривичей, селившихся там и ранее) осела в районе Вильни после походов Великого киевского князя Мстислава в 1130 и 1131 годах на Литву (81).

"НАЧАЛО ГОСУДАРЕЙ ЛИТОВСКИХЪ".

"Въ лето 6637 (1129) прииде на Полоцкие Князи на Рогволодовичи Князь Великий Мстиславъ Володимировичь Мономашь и Полтескъ взялъ, а Рогволодовичи за бежали въ Царьградъ. Литва въ ту пору дань даяше Княземъ Полоцкимъ, а владома своими Гетманы, а городы Литовские тогда, иже суть ныне за Кролемъ, обладаны Князьями Киевскими, иные Черниговскими, иные Смоленскими, иные Полоцкими, и оттоле Вильня приложишася дань даяти Королю Угорскому за страхование Великаго Князя Мстислава Володимировича; и Вильняне взяша себе изъ Царяграда Князя Полоцку Ростислава Рогволодовича детей Давила Князя, да брата его Молковца Князя; и той на Вильне первой Князь Давилъ, братъ Молковцевъ большой".

"А дети ево Видъ, егожъ люди волкомъ звали; да Ердень Князь".

"А Ерденевъ сынъ крестился, былъ Владыка во Твери, которой на Петра Чудотворца волнение учинилъ; звали его Андреемъ; писалъ на Чудотворца лживыя словеса".

"А у Молковца Князя сынъ Миндовгъ".

Также обращалось внимание на то, что Столпы Гедимина - не что иное, как родовой герб Полоцких князей, что подтверждается точно таким же знаком на Печати Ивана Васильевича >IV" Грозного ("Печать Полоцкая" 1570-х годов). В свою очередь он является гербом Всеслава Брячеславича (Чародея).

Если на самом раннем этапе возникновения Вильни славянский элемент играл существенную, или даже главенствующую роль, это всё же не даёт нам основний называть Вильню славянским городом. Этимология происхождения топонима "Вильня" разбиралась известным исследователем Топоровым. И тут возникает ещё один интересный момент. Славянский и литовский корень слова "виться" ("извиваться") похожи, что в очередной раз иллюстрирует многомерность проблемы. К. Буга и М. Фасмер объясняли название реки и, от него, города литовским словом vieloti ("вить", "виться", "извиваться"; и производное - viela: "проволока" (82). Следовательно, в какую сферу бы мы ни переходили, и в каком бы направлении ни двигались, "отделить" предков современных белорусов и


Стр. 103

литовцев друг от друга в широком смысле (в частных областях это, конечно, возможно) мы не можем.

Существует мнение, что славянский элемент всегда преобладал в окрестностях Вильни, и, на первый взгляд, это подтверждают топонимы и гидронимы: за Вильной к востоку лежит Алтария (позже Заречье), Поповщизна и Поплавы; к западу Имбары и Сафьяники. Литовские традиционалисты считают, что Кривой город основал Гедимин; тем не менее (не без основания!) исследователи высказывают большие сомнения по этому поводу. Название "кривой город" связывается с кривичами, потомками смешавшихся между собой литовцев и белорусов. Племя кривичей когда-то воздвигло замок на Кривой горе, позже переименованной в Лысую. Лысой горой в Вильне в XVI веке называлась гора Алтария, что в свою очередь состоит из трех частей - Бекеша, Крестовая и Столовая.

Западнорусские летописцы XVI века пересказывают историю замка, называвшегося, как и сама гора, Кривым. В 1390 году замок был разрушен (83).

Археологические раскопки поселения на Алтарии отнесли его к XIII или XIV веку, и археологи считают, что это - древнейшая часть Кривого города. Таким образом, Кривой город на самом деле находился за Вильной, в восточной части современного Вильнюса, а это подтверждает присутствие тут до Гедимина кривичей, считает Топоров (84).

Если Вильня впервые упомянута в грамоте Гедимина 1320 года, термин "вильняне" появляется лишь под записью 1132 года: "… вильняне приложися дань давати королю Угорскому за страхование великого князя Мстислава Владимировича…".

Во время противостояния между Ягайлой и Витовтом Кривая гора и Кривой город упоминаются несколько раз. Витовт, совместно с крестоносцами, поддерживавшими его, осадил Вильню в 1390 году. Тогда как другие укрепления Вильни им взять не удалось, Кривой город был всё-таки взят и сожжен. Йоган (Ёган) фон Посильге в своих хрониках назвал укрепления Криво-Города "самым высоким замком в Вильне". И действительно, Кривая гора (Алтари) выше Верхнего замка (на горе Гедимина) на целых 20 метров, и выше Нижнего замка на 75 м. Высота Кривой горы (Алтари) над уровнем моря - 165 м, и над уровнем речки Вильни - свыше 75 м.

Ян Длугош, польский историк XV века, описывает события 1390 года в трагических, драматических тонах. По его словам, Кривой замок пал из-за измены. Последствия его взятия врагом оказались катастрофическими. В огне и от



Стр. 104

бесчеловечности врагов погибло 14000 человек. Верхний замок, в свою очередь, не сдался, успешно обороняясь, и там литовцы совместно с поляками уничтожили множество крестоносцев. Из числа погибших в Кривом-замке (14 тысяч человек) и других косвенных фактов понятно, что вместе с воинами-защитниками в крепости погибло большое количество мирных жителей. Если это так, то Вильня была для своего времени очень крупным городом, раз в одном только в Криво-Городе укрылись от крестоносцев 14000 человек (но ведь и в других замках от нашествия укрывалось население). Такой крупный город не мог возникнуть "сам по себе" в короткое время, а, значит, он наверняка существовал задолго до Гедимина.

Жалоба Ягайлы подтверждает это предположение. Ягайло пишет, что в Криво-Городе "...много тысяч вооруженных и других знатных и простых людей обоих полов собрались для обороны замка и прибежали спрятаться". В своей хронике, Виганд описывает следующую осаду - 1394 года, описывая сражение на месте сожженного Криво-Города. После 1390 г. Кривой город не отстраивался.

Следы большого пожара 1390 года обнаружены (верхний пласт культурного слоя) во время раскопок, проводившихся на площади 500 кв. м в 1933 и 1939 годах археологами Владимиром и Еленой Голубовичами на горе Бекеша (часть Кривой горы (Алтарии). Раскопаны остатки шести дворов XIV в. В пласте, лежащем под верхним, найдены предметы, относящиеся к XIV веку, и следы пожара, связываемого с более ранним нападением крестоносцев (тогда Крыво-Город не взяли, но часть его сгорела). Найденная в нижних пластах керамика аналогична керамике славянских курганов XI-XIII вв. В 1940 г. Голубовичи выявили в нижем пласте культурного слоя на горе Гедимина, у основания северной башни, древнее городище балтов (характер находок аналогичен находкам на балтских городищах V-VIII веков). Балтское городище было уничтожено пожаром, и гора на несколько столетий обезлюдела. Новое поселение было уже славянским, т.к. характеризуется керамикой аналогичной керамике славянских курганов XI-XIII веков. Были найдены также стеклянные браслеты, привезённые сюда из Киева.

Позднее (85) археологи установили, что первый каменный замок на горе Гедимина возник ещё в XIII веке. С XI по XII век на территории Нижнего замка находилось поселение городского типа. От него, в честности, остался деревянный настил улицы, который с помощью радиоуглеродного анализа датировали началом XI века.

Славянский Вильнюс: это ещё и древние православные церкви, о которых известно, что они существовали до Гедимина, а при нём была построена ещё одна, Николаевская церковь, хотя не знают, где она находилась. О церкви на Верхнем замке известно со времен Ольгерда. Позже её перестроили в католический собор - Мартиновский "костел". При Ольгерде построены Пречистенская, Троицкая и


Стр. 105

Святодуховская церкви. Известно о русских монетах разных эпох, найденных при раскопках в древней части Вильна (86).

Много путаницы и неверной интерпретации археологических данных вызвало ошибочное мнение о том, какого типа защиту носили на себе русские воины. Считалось, что они имели только кольчужные одеяния определённого типа. Однако, новая классификация и идентификация, сделанные А. Ф. Медведевым, изменили привычные представления. Он внимательно изучил панцирные пластины из Новгорода и других мест, опубликовав своё исследование. После этой публикации список находок удвоился, если не утроился. Русские панцири IX - XIII веков поступают из разных мест (18 раскопов по всей территории бывшей Древней Руси). У Медведева одно из них, как указывают, ошибочно обозначено как Олельково городище. 270 доспешных пластин IX - XIII веков: это то, что осталось от примерно 26 панцирей. Особенно важную роль сыграли находки древнерусских панцирных доспехов во время раскопок в Висби. Тем не менее, кольчуги были преобладающим видом боевого прикрытия тела, до второй половины XIII века (по соотношению количества находок) превышая панцирную защиту примерно в 4 раза.

Интересно (и это подтверждает многое, что нами говорилось об этом регионе), что древнейшие находки сделаны в Белорусском Полесье (Хотомель). Почти такой же древности находки в Плеснеске и Алчедаре, где обнаружена мастерская изготовителя доспехов X - XI веков, и в ней - инструменты, пластинки и кольчужные кольца. Для подтверждения наших концепций очень важно, что количество находок, связанных с эпохой Миндовга и его сына Войшелка, нарастает, как снежный ком, и что панцирные доспехи в основном были распространены в больших северорусских городах, таких, как Новгород, Псков, Минск, Новогрудок, Смоленск.

--------------------------------------------------------------------------------
--------------------------------------------------------------------------------
===================================================



ПРИЛОЖЕНИЯ к ГЛАВЕ ВТОРОЙ, РАЗДЕЛАМ 1 - 5:

  • 1) ССЫЛКИ * СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
  • 2) Географический указатель
  • 3) Указатель имён
  • 4) Терминологический справочник
  • 5) Географические карты
  • 6) Иллюстрации




    ДАЛЬШЕ
  •