Стр.
53
Лев ГУНИН
БОБРУЙСК
ГЛАВА
ВТОРАЯ
РАЗДЕЛ
ВТОРОЙ
ЛИТОВСКО-БЕЛОРУССКАЯ
ОБЩНОСТЬ
1.
XII
- XIII в. в.: Первые письменные упоминания о Литве - в Кведлинбургских
(Quedlinburg - город в сегодняшней Германии, в округе Галле, на реке Боде
(бассейн Эльбы, северные предгорья Гарца) и славянских хрониках (1009):
сообщается, что языческая Литва граничит с Русью, и от Жемайтии (современной
Литвы) находится к востоку. Русские походы на Литву не принесли большого
успеха, однако, великие киевские князья продолжали посылать свои отряды для
борьбы с литовскими дружинами. В начале XII века языческие литовские племена
были вынуждены платить дать Полоцку; среди этих племён упоминаются семигаллы,
куроны (корс), жмудины, земгала и летты (лэтты).
В 1131 году Мстислав Великий (Рюрикович; старший сын Владимира Мономаха, великого
киевского князя (1076 - 1132) напал на Литву и награбил много добра. Когда он
возвращался домой, литовцы неожиданно атаковали его обоз и сопровождавший его
отряд, одержав победу. Русские хроники постепенно наполняются сообщениями о
нападениях литовцев на соседние страны. Они пишут об увеличении численности
литовского населения, и о том, что литовцы собрали такую большую армию,
"какой никто не помнит".
Тем
не менее, взаимоотношения Литвы с Русью вряд ли можно назвать противостоянием.
Рюриковичи заключали союзы с литовскими князьями против других Рюриковичей,
вовлекая их в свою внутреннюю феодальную междоусобицу. Литовские дружины и по
своему собственному почину совершали нападения на богатые русские города: на
Полоцкое княжество, на Псков и даже на Новгород (начало 1180-х). Однако, они
никогда не стремились к войне с Русью, и стычки на северо-западных окраинах
Руси в основном сводились к захвате добычи. Зато для западных соседей -
Эстонии, Пруссии и немецких княжеств - литовцы представляли серьёзную угрозу. В
1185 году они совершили успешный поход против Ливонии, после чего в Ливонии
были выстроены укреплённые замки. Считается, что к тому времени уже
существовали Каунас, Тракай и Кернаве (две древние столицы Литвы).
В XII и XIII веке процесс литовско-белорусского объединения стал перекрывать
феодальную раздробленность и княжеские междоусобицы. Образовавшееся
"совместное" литовско-белорусское государство, с белорусским языком и
письменностью в качестве общепринятых ("государственных"), имело
несколько названий: Русь; Великое княжество Литовское, Русское и Жемайтское; и
др. На литовском языке:
Lietuvos Didžioji
Kunigaikštystė,
на древнелитовском:
Стр. 54
Didi Magnus Ducatus Lituaniae (24).
Во времена своего
наивысшего могущества, Великое княжество Литовское простиралось от Балтики до
Чёрного моря, и от сегодняшней Восточной Польши (включительно) до Смоленщины
(включительно) и восточнее). В него входили Беларусь, Украина, Приднестровье и
часть Молдавии, Крым, и другие земли.
В
XII - XIII веке начинается усиление могущества Тевтонского и Ливонского
орденов, и нападения тевтонских рыцарей на литовские и польские земли, на Белую
и Чёрную Русь стали происходить всё чаще и чаще. В этих условиях
противопоставить им нужно было большую силу централизованного государства.
Князь
Миндаугас консолидирует в своих руках власть, борется против феодальной
раздробленности, и провозглашает себя правителем Литвы (великим князем). В 1253
году состоялось его коронация. Начиналось объединение литовских земель.
Настойчивым и фанатичным проводником этой миссии как раз и стал Миндаугас
(Мндовг, Mendog, или Mindows).
К
XIII в. письменные источники упоминают уже более 40 городов Белой Руси, в том
числе Брест (1019 г.), Витебск (1021 г.), Минск (1067 г.), Борисов (1102 г.),
Слуцк (1116 г.), Гродно (1127 г.), Гомель (1142 г.), Новогрудок (1252 г.),
Слоним (1252 г.), и другие. Создать костяк державы из Литвы, где городов всё
ещё почти не было, и Белой Руси (Беларуси), с её развитым градообразованием и
укрупнением: это была очень мудрая идея, и Миндаугас приступает к её
осуществлению.
Забегая
вперёд, мы должны "раз и навсегда" прояснить: никакого ЗАВОЕВАНИЯ
Беларуси Миндовгом (Миндаугасом) не было; НИ ОДИН подлинный документ не
упоминает ни о каком завоевании. А отсутствие сведений о завоевании лишает
сторонников "чисто-литовского" происхождения Великого княжества
Литовского и Русского каких бы то ни было внятных аргументов.
Стр.
55
2.
Происхождение
Миндаугаса остаётся загадкой. Русские, немецкие, польские и ливонские летописи,
в которых Мигдаугасу уделено много места, ничего не пишут о его корнях.
Исторические хроники упоминают Керниса, сына Куна, который основал первую
столицу Литвы - Кернаве. Первым литовским правителем, носившим княжеский титул,
хроники называют Рингольда или Римгаудаса (Renkold; его имя встречается с 1226 года).
Рассматриваются 3 основные версии происхождения Рингольда: 1) он из племени римлян; 2)
скандинав; 3) из рода Полоцких князей. Судя по многим косвенным фактам, третье
предположение выглядит вполне убедительным, хотя и может претендовать на роль
аксиомы. Позже появилась ещё одна версия: он из балтов. Ни одна из этих версий
не может быть ни доказана, ни опровергнута. Однако, сторонники белорусского
происхождения "первого литовского князя" утверждают, что Рингольд,
его сын Миндаугас, и брат последнего, Эрдзивилл, вероятно, были христианами по
рождению, и крещены по православному обряду, так как были из рода Рюриковичей,
Полоцких князей.
Адам Киркор (25) пишет:
"Воскресенская
летопись говоритъ, что, когда въ 1128 г. вел. кн. Мстиславъ Владиміровичъ
покорилъ Полоцкую земдлю, и все князья полоцкіе, т. е. три сына и два внука
Всеславовы, съ женами и детьми отвезены были въ Константинополь, "Вильняне
взяша себе изъ Царьграда полотскаго Ростислава Рогволодовича, детей Давила
князя, да брата его Мавкольда князя и той на Вильни прави князь Давилъ...
" - Къ этому летописецъ присовокупляетъ: "а Мавкольда князя, сынъ
Миндовгъ". Миндовгъ, как уверяютъ, былъ сыномъ Рингольда и располагалъ
большими силами около 1235 г. Следовательно, здесь или имена перепутаны, или же
былъ другой Миндовгъ. В греческихъ хроникахъ ничего не упоминается объ этомъ
бегстве князей Полоцкихъ. Можеть быть, они бежали въ Литву, можетъ быть отъ
нихъ происходитъ и Рингольдъ, игравшій только роль язычника?"
Рингольд
"собирает" литовские (Литва, Жмудь, ливы и куроны) и славянские земли
и племена, не делая никакого различия, как если бы литовцы и славяне были одним
народом. Он переносит свою столицу в Новогрудок, в глубь Беларуси, где в то
время нет литовского населения и никто не говорит по-литовски. Рингольд со
своей ратью был под Полоцком, Псковом и Новгородом, добиваясь признания своей
власти. Именно его сыном и был Миндаугас.
Противники
этой версии, конечно же, станут отрицать и существование Вильни (Вильнюса, или
Вильно) в то далёкое время, и саму вероятность устройства
Стр.
56
Рингольдом
или Миндаугасом своей столицы в Новогрудке, и даже историчность, "не
выдуманность" Рингольда. Вопрос этот, и в самом деле, чрезвычайно сложный
и запутанный. Хотя, конечно, польские, литовские, белорусские, русские и
украинские националисты, каждый со своей стороны, видят эту проблему
"окончательно решённой", и отрицают, что остались ещё хоть какие-то
белые пятна.
Ввиду
большой важности и деликатности этого вопроса, задержимся на нём.
Стр.
57
3.
Итак,
могла или не могла столица ранней державы Миндаугаса распологаться в
Новогрудке? Надо заметить, что свои современные представления об атрибутах и
статусе столиц участники этого спора автоматически переносят на стародавние
времена, тем самым выдавая свою пристрастность. На самом деле, властители
раннего Средневековья легко переносили свои столицы, нередко имели две, три,
или более резиденций, в той или иной степени приближавшиеся к столичным.
Новогрудок (изначально: Новогородок) известен по Ипатьевской летописи (26).
Археологические
раскопки показали, что Новогородок (Новогрудок) и княжество, центром которого
он являлся, в XII-XIII веках достигли процветания, высокого для своего времени
уровня культурного развития и экономической стабильности. Неприступная крепость,
формообразующий центр, средоточие феодальной власти, Новогрудок сделался
богатым городом, где развивалась торговля (с балтами, скандинавами и славянами,
с Византией, Испанией и Ближним Востоком (арабским Халифатом) и ремёсла
(ювелирное дело, обработка дерева и тут же выплавляемого железа, изготовление
керамики, гончарных изделий, резьба по кости, и т.д.). Каменные (не
деревянные!) дома зажиточных горожан имели крыльцо, навес над входом и
стеклянные (не слюдяные, не пузырчатые!) окна. Такого не было даже у князей
других удельных княжеств, не говоря уже о горожанах.
Богатству
Новогрудка способствовало и то, что его торговые и политические соперники
теряли силу. Так, например, Полоцкое княжество было далеко не столь
могущественно, как раньше. В прошлом богатевшее на эксплуатации торгового пути
"из варяг в греки" (а, точнее, из греков в варяги), оно утратило
прежние источники своего процветания. Монголо-татары перекрыли путь "в
греки" (то есть, "в варяги"), и добираться "через них"
в Византию и оттуда стало слишком рискованно. С другой стороны, крестоносцы
перекрыли выход в Балтийское море, а в 1201 году основали Ригу. Борьба с
крестоносцами подтачивала силы Полоцкого княжества.
Ни
крестоносцы, ни монголо-татары не разорили и не разрушили Новогородское
княжество, и сюда стекалось множество беженцев, ремесленников, землепашцев.
Народ укрывался здесь и от принудительного обращения в христианскую веру.
Плодородные земли княжества обеспечивали возможность существования масс;
население увеличивалось и богатело.
Таким
образом, по своему экономическому и политическому статусу, и по своим
Стр.
58
потенциальным
возможностям, Новогрудок вполне мог играть роль столицы одного из тогдашних
государств, и, при этом, далеко "не последнего".
Исследователи
давно обратили внимание на такой феномен: если многие древнерусские города
присоединялись к Миндаугасу добровольно, то Литву ему приходилось завоёвывать и
усмирять силой. Отсюда вопрос: присоединял ли он города Белой и Чёрной Руси
"от имени" Литвы, или, наоборот, усмирял и подчинял Литву "от
имени" одного, двух или нескольких древнерусских городов-княжеств?
Стр.
59
4.
Летописные
известия о правивших в Новогородке князьях далеко не полные, и в эти ниши
отсутствия информации вполне вписываются Рингольд или Миндаугас (Миндовг).
Завоевание ими Новогородского (Новогрудского) княжества, на наш взгляд,
полностью исключается. Ни археологические раскопки, ни летописные источники не
подтверждают версии о таком завоевании. Кроме того, совершенно очевидно, что у
них не было в то время такой силы. Новогородок - это не Полоцк, и вряд ли общее
собрание горожан там имело возможность пригласить к себе литовского князя.
Другое дело: властное, привилегированное сословие. Оно вполне могло позвать литовского
князя к себе "на службу". Если бы Рингольд и (или) Миндовг
представили объединение Литвы как её "завоевание" и
"усмирение", на благо Новогрудку и другим древнерусским городам, они
могли получить необходимые для этого средства и военную силу. Такая помощь не
исключала присутствия собственной, литовской дружины Рингольда и Миндовга.
Новогородок
вполне подходил как удачно выбранная база для объединения Литвы.
Есть
ли указания на такой ход событий в источниках того времени? Согласно изученным
нами исследованиям, прямых указаний пока не найдено, а, следовательно, эта
версия не получает "научного обоснования". Но и "кардинально
противоположная" версия тоже никакого научного подтверждения не получает.
И, сколько бы ни ссылались сторонники одной и второй версии на
"очевидность" их концепций, ни те, ни другие не располагают ни
малейшим доказательством своей "правоты".
Согласно археологическим данным, Новогородок возник ещё в XI веке, как "местный" (т.е. белорусский, полесский, дреговичский - (27), в малой степени связанный с фактором Киевской Руси, центр (28). Его образование было ни чем иным, как расширение
"полесской цивилизации". Не случайно в Ипатьевской летописи,
описывающей поход русско-татарской рати на Новогрудок, Новогородское княжество
"причисляется" к Полесью. Как по географическим, так и по
культурно-этническим тяготеньям, Новогрудок вполне мог быть связан с Туровским
княжеством (29).
Другим
важным центром Полесья, географически тяготеющим к Новогрудку и Турову, был в
то время Пинск. Сравнительный анализ древних архитектурных сооружений Турова,
Пинска и Новогрудка выявляет определённую культурную близость (при всех
различиях), логическую схожесть (при всех различиях), и
"преемственность", идущую от некой общей традиции.
Стр.
60
5.
Возможно,
Ипатьевская летопись в столбцах 700-тых имеет в виду именно Новогрудок, а не
Новгород (Северский), когда описывает совместные действия ополчений Новогрудка,
Пинска и Турова против братьев Даниила и Василко Романовичей (поход на Каменец
в сентябре (ноябре?) 1227 года или зимой 1228-го). Трудно сказать,
руководствовался ли летописец при перечислении городов их влиянием и важностью
(политическим статусом), когда писал: "и Куряны, и Пиняны, и Новгородци, и
Туровци". Однако, географическая близость трёх последних городов, цель
похода, и локальный характер конфликта - указывают на местную, полесскую
военную авантюру, к которой Великий Новгород вряд ли имел какое-то отношение.
Надо
отметить, что волынско-галицкие князья, братья Даниил и Василко, так же, как и
Всеслав Чародей-Полоцкий, играли зловещую роль в межславянских и
славяно-литовских отношениях, всюду сея раздоры, разжигая братоубийственные войны,
захватывая заложников, вероломно нарушая данные ими обещания, и действуя на
политической арене с особым даже для того времени, изощрённым коварством. Злой
гений хранил их от смерти, тогда как лучшие, умнейшие, целеустремлённые
(одержимые благородной идеей) люди уходили из жизни один за другим в то
суровое, опасное и жестокое время.
Молва
ведёт род отца братьев Романовичей от половецких князей. Польский историк
Кадлубка, в пересказе Николая Ивановича Костомарова (Николай Костомаров,
"Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей"), так
описывает исключительную, ни с чем ни сравнимую даже в то кровавое время,
жестокость и вероломство Романа:
"По смерти Владимира, Роман, уже не по вольному избранию, а с помощью польской рати
и оружия, добыл себе снова Галич в 1198 году. (...) Роман жестоко отмстил своим
недоброжелателям в Галиче: он их четверил, расстреливал, зарывал живьем в землю
и казнил другими изысканными муками, а тех, которые успевали убежать, приглашал
воротиться, обещая разные милости. Но когда некоторые вернулись, то Роман,
сдержав сначала данное слово и осыпавши ласками и милостями легковерных,
находил предлог обвинить их в чем-нибудь и предавал мучительной казни. "Не
передавивши пчел, меду не есть", - приговаривал Роман. Он навел такой
страх на галичан, что те просили польского короля, чтобы он управлял ими сам
или через своих наместников".
Каменец, куда направила свой удар коалиция полесских князей, был одним из владений
братьев Даниила и Василко. Даниил захватил в плен малолетних (как считают
исследователи) детей Пинского князя Ростислава, и тот, в ответ, заручившись
поддержкой Киевского князя Владимира и Черниговского князя
Стр.
61
Михаила
(последний привёл с собой курское ополчение), и полесских соседей, выступил
против злонамеренных братьев. Однако, ни большой численный перевес, ни огромный
ратный опыт входящих в коалицию князей не помогли. Удача сопутствовала братьям,
которые, воспользовавшись поддержкой польского князя Конрада Мазовецкого,
выславшего отборные польские отряды, подошли к Киеву и, угрожая городу,
вынудили Владимира и Михаила согласиться на позорный и капитулянтский мир.
Пинск, судя во всему, становится вассалом братьев, и, как можно предположить,
на крайне унизительных условиях.
Владимир,
Пинский князь, принуждён участвовать в военной кампании братьев Даниила и
Василко поздней осенью 1227-го или весной 1228 года, когда братья Романовичи
отправляются в поход на Польшу, на Калиш, в поддержку Конрада Мазовецкого.
Помня о том, что (согласно Галицко-волынской летописи) отец Даниила и Василко,
Галицкий князь Роман Мстиславич, погиб на войне с поляками (1201 год, или 19
июня 1205 года; битва у Завихоста), и, зная о мстительности братьев, можно
видеть в этом истоки дополнительных мотивов для похода на Калиш.
Интересно,
что, согласно польским хроникам (Винцентия, Богухвала и Годислава Паска,
Сендживоя), летописи краковского капитула Траска, и краковскому календарю,
убийцей князя Романа был кто-то из двух польских князей, либо Конрад, либо его
брат Лестько (Лешек Белый). Вероятнее всего, князя Романа "порешил"
именно Лешек. Не исключено, что братья Романовичи имели какое-то отношение к
убийству Лестько Святополком Одовичем (по наущению Владислава), прямо на сейме
23 ноября 1227 года. Разве случайно Лестько (Лешек) погибает сразу же после
совместного с братьями Романовичами похода на Киев? Оставшись без брата, Конрад
обращается за помощью к Даниилу и Василко в борьбе за власть.
Братья
Романовичи и не могли выступить так быстро и охотно на Калиш, если бы не
планировали убийства Лестько, и не были заранее готовы к тому, что Конрад, в
ответ за помощь в борьбе против киевского, черниговского и полесских князей,
потребует "услугу за услугу" после смерти брата.
В юности Даниил, спасаясь от гнева Мстислава Удалого, бежал в Польшу, к Лестько,
и оставался под его защитой какое-то время. Оттуда он привёл поляков на Галич,
и, опрокинув союзников - русский князей - вынудил Александра Бэлзского и
Мстислава Храброго к замирению. Более того, Мстислав Храбрый отдал за Даниила
свою дочь Марию (Анну?), и в качестве приданного подарил зятю Перемышль, очень
важный в то время город с огромными связями. Таким образом, и отец Роман, и сын
Даниил неоднократно водили польские полки на Русь.
Так
как Калишская кампания состоялась вслед за победой над коалицией русских
Стр.
62
князей,
можно предположить, что Каменецкая кампания имела место примерно в сентябре
1227 года. Опираясь на сведения, изложенные в 1-й Новгородской, Ростовской,
Галицко-Волынской и Воскресенской летописях, можно сделать вывод, что Даниил
родился в 1200 году, и, таким образом, ему было тогда 27 лет. Василко, судя по
всему, был на 2 года моложе. В некоторой степени удачливость Даниила и его
дополнительные резервы объясняются тем, что он был зятем Мстислава Удалого.
Так
же, как и сам Даниил, Мстислав Мстиславич был очень воинственным, безжалостным
и одержимым "рубакой".
Те,
кто сходу отрицает центральное место Новогрудка в объединительной миссии
легендарного Рингольда и его сына (брата? вассала? наследника?) Миндаугаса,
возможно, лукавят, т.к. скрывают от читателей проблему идентификации уже
упомянутого Пинского князя Владимира (кем он приходится Ростиславу?), а также
Новогрудского князя Изяслава. Оба упоминаются в Галицко-волынской летописи, и
больше нигде. О Владимире Пинском речь идёт в статье 6738 года; об Изяславе - в
статьях 6741-6743 годов. Это одна из ключевых проблем, не решив которой,
пронационалистическая литовская историография лишается своих главных козырей.
Статья
о Владимире Пинском 6712 года, вероятно, относится к 1208 году н.э. Это первое
упоминание о князе с таким именем. Поляки, а также Ингварь Ярославич Луцкий,
Мстислав Романович Смоленский, говорится в летописи, "яша Володимера
Пиньскаго" (захватили Владимира Пинского). Статья 6737 года, которую мы
идентифицируем 1228 годом, где упоминается, между прочим, и некий Владимир
Пинский, говорит о походе братьев Даниила и Василко Романовичей на Калиш, в
поддержку Конрада Мазовецкого, т.е. посвящена тому событию, на каком мы
остановились выше.
Кратко
напомним ход событий (исторические даты в некотором отношении весьма условны, и
могут на год-два расходиться с событиями, имевшими место). 1) Присоединение к
Пинску Черторыйска в 1226 году, вызвавшее крайнее недовольство братьев Даниила
и Василко Романовичей (статья 6734 г.); 2) взятие Даниилом Черторыйска и
пленение детей Пинского князя Ростислава в начале или в середине 1227 года; 3)
обращение Даниила (которому известны дипломатические шаги Ростислава Пинского
по формированию коалиции) за помощью к польским князьям Конраду и его брату
Лестько; 4) военная кампания Ростислава Пинского и его союзников, с целью
вызволить захваченных детей (осень 1227 года; статьи 6735 года); 5)
военно-стратегическое поражение, нанесённое коалиции совместной
польско-Романовичской акцией; 6) убийство той же осенью 1227 года Краковского
князя Лестько (брата Конрада (Кондрата) Мазовецкого), и призыв Конрада к
Стр.
63
Даниилу
отплатить помощью за помощь в войне против Ростислава Пинского его союзников.
Польский
поход состоялся весной либо летом 1228 года. Даниил и Василко, и с ними их
вассал, Владимир Пинский, отправляются на помощь Конраду Мазовецкому. Очевидно,
что братья Романовичи не доверяют ему, опасаются "ножа в спину", и по
дороге оставляют его в Бресте (Берестье), под предлогом охраны города от
ятвягов (прусское племя (балты), одно время подчинённое Литве). Однако, даже
оставшись в Бресте, Владимир умудряется воткнуть Романовичам "нож в
спину". Несмотря на заключённое братьями перемирие с литовцами, Владимир
нападает на появившиеся в окрестностях Бреста дружины идущих из похода на
Польшу литовцев, и разбивает их. Ясно, что тем самым он восстанавливает Литву
против Романовичей, подвергая опасности их тылы, пока они находятся в польском
походе, и, если бы этим удалось спровоцировать литовцев на немедленный ответный
удар, Даниил и Василко оказались бы в чрезвычайно сложной ситуации.
Всё это не могли не понимать Романовичи, но Владимир так искусно провёл всю
операцию, и облёк своё непослушание в такую обтекаемую форму, что к нему трудно
было придраться: "...остависта же в Берестин Володимера Пиньского и
Угровьчаны, и Берестьяны стеречь земле от Ятвязь. В то же время воеваша Литва
Ляхы... и придоша ко Берестью. Володимер же речсе, оже есте мирни по мне есте
не мирни. И изыде на не, и Берестьяне вси избиша е".
За поступком Владимира Пинского ощущается молодое ухарство, удальство. Но ведь
между первым упоминанием о Владимире Пинском и вторым - временной разрыв в 20
лет. Неужто речь идёт об одном и том же человеке? Высказывались предположения,
что "первый" Владимир Пинский - это отец Ростислава, а
"второй" Владимир Пинский: сын Ростислава, названный по деду.
Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев (30) ссылались на Ипатьевский свод, где под записью
1190 г. есть сообщение о том, что Рюрик Ростиславичь "бысть в Пинески оу тещи своея
и оу шюрьи своея", и предложили версию, по которой Владимир и Ростислав - те самые
шурины. Рюрик Ростиславич - это может быть отец Владимира Киевского, которого насильно
постриг в 1202 году отец Даниила Романовича. Тут возникает линия давней вражды,
что вполне удачно накладывается на реальные события. Есть ли хоть малейшая
вероятность, что братом "первого" Владимира мог быть отнюдь не
Ростислав, но кто-то другой, а Ростислав Пинский - это его сын? Нетрудно
подсчитать, что это вряд ли возможно, или, по крайней мере, что такая
возможность маловероятна. И, тем не менее, по ряду соображений, не будем её
полностью сбрасывать со счетов.
Стр.
64
Мог ли быть "второй" Владимир Пинский сыном Ингваря Ярославича Луцкого
(последний находился среди князей, что захватили "первого"
Владимира). Н. М. Карамзин (с которым солидарен С. М. Соловьев) высказал
догадку, что Владимир - сын Ингваря Луцкого (31) (32). В статье
6712 г. Называются 2 Владимира: Владимир Пинский и Владимир Ингваревич. Догадка
Карамзина предполагает, что это одно лицо. В подкрепление своего предположения
выдвигаются такие аргументы: 1) речь идёт о вассальных услугах Даниилу
Романовичу, таких, как охрана Берестья, или, в случае Владимира Ингваревича,
помощь при осаде Галича; 2) последовательность упоминания этих двух имён,
предполагающая уточнение титула Владимира Ингваревича первым упоминанием
(Пинский). Однако, эти аргументы кажутся не очень убедительными.
Другое
дело: замена Ростислава Пинского, коалиция которого проиграла братьям Даниилу и
Василку, в результате чего Пинск оказался в сфере влияния братьев, на Владимира
Пинского. Понятно, что без братьев Романовичей не обошлось. Но всё, что скрыто
в летописи между строк, указывает на родство Ростислава Пинского и Владимира
Пинского. И отсюда: недоверие к нему братьев-суверенов, и поручение
"охранять Берестье", и нападение Владимира на проходивших литовцев,
по-видимому, в надежде обратить Литву против Романовичей.
Если
бы Владимир был сыном Ингваря Луцкого, то он приходился бы двоюродным братом
Даниилу, как и Всеволод Червенский, Ярослав Ингваревич Межибожский, Александр
Белзский, покойный Иван Луцкий, и покойный Изяслав (убитый в Калкской битве).
Даниил сделал Ярослава Ингваревича князем в Перемиле и Межибожье. Интересной
особенностью Даниила и его чуть ли не единственной положительной чертой было
то, что близких родственников он не убивал. Он воевал с ними, побеждал их, но
неизменно оставлял им княжеские владения (или предоставлял замену). Это
напоминает действия вожака волчьей стаи, и, значит, несмотря на кажущуюся
"моральность", восходит к животным инстинктам.
Нет,
думается, что ни Ростислав Пинский, ни оба Владимира Пинских не были
двоюродными братьями Даниила и Василка. Они могли быть другими родственниками.
Возможно, у них было общее родство по линии первых (до-киевских) туровских
князей, и тогда вырисовывается правдоподобная и логичная картина.
Но
что, если Владимир Пинский знал, каких именно литовцев он побил? Что, если
идущие из Польши литовские дружины были противниками объединителей Литвы, и,
одновременно, союзниками Даниила? Иными словами, что, если Владимир был тайным
союзником Миндаугаса и его "отца" (в кавычках или без), Рингольда.
Ведь имя Рингольда как раз и начинает встречаться примерно с 1227 (вряд ли с
1226)
Стр.
65
или с 1228 года. Связь Рингольда, Миндаугаса и Вайшелга с Новогрудком хорошо
объясняется союзничеством с Полесьем против галицко-волынских князей
Романовичей, а также стремлением сместить центр объединённой Руси из нижнего
течения Днепра и бассейна Волги на север, в землю дреговичей.
Попытки
представить укрепление Миндаугаса в Полесье простым завоеванием, которому
сопутствует порабощение завоёванных, жестокое к ним отношение, и т.д.,
искусственно сужают диапазон нюансов, искажая картину. Примеры отдельных
репрессий Миндаугаса в Литве ничем не отличаются, да и русские князья вряд ли
вели себя со своими подданными иначе. В том-то и дело, что в
"собирании" русских земель Миндаугасом есть своя внутренняя логика,
присущая человеку с "двойной национальностью" или двойным
гражданством, который любит обе родины, пытаясь их соединить; есть
"подразумевание", как сейчас говорится, "референтной
группы", т.е. ориентация на общественное мнение верхушки русского
общества. Миндаугас, как и Даниил, стремится стать во главе рода, только рода в
расширенном понимании, во главе литовского и русского (вернее, полесского)
на-рода. Ему не нужно "простое" завоевание. Ему необходимо признание
и тут, и там. Обеими "референтными группами".
Теперь
задумаемся над происхождением князя Новогородка (Новогрудка), Изяслава. Верно
ли, что это сын Владимира Игоревича, Галичского князя, который посадил Изяслава
княжить в Теребовле? Сведения о нём впервые появляются в статье 6714 г, где
описываются события, как правило, связываемые с 1211 годом. Он родился от
дочери половецкого хана Кончака (33). Статья 6716 года (1211
год) повествует, как Игоревичи (Роман, Святослав и Ростислав) попали в руки
венгров и повешены. Изяслав и Владимир спасаются бегством. Неизвестно, где они
скрывались. Туда же (где укрывался Изяслав (т.е. к Изяславу), бежит боярин
Жирослав из Галича, который поднял бояр на бунт и борьбу с Мстиславом Удалым
(статья 6734 г. (1226 и 1227 годы). Оба, Изяслав и Жирослав, позже бегут в
Венгрию, когда поход Андрея II на Галич провалился. Таким образом, Изяслав: это
сын Владимира Игоревича. Но тот ли это Изяслав, т.е. Изяслав ли это
Новогрудский?
В статьях 6741, 6742 и 6743 годов снова говорится об Изяславе. Около 1233 года на
земли Даниила хлынули венгерские полчища под началом Дьяниша. Даниил
отправляется в Киев и приводит Владимира Pюриковича, Изяслава и половцев под
началом Котяна. Изяслав свою шею под венгерские клинки подставлять не стал, а
вместо этого разграбил земли Даниила, и вернулся "к себе". Тот ли это
Изяслав, сын Владимира Игоревича? По-видимому нет. Другая линия поступков,
другая их логика, иное архетипичное мышление. Куда же вернулся этот Изяслав,
куда это "к себе"? Имея свою дружину и прямые отношения с Владимиром
Киевским, он должен был иметь и свою резиденцию. Не обязательно, кстати, вблизи
Киева. Он
Стр.
66
мог
заехать в Киев "по делам", как и Даниил. Союзник последнего,
связанный клятвой, он всё-таки нарушает клятву и грабит его земли. Не странно
ли это с точки зрения стереотипа поведения русских князей? Вероломства,
предательства и коварства и среди них хватало. Но русский князь предпочёл бы
грабежу разбой, переход на сторону врага, дезертирство, бегство, захват пленных
(заложников) или города. Обратим внимание и на эксклюзивные, как сказали бы в
наше время, отношения Изяслава с половцами.
Изменив
Владимиру Рюриковичу (Киевскому) и Даниилу Романовичу, Изяслав становится
союзником Михаила Черниговского, и примерно с 1234 года принимает участие в
бесчисленных нападениях на Киев. На выручку Владимиру Киевскому спешит Даниил,
и они совместно разоряют Черниговское княжество. Тогда Изяслав приводит
половцев, и те разбивают Даниила и Владимира в битве у
Торцьского
(владения Изяслава). Владимир попадает в плен к половцам, а Изяслав воцаряется
на киевском троне ("Изяславъ князь великий Мстиславичь седе на столе въ
Киеве".)
Об
этом сообщается в 1-й Новгородской, в Суздальской, Троицкой и Воскресенской
летописях. В Троицкой и Суздальской летописях его называют Мстиславичем, а в
Воскресенской он - "внукъ Романовъ". Такое сочетание теоретически
может иметь место только в одном случае: если Изяслав - сын Мстислава Удалого и
внук (внучатый племянник) Романа Ростиславовича, родного дяди Мстислава
Удалого. Более того, родительницей Изяслава Мстиславича и женой Мстислава
Удалого была дочь Котяна Половецкого, и, таким образом, Изяслав наполовину
половец. Отсюда и действия половцев на его стороне.
Стр.
67
6.
Итак,
несмотря на вполне удовлетворительное отождествление обоих Изяславов с
конкретными историческими личностями, мы не продвинулись ни на йоту в
установлении происхождения князей Пинска и Новогородка. Ясно, что княживший в
Новогрудке Изяслав никак не соотносится с двумя другими летописными Изяславами.
Ни Владимир, ни Ростислав, ни второй Владимир Пинский, ни Изяслав Новогородский
не связываются ни с одной из нам известных русских княжеских династий. Если
пинских князей ещё может связывать не прямое родство (через жён) с известными
родами Белой или Чёрной Руси (Рутении), то Изяслав Новогрудский не имеет и
этого.
Два
важных и богатых подвинских города, речные торговые ворота с мощными укреплениями,
имеют мифических, загадочных правителей, которых невозможно идентифицировать.
Не странно ли это? Может быть, летописи чего-то не договаривают? Стоит ли
серьёзно относиться к дискуссии студентов-историков, в которой выдвигалась
гипотеза, что эта недосказанность и нежелание летописцев уточнять происхождение
Новогрудского и Пинского князей может быть объяснена моральной дилеммой в связи
с княжением в русских городах "по договору" язычников?
Заметим,
что примерно в 1235 году (статья 6743 г.) состоялся новый поход на Каменец, на
этот раз не имеющий отношения к Полесью. Это была авантюра бояр из Галича,
которая провалилась, а союзники бояр - болоховские князья - попали в плен и
были приведены к Даниилу во Владимир. Михаил с уже известным нам Изяславом
потребовали отпустить пленников, их "братью", но угрозы этих двоих не
подействовали на Даниила. Тогда Михаил с Изяславом приводят с собой "Ляхъ
и Роусь и половець множество", которые разоряют земли Даниила. Ни
Новогрудок, ни Пинск непосредственно в связи с этими событиями не упоминаются.
Однако,
в другой летописи (цитирую по собственным давним записям, где не значится
первоисточник) читаем: "упомянутого в 6743 году" (...) "Батый
пошёл к Изяславу" (...) "Немцем же отвЂщавшимъ Данилу, яко:
"Тебе дЂля миръ створимъ со Выкынтомъ, зане братью нашу многу
погуби". (...) "ОбЂщаша же ся немци братья яти на помошь Тевтивулу.
Данило же и Василко поидоста к Новугороду." Таким образом, в 1235 (6743)
году братья Романовичи всё же отправились на Новогрудок, не потому ли, что в
наезде на Каменец снова участвовали Пинские и Новогородские (Новогрудские)
князья? Не первое ли это упоминания о принадлежности или подчинённости
Новогрудка Литве?
Известно
о коротком княжении Романа Даниловича, но тогда он был уже вассалом Миндаугаса.
Постоянная привязанность Миндаугаса к Новогрудку вряд ли могла
Стр.
68
обойтись без каких-то прав на этот город, и сопровождалась постоянным стремлением
освободить город из-под влияния Даниила. Возможно, в 1235 году именно такая
попытка имела место, но снова окончилось неудачей.
"Привязка"
Пинска к Новогрудку, и Новогрудка к Пинску, и общая связность подвинских
городов Туровской земли (Полесья) хорошо просматривается в общей вассальной
зависимости от Даниила Романовича. Через 10 лет после того, как Владимир
Пинский был вынужден помогать братьям Даниилу и Василко, Новогрудок (а с ним и
Пинск) всё ещё находятся в сфере влияния галицко-волынских князей. Летом или
весной 1238 г. "Данилъ же возведе на Кондрата Литву Минъдога, Изяслава
Новгородьского" (Ипатьевская летопись // ПСРЛ. - С-П., 1908. - Т. 2., cтб.
776). Стилистика этой фразы, её интонационно-смысловая окраска свидетельствует
в пользу того, что Миндаугас (Минъдог) и Изяслав Новгородьский: одно и то же
лицо. Если это было бы так, то в посажении Миндаугаса в Новогрудке проступают
очень чёткие и простые мотивы.
Во-первых,
оно давало ту или иную защиту от литовских набегов, или, по меньшей мере,
ограничивало их. Во-вторых, русские земли, на которые к тому времени уже
обрушился главный удар монголо-татарских завоевателей, не должны были
рассредоточивать свои силы для защиты Туровской земли, куда простиралась длань
литовского князя. Если Рингольд не мифическая, а реальная личность, то практика
приглашения литовских князей в Полесье могла начаться еще с него.
Такой
сценарий объясняет истоки генезиса Великого княжества Литовского и Русского
лучше, чем любой другой.
Однако,
он менее вероятен (хотя и тогда ни в коем случае не исключён), если Миндаугас
(Миндовт, он же Изяслав Новогрудский), не был хотя бы наполовину русским.
Изучение более широкого круга вопросов уводит нас за нынешние пределы нашей
работы и за рамки наших физических возможностей, однако, даже самый
поверхностный обзор ряда документов и материалов позволяет с большой долей
вероятности заключить, что Миндагаус (Изяслав Новогородский?) состоял в родстве
с Владимиром (и, возможно, с Ростиславом) Пинским, и оба состояли в дальнем
родстве с "главными" русскими княжескими династиями через общих
предков, имевших отношение к Туровской земле, и через перекрёстные браки.
Не
исключено, что жена Миндаугаса (Миндовга), Марта, была дочерью Ростислава или
Владимира Пинских, или другого русского князя. Ведь была же сестра Тавтивила
(двоюродная сестра Миндаугаса) женой Даниила Галицкого.
Ипатьевская
летопись описывает нападение галицко-волынских князей, поддержанных татарами,
на Новогрудок уже в 1274 году. Таким образом, главных
Стр.
69
врагов
Туровской и Литовской земли (вместе с монголо-татарами, венграми и тевтонскими
рыцарями) следует видеть в галицко-волынских князьях. Набеги Миндаугаса на
северную Русь, на Псков и Новгород, как и ответные рейды, не носили
принципиального характера. В то время это было как "похлопать по
плечу". Тогда как в борьбе между братьями Даниилом и Василком Романовичами
(и другими галицко-волынскими князьями) - и туровско-литовскими князьями -
хорошо просматривается принципиальное и "вневременное"
противостояние.
Не
исключено, что когда-нибудь найдётся подтверждение в том, что Ростислав Пинский
и Рингольд: одно и то же лицо.
Стр.
70
7.
Мне
довелось бывать в Новогрудке три или четыре раза, и несколько раз - проездом. К
сожалению, фотографии, отснятые моим "Зенитом" в те далёкие годы,
пропали в ходе переездов (бегства) из страны в страну, но зато сохранились мои
рисунки с комментариями. Кроме того, сохранились давние выписки из разных
источников, касающиеся истории Новогрудка.
Я помню хорошо сохранившуюся кафедральную католическую церковь (костёл),
по-видимому, XV века, и возвышенность (гору) с романтическими развалинами
(внушительных размеров) замка, гораздо более древними. Невдалеке моя память
запечатлела ещё какие-то старинные постройки. Возможно, это был, известный мне
по современным устным источникам, Жировичский монастырь, где хранится
Жировичская икона Божьей Матери: одна из наиболее почитаемых православных
святынь.
Туристические
карты обозначают на северо-западе село Крево, где можно увидеть развалины ещё
одного замка, известного в связи с образованием Речи Посполитой, в течение
какого-то времени - самого мощного европейского государства. В XIV веке тут
принимались судьбоносные для Европы решения. Тут же, совсем близко от Крево,
Гольшаны, связанные с магнатским кланом Радзивиллов. Там сохранилась большая
католическая церковь (костёл) и монастырь. Костёл, согласно справочникам:
"уникальный, с нарисованной голограммой вместо алтаря; подобных есть
только три в Европе").
Уже
эти скупые сведения показывают исключительную важность древнего Новогрудка, его
особое значение, которое складывалось веками.
В
своё время мне приходилось подниматься на замковую гору, и крутизна этого
подъёма запомнилась. Судить о былой неприступности замка можно даже сегодня.
Если я ничего не путаю, в то время (конец 1970-х и начало 1980-х) самая древняя
часть замка всё ещё сохранялась, а теперь говорят, что от неё уже ничего не
осталось, и что те руины, которые всё ещё стоят, они в плачевном состоянии,
ужасно замусоренные.
Земляной
вал и ров когда-то защищали южное подножие замковой горы, и появились не позже
начала ХІІІ века, защищая население города. В конце того же столетия вал уже
опоясывал подножие Малого замка.
По
мнению историков и археологов, "круговые" крепостные стены были
возведены гораздо позже древнейшего ядра замка (как утверждают археологи, в
XV веке). В плане они образуют
многоугольник, каждый угол которого "обозначен" боевой башней. Четыре
башни, ориентированные по сторонам света, расположены "на концах"
этого многоугольника, пятая (проезжая, с воротами, и, по-видимому, самая
Стр.
71
большая) находилась на "внутреннем", северо-восточном, стыке стен, и шестая
охраняла пространство у южного основания холма. Это так называемая
башня-колодезь, которая соединялась с внутренней частью отделённой укреплениями
территории скрытым проходом.
Толщина
стен достигает 2-х метров. Длина участка стены между Центральной и Костёльной
башнями где-то около 30 метров.
На самом первом и древнем этапе башни строились из больших камней, подгоняемых
друг к другу по форме и размерам. Более поздние перестройки и возведение новых
укреплений и стен выполнялись с помощью кирпича. Сохранившиеся сегодня остатки
башен демонстрируют использование большемерного кирпича с внутренней забутовкой
мелким камнем и кирпичным боем. Фундаменты из камня, возможно, более древние,
чем возведенные на них башни. Такие записи, только другими словами, я сделал
после того, как посетил Новогрудок дважды.
Как считалось и говорилось в 1970-х, замок "не потерял своего оборонного
значения вплоть до 1710 года". Почему "вплоть до 1710 года"?
Потому что именно тогда он был разрушен и сожжён шведами. Напомним, что в тот
период (известный в польской истории как "потоп", и прославленный
через это название польскими и литовскими историками, прозаиками и поэтами)
Речь Посполита рухнула под напором вторжения ряда государств, среди которых
были Турция (мы используем современное название), Швеция, Русь и германские
государства.
Размеры и форма башен, на мой взгляд, в основном копировали форму и размеры древних,
предшествовавших им, башен.
Проезжая, северо-восточная башня, по другим названиям, Центральная, или Щитовая
(Шчытовая, Шчытоўка, Цэнтральная), имела 5 этажей и форму четырехгранной
призмы, чуть заметно сужавшейся кверху. У основания я подсчитал длину её
"лицевой", "фасадной" стороны, и получилось около 13
метров. Ворота, идущие сквозь неё - стрельчатые; в средней вертикальной части
(уровень 4-го этажа), на восточной боковой стене - небольшой эркер. Назначения
его я в то время не понял.
Эта северо-восточная проезжая башня с воротами считается древнейшей кирпичной
башней Новогрудского замка, и была возведена ещё в ХІІІ веке, не позже середины
столетия. Летописных записей о её возведении не сохранилось. С ХІІІ по ХІV
столетия замок не удалось взять никому. Штурм города в 1274 году, предпринятый
галицко-волынскими князьями совместно с татарами; нападение и осада крестоносцев
во главе с Магистром, Генрихом фон Плоцке, в 1314 году;
Стр.
72
нападение крестоносцев во главе с Магистром, Конрадом Валенродом, в 1391 году,
и во главе с Магистром, Конрадом фон Юнингемом, в 1394-м: сама крепость и её
защитники устояли.
Тем не менее, многочисленные попытки взять город не могли совсем не повредить
башни, и в конце ХІV века она была отстроена заново, на сей раз уже не из
камня, а с помощью кирпича. Её возвели на руинах прежней с помощью традиционной
техники кусковой кладки, вместе с воротами, в стиле, характерном для
европейской крепостной архитектуры своего времени, и с высотой 25 м. Её 5
этажей отделялись друг от друга перекрытиями на балках, крышу покрывали сначала
гонтом, а потом (примерно с ХV века) плоской черепицей ("даховкой").
Навершие и углы крыши образовывались из изготовленной на заказ черепицы,
остатки которой обнаружили археологи. От перекрытий уцелели только отверстия 35
х 35 см. По форме четырёхгранная призма с некоторым восходящим сужением, она
имела толщину стен на уровне первого этажа 2.75 м, а на уровне второго 2,6 м.
В стенах имелись бойницы узкой и вытянутой кверху формы, со скошенными изнутри
боковинами, которые сужались наружу. Ворота надёжно и наглухо закрывались
изнутри башни, не оставляя ни малейших зазоров или отверстий. Тем самым башня
превращалась в самостоятельную крепость, выполняя одновременно оборонную,
дозорную и командную функцию. В толще её фасадной, северной стены, имелась
каменная лестница, которая начиналась с северо-западного угла, и выше
поднималась на все этажи, с выходом на каждый. Её следы сохранились, насколько
я понимаю, только на восточной стороне, а начало сохраниться не могло, т.к.
северо-западный угол башни разрушен уже целиком. По аналогии с другими
крепостями и замками, можно предположить, что этой лестницей в основном
пользовались во время осады, тогда как для повседневных нужд должны были
существовать деревянные лестницы. И, опять же, по аналогии, башня эта должна
была служить оружейной палатой (складом), хранилищем (скарба, запасов еды, и
т.д.), жильём, банком, администрацией, т.е. выполняла одновременно разные
функции.
Предполагают, что эта башня (Центральная) была окружена мощным дубовым частоколом,
и до конца ХІV века являлась единственным каменным укреплением замка.
Южная, начинающаяся фундаментом ниже, башня уже тогда практически не сохранилась, и её
местоположение просматривалось только условно.
Одна из угловых башен, единственная из них более ни менее сохранившаяся, имеет
(смотрю свои старые записи) "прямоугольно-призматическую" форму
(сегодня трудно объяснить, откуда взялось в моих заметках такое выражение).
Её же часто
Стр.
73
называют (смотрю записи) Костёльной. Она западней башни с воротами, т.е. Центральной или
Шчытоуки, если стать лицом к стенам снаружи, и восточней, если стать лицом к
стенам изнутри замка. Она возвышается как раз над высоким и крутым склоном
горы.
В современных справочниках я не нашёл ничего про её форму, зато вычитал, что её
основание: это квадрат со сторонами 9 х 9 м. Она стоит на мощном фундаменте
высотой более 3-х метров, который сложен из почти не обработанных или лишь
чуть-чуть обтёсанных валунов, которые для дополнительной прочности постройки
соединены засыпкой из мелких камешков на прочном цементе. Размеры валунов очень
внушительны. Особенно крупные из них - угловые, 1 м на 1.5. Трудно сказать,
каким способом в то далёкое время доставлялись сюда камни такого размера и
веса. Эта башня имела 3 этажа, с перекрытиями на деревянных балках. На каждом
этаже по 4 бойницы, на мой взгляд: абсолютная копия бойниц Центральной башни.
До высоты 4-х метров Костёльная башня полностью каменная, а дальше идет кладка
или только облицовка из большемерного кирпича, при этом стены башни (как и
Центральной) постепенно истончаются кверху. Их толщина 2,15 м.
Внутри стен опытный глаз и раскопки обнаруживают руины храма, каменные фундаменты
разных частей княжеского дворца, развалины жилых и хозяйственных построек.
Широкие строительные работы с целью превратить Новогрудок в неприступную по тем
временам крепость начались в конце ХІV - начале ХV веков. Эта модернизация
укреплений была связана с подготовкой к войне против Тевтонского Ордена. Именно
тогда были возведены опоясывающие замок целиком каменные стены, и все остальные
(кроме Центральной, уже существовавшей) башни.
Новогрудок находится на востоке сегодняшней Гродненской области, на границе с Кореличским,
Дятловским, Лидским и Ивьевским районами Гродненской области, Барановичским
районом Брестской области и Столбцовским районом Минской области. От Новогрудка
до Минска - 150 км., до Гродно - 160 км., до Вильнюса - 150 км. Такое положение
определяло в XIII - XV веках его чрезвычайно важное стратегическое значение.
Этот город стоит на Новогрудской возвышенности, что соседствует с тянущейся
вдоль Немана Верхненеманской низменностью.
Та самая гора Замковая в Новогрудке, о которой мы только что говорили, с руинами
замка - это самая высокая точка Новогрудской возвышенности над уровнем
Балтийского моря (323 м), тогда как самая низкая (118 м) у реки Неман.
По территории района протекает 47 рек и 20 ручьев, общая их протяженность
Стр.
74
составляет 527 км, из них 78 км - р. Неман.
Первые люди на территории Новогрудского района появились примерно 10 тысяч лет назад.
Об этом свидетельствуют сохранившиеся памятники древних времен: стоянки,
городища, курганные могильники. Новогрудок, называемый в летописях также
Новгородок, Новогородок, Новый Городок - один из древнейших городов Беларуси,.
Первое документальное упоминание о нем относится к 1044 году, хотя, согласно
археологическим исследованиям, жизнь здесь началась в конце Х века.
Как свидетельствуют археологические раскопки, Новогрудок возник приблизительно
1000 лет назад. В летописях он впервые упоминается в записях под 1044 годом.
В середине XIII века Новогрудок становится самым значительным из городов
Беларуси, "потесняя" или даже "вытесняя" значение Полоцка.
ССЫЛКИ * СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ