Считая себя историком, Лев Михайлович так и не понял, что после революции народы России с такой же яростной силой вырывались из морального гетто христианства, как евреи и поныне вырываются из талмудического.

В огромной многонациональной стране переход из одной веры в другую, как и нынче из мусульманской, положим, в христианскую, сулил прежде в России большие неприятности. Также с огромными проблемами можно было жениться на девушке другой веры, с прошением надо было обращаться к самому царю.

Ребенка непременно надо было крестить, то есть полоскать в холодной воде в не отапливаемом помещении, да еще в общей купели, отчего потом было немало смертей, не говоря уже о простудах. Имя ребенку чаще всего давал священник, заглядывая в святцы, потому чуть ли не половина России ходила с еврейскими именами, ибо христианство – это ослабленный иудаизм, боги, пророки там и там — одни и те же. Илья-пророк — тот же иудейский святой — Илиа.

Попробуй до революции не посещать церковь, не причащаться, то есть, не «стучать» на самого себя… А уж атеистом быть, или вдруг критиковать церковь… Даже Льву Толстому посмели пригрозить анафемой.

Нынче мало кто знает, что в одной трети российских дореволюционных церквей в церквях шли службы, а под каменными полами их, как, например, в Соловецком монастыре, были тюрьмы, в страшнейших земляных норах которых сидели за критику церкви и государственного строя по 25 лет, а то и пожизненно.

Право решать людские судьбы религии норовят и сегодня. В Польше священники ходят по квартирам и допрашивают, отчего это члены семьи, особенно молодежь, не посещают костел?

В воюющих регионах мусульманского мира людей массово вырезают за принадлежность к христианской вере. Это  же фашизм, на сей раз — религиозный.

Протоирей Дмитрий Смирнов недавно объявил, что атеисты добровольно должны покончить жизнь самоубийством. Это ли не желание вернуть себе право на инквизицию, пусть хотя бы пока — через внушение? Почему же никто не привлекает к ответственности протоирея за экстремизм?

И все религии мира сотни лет поддерживали подлую идею обществ, чтобы детей, не рожденных в браке, считать вне закона, незаконнорожденными, то есть, вторичными существами, которым и положено в мире куда меньше, чем остальным, что явно похоже на шкурную дележку имуществ, чем на справедливость. Хотя и без того девушка уже самой природой обречена на роль жертвы, на неравенство даже в равной ситуации, на разную степень ответственности мужчины и женщины при появлении новой жизни. Потом с женщины за воспитание ребенка спрашивают абсолютно за все, о мужчине как-то странно забывают.

Как правило, мужчин во многих странах меньше, чем женщин. Они массово погибают в войнах, меньше живут, мальчишки больше травмируются в детстве. И в таких ситуациях женщинам не рожать, ибо не каждая может вступить в брак даже по чисто объективным причинам? Почему религии не учитывали этот важнейший демографически фактор и всегда шли против жизни, хотя философы и ученые утверждают, что все, что против природы человека, — это уже фактически фашизм…

Лев Михайлович считает, что и поныне везде уничтожаются лишь христианские церкви… Но многие храмы в Канаде, к примеру, частные, и вообще в западном мире принадлежат собственнику или отдельной конфессии. Средств при таком положении вещей мало, владельцы разоряются, умирают, наследники обветшавшие храмы продают, после чего другие ушлые граждане перестраивают их под дачи, либо освобождают место для строительства домов.

В России до революции обветшавшие храмы также сносили, как это делали во все века в разных концах планеты. Чтобы построить храм Христа Спасителя в Москве, без каких-либо угрызений совести поначалу снесли женский монастырь.

А огромные, архитектурной значимости соборы во всем мире — на дотации государств, как это было и в Советской России. Если при этом они не мешали развитию дорог и городской инфраструктуры.

Центры всех городов мира вынуждены из веков прошлых по условиям технического прогресса перебираться в век нынешний.

Льву Гунину это не нравится? Старина любезнее? Вокруг Кремля когда-то были рвы с гнилой водой, в которые сбрасывали казненных преступников. Давайте их тоже восстановим…

Подумайте, отчего это огромные людские массы бегут нынче в Европу? Лишь от войны? Но среди беженцев тысячи тех, кто ушел пешком из тех регионов, где никаких боев.

Это молодежь сбегает из стран, где над всей жизнью довлеют тяжелейшие, особенно для женщин, мусульманские законы. Когда переход из веры в веру грозит смертной казнью, где девушек в двадцать первом веке, как и в средние века, бьют плетьми на центральных площадях за то, что они посмели одеть брюки, где по сей день за измену — побитие камнями. Где девушки не имеют прав на образование, где их могут отдать в жены даже в три года. Где лучше не жениться на иноверке. Где в семьях работающих женщин обирают до копейки, хотя мужчины при этом могут лоботрясничать целую жизнь.

И вообще миллионы художников всех цивилизаций женщину-мать поднимали до небес, религии же как-то мелочно и подло ее опускали, одевали в черные балахоны и колпаки, оскорбляли во многих своих религиозных книгах.

Гляньте, что изрекает Будда в джатаке «О заклинании тоски»:

«Брат мой, ведь женщины — сластолюбивы, бездумны, подвержены пороку, в роду людском они — низшие. Как ты можешь испытывать любовную тоску по женщине?»

В православии старцы называли женщин «сосудами греха».

Вот требования Хумаша к дочерям Израиля. Они довольно жесткие: девственность невесты обязательна под страхом неминуемой смерти: «но если верно оказалось это, не найдено было девства у девственницы, то пусть отведут девицу ко входу в дом отца ее, и забросают ее люди города ее камнями, и пусть умрет она, ибо совершила она гнусное дело в Израиле, распутничая в доме отца своего; искорени же зло это из среды твоей».

«В церкви только мужчины могут говорить со властью»: Быт.3:16 (Бог). Далее: «учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии».

«Для чего вы оставили в живых всех женщин? Итак, убейте всех детей мужского пола и всех женщин, познавших мужа..., а всех детей женского пола, которые не познали мужеского пола, оставьте в живых для себя», (Бытие, 38:11-30) [7, c.,161].

«И опустили ее в яму по грудь, и Мухаммед велел мусульманам забить ее камнями». (Муслим, книга 17, хадис 4206).

«Аллах: «Я брошу в сердца тех, которые не веровали, страх; бейте же их по шеям, бейте их по всем пальцам!» (Коран 8:12)

Мусульманский деятель Бухари (в книге 44, хадис 668) рассказывает о том, что мусульмане, с согласия Мухаммеда, украли верблюдов и овец для еды. То есть разрешалось красть у немусульман.

«Существует еще одно действие, которое возвышает положение человека в Раю в сто раз. Абу Саид спросил: Что это за действие? Мухаммед ответил: Джихад на пути Аллаха!» (Муслим, книга 20, хадис 4645).

Думаю, что и женщин и нынешних мужчин не очень-то привлекают подобные, описанные в религиозных мусульманских книгах отношения, поэтому совсем не просто то, что происходит нынче в странах Востока. Скорее всего, беженцы — это та исламская молодежь, которая  спешно перебегает из седьмого века в двадцать первый век. Это реальное голосование ногами из мусульманской ойкумены, хотя и не сразу еще эти толпы оторвутся от привычной, частенько такой удобной косности.

Ну, коль Европа со своими глупыми законами позволяет мигрантам бездельничать в ней годами, так это трудности самой Европы, а вовсе не тех, кто решил этим паразитически воспользоваться.

Это молодежь народов Востока убегает от своих предков, которые даже из стратов давней космической пыли норовят держать десятки поколений в крепкой узде своих представлений о мире, не позволяя им развиваться дальше, вынуждая жить на уровне науки и логики седьмого века.

Это мусульманская молодежь завидует народам Европы, умудрившихся, между прочим, благодаря Великой Октябрьской революции 1917 года, на сто лет раньше сбежать из гетто своей религиозной дури.

Верующие мусульмане? Спросите, кто из них читал Коран? Верующие христиане? Кто из них читал Библию? Никто… А как только познакомишься в Талмуде с его людоедской установкой «лучшего из гоев убей», так брать в руки ни одного религиозного документа больше не хочется.

Люди посещают мечеть, церковь, синагогу, скорее всего, просто по народной традиции, чтобы после тяжелейшего дневного труда в мире дикого капитализма хоть иногда побыть вместе, узнать новости, услышать теплое слово.

И хорошо, если мулла или раввин — образованные, главное, совестливые, злобных, бессовестных слов даже из священных книг не произносят, (типа, «убей неверного», «джихад» «обрадуй же вестью о мучительных страданиях неверующих, сура «Покаяние».). В итоге человек умиротворенный, более или менее успокоившийся, вернется в мир, в котором никто и никогда о нем не позаботится. В котором, куда ни глянь, зияет пропасть, а жить так же уютно, как и в вечно булькающей зловонной кальдере.

Вдруг что-то заговорит в человеке о том, что мир вечной безысходности неплохо бы изменить, отринуть его прочь, потомкам своим будущим создать бы иное… Впрочем, как и было еще недавно: полное отсутствие безработицы, работа около дома, а не только на чужбине. Право на бесплатное образование, защищенную медициной жизнь. Право иметь семью, что почти полностью недоступно нынче мусульманской молодежи, работающей в чужедальних краях.

Много и прочих человеческих прав гарантировала еще недавно жизнь даже при капитализме, ибо над нею, как страж Вселенной, рядом возвышался мир иной — неотступный контролер каждого дня, не позволявший целых семьдесят лет устраивать хотя бы на своем домашнем корабле, как пример другим, ту жизнь наперекосяк, когда одним все, остальным — лишь молекулы…

Что же нужно для подобных перемен? Многие могут вновь об этом задуматься. Путей много, как кажется иным.

Нынче идет не только всплеск мусульманской веры, а и одновременно — вырывание из нее, равное по мощности взрыву любого вулкана.

Вся цивилизация в страхе замерла, наблюдая подобное, предвидя, как много еще впереди будет террора, как ответ тех, кто мечтает сохранить мир в ветхозаветной окостенелости.

Но никакому мулле, раввину, попу и даже Льву Гунину, которому очень любезно христианство, не удастся навечно удержать мир в той или иной религиозной конфессии, ибо религия, любая — это всегда гетто.

А Лев Михайлович Гунин, вытаскивая из талмудического гетто свой народ, все время сожалеет о разрушении того гетто, из которого другим народам удалось-таки вырваться.

Лариса БАБИЕНКО