— День скорби сегодня! День депортации крымско-татарского народа, — гневно ответила женщина, отвернулась было, но, повернувшись, начала пристально вглядываться в мое лицо. — Простите, — вдруг смущенно произнесла она, — кажется, мы с вами знакомы…

—Не может быть…

— А если покопаться в памяти? Наша школа… Учитель истории — Лев Ефимович…

Пароль был точным! Лев Ефимович… Получишь у него, бывало, пятерку за сражение на Калке и успокоишься… Да не тут-то было. На второй день ты опять у доски… Мямлишь что-то в ответ, получаешь то ли тройку, то ли четверку… «Ну, все, отвязался», — думаешь про себя, можно и побездельничать, а он, этот самый коварный в мире учитель, поднимает тебя с парты и третий, и четвертый раз подряд… После такой муштровки исторические даты все знали так, что и через десять лет помнили, когда сражался Юрий Долгорукий, а когда Петр I брал крепость Орешек, потому приемный экзамен в МГУ по истории, конечно, на пятерку. И благодарность учителю — неимоверная.

В памяти тут же всплывает, как Лев Ефимович любил танцевать с красивой девочкой Дилей, всегда на школьных вечерах — в нежном крепжоржетовом платье. У тех же, кто потерял отцов на фронте, особенных нарядов не было. И эти девочки на праздниках молча стояли у стены.

—Да, это я, — сказала Диля, неожиданно узнав меня через много лет. — Поедем ко мне в гости. Вспомним детство… Наш город… Сдавай билет… Через несколько дней уедешь.

И вот я — в двухэтажном доме у моря.

— Кажется, ты закончила журфак, — сказала Диля, — а я тебе такую тему дам: депортация...

— Но об этом много написано, что можно сказать нового?

Машина остановилась около сквера, в центре которого памятник: на мраморной панели — люди, печально глядящие на мир из хвостовой части вагона…

— Напиши о депортации, я очень тебя прошу…

Меня, конечно, в тех временах тут не было, но моя свекровь тоже кое-что рассказывала о событиях в этом городе во время войны.

Когда совсем нечем было кормить детей, молодая женщина выскочила из подвала, чтобы сбегать на базар и хоть что-то обменять на продукты. И вдруг облава. Понуро опустив голову, через пять минут она уже бредет в колонне, которую немцы гонят в Германию.

— Мне все-таки удалось вырваться, — рассказывала спустя много лет Дарья Семеновна. — Я забежала в первую же калитку… А там посреди двора —  красивая женщина в длинном платье. Татарка же, как только увидела меня, стала истошно орать: — Эй, немец, тут русская… Забери ее…

— Я кинулась на колени, давлюсь слезами, через весь двор ползу к ней и приговариваю: — Миленькая, не сдавай фашистам, у меня же в подвале дети голодные, они без меня погибнут.

Однако татарка не унимается, руками машет, орет еще громче.

— Помнится, я целую песок, камни, по которым ползу, и трясусь от страха, вдруг из дома еще кто-нибудь выскочит. Но ползу дальше, и вот эта негодяйка рядом. Я приподнимаюсь, целую ей ноги, руки, живот и все шепчу: — Родненькая, дорогая, навек тебе рабыней буду, только не сдавай…

Ни одна дверь в это время не открылась.

— Тогда я поднялась, поцеловала ей еще раз плечо, обняла, а когда поняла, что во дворе никого нет, мгновенно вскочила и ткнула эту мерзавку мордой в песок, так и держала ее рот в яме из камней, пока колонна не прошла. Потом выскочила и бегом к детям.

После подобного свидетельства о войне, могу ли я, очертя голову, кинуться в такую тему, как депортация? Лишь из-за неожиданного гостеприимства Дили?

— Во время войны у нас даже дети бежали на фронт. В Москве бежали дворами, сегодня — один дом, завтра — другой. И восьмилетний узбечонок из Маргелана в одиночку отправился на фронт, был такой случай… Объясни, Диля, почему ваши мужчины с оружием в руках после демобилизации почти все ушли в горы?

Из докладной записки зам. наркома госбезопасности СССР Б.З. Кобулова и зам. наркома внутренних дел СССР И.А.Серова на имя Л.П. Берии, датированной 22 апреля 1944 г. по Крыму: «... Все призванные в Красную Армию составляли 90 тыс. человек, в том числе, 20 тыс. крымских татар ... 20 тыс. крымских татар дезертировали в 1941 году из 51-й армии при отступлении из Крыма ...».

«Дезертирство крымских татар из Красной Армии было практически поголовным. Это подтверждается данными по отдельным населенным пунктам. В деревне Коуш из 132 призванных в 1941 г. в Красную Армию дезертировали 120 человек» (сайт А.В.Краснянского: «История депортации крымских татар»).

Память моя, будто компьютер, еще держала в себе информацию, и я надеялась, что, услышав подобные нелицеприятные и объективные данные, моя собеседница смутится, отстанет от меня, и мы уже будем вспоминать только эпизоды из нашего детства. Я хотела лишь правды…

Однако Диля не успокоилась, напротив, спокойно возразила:

— Да, мы, татары, не хотели воевать. Зачем? Это была не наша война. Мы же завоеванная нация. Какая нам разница, кто нас в очередной раз завоюет?

Конечно, мне в ответ захотелось вспомнить историю.

«За вторую половину XVI века на Московское государство было совершено 48 набегов крымских татар. За первую половину XVII века будущие «жертвы сталинского произвола» угнали в полон более 200 тыс. русских пленников.

Ещё сильнее пострадали украинские земли, входившие в то время в состав Польши. С 1605 по 1644 год на Речь Посполитую было совершено не менее 75 татарских набегов. Лишь за 1654-1657 годы с Украины угнали в рабство свыше 50 тыс. человек. Во многом благодаря этому к 80-м годам XVII века остававшаяся под польской властью Правобережная Украина почти полностью обезлюдела.

Императрица Екатерина II твёрдо решила покончить с татарской угрозой. 14(25) июня 1771 года 40-тысячная 2-я русская армия во главе с генерал-аншефом князем В.М.Долгоруковым овладела укреплённой линией Перекопа, которую защищали 70 тыс. татар и 7 тыс. турок. Вторично разбив 29 июня (10 июля) уже 100-тысячную армию крымских татар под Кафой (нынешняя Феодосия), русские войска заняли Арабат, Керчь, Еникале, Балаклаву и Таманский полуостров. Хан Селим-Гирей III бежал в Стамбул. Оставшиеся в Крыму татарские вельможи поспешили изъявить покорность.

«…Зачастую присоединяемые к Империи инородцы получали больше прав, чем коренные русские. Не стали исключением и крымские татары. Указом Екатерины II от 22 февраля (4 марта) 1784 года местной знати были предоставлены все права и льготы российского дворянства. Гарантировалась неприкосновенность религии, муллы и другие представители мусульманского духовенства освобождались от уплаты налогов. Крымские татары были освобождены от воинской повинности. («КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ. За что Сталин выселял народы?»).

Тем не менее, жить в составе Российской империи крымским татарам не хотелось. Надо было заниматься земледелием, а не использовать для этого захваченных в России рабов. Империя тут же сталкивалась с предательством, как только ослабевала.

«…Удобный случай представился во время Крымской войны 1853-1856 годов».

«…— Отныне, — торжественно объявил Токарский (привезенный в обозе из Польши Вильгельм Токарский, потомок рода Гиреев Сеит-Ибраим-паши).— Крым не будет принадлежать России, но, оставаясь под покровительством Франции, будет свободным и независимым.

В сопровождении огромной толпы Токарский вместе с Сеит-Ибраимом отправились в мечеть, где было совершено торжественное богослужение.

Восторгу татар не было пределов. В холуйском порыве они подняли и понесли Ибраим-пашу, целовали руки и одежду турецких солдат.

Видя такое развитие событий, остававшиеся в Евпатории христиане были вынуждены искать спасения в бегстве, однако на дороге их нагоняли верховые татары, грабили, били и нередко связанными по рукам и ногам доставляли в руки неприятеля. Многие из жителей города поплатились увечьем, а некоторые были умерщвлены самым зверским образом. («Крымские татары. За что Сталин выселял народы?»).

«…18 октября 1921 года ВЦИК и Совнарком РСФСР издали декрет об образовании Крымской Автономной Советской Социалистической Республики в составе РСФСР. 7 ноября 1-й Всекрымский учредительный съезд Советов в Симферополе провозгласил образование Крымской АССР, избрал руководство республики и принял её Конституцию.…Татарское меньшинство ничуть не было ущемлено в своих правах по отношению к русскоязычному населению. Скорее наоборот. Государственными языками Крымской АССР являлись русский и татарский. («Крымские татары. За что Сталин выселял народы?»).

— Индейцы тоже завоеваны, — возражаю я Диле, — их даже загнали в резервации, однако они целыми стрелковыми батальонами воевали в рядах американской и канадской армий, и никто из них не дезертировал. Майкл Делисл из индейского племени могавков в канадских провинциях Онтарио и Квебек принял участие в высадке американских войск в Нормандии, получил «Бронзовую звезду» от правительства США, в Канаде спустя много лет — орден Почетного легиона. Как писала газета «The Canadian Press», он первым вошел в концентрационный лагерь Дахау. Почему индейцы, несмотря ни на что, оказались патриотами своих стран?

Ответа я не услышала. Голова хозяйки в это время была в холодильнике.

Интернет — великая народная сила, а в его лице смартфон — на моей ладони, как и Дарья Семеновна, ничего не забыл из того, что происходило в те невероятно трудные годы.

30 января 1942 года начальник 2-го партизанского района И.Г.Генов и комиссар района Е.А.Попов докладывали командованию партизанским движением Крыма: «Местное население (татары) успешно вооружается румынами и немцами. Цель — борьба с партизанами и для партизанской борьбы в тылу Красной Армии. Надо полагать, что в ближайшие дни они начнут практиковаться в борьбе с нами.

Мы готовы и к этому испытанию, хотя понимаем, что вооружённые татары куда опаснее вооружённых немцев и румын».

Многие татары использовались в качестве проводников карательных отрядов. Отдельные татарские подразделения посылались на Керченский фронт и частично на Севастопольский участок фронта, где участвовали в боях против Красной Армии.

В вопросах карательной деятельности крымско-татарским формированиям была предоставлена большая самостоятельность. Татарские добровольческие отряды являлись исполнителями массовых расстрелов советских граждан. На обязанности татарских карательных отрядов лежало выявление советского и партийного актива, пресечение деятельности партизан и патриотических элементов в тылу у немцев, охранная служба в тюрьмах и лагерях СД, лагерях военнопленных.

В эту работу татарские националисты и оккупационные власти вовлекали широкие слои татарского населения. Как правило, местные «добровольцы» использовались в одной из следующих структур:

1. Крымско-татарские соединения в составе германской армии. 2. Крымско-татарские карательные и охранные батальоны СД. 3. Аппарат полиции и полевой жандармерии. 4. Аппарат тюрем и лагерей СД.

Лица татарской национальности, служившие в карательных органах и войсковых частях противника, обмундировывались в немецкую форму и обеспечивались оружием. Лица, отличившиеся в своей предательской деятельности, назначались немцами на командные должности.

Как отмечалось в уже цитированной справке Главного командования германских сухопутных войск от 20 марта 1942 года:

«Настроение у татар хорошее. К немецкому начальству относятся с послушанием и гордятся, если им оказывают признание на службе или вне.

Самая большая гордость для них — иметь право носить немецкую униформу. Много раз высказывали желание иметь русско-немецкий словарь. Можно заметить, какую они испытывают радость, если оказываются в состоянии ответить немцу по-немецки».

Помимо службы в добровольческих отрядах и карательных органах противника, в татарских деревнях, расположенных в горно-лесной части Крыма, были созданы отряды самообороны, в которых состояли татары, жители этих деревень. Они получили оружие и принимали активное участие в карательных экспедициях против партизан».

— Почему крымские татары уничтожали советских партизан? — спросила я Дилю. И услышала в ответ слова, которые мгновенно раскрыли паразитическую, шкурную психологию некоторых малых наций, которую их лидеры десятилетиями вдалбливали в сознание и души своих соплеменников, предопределив тем самым дальнейшую трагедию десятков тысяч людей и заранее оправдав любую подлость по отношению к другим народам.

— Партизаны воевали против немцев. А мы хотели мира на Крымском полуострове. Новый завоеватель победил, и мы приняли сторону победителя.

После такого диалога с моей бывшей землячкой, как встать на сторону тех, кого когда-то внезапно увезли из этого города около моря?

— То есть, мужчины вашего народа предали наших отцов, а я должна нынче лить слезы по страданиям тех, кто убивал советских солдат, среди которых мог быть и мой отец? Я должна сейчас предать память своего погибшего на фронте отца?

В конечном счете, победитель оказался временным, и крымские татары теперь в большой обиде на то, что вместе с фашистами оказались побежденными и они. Как говорится, не на ту лошадку поставили, и в своем неверном выборе больше полувека винят других.

Монолог мой в этом доме не услышали. Кажется, Диля не знала такого чувства, как смущение. Она привыкла к иным категориям.

— Это ложные данные о том, сколько было уничтожено татарами партизан, — возмущается по-прежнему она. — Советской статистике мало кто верит.

— Но открыты уже и немецкие архивы. Вот, пожалуйста…

Фельдмаршал Эрих фон Манштейн: «…большинство татарского населения Крыма было настроено весьма дружественно по отношению к нам… Татары сразу же встали на нашу сторону… Ко мне прибыла татарская депутация, принёсшая фрукты и красивые ткани ручной работы для освободителя татар «Адольфа Эфенди».

По сведениям Главного командования германских сухопутных войск от 20 марта 1942 года, для службы в Вермахте завербовали около 10 тыс. добровольцев. К тому же: «По данным татарского комитета старосты деревень организовали ещё 4000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, наготове около 5000 добровольцев для пополнения сформированных воинских частей… можно считать, все боеспособные татары учтены».

— Крымско-татарская газета «Азат Крим», кажется, писала о том же, — говорю я Диле.

«Поздравления членов Симферопольского мусульманского комитета Гитлеру с днем рождения 20 апреля 1942 года:

«Освободителю угнетенных народов, верному сыну германского народа Адольфу Гитлеру.

...В день Вашего славного юбилея шлем Вам наш сердечный привет и пожелания, желаем Вам много лет плодотворной жизни на радость Вашего народа, нам, крымским мусульманам и мусульманам Востока».

«Великому Гитлеру — освободителю всех народов и религий — мы, татары, даем слово бороться со стадом евреев и большевиков вместе с германскими воинами в одном ряду! Да благодарит тебя Господь, наш великий господин Гитлер!».

«Весь татарский народ ежеминутно молится и просит Аллаха о даровании немцам победы над всем миром. О, великий вождь, мы говорим Вам от всей души, от всего нашего существа, верьте нам!  (Из газеты «Азат Крым» («Освобожденный Крым») издававшейся крымско-татарскими журналистами с 11 января 1942 года до окончания оккупации).

С Интернетом Диля не дружит. Он ей ни к чему. Она охотно живет только около плиты и в ауре стародавних обид, из которых выходить, несмотря на любые документы эпохи, не собирается. Ей в этой одежке комфортно, не жмет, легко дышится, хозяйка то и дело вскакивает со своими доказательствами лютой неправоты тех, кто в 1944 году зачитывал ее родным приказ о депортации, никогда не задумываясь при этом о неправоте своих родственников.

— Но по какому праву вывезли всех? — спрашивает гневно она меня. — Не все же предавали. Причем тут женщины, дети…

Насчет женщин… Я уже слышала от Дарьи Семеновны, как вели себя татарские женщины во время войны. И, как правило, если в семье завелся предатель, а семья не распалась, значит, и жена была заодно с мужем. В ином случае она ушла бы от него. Даже в войну.

«18 декабря 1941 г. разведка Феодосийского партизанского отряда обнаружила в лесу 40 подвод с вооруженными татарами, которые, как выяснилось, приехали за продовольствием партизан. Этой группой руководил дезертир из Судакского партизанского отряда бывший лейтенант Красной армии и член Коммунистической партии Меметов.

Еще один пример подобных действий. Командиры партизанских отрядов в Зуйских лесах докладывали на Большую землю, что из их продовольственных баз было разграблено более 10 т муки, 6,5 т пшеницы, 1,85 т кукурузы, 9,6 т овса, 1 т фасоли и 6,5 т солонины. Как видим, цифры весьма значительные.

Грабежом партизанских продовольственных баз также занимались жители татарских деревень Баксан,Тау-Кипчак, Мечеть-Эли, Вейрат, Конрат, Еуртлук, Ени-Сала, Молбай, Камышлык, Аргин, Ени-Сарай, Улу-Узень, Казанлы, Корбек, Коуш, Биюк-Узенбаш, Кучук-Узенбаш, Ускут. Вместе с оккупантами они разграбили запасы продовольствия и снаряжения, рассчитанные на снабжение 5–6 тыс. партизан в течение года. В результате из 28 партизанских отрядов, снабжения. Последовавший затем голод и фактический разгром партизанского движения на полуострове — итог деятельности этих коллаборационистов. («Крым под пятой Гитлера. Немецкая оккупационная политика в Крыму 1941-1944 гг. ») .

Как видим, крымско-татарские женщины во время войны получали все блага, которые зарабатывали их мужья службой в немецкой полиции, грабежами партизанских складов и зверской расправой с населением. Это для них везли кукурузу и солонину с партизанских баз их мужья-разбойники. Они им несли в дом тот кусок хлеба, с которого сочилась кровь убитых ими соседей. Они этот грязный и подлый кусок и своим детям на тарелку клали.

— И в нашем доме немцы стояли, — вспоминает Диля. — Когда утром офицеры уходили, партизаны на чердаке печатали листовки. Они туда даже печатный станок затащили. Грохот стоял невероятный. И по стенам в это время вода текла. Мама хватала меня, маленькую, на руки, и с криками «шайтан, шайтан!» убегала к своим родственникам.

«Вот и разберись, не привлекла ли мать Дили этими воплями внимание немецкой или татарской жандармерии?

Моя бывшая землячка об этом, конечно, молчит, а я не спрашиваю. Все равно не ответит. В психологии потомков депортированных говорить обо всем туманно, загадочно, сообщать полуправду, обвиняя во всем других и ни слова о том, за что на самом деле пострадали их предки.

 «…В посёлке Мирное под Симферополем располагался крупнейший в Крыму фашистский концлагерь времён Великой Отечественной войны. В этом лагере уничтожено около пятнадцати тысяч советских граждан. Особенно зверствовали там коллаборационисты из 147-го и 152-го татарских добровольческих батальонов СД.

Аналогичные татарские карательные батальоны также дислоцировались: 148-й – в Карасубазаре, 149-й – в Бахчисарае, 150-й – в Старом Крыму, 151-й – в Алуште, 153-й – в Джанкое, 154-й – в Симферополе, 155-й – в Евпатории, 156-й – в Ялте». («Русское общество Крыма»: Милиция начнёт расследование военных преступлений коллаборационистов во время Великой Отечественной войны, РУССКИЙ НАВИГАТОРЪ. Симферополь, декабрь 07 (Русский Навигаторъ, Владимир Семенов).

— Нам на сборы дали лишь сутки! — воскликнула Диля.

— Так много? — Удивилась я и тоже спросила: — Сколько времени на сборы давали тем, кого крымско-татарские полицаи тащили в концлагеря? Им тоже хотелось жить. И у них были жены и дети. Кажется, ни одной минуты… И уезжали они не в теплую Среднюю Азию, а в могилы…

Вот ведь как неожиданно выявилось: учились мы с хозяйкой этого коттеджа в одной школе, танцевали на одних вечерах, учителя были одни и те же, жили неподалеку друг от друга, бегали в детстве по одним улицам, и не догадывались о том, что фактически были лютыми недругами, что жизнь разведет-таки нас по разным позициям.

На многих крымско-татарских сайтах, кстати, значится иное время, которое давали на сборы. Одни авторы говорят о двадцати часах, другие вообще о 15-ти минутах.

«Выселение из домов происходило с 18 по 20 мая. Ночью каждая крымско-татарская семья была разбужена страшным стуком в дверь. Явившиеся с оружием в каждый крымско-татарский дом офицер и двое солдат, ничего не объясняя, давали перепуганным и ничего не понимающим хозяевам 15 минут на сборы. В такой ситуации кто-то, пытаясь выяснить, что же произошло, наспех успел только схватить детей, некоторые успели прихватить немного еды или самое ценное из дома. По истечении 15 минут солдаты просто выбрасывали людей из их домов.

Выгоняемые из собственных домов люди, еще не успев отдалиться, нередко могли наблюдать, как в оставляемые ими дома врывались красноармейцы и мародеры, принимаясь за грабеж и погромы». («Депортация крымских татар в Среднюю Азию 1944 г». Украинское новостное интернет-издание).

Диле не приходит в голову мысль, что это же самое краем ока замечали и те, кого полицаи тащили на расстрел или в концлагеря.

— Да, лишь сутки! Что за это время возьмешь? Потом целых три месяца в поезде…

Крымско-татарские сайты сообщают иное: «Пережившие этот кошмар рассказывают, что в каждом вагоне из Крыма вывезли 150-170 человек. Эшелоны шли в Среднюю Азию 10-14 дней. «Повезло» тем, кто за отведенные на сборы 15 минут успел взять из дома не что-то иное, а продукты. Уже в дороге начали умирать».

Далее во всех материалах, которые написаны потомками репрессированных, гуляет расхожая фраза о том, что везли их в телячьих вагонах, насмерть забыв, что в таких же вагонах ехали на фронт воинские части, а оттуда — в госпитали раненые и беженцы. К тому же поселить в вагон 150-170 человек, которые ехали с детьми и скарбом, никак не получится. Страшилки эти на уровне фантастики, которые авторы осваивают с каждым годом все успешнее. Правда, на других сайтах цифра уменьшена: от 100 до 140 человек в одном вагоне.

Документы гласят, что в каждом вагоне ехали от 70-до 100 человек. Ровно столько же, сколько было пассажиров после войны, когда в общих вагонах занимали даже верхние полки.

— Моя мама ехала в Среднюю Азию вообще на открытой платформе под ледяным дождем, — напомнила я Диле. — И пряталась от непогоды под орудиями, которые везли в тыл на ремонт. Потом долго страдала почками.

— Ты знаешь, сколько у нас в поезде умерло людей!— гневно воскликнула моя бывшая землячка. Она, видимо, была уверена в том, что все обязаны каждый раз виновато опускать перед нею глаза.

— Знаю, — твердо ответила я и взгляда своего не опустила.

По статистике во всех эшелонах, которые шли в Среднюю Азию с депортированными крымскими татарами, болгарами и армянами, а их было около двухсот тысяч, умер 191 человек. За каждого депортированного сотрудники органов госбезопасности, сопровождавшие эшелон, отвечали своей головой.

«Депортируемые крымские татары — контингент строго подотчётный. Если по прибытии эшелона на место в нём окажется меньше пассажиров, чем было отправлено, начальник эшелона обязан доложить, куда именно делись недостающие люди. Умерли? А может, сбежали? Или, того хуже, отпущены конвоирами на свободу за взятку? Поэтому каждый случай смерти спецпереселенцев обязательно документировался». («КРЫМСКИЕ ТАТАРЫ. За что Сталин выселял народы?»)..

— А сколько умерло эвакуированных на той же дороге в Среднюю Азию, кто-нибудь подсчитал?

Судьбы граждан иной национальности в этом доме не волновали. Хозяйка привыкла общаться с людьми только с гневом и упреками, однако, не с пониманием. Несведущие люди, наверно, так и поступали, но я, человек знаний, не материальных богатств, а знаний, позволила себе иное и кое-что напомнила…

11 мая 1944 года Государственный Комитет Обороны принял постановление № 5859 сс «О крымских татарах»:

«В период Отечественной войны многие крымские татары изменили Родине, дезертировали из частей Красной Армии, обороняющих Крым, и переходили на сторону противника, вступали в сформированные немцами добровольческие татарские воинские части, боровшиеся против Красной Армии; в период оккупации Крыма немецко-фашистскими войсками, участвуя в немецких карательных отрядах, крымские татары особенно отличались своими зверскими расправами по отношению советских партизан, а также помогали немецким оккупантам в деле организации насильственного угона советских граждан в германское рабство и массового истребления советских людей…

…Учитывая вышеизложенное, Государственный Комитет Обороны           ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Всех татар выселить с территории Крыма и поселить их на постоянное жительство в качестве спецпоселенцев в районах Узбекской ССР. Выселение возложить на НКВД СССР. Обязать НКВД СССР (тов. Берия) выселение крымских татар закончить к 1 июня 1944 г.

2. Установить следующий порядок и условия выселения:

Разрешить спецпереселенцам взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве до 500 килограммов на семью.

Остающиеся на месте имущество, здания, надворные постройки, мебель и приусадебные земли принимаются местными органами власти; весь продуктивный и молочный скот, а также домашняя птица принимаются Наркоммясомолпромом, вся сельхозпродукция — Наркомзагом СССР, лошади и другой рабочий скот — Наркомземом СССР, племенной скот — Наркомсовхозов СССР.

Приёмку скота, зерна, овощей и других видов сельхозпродукции производить с выпиской обменных квитанций на каждый населённый пункт и каждое хозяйство.

Поручить НКВД СССР, Наркомзему, Наркоммясомолпрому, Наркомсовхозов и Наркомзагу СССР к 1 июля с.г. представить в СНК СССР предложения о порядке возврата по обменным квитанциям спецпереселенцам принятого от них скота, домашней птицы, сельскохозяйственной продукции…

…Наркомздраву СССР (т. Митереву) выделить на каждый эшелон со спецпереселенцами, в сроки по согласованию с НКВД СССР, одного врача и две медсестры с соответствующим запасом медикаментов и обеспечить медицинское и санитарное обслуживание спецпереселенцев в пути;

…Наркомторгу СССР (т. Любимову) обеспечить все эшелоны со спецпереселенцами ежедневно горячим питанием и кипятком. Для организации питания спецпереселенцев в пути выделить Наркомторгу продукты в количестве, согласно приложению №1».

Ведомость выделения продуктов Наркомторгу СССР для питания спецпереселенцев в пути следования. Наименование. Количество. Поставщики продуктов в тоннах.

1. Муки 900 Наркомзаг. 2. Крупы 160. 3. Мяса 90 НК Мясомолпром. 4. Рыбы 90 Наркомрыбпром. 5. Жиров 26 НКПищепром

Примечание: составлена из расчёта суточной нормы на человека: хлеба — 500 гр. мясо-рыба — 70, крупы — 60, жиров — 10.

— Но было же горячее питание в пути! — говорю я Диле. — И врачи в каждом эшелоне были... И лекарства... какие-никакие....

 — Думаешь, нам в поезде все это давали?

— А как жили в это время другие люди, ты, Диля, подумала? Моя мама в это время в родильном доме семнадцать дней пила только теплую воду.

На это возражение хозяйка дома внимания не обратила и со слезой в голосе продолжала:

— Наконец-то нас привезли…

Википедия: «Последний поезд был разгружен 8 июня 1944 года». Депортация началась, как мы помним, 18-20 мая. Так что по документам при всей загруженности железных дорог в войну депортированные находились 2-3 недели, а отнюдь не три месяца, как утверждает Диля.

— Энкэвэдэшники уже заранее настроили местное население против нас, — рассказывала она о том времени, хотя сама была еще малым ребенком, — мол, едут предатели, им надо дать, как следует. И толпа была наэлекризованной, с вилами в руках. Но вот открылись вагоны, люди увидели нас, несчастных, перепуганных, из вагонов вонью несет, трупы с нами.

Как и где хоронили советских людей в концлагерях Крыма, моя бывшая землячка почему-то не задумывается, она рассказывает о событиях того времени только со своей колокольни, бытовой, малой, и, с моей точки зрения, недостроенной. В ней явно не хватает кирпичей и даже целых стен.

— И узбеки пожалели нас, сказали, мы не можем их обижать, это люди нашей веры.

Конечно, я опять возражаю: Мне все время приходится делать поправки на реальные обстоятельства.

— Если трупы были с вами три месяца в пути, как же все вы не погибли от холеры? И почему толпа была наэлекризованной? В войну восстания были невозможны, речь шла о спасении государства, потому делалось все, чтобы не было бунтов. Они пресекались на корню.

«11 мая 1944 года Государственный Комитет Обороны принял постановление №5859 «О крымских татарах»:

3. Обязать секретаря ЦК КП(б) Узбекистана т. Юсупова, председателя СНК УзССР т. Абдурахманова и народного комиссара внутренних дел Узбекской

ССР т. Кобулова до 1 июня с.г. провести следующие мероприятия по приёму и расселению спецпереселенцев:

а) принять и расселить в пределах Узбекской ССР 140–160 тысяч человек спецпереселенцев — татар, направленных НКВД СССР из Крымской АССР.

Расселение спецпереселенцев произвести в совхозных посёлках, существующих колхозах, подсобных сельских хозяйствах предприятий и заводских посёлках для использования в сельском хозяйстве и промышленности;

б) в областях расселения спецпереселенцев создать комиссии в составе председателя облисполкома, секретаря обкома и начальника УНКВД, возложив на эти комиссии проведение всех мероприятий, связанных с приёмом и размещением прибывающих спецпереселенцев;

в) в каждом районе вселения спецпереселенцев организовать районные тройки в составе председателя райисполкома, секретаря райкома и начальника РО НКВД, возложив на них подготовку к размещению и организацию приёма прибывающих спецпереселенцев;

г) подготовить гужавтотранспорт для перевозки спецпереселенцев, мобилизовав для этого транспорт любых предприятий и учреждений; д) обеспечить наделение прибывающих спецпереселенцев приусадебными участками и оказать помощь в строительстве домов местными стройматериалами;

— В военное время все было так организовано, что никаких людей с вилами около эшелонов быть не могло, — возражаю я Диле по поводу ее никак не соответствующих реальности воспоминаний, — председатели колхозов заранее получили разнарядку, где людей поселить, а местные дехкане должны были на своих подводах перевезти депортированных в свои селения. Они приехали работу выполнять, а не бить вас…

Готовя ужин, Диля спокойно резала камбалу.

— Почему, — спрашиваю теперь я хозяйку дома, — все эвакуированные в нашем среднеазиатском городе, и даже фронтовики с семьями, долгое время жили в коммуналках с соседями, а депортированные — только в отдельных домах? Почему ваши матери не работали, сидели дома, а наши — круглые сутки на работе?

Конечно, нетрудно было и самой понять, почему депортированное крымско-татарское население жило рядом с нами в отдельных домах: у них мужчины не воевали, все остались в живых. Погибли наши отцы, у нас некому было строить, наши семьи радовались хотя бы тому, что пережили эту войну: у каждого было столько потерь! Не отец, так брат, дед, мать, сестра…

Диля признавать трагедию советских людей не желает, очень уж ей, как и всему ее народу, нравится роль жертвы. А чем еще заявить о себе в этом строгом, помимо нашей воли, мире, где возмездие чаще все-таки настигает. Где нужен высокий профессионализм в своем деле. Крайне необходимы каждый день, будто прибывающая луна, новые знания.

— Трудно мы жили после войны на новом месте, — вздыхает хозяйка коттеджа и вспоминает: — Я в детстве золото щипчиками отщипывала и шла на базар. Я его потом меняла на мясо.

И впрямь, кто мог догадаться, что у ребенка в кармане золото? И эти походы за мясом с золотом в кармане сидящая передо мною женщина выдает за свои необыкновенные страдания. Конечно, в глазах у меня потемнело от этой вселенской фальши и лжи, которыми она сама жила и пыталась еще и меня опутать. Ведь мы, дети погибших фронтовиков, мяса вдоволь наелись лишь в колхозе, куда нас, начиная с четырнадцатилетнего возраста, посылали на сбор хлопка. Да и мама моя, молодая женщина, имела в военную пору единственное платье с обгоревшей спинкой, а на одной ноге — туфля, на другой калоша.

— Откуда у вас было золото, Диля? Ведь русские прожились во время войны до нитки, чтобы спасти хотя бы детей.

— Татары всегда любили золото, и всегда будут любить золото!

— Когда вы ехали в эшелонах, вас, значит, не шерстила охрана, никто не оскорблял?

— Охрана нас жалела и очень помогала. Обысков в вагонах не было.

— Значит, по среднеазиатским пустыням в 1944 году шли золотые эшелоны? У каждого в мешках среди вещей было много чего припрятано?

— Можно сказать, что почти так… Золото было у всех. У кого меньше, у кого больше.

— Откуда оно у вас после трех лет оккупации? 

Моя бывшая землячка на минуту смолкает. Я понимаю, она в эту минуту соображает, что можно сказать, а чего нельзя. Конечно, правдой тут дело не обойдется. Не расскажешь же, как во время войны крымско-татарские полицаи уничтожали евреев и караимов, присваивая все их драгоценности. Разоряли слободки цыган, с виду нищих, но с припрятанным по углам кибиток золотом. Куда-то ведь оно делось…

— У нас всегда были рабы! — вырвалось вдруг у Дили. — В России крепостное право отменили, но у нас всегда были рабы. Мой дед, мулла, владел конным заводом, землями, поставлял коней царскому двору. Его расстреляли за то, что был муллой.

— Скорее всего, оказал сопротивление новой власти, — объясняю я хозяйке дома ситуацию того времени. — Тогда не расстреливали лишь за то, что был муллой.

Мои возражения, что за сопротивление любой власти наказывают во всех странах мира и во все времена, в расчет хозяйкой дома опять не приняты. Каждую минуту она выглядит невинной жертвой.

— Когда завод отняли у деда, отец не растерялся. Он  организовал буфеты на железнодорожных станциях. Потом ему устроили проверку. Оказались лишние продукты. Что значит, лишние, если он их на свои кровные покупал?

Тут уж Диля ни одного слова протеста вставить не позволила. Говорила, как чеканила… Хотя… откуда могли быть собственные продукты в государственных привокзальных буфетах? Нэп длился меньше десятилетия, остальные годы все было под строгим контролем.

— Отца в тридцать девятом посадили. На десять лет. За растрату. Он же продукты на нашей улице бедным раздавал… Вот как нас, татар, советская власть обидела.

— Значит, твой отец не воевал?

— Освободили только в 1949-м. Он тут же приехал в Среднюю Азию к нам. Потом его опять на пять лет загребли.

Меня так и подмывало спросить: если отец так долго сидел в тюрьме, откуда же у маленькой девочки, которая шла на базар, лежало в кармашке золото? Как же удачно торговал этот человек до войны в буфетах! И настолько, что даже после ареста его жена пережила войну и депортацию с малым дитем на руках и с двумя на ее иждивениями старухами с немалыми ценностями в ветхих с виду мешках. И еще дом на новом месте построила, да не работала при этом. Выходит, не зря отца Дили тогда посадили? Значит, следователи того времени работали честно. И раздача продуктов бедным на улицах довоенного городка — конечно, из области фантазии моей бывшей землячки, выдумка на потребу дня, чтоб выставить советскую власть несправедливой и подлой, а себя изобразить несчастными и честными.

Однако, если подумать, может это была раздача продуктов своим рабам? Ведь у семейства Дили, по ее же признанию, всегда были рабы. Почему бы им не быть скрытно и в советское время, когда еще не так легко было с работой?

Но хозяйка этого коттеджа признает ли когда-нибудь правду? До конца дней тут будет правда иная: отец — жертва тоталитарного режима. Хотя, как видим, это советская власть была его жертвой, он эту власть долгое время обворовывал, сам трепал ей нервы, как хотел.

— Благодаря этому золоту я шикарно прожила всю свою жизнь! — рассказывала о своей жизни моя землячка. — Я всегда была хорошо одета, никогда не стояла на школьных вечерах у стены, у меня русский муж, за татарина я выйти замуж не захотела, двое детей и этот особняк, — обвела она рукой свой дом. — У детей свои квартиры, и не только в Украине. У нас машина. Я — элита… Мы всегда были элитой…

Диля взяла в руки швабру и начала мыть пол. В этом доме — вся современная бытовая техника. Однако на книжной полке — лишь Коран в нескольких переводах и донельзя старые книги, которые мы читали еще в школьные годы: То, что осталось от прежней жизни и еще не выкинуто на помойку.

На телеэкране в это время мелькнула бывший депутат Верховной Рады Украины Наталия Витренко, которая знала компьютер, превосходно владела речью, с высшим образованием, посетила в составе делегаций десятки стран, создала Социалистическую партию и очень переживает за тех, кому нынче плохо. В Украине ведь во втором чтении принят закон об отмене 8-часового рабочего дня. И эти высокие позиции Наталия Витренко достигла только за счет собственного трудолюбия, ума и таланта.

Диля после выхода на пенсию ни одного дня не работала, не написала ни одной статьи, ни разу не открыла компьютер, не участвовала ни в одном в общественном движении за улучшение жизни в нынешней Украине и закончила в свое время техникум лишь заочно.

Крымско-татарский народ большей частью не взял на себя никаких обязанностей по защите Советского Союза в войну, уклонился от этого святого для каждого нормального человека долга. Помогая немцам, зубами держался за возможность пограбить «лишних» и убить. Радовался земле, которую выделили им фашисты, окончательно разорившие колхозы.

Однако правами своими после Победы Советского народа депортированные не пренебрегали. Лечились, как и все, бесплатно. Женщины рожали бесплатно, семьи получали квартиры. Их ни в чем не обошли, все было в стране поровну. И почти вся крымско-татарская поросль в советское время получила бесплатное высшее образование.

Хотела было поступить в институт и Диля, но тут себя переоценила, сама себя подвела, ибо в своем сознании так извратила советскую жизнь, так ее изуродовала, что стала жертвой собственных же умозаключений.

— При поступлении в Педагогический я выбрала тему сочинения «Ленин и революция», — вспоминает она. — И меня чуть не отправили по «ленинским местам» за… кровавый оборот речи. Меня тогда чуть не посадили… Но я ни о чем не жалею…

Любуется хозяйка коттеджа собой, думая, что и я присоединюсь к этому же восхищению. Но я — не Лев Ефимович и не те мальчики, которые когда-то преклонялись перед необыкновенной внешностью девочки из нашей школы. Жизнь научила меня ценить человека лишь за то, чего он сам в жизни добился, без ворованного золота в кармашке и без хитростей на физиономии.

— Как тебя занесло в контрреволюционную тему? — удивилась я и напомнила, что школьники тогда вообще были без критического восприятия прошлого. Нашему поколению был открыт великий коридор! Кем бы ни были родители, поступай в любой институт. Без мошенничества и материальных затрат. Делай жизнь свою без какого-либо страха за себя. Иди и иди вперед. Но Диля (по собственной воле) оглянулась, и едва не превратилась в соляной столб. То есть, устроила себе же само-арест.

— Как ты выпуталась из той ситуации?

— Не судьба была оказаться мне в Красноярском крае, — притворно вздохнула землячка, — прокурором оказался наш родственник, и при мне мое сочинение было уничтожено.

Татарский телеканал ATR, который действует в Крыму на средства бизнесмена Лянура Ислямова, заработавшего миллионы горбом русских тружеников (а может новых рабов), показывал концерт крымско-татарского ансамбля, и какой-то певец, выхоленный донельзя мужик, рыдаючи, пел, что у него не было молодости, потому что она прошла не в Крыму.

— Чего вы, татары, все время ноете? — спросила я Дилю. — Почему вы все время говорите, что вам было в Узбекистане плохо? По сравнению с русскими вам жилось просто отлично. Я это видела собственными глазами. Ваши люди были в торговле и на руководящих должностях…

Со слов другой моей приятельницы крымско-татарского происхождения, родители которой уже умерли, потому не было ей смысла скрывать правду, я уже знала, что крымские татары имели свой общак, на который содержали в горах Средней Азии подпольный скот, потому и жили намного лучше русских.

— Да, мы должности покупали. Мы, татары, всегда давали взятки. И всего добиваемся взятками… Мой зять в российском консульстве работает. Какая доходная должность! Кому визу попридержать, кому сразу дать… Помимо этого бизнес свой… Дочь моя живет в России, три внука.

Я облегченно вздыхаю. Наконец-то нашлась тема, в которой мы уже не будем антагонистами, коль внуки ее в России. Я рассказываю о ситуации в наших городах, нахожу в Интернете выступление генерала Леонида Ивашова.

— Убери его, — вдруг поморщилась Диля. — Не могу слышать… Россия все оккупировала. Куда ни глянешь, все оккупировала Россия. А зачем нам Лермонтов, Пушкин? Крым — земля Османов! И все равно будет землей Османов.

— Как? — удивилась в свою очередь я. — Прежде в Крыму жили греки, и везде тут знаки греческого присутствия: они тоже имеют право заявить, что это их земля, хотя и до них Крым знал многие племена и народы? А захваченная турками Византия?..

Диля подняла голову, глянула сквозь меня и вдруг прошипела:

 — Если ты еще это скажешь, получишь ножичком в бок! Я ведь жестокая! Я могу убить…

Вот это признание! Ни в чем нельзя, оказывается, перечить хозяйке дома. И правда должна, будто пес, трусливо залезть под табурет, испуганно оттуда выглядывать, при этом умильно помахивая хвостиком. Как же тогда наше общее детство, друзья, один город на двоих?

— Мне, конечно, можно сунуть ножичком в бок, — несмотря на угрозы, спокойно возразила я, — но Истории ножик в бок не сунешь. Она топора, и даже атомной бомбы не испугается.

По Кучук-Кайнаджирскому договору Крым вошел в состав России. Вернуться в Турцию юридически? Когда Турция объявляла себя республикой, она не утвердила себя правопреемницей Османской империи.

Так что Османов давно в Истории нет. И еще на совести кочевых турков-сельджуков родом из Средней Азии — оккупированная Византия, коренное население которой — армян и греков — время от времени на этих землях вырезали. А Кипр?.. На наших же глазах…

Но, следуя логике Дили, коль Крым все равно будет землей Османов, значит, греки имеют право потребовать очистить Турцию (то есть, Византию) от… турков?

Кстати, турецкий фильм «Великолепный век», несмотря на ужасное положение каждой женщины в гареме, даже султанши, Диля смотрит с придыханием, как письмо счастья нынешнего дня, как сигнал… К чему только этот сигнал, если дочь, внуки ее, семья брата живут в России? А дочь открыто заявляет матери: «я — украинка, и ко всему «этому» не имею никакого отношения». То есть, дочь не хочет жить жизнью крымско-татарского соляного столба.

Хозяйка коттеджа недовольно поджала губы. Она надеялась найти в моем лице малокомпетентного и податливого человека, которому можно навесить любую лапшу на уши, но, увидев, что я смыслю в кое-каких вопросах, решила дожать меня с другого бока. Увидев, что я никоим образом предательство не признаю за норму, принялась давить с другой стороны.

— Ты бы знала, как депортированных унижали! Учительница русского языка оставила меня на второй год потому, что я депортированная!

— Моего братика тоже оставили на второй год из-за русского языка, хотя наша семья не была депортированной.

— Ах, вот как? Вы не были депортированными? Зачем тогда твоя мать приехала в Среднюю Азию? Чтоб издеваться над бедными крымскими татарами?

— Моя мама в животе со мною рыла под Ростовом окопы, потом, ты знаешь, работала проводницей. Твой отец в этом же поезде был начальником вагона-ресторана. Как она могла издеваться над твоим отцом? Прекрати истерику. Что ты молотишь?

Но спектакль не кончился. Диля победы надо мной пока не добилась и на колени перед собой еще не поставила с протянутым к нею «прости».

— Даже на выпускном вечере я не была! — выкрикнула она. — Меня же Игорь избил до полусмерти. Все лицо в синяках. Но я молчала, чтобы не бросить тень на школу. Меня из рук Игоря вырвали Саша и Гена. Вот что такое быть депортированной!

Лично я в школьные годы не слышала, чтобы Дилю избивали. Но спросить об этом некого: Игоря, Саши и Гены нет в живых. Возможно, потому они и названы, что их уже нет. Но перезваниваю их близкому другу Сергею, и тот отвечает, что Диля была на выпускном вечере, а про побои  выдумала.

Но зачем эти мини-спектакли, эта кривая, изуродованная, с вырванной сердцевиной, правда, которая удобна только Диле? Может подобными речами с надрывом эта «невинная жертва» и добивается каждый раз своего? Именно этим берет верх над любым человеком, в том числе, и над мужем — сыном фронтовика? Хотя к русским отношение у нее определено и по поводу своих одноклассников она кидает вдруг многозначительно:

— Они навсегда останутся для меня инородцами…

— Гена же за тобою ухаживал!

Диля презрительно поджала губы:

— Скажите спасибо, что мы, татары, научили вас, русских, мыть руки после туалета!

— Мы никак, к сожалению, не научим вас уважать людей и другие народы, — пикировала ответ я и задала свой вопрос: — Почему ты не училась в национальной школе? Близость веры, языка… И никто не оставил бы тебя на второй год.

На этот вопрос ответ тоже давно готов:

— Мои совещались по этому вопросу дома и решили, что узбеки — это другой народ… Мы не должны быть с ними. Нам не надо было с ними сближаться.

— Но мечеть одна.

—  Мечеть одна. Я приходила из школы домой, а мои стояли в это время на коленях и молились. Я кидала в угол портфель, прыгала им на спины, каталась по ним, а они все молились, все терпели… Моя бабушка в 90 лет поломала шейку бедра, в больнице врачи поставили ей капельницу, суетились вокруг нее, переживали, а бабушка рвала провода и говорила своей дочери:

 — Убери это, не хочу жить. Не могу смотреть на эти морды. Ненавижу их…

«Эти морды»… это врачи, которые делали все, чтобы облегчить страдания старушки. Выходит, что и узбеки, которые приняли в свои селения тысячи депортированных крымских татар, оказались им чужими. И русские, бок о бок с которыми они жили самые трудные годы, тоже ими в душе приняты не были.

— За что мне в школе бойкот объявили, вот объясни, за что?

Об этом случае знали и в соседних классах. Школьники на хлопке получили за работу первые деньги. И решили немного поозоровать. Девочки купили кагор, чтобы узнать, что это такое? Учитель ушел на центральную усадьбу, а девочки с яркой лампой на столе сели на повернутой к дороге веранде, которая просматривалась издали. На часах поставили Дилю. И только залюбовались красиво искрящимся при свете лампы напитком,  как спустя мгновение все похолодели. Учитель стоял на крыльце и со строгой укоризной глядел на провинившихся. Диля, так и не подав сигнал об опасности, безмолвно смылась в кусты. Вот за эту подлость ей и объявили бойкот.

— Знаешь, как мне тяжело тогда было? Целый месяц со мной никто не разговаривал.

Признать, что она своей трусостью подвела одноклассниц, моя бывшая землячка не пожелала даже спустя полвека, однако истечь слезами по этому поводу, обвиняя во всем других, как видим, не прочь.

Также ведет себя и ее народ. Нагнетает и нагнетает десятилетиями истерию вокруг себя.

Советская власть всех детей обогрела, никому о прошлом ее родителей не напомнила. Я в детстве жила среди депортированных, но даже не знала об этом до 1991 года. Все же равно были включены в жизнь. Однако молодые крымско-татарские отпрыски, бойкие и незадумчивые, сами решили за дела своих отцов ответить, и по сей день, как галчата на соляных столбах, кричат и кричат на площадях о том, как обидели их родителей. И до лампочки им, как в войну около их родов и гнезд страдали другие народы, сколько слез пролили дети, по вине крымско-татарских полицаев оставшиеся вдруг без своих родителей?

— Правильно, — говорила только о своем Диля. — Нам должны вернуть все… Землю, дома…

— Семьям уничтоженных партизан, семьям выданных подпольщиков ничего ведь крымские татары не вернули...

В этот момент передо мной открылось величие людей, которые в Великую Отечественную войну потеряли детей, любимых мужчин, матерей, отцов, не говоря уже об имуществе, но никакую мзду никогда не требовали от своего государства, ибо считали: у Родины не отнимают, Родине только дают. Как же прекрасны женщины, которые впрягались в плуги и тащили их на себе, лишь бы накормить своих и чужих детей. Как же бескорыстны наши мужчины, которые даже немецким детям в погибающей Германии протягивали кусок хлеба! Как велики все те, кто шел в разведку, преодолевал ледяную морскую пучину на северах, брал Кенигсберг и Варшаву, лишь бы мы, будущее поколение, не втягивали головы в плечи в солнечный день от звуков летящего лайнера. Знали ли эти бойцы, что среди нас, будущих, окажутся стаи пираний!

— Но был же геноцид!

— А по отношению к тем, кого тащили на расстрел, геноцида не было? Крымско-татарский меджлис обязан работать именно над этой темой. Чтоб будущее было правильным!

— Что ты прицепилась к татарам? — выкрикнула в гневе хозяйка дома, забыв уже, что с просьбой написать о депортации обратилась ко мне сама. — Русские не предавали?

— Предавали. Только были за это расстреляны. Либо отсидели свое. Ехать же в вагонах с золотыми слитками в мешках в теплую Среднюю Азию, притом, со своими мужчинами, — это не геноцид. Да еще с твоих слов… с вежливой охраной…. Это просто переселение. Это ненаказанное преступление ваших отцов, которое позволяет вам нынче всем народам трепать нервы. И требование «все вернуть» — из той же серии: хочется опять пограбить, опять поставить других на колени. Не силой, как в войну, так истерикой, как нынче. При случае же… поорудовать и ножичком.

— С ума сошла, ты о чем говоришь? — возмутилась Диля.

— В газетах пишут, — напоминаю я своей бывшей землячке, — что 19-летнюю девушку Катю Корень, которая принимала участие в конкурсах красоты, трое мусульманских парней забили камнями в Крыму, заявив, что она казнена по законам шариата.

— Не знаю, не слышала, — ответила спешно хозяйка дома и отвела в сторону глаза.

Приходится напомнить еще и о том, что среди бела дня на улице города некий Сервер Ибрагимов, 23-х лет, с криком «Аллах акбар!» перерезал горло пятилетнему Вите Шемякину.

— Зачем это? Татары продолжают войну?

— Этого не было, — с невинным видом отрицает очевидное Диля и вдруг проговаривается: — Мы тихо-тихо ждем своего часа!

— Какого? Кто ждет?

В ответ — молчание.

— Для нас война закончилась много лет назад, а для вас продолжается? Чтобы через поколение взять реванш? Для вас по-прежнему не существует государства?

— Эта земля… мусульманская, — услышала я жесткий ответ.

Религиозно-племенной подход к жизни у моей землячки, оказывается, превыше всего! И это  — несмотря на 30 лет жизни с русским мужем, несмотря на живущих в России внуков.

Диля почему-то уверена, случись вдруг вновь смутные времена, семья пойдет за нею до конца. Но спросила она своих внуков, бросят ли они обжитые в России места, чтобы воевать за интересы мелкой крымской общины, мечтающей о жизни в Крыму по Шариату? Может, видится ей, что и у ее потомков будут рабы, которые своим горбом  наработают шикарную жизнь и им?

Значит, случись вдруг война, Диля спокойно будет глядеть на то, как опять придется шагать людям в страшных рабовладельческих колоннах?

Бедный Лев Ефимович, который в земной жизни так любил танцевать с девушкой в нежном крепжоржетовом платье! Диля не оправдала его надежд на знание Истории, из которой помнила лишь то, что ее устраивало.

Вот он ключ к разгадке поведения тех людей, которые Российскую империю, а затем и Советский Союз, считали не Родиной, как мы, а лишь местом пребывания. Вот он ключ к предательству некоторых народов по отношению к большой и крепкой стране, когда с нее уже нечего потянуть.

Сколько же недалеких русских людей после революции ушло на Запад, предпочтя верность религии верности Родине, ибо государственный постулат дореволюционного времени гласил: «За Веру, за Царя, за Отечество». То есть, за Отечество лишь в последнюю очередь.

 Сколько мужчин, женщин и детей поплатились жизнями лишь за то, что сосед в войну считал своей Родиной религию, а не свой дом. Когда важнее мифические ценности, а не реальные.

Этот ключ приподнимает человека в нормальные дни, будит ощущение исключительности, непохожести на других, иллюзию общения с высшими, только им будто бы доступным необычайным ценностям.

Этот же ключ воспитывает неуживчивость с другими народами, желание непременно отодвинуться от не совсем верного, по религии, образца, тягу к распре. Такие люди — вечные соляные столбы, которые ради мифа могут пойти на любое преступление, что наши отцы и увидели в войну, когда надо было защищать Родину, а предатели, лелея под рубашкой религиозно-племенную спесь, кинулись растерзывать тысячи людей вокруг не «их формации».

Газета «Азат Крим»: «Наш освободитель! Мы только благодаря Вам, Вашей помощи и благодаря  самоотверженности ваших войск, сумели открыть свои молитвенные дома и совершать в них молебны. Теперь нет и не может быть такой силы, которая отделила бы нас от немецкого народа и от Вас. Татарский народ поклялся и дал слово, записавшись добровольцами в ряды немецких войск, рука об руку с Вашими войсками бороться против врага до последней капли крови сражаться за выдвинутые Вами великие общечеловеческие идеи ...».

Эти «великие общечеловеческие идеи» перемололи в мясорубке 50 миллионов жизней.

— Как, по-твоему, что будет с Крымом? — с тревогой в голосе спросила меня вдруг Диля.

— То же самое, что с Россией и Украиной. Ты же знаешь из телепередачи обозревателя Одесского телевидения Виктора Орла, что в Крыму, в Очакове, строится военная американская база. Для чего?..

Глаза у хозяйки коттеджа засверкали:

—Значит, подчинимся американцам… — с притворным смирением произносит вдруг она. — Может хуже будет, вдруг и лучше… Мы опять воевать не будем.

И ни слова о том, что надо бы противостоять бешеному напору неправедной пропаганды, вбивающей огромный кол между Россией и Украиной, который не даст возможности объединиться нашим народам в случае очень грозных грядущих событий.

Впрочем, Диля уже готова к приходу следующих завоевателей. Вероятно, и ее народ также смотрит на жизнь, коль так отчаянно недоволен жизнью, хотя на какие только уступки депортированным не идет Украина нынче, лишь бы замирить свои народы? И электричество уже у крымских татар бесплатное, и вода (по утверждению Дили). И самозахваты земель прощены. И чем больше дает государство, тем больше скандалов, «как нас, несчастных, обижают. Нам все должны». Только они, видите ли, никому ничего не должны, особенно тем, кого их предки убили или растерзали в войну. И это притом, что их отцы из будущей Победы сбежали. К тому же очень ретиво.

Тогда? Позволю и я хотя бы себе задать вопрос, что будет, если события и впрямь пойдут по худшему для России и Украины сценарию?

А тогда все повторится, как и в Великую Отечественную войну. Завоеватель использует тех, кто готов целовать ему руки, чтобы выполнить любую грязную и неприличную работу по уничтожению славянского населения.

Диля приподняла голову, как-то восторженно глянула вдаль.

— Но...

Истории помнит, в ту войну «союзники» не до конца поняли друг друга. Предатели надеялись, что с помощью немцев добьются создания такого ареала обитания, в котором пребывать будут лишь они, мол, гитлеровцы почему-то как дым исчезнут из Крыма. Для чужих, как говорится, очень старались. Для чужого счастья под сталинскими «Катюшами» в труху, в пыль превращались…

Гитлеровское же руководство, стимулировавшее неожиданных добровольных помощников, после того, как был бы сломлен Советский Союз, ликвидировало бы как ненужный балласт всех, кто не принадлежал к арийской расе, тем более крымских татар, как малый осколок весьма неграмотного по тем временам, не нужного им мусульманского мира.

Предателям, однако, крупно не повезло. Победа советского оружия, которое они так ненавидели, спасла их в дальнейшем от гибели в тех концлагерях, в которых они прежде гнобили других.

— После победы американской военщины,— предупредила я Дилю, — все народы ждет судьба... индейцев в резервации. Или расстрелы населения прямо с вертолетов, как в Ираке и Афганистане.

Лицо хозяйки коттеджа вытянулось. Не такого желала бы она своим внукам.

Мы пошли к поезду. На тропке Диля не позволяла идти рядом с нею и все спихивала меня к камням. Она же элита! Все лучшее должно принадлежать только ей. Лишь потому, что ее отец когда-то наворовал много золота, а дед имел рабов, хотя крепостное право, то есть рабство, в России была запрещено.

Когда-то Муса Джалиль, погибший в Моабитской тюрьме в Германии, написал следующие строки:

Я клятву дал — служить

                          своей Отчизне,

Пока живая кровь

                              гудит во мне.

Да если б ты имел

                         и сотню жизней,

Ты разве бы

               не отдал их стране!

Этот святой завет оставил нам татарин. Другой татарин. Советский. И о таких немало написано. Много хорошего...

Моя мама полвека работала проводницей, и как-то рассказала, что в 1948 г. Сталин разрешил крымским татарам вернуться в Крым, лишь поставил им условие: не трогать тех, кто поселен в дома бывших владельцев, не устраивать беспорядки. Советское правительство выделяло средства для возведения  жилья и создания новых совхозов.

В колхозах и городках, где жили депортированные, были проведены партийные собрания, на которых объяснили, что вначале в Крым поедут неженатые юноши и девушки, которые построят новые дома и предприятия. Через год-два поедут семейные люди, которые получат эти квартиры, начнут работать и получать зарплату. Затем государство планировало отправить стариков.

Из Узбекистана в Крым ушел первый эшелон. Мама сопровождала один из вагонов в том первом эшелоне, всех его пассажиров знала в лицо, на прощанье всем пожелала счастливой жизни в будущем.

Но как только молодые люди оказались в Крыму, они тут же устроили резню. Виновников дебоша, конечно, в течение 3 дней отловили.  Бывшие его пассажиры умоляли проводников помочь им тайком вернуться к своим семьям... хотя бы под вагоном. Как могла, мама спасала, прятала и, рискуя собой, привезла некоторых из них домой.

Наученный горьким опытом, Сталин больше не возвращался к этому вопросу. Вернуть крымских татар в Крым не решился и Хрущев, хотя репрессировал всех без разбору.

Английская королева попросила кое о чем Горбачева. Угодник тут как тут... все для макияжной королевы! И разрешил вернуться депортированным без какой-либо разумной схемы возврата.

И вновь многочисленные беспорядки... Крым опять превратился в зону разломов,  конфликтов и резни. 

Да и крымских татар ничему не научила жизнь, коль много лет стучат они своей ненавистью, будто  колуном, по головам других народов, вынуждая и нас пристальней вглядеться в прошлое и, в свою очередь, предъявить свой счет за преданных и убитых.

03.03. 1942 г. газета «Азат Крим» писала: «После того, как наши братья-немцы перешли исторический ров у ворот Перекопа, для народов Крыма взошло великое солнце свободы и счастья»...

Предлагаем в этот день отмечать дату крымско-татарского геноцида по отношению ко всем остальным народам Крыма. Сталин уже дважды гражданскую войну предотвратил. Однако не оценили...

И как же прав был Советский народ, который государственным постулатом избрал вначале верность Родине, потому на фронте перед атакой кричал: «За Родину, за Сталина!».

А поскольку Родина была на первом месте, то бой с наглой фашистской многомиллионной ордой, вобравшей в себя и предателей,  наши отцы и выиграли.

Почему нынче я должна думать иначе, коль наша страна вобрала в себя больше сотни луноликих прекрасных народов?

Жизнь показала, когда вначале в мозгах религия, потом — остальное, таким не помогает почему-то даже… Бог. Может потому, что не нуждается вовсе в многовековом подхалимаже?

И когда вначале нажива, это тоже показала жизнь, потом — остальное, государство разлетается, как ветхий горшок, на черепки.

Конечно, по дороге к автобусной остановке мы с Дилей еще долго говорили о жизни.

— Видишь, до чего красив мир! — воскликнула она. — Как хороши листочки, трава под ногами… Это все сотворил Аллах.

Кажется, я услышала за спиной вздох. Оглянулась, никого… Через мгновение поняла: это вздохнул на том высшем свете Николай Николаевич, наш учитель астрономии, который говорил иное: в центре Вселенной — Солнце, и как только этот начальник нашего Космоса рассердится, кинет жгучие гейзеры на сотню километров в высь, сразу же на Земле засуха, либо лишняя, едва ли не в восемь метров над полями вода… И Марс отчего-то сгинул, хотя на нем вроде бы прежде жили какие-то живые существа. И Венера задохнулась без воздуха и воды. Зачем Аллаху не только созидать, но и разрушать? Зачем богам пустыни, мрак, слезы, беды, сдвинутые континенты, цунами, отмершие, как былинки, народы? Разве высшие силы не заинтересованы в том, чтобы в каждом уголке Вселенной были гармония, одни только счастливые вздохи, равенство всего живущего на Земле?

— Скажи, почему ты не замужем? — спросила вдруг меня Диля, выпятила грудь колесом и сложила губы трубочкой, как это делают некоторые семейные женщины, которые не в меру гордятся своим положением. Как будто одним только фактом замужества они более значимы в жизни.

Ответа моего она не заждалась.

— Не умела прощать измен.

— Гм… Насколько мои родители были мудрее, — облегченно вздохнула она и окунулась в далекое прошлое. — Мои бабушки, которые все время читали Коран, говорили иное: «Дилечка, измены ничего не значат. Он ведь домой вернулся, к твоим детям. Тебе деньги принес. И плевать на измены. Надо быть покорной». Мой муж работал в отделе, где много женщин, конечно, он мне время от времени говорил: «Дилечка, они так на меня смотрят… Не мог иначе. Прости…».

— Прощала?

— Брала в руки Коран. Там же написано, что мужчина имеет право иметь четырех жен. Значит, я должна делать все, чтобы моему мужчине было хорошо…

— Если бы он привел в дом вторую жену? И третью…

— У меня подружки бы появились… Так я все одна и одна…

— А деньги с подружками готова делить? Уже не одной тебе пришлось бы золото щипчиками от куска отщипывать. И кусок мяса с базара был бы уже не для тебя одной, если бы так же поступил твой отец… На этот особняк у моря опять же претендовали бы нынче многие…

Такая логика возможных событий, кажется, была не силам Диле. Она не догадывалась, что в измену, кроме ревности, заложено столько бомб. Что в измене, в предательстве — много слез, страданий, уйма утрат. Униженные, а то и убитые жизни. Выросшие в беде дети…Тут и татарские бабушки ничего не подскажут такого, чтобы спокойно вынести подобный разворот бытовых и гражданских историй.

Идущая рядом со мной «элита» как-то неловко вдруг загребла ногой, и я ненароком отлетела к обочине.

— Значит, не все правильно пишут в книгах с мировоззрением седьмого века? Выходит, не всегда надо быть покорной? — спросила было я, но землячка моя, как всегда, вопроса не слышала. Она внимательно глядела на дорогу, из-за поворота которой вынырнул автобус.

— Тогда почему предательство во время войны должен был простить Советский народ?

Когда подошел автобус, мы с Дилей не попрощались. Мы обе — глядели в разные стороны.

PS. Антисоветский фильм «Хайтарма» о депортации крымских татар также был создан на деньги, которые бизнесмену Лянуру Ислямову заработали в России русские мужики.

Неужели Измена и нынче — главный вектор крымской и российской Истории?