Сергей Баландин

Антихрист из Капернаума

(исторический очерк)

Из того бо града изити хотяшеть антихрист, да того ради ныне фрязи опустили суть весь градот Капернаум.

Игумен Даниил.

Предисловие

Идея настоящего очерка может показаться безумной: шутка ли даже помышлять о том, чтобы составить более-менее достоверный исторический портрет Иисуса Галилеянина – основателя христианства! Или мало написано на эту тему исследований и научных трудов, чтобы какой-нибудь непризнанный дилетант в истории, вроде меня, мог бы прибавить к ним нечто новое и заслуживающее внимания?

Я понимаю, что само намерение провести какую-либо ревизию истории да еще без достаточного фундамента аргументов и фактов выглядит невежественной дерзостью, но что поделаешь, если меня самого в этом вопросе пока еще не удовлетворило ни одно известное мне исследование. Я даже не уверен, существуют ли вообще какие-либо исследования жизни Иисуса, которые можно было бы с полным правом назвать историческими. Даже те авторы, которые себя позиционируют библейскими историками, обычно незаметно подменяют библейскую историю библейской критикой, т.е. их предметом исследования становится не история, а текст того или иного источника. И даже находя текст не вполне исторически достоверным, в своих исследованиях они не осмеливаются переступить некое неписанное табу: «Sola Scriptura» (Только Писание). В результате относительно исторического Иисуса никто еще толком ничего не открыл, не представил убедительных аргументов, и личность основателя христианства, несмотря на упорные усилия ученых ее открыть, по-прежнему остается в истории большим белым пятном. Более того, часто встречается один «аргумент»: «Поскольку нет никаких достоверных сведений, по которым можно было бы проверить евангельские свидетельства об Иисусе, то ничего не остается как во всем доверять и полагаться на Евангелия». Или ему подобный: «Поскольку многие свидетельства об Иисусе, приведенные в Евангелиях, противоречивы и не точны, то им вовсе не следует доверять и принимать их в расчет».

Может, в силу моей недостаточной научной осведомленности мне представляется, что историки еще не исчерпали всех возможностей поиска исторического Иисуса, тогда как мою голову осенили кое-какие идеи, которыми я бы и хотел поделиться.

Ищут там, где удобнее всего искать, а не там, где потеряли.

Предположим, вы поставили для себя целью прояснить картину жизни какой-нибудь известной исторической личности, разным противоречивым сообщениям о которой вы не очень доверяете. Пусть это, к примеру, будет Лев Толстой. Как возникло толстовство, в каких условиях, в какой атмосфере оно зародилось? Ответ на этот вопрос, вы, наверно, частично получите, посетив те места, где жил и творил русский писатель: его поместье в Ясной Поляне, впечатлившись природой окрестностей, познакомившись с бытом местных крестьян. Но вот корни христианства почему-то ищут где угодно, но только не там, где оно родилось.

Где же следует искать утерянные следы исторического Иисуса и корни его учения? Естественно, там, где он жил и творил. И нам хорошо известно это место – это маленький рыбацкий городок на берегу Кинерета, называемый Кфар Нахумом или Капернаумом. Но почему-то мало кто из библейских историков придавал ему какое-либо значение в своих исследованиях и еще меньше из них утрудили себя его посетить.

Академические историки обычно работают с письменными источниками, и часто упускают из вида такой важный источник, как характер и особенности того края, где происходили исследуемые ими события. Многие из тех, кто претендуют считаться корифеями иисусоведения, за всю свою жизнь ни разу не прошлись по той земле, которую описывают изучаемые ими источники. Я же, как профессиональный краевед (гид), не мог не сопоставлять известные мне особенности страны со свидетельствами о ней когда-то бывших тут или не бывших людей. И нередко находил, что эти свидетельства не всегда совпадали с той картиной, что представала перед моими глазами. Так же, как многие картины европейских художников, написанные на библейские сюжеты, мало в чем совпадают с географической и исторической реальностью наших мест, так и представления об Иисусе и о его современниках у некоторых европейских исследователей складывались не вполне адекватными, ибо выстраивались на чисто умозрительных концепциях, оторванных от почвы палестинского края.

Мало кто придавал значение тому, что всякие идеи всегда имеют свою географическую почву, они формируются в определенной атмосфере и климате. Как музыка, что, по словам Глинки, создается народом, аналогично и вероучения создает край, проповедники же и мыслители их только лишь воспринимают и по-своему аранжируют. Тем не менее в отношении христианства бытует мнение, будто возникло каким-то неестественным путем, свалившись с неба на головы ничего не ведавших народных масс. Да, народами мира христианство не создавалось, оно им приносилось и проповедовалось обычно пришедшими извне миссионерами, зачастую огнем и мечем, но галилейским евреям христианство никто не приносил. Их мысли давно и сами повернулись в христианском направлении, потому они себе сами нашли и выбрали духовного лидера – Иисуса, наиболее полно выражавшего их чаяния и всячески его поддерживали и защищали.

Нашу прекрасную страну, Эрец Исраэль (Палестину), нередко называют «Эрец хаКодеш» (Святой Землей). Многие полагают, что эта земля свята уже, тем, что была описана и прославлена в Библии, и что, согласно Библии, ее избрал и благословил сам Бог. Мы не будем спорить с этим взглядом, но добавим лишь одну оговорку: не столько эта земля обязана своей славой Библии, сколько сама Библия с ее Богом обязана своим происхождением сей земле, ее географии и природным условиям. Именно как Бога земли Израиля понимали Бога Израилева древние: «Бога той земли» (4Цар.17:26). Так это или нет, мы утверждать не будем, но сама идея, что каждая земля порождает своих «богов», как видно, отнюдь не новая и не бессмысленная. Закономерность тут весьма очевидна: религии вырастают из быта и духовной культуры народов, а сам быт зарождается в природных условиях. Даже идея, что религия евреев и христиан порождена вовсе не природными условиями, а вмешательством в естественный ход вещей неких потусторонних сил, вовсе не опровергает того, что и сам естественный ход вещей существовал и существует. Хотя и вмешательства неких внешних сил мы также не отрицаем, но, с нашей точки зрения, эти силы вполне посюсторонние – это каста жрецов и духовенства.

Таким образом, религии часто образуются в результате действия весьма разных сил и разных интересов. Во-первых, это поиск путей, как жить в гармонии с природой, с окружающими людьми, как извлечь максимум благ для себя, для своих ближних, для своих потомков. Во-вторых, это поиск путей для некоторых людей, как возвысить себя в том или ином обществе, как укрепить в нем свой авторитет, как подчинить и поработить себе всю остальную часть общества. Потому в религиях обычно переплетены, как интересы всех людей, так и интересы касты жрецов и духовенства, и порой трудно провести границу, где заканчиваются одни и начинаются другие.

Почерк духовенства всегда узнается по утверждению своей власти и авторитета, хотя оно и учит верующих принимать все, как исходящее не от людей, а от самого Бога – очень большого начальника, представителями которого оно себя позиционирует. Можно верить духовенству, можно не верить, но тот, кто занялся исследованием истории религии или историей жизни их основателей, не может опираться на мистические аргументы, ибо история не мистика, она занимается сугубо историей людей, а не историей богов. И раз уж историк взялся за исследование жизни Иисуса или жизни какого другого основателя религии, то он должен поставить и другие вопросы: кто писал тот или иной текст, каковы были его общественные интересы, был ли автор индивидуальным правдоискателем или представителем того или иного класса, выражающего его кастовые интересы. Если историку религии известно, что основатель религии не принадлежал ни касте жрецов, ни касте духовенства, то ему уже легче будет провести границу между идеями основателя и идеями дописанными представителями духовенства.

Одну из гипотез, объясняющих связь сего духовного творчества с нашей землей, мы рассматривали в очерке «Как и откуда появились евреи?». Теперь же мы попробуем сузить тему и рассмотреть почти аналогичный вопрос: как и откуда произошли христиане. Или, точнее: каким был тот первохристианин, основатель учения, из которого выросло христианство, каковы были его первоначальные родившиеся на этой земле идеи и какие метаморфозы претерпели они у его последователей, и вообще, не обратилось ли современное христианство в полную противоположность учению его основателя? Также и местонахождение колыбели христианства будет значительно уже: не вся страна Израиля и даже не ее северная часть – Галилея, а только одна ее маленькая точка на берегу Кинерета, называемая Капернаумом.

Что мы знаем об истории Капернаума?

Значение Капернаума для истории христианства и для всей мировой истории трудно переоценить, ибо именно здесь, а не в Вифлееме, и не в Назарете, и даже не в Иерусалиме зародилось христианское вероучение. Для многих стало неоспоримым историческим фактом то, что Иисус начал свои проповеди на берегах Кинерета, в Капернауме и в его окрестностях, и там же он собрал своих первых учеников, образовав из них первохристианскую общину. Во всяком случае, какой-либо альтернативной версии относительно места зарождения христианства академическими историками пока еще не придумано.

Верующие обычно принимают за «исторический факт» абсолютно все, что написано в их священных книгах. Неверующие, хотя и сомневаются в достоверности тех или иных сказаний, иногда допускают, что за многими из них стоят определенные реальные исторические события, которые в мифологической форме были интерпретированы народными преданиями и обработаны авторами писаний. И уж у многих скептиков развеиваются всякие сомнения, когда евангельские сказания о Капернауме подтверждаются археологами, а о проживании в нем Иисуса рассказывают религиозно нейтральные туристские справочники и путеводители.

Да, евангельские свидетельства частично нашли некие подтверждения в археологии: Капернаум открыт, открыты древняя церковь и синагога, но не будет ли слишком поспешным вывод о том, что и сам факт проживания в нем Иисуса открыт и доказан, а также все свидетельства о его деятельности в Капернауме действительно историчны? И если какой-нибудь критический ум все-таки поставит вопрос: на чем основывается сия информация, публикуемая для туристов, то окажется, что вся она основана все на тех же евангельских сказаниях и более поздней христианской традиции.

И тут у нас возникает маленькая проблема: необходимо решить, насколько мы можем доверять этим сказаниям, чтобы составить более-менее объективный взгляд на происходившие здесь события? Достаточно ли для этого свидетельства лишь одной стороны? Ведь эти свидетельства могут быть, и так обычно оно и есть, весьма тенденциозными. Потому и говорят: «Audiatur et altera pars» (Да будет выслушана и другая сторона). – Прекрасная идея! Но тут оказывается, что никакой другой стороны у нас просто нет и нам нечем проверить евангельские свидетельства на истинность.

Можно, правда, сказать, что в общем и целом, картина, которую рисуют нам евангелисты, выглядит весьма убедительной и правдоподобной. Даже ничего не зная о том, что произошло в Капернауме, побывав там хоть раз, можно ощутить, что как будто сама природа проповедует Царство Небесное, навевает мечты о вечной жизни, о блаженстве, о вселенской любви. Нет более подходящего места на земле для рождения вероучения, где дана всего одна заповедь: «Да любите друг друга», чем Капернаум и его окрестности. Евангельский дух и атмосфера Капернаума весьма подходят друг другу.

Можно полагать, что и сам Иисус сознательно выбрал себе это место, как наиболее подходящее, откуда надлежит ему начать свою проповедническую деятельность. Вспомним его притчу о сеятеле, который сеял слово, но только падение его на добрую землю принесло плод «одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф.13:8). – Скорее всего, эта притча самого Иисуса, который хорошо понимал не только, что ему говорить, но и кому говорить, и где говорить, и Капернаум стал той доброй почвой, из которой взошел столь великий плод.

Но почему именно Капернаум, а не какой-нибудь иной соседний с ним город?

Во всех чисто еврейских городах того времени процветал махровым цветом религиозный фанатизм, приведший в конце концов к Иудейской войне, когда восстали почти все еврейские города Галилеи: Иотапата (Йодфат), Яфиа (район современного Назарета), Тарихея-Магдала (Мигдаль), Гамла на Голанах. Нетерпимость евреев к какому-либо инакомыслию показана в Евангелии от Луки в эпизоде, возможно, и вымышленном, но весьма типичном для атмосферы, царившей тогда в еврейском мире. Лука описывает, как жители относительно тихого и мирного Назарета, чуть было не убили Иисуса за слишком вольное толкование книги Исаии (Лк.4:16-30). Этих жителей можно понять: в обществе того времени шла ожесточенная борьба между националистически настроенными евреями и языческим греко-римским населением вместе с примыкавшим к ним эллинизированными евреями. Для национал-патриотов, всякий, кто не проповедовал фанатичной преданности вере отцов, был однозначно предателем и врагом народа, а Иисус, хотя и не был откровенным сторонником римлян (иначе он пошел бы проповедовать куда-нибудь в Тверию, Кесарию или в сам Рим), также вряд ли был и таким уж убежденным зелотом (иначе место его проповеди был бы не Капернаум, а Гамла или Иерусалим). К войне с римлянами он не призывал, бить гоев и спасать Израиль тоже, а его идеи любви и мира там мало у кого вызывали энтузиазм, под горячую руку за них и убить могли.

Миротворцы и сегодня крайне непопулярны в националистических кругах. Диалог и мирный процесс для многих из них хуже физического убийства, (хуже Холокоста, как говорят некоторые), ибо означают смерть духовную, смерть веры в свои принципы. Вражда, нетерпимость, грубая юдофобия сохраняют еврея евреем, тогда как мир и диалог соблазняют его поступиться принципами и ассимилироваться в гоя. Разумеется, что националисты всех мастей всегда предпочитали миру войну, свету тьму. Так, по образному выражению евангелиста Иоанна, учение Иисуса было светом: «Пришел к своим, и свои Его не приняли» (Ин.1:11), «но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин.3:19).

Кроме этих центров фанатизма в Галилее были и более цивилизованные города со смешанным населением: Циппори (Сепфорис), Тверия – довольно-таки толерантные и не принимавшие участия в Иудейской войне, как и языческие Скифополис (Бейт Шеан), другие города Декаполиса. Но и они Иисусу тоже не подходили, ибо проповедовать в них Евангелие было бы все равно, что призывать буржуев к пролетарской революции. Граждан, живущих в материальном достатке, идеями иллюзорного Царства Небесного соблазнить весьма непросто, ибо «трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие» (Мк.10:24). Также и культура населения этих городов была слишком далека от культуры Иисуса, потому его проповеди там, если и не вызвали бы особого гнева, то их просто никто бы не понял.

Остается Капернаум – небольшой пограничный рыбацкий городок скромных тружеников, но со смешанным населением евреев и гоев, привыкших к терпимости и мирному сосуществованию. Жители этого городка не отличались фанатизмом, они более любили мир, нежели национальную идею, обоюдно уважали право своих соседей на свободу совести, и старались сохранять добрососедские отношения со всеми жителями своего городка, потому они также не участвовали в Иудейской войне. Только в этом городе и в его окрестностях могли позволить Иисусу свободно проповедовать свои идеи, а также могли и защитить его самого от расправы фанатиков. Капернаум был идеальным местом, как будто самой природой созданным специально для Иисуса, и неслучайно христианская традиция называет его «Городом Иисуса»: «и прибыл в Свой город» (Мф.9:1).

Однако все это лишь предположения, и, если мы попытаемся представить историю Капернаума, как то принято в исторической науке, опираясь на археологические данные и свидетельства независимых источников, отметая в них все явно легендарные мифологические сказания, которыми, например, изобилуют сказания евангелистов, то Капернаум потеряет не только свое историческое значение, но сама его история ограничится весьма скудными и малоинтересными фактами: первое поселение здесь было основано где-то в период хасмонеев, назвали его Кфар Нахумом (Деревней Наума, Наумовкой), во времена Иисуса оно уже стало небольшим городком – пограничным пунктом между царствами Ирода Антипы и Ирода Филиппа и через него проходила дорога на Дамаск, т.н. «путь приморский» (Виа Марис), и естественно, как в и в любом ином пограничном пункте, там была таможня, которую охранял римский военный отряд.

Один раз место под названием «Kαφαρναουμ» упоминается у Иосифа Флавия:

«Кроме мягкого климата, богатому плодородию способствует еще орошение, доставляемое могучим источником, называемым жителями Кафарнаумом. Иные даже считают его за жилу Нила, так как в нем живут такие же рыбы, какие найдены в озере возле Александрии» (Иудейская война, 3,10,8). Впрочем, Флавий, пишет вовсе не о городе, а об источнике, который он называет «Кафарнаум» (возможно, это один из семи источников Гектапегона), и, видимо, ничего более интересного он там не нашел. Что за люди там жили, какие чудеса творили, какие идеи проповедовали – все это прошло мимо внимания историка.

И действительно, что особенного представляет собой Капернаум с точки зрения древнего летописца? – Ничто. Здесь не было каких-либо «чудес света» или значительных военных сражений. Не прославлен Капернаум и примерами героизма, какими прославлена Массада или Гамла. Здесь не проживали великие еврейские мудрецы, как в соседней Тверии, удостоившейся статуса святого для иудаизма города, ибо там был завершен Иерусалимский Талмуд. Отцы Церкви также не почтили Капернаум своим вниманием, даже христианские монахи не оставили в нем следов своего аскетического подвижничества.

Капернаум, правда, иногда упоминался в свидетельствах некоторых христианских паломников: Эгерии (в книге Петра Диакона, 383 год), Антонина из Плаченцы (570 год), епископа Аркульфа (670 год). Но все они единодушно свидетельствуют о захудалом городишке, в котором когда-то, якобы, произошли известные нам из Евангелий чудеса, не прибавляя абсолютно ничего нового.

Известно, что с приходом к власти христианства, все места, упомянутые в Евангелиях, становились святынями, на них строились церкви, к ним стекались паломники, они продолжали развиваться как города и уже не исчезали с карты Палестины: это Вифлеем, Иерусалим, Назарет, Кана. Но Капернаум и здесь стоит исключением. Сначала он перестал существовать, как город, потом вообще опустел, и наконец, его местонахождение было полностью забыто!

Примерно в 1104 году эти места посещает русский игумен Даниил, и в своем «Хождении» пишет: «А от Кесария Филиповы до Капернаума града есть верст 8. И есть Капернаум был град велик велми, и людий множество в нем было, ныне же есть пуст градот и есть близь моря великаго. И о том Капернауме глаголет пророк: «О горе тебе, Капернауме! Възнеслъся еси до небес и до ада снидеши».

Уже где-то через сотню лет его местоположение никто не мог точно указать. Так рабби Беньямин из Туделлы в 1170 в своем «Путешествии» пишет: «У подножия горы течет поток Киссон. В четырех паразангах отсюда Кефар-Нахум, (что значит) деревня утешения: там источник вод на Кармеле». Здесь уже местоположение Капернаума сместилось весьма далеко, посмотрите сами, где Кармель и где Капернаум. Город Иисуса исчез с карты Палестины, даже само его название было забыто, местные арабы называли сей пустырь: Тель Хум, толком не зная, откуда происходит сие название.

Истинное местоположение Капернаума было вновь открыто только в 1838 году Эдуардом Робинсоном, который провел там первые археологические раскопки. Затем, в 1856 раскопки были продолжены Чарльзом Уильсоном, в 1894 году францисканцы приобрели участок и уже взяли на себя дальнейшее исследование Капернаума. – Вот, пожалуй, и вся история, которую можно считать фактически достоверной.

Впрочем, отсутствие свидетельств и достоверных знаний фактов еще не означает, что в данном месте действительно не происходило никаких важных событий. Мы о них мало чего знаем – это так, но у Капернаума безусловно была своя интересная и важная история, история замечательных и уникальных людей, история идей, способных перевернуть мир. Однако это скрытая (апокрифическая) история, происходящая подспудно и неявно, порой, даже тайно, и потому не записывающаяся в анналы истории как «историческое событие».

Есть лишь одно событие, ставящее Капернаум в центр внимания ученых исследователей – деятельность Иисуса, несмотря на то, что в чисто историческом аспекте о ней нет абсолютно никаких достоверных или хотя бы непротиворечивых свидетельств. Как-то осталась сия историческая страница совершенно незамеченнойдля современников ни в позитивном, ни в даже негативном отношении, хотя о деятельности зелотов, ессеев, Иуды Гавланита (из Гамлы) и даже Иоанна Крестителя историки исписали немало страниц, но странным образом почему-то молчат об Иисусе! Видимо, если кто тогда и слышал что-нибудь о нем, то относился к нему, как явлению малозначащему и неинтересному. Кто мог предположить, что через всего лишь одно поколение о нем будет говорить весь мир, но увы, уже не со слов историков, а со слов мифотворцев. Поэтому история здесь сталкивается с неким парадоксом: все, что для нее есть достоверного относительно Капернаума, не является исторически значимым, все, что для истории является исторически значимым, не является исторически достоверным.

А был ли мальчик?

В самом деле, что мы можем с достоверностью сказать о деятельности Иисуса в Капернауме? То, что он творил там разного рода чудеса? Хорошо, а что является тому источником информации? Плоды фантазий евангелистов, причем, не подтвержденные никакими внешними источниками? Не лучшим образом обстоят дела и с проповедями Иисуса, содержащими основные принципы христианства. Как можно быть уверенным, что евангелисты не вложили в уста Иисуса свои собственные идеи или идеи, собранные по нитке с разных популярных в те времена философско-религиозных школ: ессеев, фарисеев, стоиков и т.п.? Объективный взгляд говорит как раз в пользу сомнений в аутентичности приписываемых Иисусу проповедей – слишком противоречивы представленные в них идеи, чтобы умещаться в голове одного мыслителя.

Евангельский Иисус одновременно и учит Царству Небесному, любви, терпимости, и в то же время сам проявляет верх нетерпимости, проклиная тепло принявший его Капернаум только за то, что кто-то из его жителей как-то не совсем так понял его проповеди; он запрещает судить кого-либо: «Не судите, да не судимы будете», требует прощать грехи, долги, обиды, не противиться злу насилием, и сам осуждает фарисеев на геенну огненную только за то, что смели жить не совсем по тем правилам, какие ему бы хотелось для них установить. Таким образом, уже из описаний евангелистов просматривается какой-то фантастический образ Иисуса: он в одном лице и Христос, и Антихрист!

Как научная история может разрешить сей парадокс? Как реальный человек, если он не шизофреник, может быть одновременно и Христом и Антихристом, на каждом шагу противоречить самому себе?

Историки, которые не любят слишком напрягать свои головы излишними вопросами, решают проблему достаточно просто: «Ло каям вело нивра» (Такого человека никогда не существовало). Хорошо, однако это утверждение тоже нужно как-то обосновать. В качестве аргумента утверждается: «Иисус – выдуманный евангелистами легендарный персонаж». Допустим, но нам хотелось бы увидеть еще какие-нибудь современные той эпохе примеры подобного мифотворчества, чтобы судить, насколько сия выдумка типична. Примеров выдумывания чудес везде полно, но где примеры выдумывания фиктивных исторических личностей, покажите? Тогда что, жили писатели, сочинявшие романы, подобные романам Конан Дойля с его Шерлоком Холмсом? Но разве не было бы странным, если бы о Шерлоке Холмсе писал бы не один Конан Дойль, а сразу несколько писателей? Не сказали бы тогда историки, что эти писатели описывают истории из жизни одной личности, пусть и выдуманные истории, но о личности, реально существовавшей и чем-то привлекавшей к себе внимание современников?

Возможно ли такое, чтобы сразу несколько авторов выдумали героя с одинаковым именем и с почти одинаковой биографией? – В принципе, все возможно, например, представим себе, что о Василии Ивановиче Чапаеве исчезли все архивные сведения, кроме сборника анекдотов. Хотя мы знаем, что у Чапаева был вполне реальный исторический прототип, все же анекдоты не совсем о нем, Чапаев – легендарный выдуманный персонаж. Сочинители анекдотов не основывались на биографии прототипа – командире дивизии, даже фамилия которого была вовсе не Чапаев, а Чепаев (с буквой «е»), им достаточно было знать о герое популярного романа Дмитрия Фурманова и еще более популярного фильма «Чапаев». Также мы знаем массу анекдотов о Штирлице, но Штирлиц не более, чем литературно-кинематографический персонаж.

Однако для эпохи, когда еще не было массового кинематографа, такая картина представляется очень и очень маловероятной, ведь евангелисты не только создали легендарный персонаж, но и достаточно быстро смогли убедить массы неофитов в его реальном существовании! Допустим, они смогли найти несколько слишком доверчивых фраеров и запудрить им мозги, ну а как тогда быть с противниками христианства? Ортодоксальных евреев, сохранивших свое враждебное отношение к Ешу и к «миним» (иудеохристианам), в своих молитвах и в строках Талмуда, их, что, тоже нужно отнести к соавторам мифа? Но были еще и противники среди язычников, Цельс, например. Неужели же всем им не мог прийти в голову столь простой аргумент: «Врете вы, ребята, все. Никогда не было вашего Иисуса. Его никто не помнит, о нем никто ничего не знает, вы его сами выдумали!». И это несмотря на то, что евреям очень хотелось забыть Иисуса, вычеркнуть его из истории, всякий раз, упоминая имя Ешу, они приговаривали: «ימח שמו וזכרו» (Да сотрется его имя и память).

Но то, что не получилось у противников Иисуса, частично получилось у его сторонников-христиан: им удалось стереть память о реальном человеке Иисусе, подменив его своим вымышленным фантастическим образом. Большинство рассказов и преданий об Иисусе евангелистов представляются также маловероятными, как и лживая клевета его противников. Расскажи сейчас о каком-нибудь живом человеке, что он умеет ходить по воде, превращать воду в вино, воскрешать умерших, кто поверит? Так почему же история должна верить маловероятным рассказам евангелистов и не верить в подобные рассказы других мифотворцев? Или наука не должна быть объективной? А если все рассказы о том или ином герое малоправдоподобные мифы, то, кем должна признать наука этого героя, как не сказочным персонажем?

Говорят: чудеса – это мифологические аллегории, их надо понимать иносказательно. – Это уже ближе к истине. Но исследователи считают, и не без оснований, что даже, как аллегории они не имеют никакой почвы в реальных событиях, ибо Евангелия – сочинения не исторические, а богословские, апологетические, где история Иисуса сочинялась по теологическим лекалам, чтобы соответствовала пророчествам Танаха. – Что можно возразить на это? Выглядит весьма убедительно, и сомнения в историчности Иисуса отнюдь не беспочвенны.

Однако сомнения – это еще не почва для утверждения противоположного тезиса, что Иисус, как историческая личность не мог существовать. Ведь даже если мы согласимся со всеми доводами мифологической теории, то как отсюда следует, что и сам Иисус не существовал, помимо всех тех мифов, о нем насочиненных? – Не пойму. Разве что кому-то очень хочется верить в то, что он не существовал, поэтому и готов с упорством фанатика отстаивать сию также весьма маловероятную гипотезу. Той же гипотезой, с тем же argumentum ad ignorantiam (аргументом к незнанию), основывающимися исключительно на отсутствии достаточного количества внешних свидетельств, можно оспорить также и существование Сократа, Платона, Гиллеля, Шамая, Элиэзера бен Яира, самого Иосифа Флавия и, если хотите, даже отрицать вообще существование людей в древнем мире, но тезис о несуществовании выдвигается почему-то лишь только по отношению к одному Иисусу и больше ни к кому.

Думаю, что такой подход – это тоже не объективная наука, но всё та же догматичная вера, только со знаком минус. История, как наука, тем и отличается от религиозной догматики, что никогда ничего не утверждает в категорической форме. В данном случае, на вопрос: «Существовал, или нет?» наука может дать только один корректный ответ: «Не знаю». Наука отнюдь не на все вопросы может знать точные ответы, а сей вопрос и подавно очень и очень сложная проблема. Следовательно, для науки этот вопрос пока еще отнюдь не закрыт, но требует дальнейшего исследования.

Впрочем, и мы пока еще мало чего добились, установив всего лишь возможность существования в истории некоего человека по имени Иисус. Если об этом человеке нельзя сказать абсолютно ничего, кроме весьма сомнительных слухов и мифов, то логически это все равно, что он и не существовал.

Что значит вообще «быть» или «существовать»? Обратимся временно к гегелевской философии и ее терминологии. В «Науке Логики» Гегель различает два вида бытия: чистое бытие и бытие наличное. Что такое «чистое бытие»? Это понятие применяется тогда, когда существует нечто, о чем мы не можем сказать абсолютно ничего определенного. Например, зададим вопрос: существует ли Бог? – И ответим: существует нечто, называемое словом «Бог». Ну а что такое «Бог», к какой категории следует отнести сие понятие, какие признаки можно назвать у этого явления, по которым его легко можно было бы отличить от всех прочих явлений, – все это выходит за рамки чистого бытия и является характеристиками наличного бытия. Поскольку такие конкретные признаки наличного бытия обычно никем не указываются, то понятие «Бог» можно отнести к категории «чистого бытия», что, согласно Гегелю, есть не что иное, как чистое ничто. «Лишь наличное бытие содержит реальное различие между бытием и ничто, а именно нечто и иное», – пишет Гегель. Аналогично и с вопросом: существовал ли Иисус? И ответим: да, существовал некто по имени Иисус. Но это опять-таки всего лишь «чистое бытие», что тождественно «чистому ничто». Иисус будет существовать для истории как наличное бытие только тогда, когда мы мы установим не одни лишь приблизительные данные о его жизни во времени и пространстве, но и его специфические личные отличия от всех иных иисусов, также претендующих на существование.

Впрочем, у нас есть один важный критерий, который может помочь нам отличить подлинного Иисуса – основателя христианства от Иисуса мифического, это тот факт, что реальный Иисус, был из Капернаума, и наши немногие знания об этом крае могут не только определить местоположение Иисуса в пространстве, но и дать ему определенную характеристику. Таким образом, руководствуясь этой характеристикой, мы можем либо доверять, либо не доверять всем прочим сказаниям об Иисусе, можем провести в них некую селекцию, оценивая, насколько те или иные истории или идеи соответствуют характеру капернаумского проповедника.

Как открыть подлинную историю жизни Иисуса?

Наш ответ: никак. Что бы ни открыла историческая наука, ее открытия всегда будут оставлять почву для сомнений. Сомнений не терпит только религиозный фанатизм, но для науки они вполне естественны. Поэтому, не претендуя на истину в последней инстанции, на какую-либо окончательную догму, можно попробовать построить наиболее вероятную гипотезу, согласующуюся со всеми известными нам фактами и обстоятельствами.

Для начала попытаемся решить вопрос: где евангелисты, вероятнее всего, говорят правду? Для этого используем критерий, противоположный тому, который использовали ученые-библеисты для обоснования своей мифологической теории. Их аргумент: евангелисты в полемике со своими еврейскими оппонентами стремились доказать, что Иисус – предсказанный пророками Танаха Мессия (Христос). Например: у пророка Исаии сказано, что дева родит Сына – Иисус должен быть рожден Девой; у Михея сказано, что Владыка Израиля должен произойти из Вифлеема, стало быть, Иисус обязан родиться в Вифлееме; в Торе сказано, что Израиль прошел через Египет, значит, и Иисус там тоже должен какое-то время побывать. Следовательно, все эти истории – теологические мифы, и не более того. – Что ж, довод весьма убедительный.

Но а что сказано в Танахе про Капернаум? – Увы, ничего, хотя евангелисты и тут пытаются найти связь с Танахом, ссылаясь на пророчество Исаии о целом районе, охватывающим и всю Галилею, и Заиорданье: «да сбудется реченное через пророка Исаию, который говорит: земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет» (Мф.4:14-16). Но само название Капернаум не упоминается в Танахе нигде, да и не могло быть упомянуто, ибо Капернаум, как мы писали, был основан при Хасмонеях, во втором веке до нашей эры, уже после написания всех книг Танаха.

Интересно, что Матфей и сам понимает тут слабость связи Капернаума с пророчествами, и пытается притянуть за уши принадлежность места целому региону, упомянутому Исаией: «…и, оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме приморском, в пределах Завулоновых и Неффалимовых» (Мф.4:13-15). Здесь видно, что Матфей толком даже и не знает, к какому пределу отнести Капернаум, потому относит его к обоим сразу. Разумеется, Капернаум не мог находиться одновременно и в пределе Завулоновом, и в пределе Неффалимовом, но где конкретно находился тот или иной предел тогда мало кто знал, ибо уже во времена Иисаии эти пределы давно перестали существовать как географическая реальность вместе с уничтожением Израильского царства ассирийцами и рассеянием десяти колен Израиля. Но даже, когда еще существовало Израильское царство (до Исаии), евреи не проживали в районе Капернаума. Это область относилась к языческому царству Гессура, народ которого поклонялся всяким идолам вроде бога бури Хадада, алтарь которого обнаружен у ворот соседней Вифсаиды.

Бейт Цайда (Вифсаида), культовая бама (высота) бога Хадада, копия (оригинал – в Музее Израиля):

Евангелист тут явно противоречит и Танаху, и истории, и географии, во всяком случае, его «миф» о Капернауме не складывается так уж гладко, как того бы хотелось, а значит, здесь уже мифологическая теория не работает. И вообще, какой смысл был евангелистам сочинять миф именно про Капернаум? Или про Назарет? Неужели они не могли подыскать для своего мифического мессии какое-нибудь более приличное место, скажем, Вифлеем, или Иерусалим, или выдумать какой-нибудь мифический город, о котором никто не слышал, типа «город Иудин» (Лк.1:39), – иди ищи, где это! Возможно, Лука не знал, где точно родился Иоанн Креститель и намеренно не хотел указывать конкретное место, но он и другие, скорее всего, знали, что Иисус родом из Назарета и основную свою деятельность осуществлял именно в Капернауме. Неудобный для мифа факт, но что поделаешь, если и почти все его ученики происходили также из Капернаума: Петр и Андрей, Иоанн и Иаков Зеведеевы, Филипп, Матфей, который работал в Капернаумской таможне. Их потомки помнили, где стоял дом Петра, или, точнее, его тещи, в котором проживал также Иисус, они превратили сей дом в дом своих собраний (домус экклесия) – это уже археологический факт.

Францисканская церковь над домом Петра в Капернауме:

Иоанн менее склонен к богословскому мифотворчеству, и потому у него меньше вымысла. Он ничего не пишет ни о Вифлееме, ни о Непорочном зачатии, но пишет о Назарете и Капернауме, ибо вынужден о них писать. Он не пытается как-либо связывать эти города с пророчествами, наоборот, не скрывает распространенного среди евреев презрения к отечеству Иисуса (не то это место, откуда выходят настоящие еврейские фанатики): «из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин.1:46), «рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Ин.7:52).

Далее, где в Танахе пророчество о том, что имя Мессии будет Иисус? Наоборот, известно пророчество Исаии, предсказывающее совсем другое имя, причем, на него ссылаются сами евангелисты: «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис.7:14), (Мф.1:23). Разве не следовало им тут своего выдуманного Мессию назвать Еммануилом? Нет, они почему-то называют его Иисусом, рискуя быть обвиненными в искажении пророчества!

Ничего не сказано в Танахе о семье Мессии, как будут звать его мать и отца. Однако евангелисты называют почти всех членов семьи Иисуса по именам: «не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? и сестры Его не все ли между нами?» (Мф.13:55-56). Имена Иисус и Мария в евангельские времена были даже более распространены, нежели во времена создания Танаха. Эти имена часто встречаются на оссуариях периода Второго Храма. Симха Якубович в своем фильме «Потерянная гробница Иисуса» говорит: «Если бы на улице древнего Иерусалима мы позвали Иисуса, то с вероятностью 4 процента мы бы нашли там человека по имени Иисус. Если бы мы позвали Мириам, то с вероятностью 25 процентов мы бы нашли кого-то по имени Мириам». Однако ни имя Иисус, ни имя Мария у пророков Танаха почему-то ни разу не встречается.

Очень неудобный факт для христианского догмата приснодевства Марии наличие у Иисуса братьев и сестер. Мифотворец ни за что не стал бы их придумывать, и евангелисты их бы даже и не упомянули, если бы они не были достаточно известными в те времена людьми, которые после смерти Иисуса возглавили первохристианские общины. Брат Иисуса Иаков – глава Иерусалимской общины даже удостоился упоминания у Иосифа Флавия:

«Анан полагал, что вследствие смерти Феста и неприбытия пока еще Альбина наступил удобный момент (для удовлетворения своей суровости). Поэтому он собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие [тогда] в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно. Они тайно послали к царю с просьбою запретить Анану подобные мероприятия на будущее время и указали на то, что и теперь он поступил неправильно. Некоторые из них даже выехали навстречу Альбину, ехавшему из Александрии, и объяснили ему, что Анан не имел права, помимо его разрешения, созывать синедрион. Альбин разделил их мнение на этот счет и написал Анану гневное письмо с угрозою наказать его. Ввиду этого царь Агриппа лишил Анана первосвященства уже три месяца спустя после его назначения и поставил на его место Иисуса, сына Дамнея» 20,9,1 (Древн. 20, 200-203).

Вряд ли Иосиф Флавий тоже принимал участие в сочинении христианского мифа.

Совершенно не входит ни в какие пророческие рамки появление Марии Магдалины, которая, судя по всему, была не только ученицей Иисуса, но и его неофициальной женой (Иисус не был монахом). Роль ее в возникновении христианства трудно переоценить. Ренан, например, считает, что вся история с воскресением – это ее идея, она сумела реабилитировать и прославить имя своего любимого мужа и учителя.

Плохо вписывается в пророчества и смерть Иисуса на кресте. 53-я глава Исаии явно притянута за уши, для реабилитации авторитета потерпевшего фиаско Мессии. Нет никаких предсказаний и о его Воскресении, сей догмат – чисто христианское изобретение, возникшее в результате неких странных и непредвиденных событий, связанных с погребением Иисуса, требующих особого расследования. Может, Иисусу как-то удалось выжить, может, его тело кем-то было тайно вынесено из могилы и затем инсценировано «воскресение». Как бы там ни было, но пророчества Танаха и здесь тоже не при чем.

В качестве примера классического мифотворчества можно привести аят из Корана:

«…и за их слова: "Мы ведь убили Мессию, Исy, сына Mарйам, посланника Аллаха" (а они не убили его и не распяли, но это только представилось им; и, поистине, те, которые разногласят об этом, – в сомнении о нем; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предложением. Они не убивали его, – наверное, (158) нет, Аллах вознес его к Себе: ведь Аллах велик, мудр!» (Коран, сура Женщины [Ан-Ниса] 4:157).

– Вот это действительно выглядит вполне достойно Мессии и согласуется со всеми пророчествами: за свою праведность избежать позорной смерти и быть взятым Богом живым на небо! Впрочем, это уже не относится ни к истории Капернаума, ни к нашей задаче поиска исторического Иисуса.

Как открыть подлинное учение Иисуса?

Проблема составления более-менее обоснованной гипотезы об учении гипотетического Иисуса представляется еще более трудной, чем обоснование гипотез о его историческом существовании. Однако можно установить кое-какие критерии, позволяющие провести определенный отбор приписываемых Иисусу идей с некоторой долей вероятности: Иисус вряд ли мог создать что-нибудь подобное научному атеизму или диалектическому материализму, ибо в его времена и в его окружении никто не владел необходимыми для этих теорий знаниями. Также можно сказать, что он вряд ли был защитником распространенной тогда религиозной доксы, иначе не вызвал бы по отношению к себе возмущения своих противников и их преследования. Его учение не могло быть также отталкивающе аморально или слишком далеко от насущных проблем окружавших его людей, иначе у него не было бы никаких сторонников и его имя вообще не осталось бы в истории. Можно принять основной талмудический взгляд на учение Ешу: оно было соблазнительным, многих привлекало, убеждало, и в то же время было подстрекательским, революционным, подрывающим основы еврейской религиозной доксы.

Этот взгляд также обосновывается и фактом, который не отрицают евангелисты, тем, что Иисус был осужден и казнен, причем, осужден не только властями, но и народом! А за что он еще мог быть осужденным евреями, как не за ересь и подстрекательство? Однако в Евангелиях никакого особого подстрекательства и отступничества от иудаизма мы не видим. Можно сказать, что и того, что написано в Евангелиях могло быть достаточно для обвинения в ереси. Мало ли казнили тогда подобных Иисусу проповедников, оказавшихся в немилости у властей? Казнили Иоанна Крестителя, репрессировали кумранского Учителя Праведности, пророков побивали камнями – все это так, но этого все же недостаточно, чтобы также вызвать и ненависть народа. Иисус же был редчайшим случаем когда в осуждении наблюдалось полное единодушие между народом и оккупационными властями! Для этого мало быть просто террористом или подстрекателем, нужно быть, как минимум, самим сатаной или антихристом, не просто врагом народа, а врагом рода человеческого, вызывающим к себе суеверный страх. Но Иисус не был неким исчадием ада, наоборот, все о нем свидетельствуют, как об обаятельном человеке, и именно это и вызывало страх: люди боялись, что, поддавшись его обаянию, они совершат некий непоправимый шаг – продадут душу дьяволу, не меньше, и потому боялись его еще больше, чем сатаны.

В учении евангельского Иисуса мы не видим никакого такого решительного шага или призыва к радикальному разрыву с чем-то традиционным. Евангельский Иисус не призывает евреев сменить веру, отречься от своего Бога или от своих традиций. Даже за относительно толерантное отношение к тем или иным нарушениям шаббата или ритуальной чистоты Иисус не мог быть обвиненным евреями как «кофер беикар» (посягатель на основы их веры). Таким образом, портрет Иисуса, изображенный евангелистами как-то плохо вписывается в ту картину реальности, которую они же вокруг него нарисовали. Выходит, что евангелисты говорят не всю правду, самые пикантные эпизоды жизни Иисуса и самые важные идеи его учения они утаили. Возможно, в Евангелиях они когда-то и были, но со временем уничтожены и забыты (Евангелие от Марка, например, подозрительно короткое: начало урезано, эпилог Мк.16:9-20 вообще неаутентичен, кем-то подменен). Поколение, знавшее Иисуса, ушло в мир иной, а их потомки удовлетворились купированной подделкой, да и зачем против нее особо возражать, если там в таком выгодном виде и так авторитетно представлен основатель твоей веры!

Судя по всему, оригинальное учение Иисуса понимали и принимали лишь единицы, массам же нужен был упрощенный вариант, «Закон Божий», набор однозначных догматов, не побуждающих к каким-либо сомнениям и размышлениям. Нет ничего удивительного в том, что второй быстро одержал победу над первым, а о личности самого Иисуса и его настоящем учении не осталось почти никаких сведений. Гении в науках и в искусствах редко когда находили признание у современников, они, как правило, опережали историю и работали для будущих поколений. Иисус, если он гений, также вряд ли мог быть тут исключением. По словам Шопенгауэра, «...действительные просветители человечества разделяют судьбу неподвижных звёзд, свет которых лишь через много лет может попасть в пределы человеческого кругозора» (Две основные проблемы этики). Так, например, в 18-м веке современники не замечали Иоганна Себастьяна Баха как композитора, хотя замечали, как непревзойденного органиста. Его произведения представлялись скучными и посредственными. Баха открыла европейская культура только в 19 веке, спустя почти столетие после смерти композитора! Нечто подобное произошло и с учением Иисуса, только, в отличие от Баха, Иисус не оставил аутентичных рукописей, и каждый мог интерпретировать и извращать по-своему его идеи. Но горят ли рукописи? Умирает ли сказанное слово? Можно ли восстановить то, что когда-то было уничтожено?

Представим себе, что исчезли все оригинальные сочинения Баха, но остались лишь отдельные темы в тех или иных поздних джазовых обработках. Возможно ли определить, где там тема самого Баха, а где вставка импровизатора? Приблизительно возможно, если мы знаем стиль Баха. Но что мы знаем о стиле Иисуса?

Известный российский исследователь истории христианства и знаток древних источников Борис Деревенский в своей книге «Се Человек: Иисус Христос как историческая личность» приводит такое интересное наблюдение:

«Обратим внимание на речь Иисуса, и не на содержание ее, а на манеру произношения. «Истинно, истинно говорю вам...» (Ин 1:51; 3:3,5,11 и др.); «Симон! Симон! се сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу» (Лк 22:31); «Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом...» (Лк 10:42). Это характерное повторение слов, встречающихся в разных Евангелиях, принадлежащих разным традициям, — в этой манере чувствуется особенность речи конкретного живого человека, усвоенная его слушателями и передаваемая затем в проповедях. Такое нельзя придумать. То есть придумать такое в принципе можно, но не понятно, зачем это было нужно. Какая здесь теологическая нагрузка? Ученики часто подражают учителю в манере произношения, а евангелисты могли воспринять эту характерную манеру из уст тех, кто непосредственно слышал Иисуса».

– Да, здесь, безусловно, просматривается некая индивидуальность со своей особенной манерой речи. Но это, как замечает сам Борис, только манера, форма, а нас интересует прежде всего содержание, идеи. Ученики могут подражать манере речи учителя, но могут ли они подражать стилю его мысли? Хорошие ученики могут научиться и думать, как учитель, однако в Евангелиях мы видим довольно-таки противоречивую идейную эклектику. Где там идеи учителя и хороших учеников, и где домыслы учеников посредственных, как разобраться?

Сравним опять музыку Баха с сочинениями тех или иных эпигонов, писавших в баховском стиле. Эпигон порой владеет стилем лучше, чем сам мастер, но у эпигона стиль превращается в некий шаблон, в набор банальностей, где все предсказуемо. Бах же, как правило, избегает шаблонов, у него полно всяких неожиданностей, открытий, часто встречаются звукосочетания, модуляции отнюдь не типичные для его эпохи. Также и об оригинальном стиле иисусовых идей мы можем догадаться всякий раз, когда сталкиваемся с неким странным парадоксальным стилем, стилем «не от мира сего», резко отличающимся от общего стиля современных ему импровизаторов. Поэтому стоит попробовать абстрагироваться от приглаженной и прилизанной доксы христианского вероучения и сосредоточиться на парадоксах, тогда, может быть, нам удастся приоткрыть завесу с настоящего Иисуса и его подлинного учения.

Как видят евангелисты суть учения Иисуса?

Если не сохранилось ни одного оригинального сочинения интересующего нас мыслителя, то первые источники, через которые можно узнать что-то определенное о его учении, это, естественно, будут сочинения его учеников и последователей. Так, например, об учении Сократа мы узнаем из сочинений его учеников Платона и Ксенофонта, об учении Мухаммада судим по записям его соратников, из которых был составлен Коран. Но можем ли мы таким же путем узнать что-либо об учении Иисуса?

Как это не странно, но мы вынуждены признать, что составить более-менее адекватное представление об учении Иисуса из евангельских свидетельств отнюдь не просто. В своем стремлении укрепить авторитет основателя христианства евангелисты подчас почти полностью забывают игнорируют его учение. Для них было важнее показать, кем был Иисус, нежели донести то, чему он учил: «И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью» (Лк.4:32), т.е. неважно, что говорит, а важно, как говорит и как себя позиционирует. Создается впечатление, что краеугольный камень учения исключительно в том, что Иисус – Христос, Мессия, Сын Божий или даже Сам Бог. Но разве это учение? Представьте себе, кто-то интересуется теорией относительности, хочет понять, в чем ее суть, каковы ее основные принципы, и ему отвечают: «Как, в чем?! В том, что Эйнштейн великий ученый. Он гений всех времен и народов. Он создал самую гениальную теорию в мире! Что тебе еще непонятно?». – Вряд ли кого удовлетворит такой ответ, но ему подобный «ответ» евангелистов и церковных богословов, составивших догматы христианской веры, почему-то многих вполне удовлетворяет. Только более проницательные умы скажут: «Извините, но вы отвечаете не совсем на наш вопрос. Мы спрашиваем об учении, а не об учителе. Смысл и ценность учения никак не зависят от того, чье оно, великого ученого, лауреата Нобелевской премии, самого Бога или просто какого-нибудь Васи Пупкина. Статус автора, история его жизни и смерти не является аргументами, обосновывающими истинность или ошибочность данного учения, поищите какие-нибудь другие доводы, кроме аргументум ад хоминем».

Наше утверждение, что евангелисты игнорируют учение Иисуса, может показаться абсурдным: в самом деле, где ж тогда искать основы христианского вероучения, как не в Евангелиях? – Sic! Христианского вероучения – именно так, кто ж спорит? Но если кто считает, что христианское вероучение – оно и есть учение исторического Иисуса, пусть покажет, где, когда и как Иисус ему учил. Как известно, суть христианского вероучения изложена даже не в Евангелиях, а в догматах веры. Догматы порой отличались у разных христианских конфессий теми или иными нюансами, как например, исходит ли Святой Дух только от Отца или он исходит и от Отца, и также от Сына. Уже сам факт спора богословов по этому пункту, говорит о том, что сей догмат не имеет отношения ни к Евангелиям, ни к Иисусу. Но возьмем главные догматы Никео-Цареградского Символа Веры, общие почти для всех христиан, коими христианское вероучение отличается, как от иудаизма, так и от ислама. Представьте себе, что Иисус кому-то говорит следующее:

«Верую в себя, единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, несотворена, единосущна Отцу, Имже вся быша. Вас ради человек и вашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за вы при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребена. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Моему же Царствию не будет конца».

Любой, услышавший такое тут же ему бы сказал: «Послушай, рабби, чо ты мелишь? Когда ты был распят и погребен? Что-то мы не помним такого». Иисус бы ответил: «Ничего, это еще будет, но в это нужно верить уже сейчас». – «Хорошо, вот когда будет, тогда и поговорим».

Ну что, скептики? Не кажется ли вам абсурдным сей диалог? Если да, тогда наше утверждение, что такого диалога не было, не выглядит таким уж абсурдным, не так ли?

Разумеется, в атмосфере становления новой мировой религии и ожесточенной борьбы между ее апологетами и противниками, никто не ставил задачу показать истину, как и сейчас никто в предвыборной компании не ставит задачу рассказать всю правду о своем кандидате. Апологеты старались скрыть все, что им казалось компрометирующим в Иисусе, и приписать ему все самое лучшее, что могло бы возвысить его авторитет до небес. Противники же, наоборот, не хотели видеть в нем ничего хорошего и обращали внимание только на плохое. Но идет ли у них спор об Иисусе и его учении? – Вряд ли. Здесь вырисовываются чисто партийные разборки между конкурирующими друг с другом религиозно-политическими организациями. Каждая стремилась приобрести себе как можно больше сторонников и как бы говорила: «Идите к нам, мы стоим вашего внимания, наш учитель был самый-самый хороший, мудрый совершенный». Другие отвечали: «К ним не ходите, ибо их секта основана негодяем из негодяев, которого заслуженно казнили на кресте, или даже повесили на капусте (Тольдот Ешу), а душа его в аду варится в кипящих испражнениях» (как то сказано в трактате Гитин Вавилонского Талмуда 57а). Позже (и в наши дни) противники христиан придумали против их учения еще один «аргумент»: «Христианское учение очень плохое, потому что его автора никогда не было на свете!».

Иногда между описаниями всевозможных чудес и приключений в уста Иисуса евангелистами вкладываются различные поучения и проповеди, которые могли бы претендовать на изложение учения. Возможно, в них частично содержатся подлинные слова и изречения Иисуса (логии). Однако, вырванные из контекста, они не раскрывают сути учения, не показывают, чем оно так уж отличалось от учения ортодоксального иудаизма и чем вызывало гнев приверженцев последнего.

Наиболее знаменитая проповедь Иисуса изложена в Евангелии от Матфея в 5-7 главах и известна как «Нагорная проповедь». Да, она являет собой определенное мировоззрение, содержит некие принципы отношения к жизни, к ближним, к дальним, даже может служить как бы моральным кодексом, эталоном нравственной жизни, уставом для первохристианской секты. Но возникает вопрос, действительно ли Нагорная проповедь представляет мировоззрение самого Иисуса, а не мировоззрение одного из лидеров первохристианской общины, которое использовал евангелист Матфей? Любой проповедник, желающий придать авторитет своему учению в те времена, так бы и поступил: он выдал бы свои идеи за учение какого-нибудь известного мудреца. Так Платон нередко выдавал свое учение за учение Сократа, авторы бесчисленных апокрифов излагали свои доктрины как бы от имени библейских пророков или христианских апостолов. Анонимный византийский философ писал свои сочинения под псевдонимом Дионисий Ареопагит.

Ясно, что Дионисий Ареопагит – это не Дионисий Ареопагит времен апостола Павла, а живший спустя несколько столетий автор данных философских трактатов; ясно, что Сократ у Платона – это не совсем Сократ, но сам Платон; Заратустра у Ницше совсем не Заратустра из Авесты, но сам Ницше. Так почему же мы должны считать, что Иисус в Нагорной проповеди – это сам Иисус, а не евангелист Матфей?

Иногда говорят, что неважно, чьи идеи выражены в Нагорной проповеди, важно, что многие видят в них суть Христианского учения, и это прекрасно! Допустим, но у нас возникает вопрос: почему именно христианского, а не этического учения вообще? Разве в ней не выражены общечеловеческие ценности? Разве мы не встречаем те же постулаты у учителей других религий? Возможно, в Нагорной проповеди есть какая-то своя специфика, можно найти некоторые отличия от этического учения Гиллеля, стоиков, кумранитов, но эти отличия будут не настолько велики, что из-за них адепты разных учений пошли бы убивать или проклинать друг друга. Например, ортодоксальный еврей считает, что долги нужно взыскивать, а христианин, согласно Нагорной проповеди, считает, что их нужно прощать. Еврей говорит христианину: «Ты мне должен рубашку», в ответ христианин не только отдает еврею рубашку, но дает в придачу и свою верхнюю одежду. Что здесь может не устраивать еврея?

Правда, христиане не всегда строят свои отношения с евреями по принципам Нагорной проповеди, также и евреи не всегда придерживаются предписаний своей Галахи. Поэтому, если конфликты и происходят, то отнюдь не из-за различий в учениях, а, скорее, из-за того, что этим учениям не следуют. Так, например архиепископ Херсонский и Одесский Никанор говорил: «Мы потому отделены от иудеев, что мы ещё не вполне христиане, и они потому отделяются от нас, что они не вполне иудеи. Ибо полнота христианства обнимает собою и иудейство, и полнота иудейства есть христианство». – Все это прекрасно и во всех этических учениях, безусловно, есть нечто общее, однако суть конкретного учения не в общих постулатах, а именно в его специфических отличиях. Если в Нагорной Проповеди и есть существенные отличия, сохранившиеся непосредственно от учения Иисуса, как, например, принципиальный отказ от всякого насилия и сопротивления злу, то это не те отличия, которые могли бы посягать на основы еврейской веры, да и христианским вероучением они полностью игнорируются, тогда как все прочие небольшие непринципиальные отличия Нагорной проповеди, усиленно пропагандируемые Церковью, нельзя считать сутью, главным постулатом или отличительным признаком христианства.

Как бы там ни было, нас здесь интересует не христианское вероучение, а учение исторического Иисуса, а оно, судя по отсутствию его принципиальных отличий, евангелистами скрыто. Вместо него нам предлагают красивую и заманчивую подделку.

Мысль, о том, что учение, изложенное в Нагорной проповеди, принадлежит евангелисту, а не самому Иисусу приходила в головы многим исследователям Евангелий. Поняли это и некоторые современные христианские богословы (они люди в массе своей неглупые и достаточно образованные, чтобы принять явный миф, как исторический факт), но предпочли отречься от исторического Иисуса, нежели от своих благочестивых мифов. «Неважно, – говорят они, кто он был, чему учил, и был ли вообще, для нас достаточно того, что мы считаем слова евангелистов богодуховенными, а Бог знал, что внушить своим пророкам, он дал им идею Христа, дал некий идеальный образ совершенного человека, и для спасения души важно стремиться к идеалу, а не к историческому факту». Так ли уж идеален их «идеал», мы еще поговорим.

Тем не менее мыслящих людей сей заманчивый идеал не остановил от поисков настоящего исторического Иисуса. Писатели прибегли к своему методу «художественного исследования» и начали создавать образы Иисуса, альтернативные евангельскому «идеалу». Так, например, Ешуа в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» говорит об одном евангелисте (Левии Матфее): «ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал». Конечно, этот Ешуа тоже не историческая личность, но также вымышленный герой романа Булгакова, однако мысль писателя, что Иисус евангелистов ничего не имеет общего с историческим Ешу, не лишена оснований.

То, что евангелисты не писали исторических свидетельств, но сочиняли «благочестивую ложь» признают и некоторые современные богословы, однако сознательно становятся на сторону их лжи: ведь «святые лжецы» все это писали по вдохновению Святого Духа. По наущению того же Духа они смело могли выдавать Духовы слова за слова Иисуса: «...при передаче божественного слова, сказанного ему или посредством него, пророк может воспользоваться такой формулой: «Иисус сказал»», – пишет в своей книге «Теология Нового Завета» протестантский теолог Леон Моррис. – Мило, не правда ли?

Однако их ложь весьма далека от той «лжи», которая в литературе называется «художественным вымыслом», что служит выражением истины в художественной форме. В отличие от Булгакова, Матфей не писал роман, но составлял сборник рассказов от самых разных людей с самыми разными идеями, потому у него и получилась личность Иисуса довольно-таки противоречивая и несуразная, не вписывающаяся ни в каноны героя романа, ни даже в каноны построения мифа. Зато образ Иисуса создавался таким, чтобы мог прельщать весьма широкий круг людей, как евреев, так и гоев, как бедных, так и богатых, как праведников, так и грешников. Тем не менее евангельский Иисус смог угодить отнюдь не всем.

Non est fumus absque igne (Нет дыма без огня).

Даже если бы все написанное в Евангелиях об Иисусе было чистым вымыслом, то и в этом случае подвергать само историческое существования Иисуса было бы несколько преждевременным, ибо о нем есть и другие свидетельства. Они, правда, косвенные, но все же свидетельства, которые нельзя не принимать в расчет. Историки, даже отрицающие историческое существование Иисуса, обычно не заходят так далеко, чтобы и отрицать существование христиан в римский период. Не отрицают они и факты гонений на христиан в 1-м, 2-м и 3-м веках нашей эры. Тогда разве это не свидетельство тому, что последователи Иисуса уже образовали некую особую религиозную общину, проповедовавшую учение своего основателя, которое античное общество принимало весьма враждебно? Да, невозможно отрицать, что раннее христианство существовало, и давало определенные поводы для враждебного отношения и гонений? Но почему-то мало кто из историков задумывался о причинах возникновения христиан и о причинах таких беспрецедентных гонений на них при общей атмосфере относительной толерантности и веротерпимости, царившей в Римской империи того периода.

Какое же зло творили христиане окружающим их язычникам? Может, они поднимали восстания, устраивали погромы или бунтовали? – Нет, таких фактов не зафиксировано. Навязывали всем свою веру огнем и мечем? – Еще нет. Преследовали еретиков? – Возможно, но даже если и так, то это были внутрицерковные разборки. С язычниками же христиане старались не конфликтовать, наоборот, все 300 лет они упорно доказывали им, что они никакие не отщепенцы и не антисоциальные элементы, а вполне лояльные обществу и властям законопослушные подданные. Тем не менее о них сложилось общее мнение, и оно зафиксировано во многих источниках, как о «безбожниках, нечестивцах, святотатцах» и о «врагах рода человеческого» (hostes generis humani), а об их вероучении, как о «низком, грубом и зловредном суеверии».

Ситуация выглядит несколько парадоксальной в свете того, что Церковь, со своей стороны, как могла старалась создать такой миф, чтобы в нем все было, как у людей: настоящий бог, всесильный и всемогущий, внушающий страх и почтение, необходимый набор чудес, намекающий на некие тайные знания и власть над силами природы, необходимый набор ритуалов и заклинаний, якобы приводящий в действия некие силы, якобы, послушные воле Церкви. И действительно, христианский миф выглядит вполне «приличным» мифом, нисколько не хуже других. Так почему же для античного общества все прочие мифы были вполне приемлемы, а христианский миф воспринимался как «зловредное суеверие»? В чем его «зловредность»?

Церковным мифам, надо думать, не все верили, как не все верили и в прочие античные мифы. Тем не менее, оскорблять каких-либо богов, даже сомнительных, в античном мире было не принято, бог он, не бог – там кто его знает, с богами шутки плохи, лучше не трогать. Почему же у Иисуса вдруг оказалось столько ярых врагов, которые нисколько не боялись его оскорбить или высмеять?

На сей простой и естественный вопрос также почему-то мало обращают внимание историки, хотя сам факт наличия врагов у якобы мифической личности должен был бы ставить под сомнение гипотезу о мифичности. У мифических героев, как правило, не бывает враждебно настроенных критиков, их нет ни у Кащея Бессмертного, ни у Бармалея, но они были и есть у Иисуса, несмотря на то, что критик, как правило, отрицает реальность, приписываемых Иисусу качеств или деяний.

У языческих богов также не было критиков. Те, кто в них не верили, не считали нужным ни критиковать, ни фальсифицировать их истории, их нет – и все. Иное дело у Иисуса, тут и старания Цельса сказать о нем собственное «Правдивое слово», и «История о повешенном» (Тольдот Ешу) анонимных еврейских авторов, и некое «Забавное Евангелие» пошловатого юмориста Лео Таксиля. – Что это, альтернативные истории жизни Иисуса? Вряд ли. Ибо если бы сии «историки» знали что-либо достоверное, то наверняка привели бы какие-нибудь аргументированные доказательства своим версиям. Но увы, доказательств историчности их персонажа еще меньше, чем у критикуемых ими церковных версий.

Тогда зачем в противовес чьей-то лжи сочинять еще и свою, каков смысл? Ну не веришь ты, что именем Иисуса можно кого-то воскресить или хотя бы исцелить, не веришь, что кому-то после смерти Иисус может устроить вечную жизнь в раю, что тут скажешь? Жаль, конечно, что нет рая и нет воскресения, но сама идея то чем плоха? К тому же сия идея не имеет эксклюзивной собственности христиан, но любое вероучение всегда обнадеживает своих приверженцев некой перспективой их светлого будущего, что плохого, если кто-то будет жить сей надеждой, пусть и иллюзорной?

Плохое тут есть только для одного – для темного настоящего. В настоящем люди живут в обществе и полностью зависимы от общества, а вера вселяет надежда на какое-то освобождение, а следовательно, верующий уже не совсем принадлежит ни обществу, ни его настоящему. Такой человек опасен, он – внутренний, духовный эмигрант! Жил, понимаете ли, один маленький человек, посмел роптать против общества, общество его, естественно, уничтожило, но он еще посмел воскреснуть! Мало, он помел еще не бояться смерти и учил этому других! Как можно позволить простым смертным не бояться смерти, не бояться общественных наказаний? Это ж конец миру сему!

Это понимали не только язычники, но и сама Церковь. Тот факт, что основателем христианства был не бог, не царь и не герой, а простой смертный человек, ставил Церковь в весьма невыгодное положение в античном обществе. Понимая это, Церковь не только не распространяла «миф» об Иисусе-человеке, но она его всячески умалчивала, подчеркивая его божественную природу. Однако она не могла окончательно отречься от Иисуса-человека, ибо именно он, «смертию смерть поправ», привлекал в христианские ряды новых верующих. Вместе с тем Церковь старалась постепенно заменить Иисуса-человека мифом об Иисусе-боге, дабы не выглядеть столь маргинальной и антиобщественной, удостоиться уважения властей и самой постепенно захватить духовную власть в государстве.

Тем не менее церковному же мифу об Иисусе-боге не сразу поверили. И не просто не поверили на том основании, что-де богов и чудес не бывает, а на том, что Иисус в глазах язычников не только не был никаким богом, но даже и просто уважаемым в обществе человеком считаться не мог. Он не из тех, кого в обычных сообществах признают авторитетом: родом не знатен, подвигами не прославлен, даже в качестве шарлатана или самозванца особо не выделился, дело его было весьма мелким, состав преступления смехотворным, погиб позорно, как заурядный лох. Как можно допустить, чтобы такой неудачник был способен на какие-то чудеса? Такого допустить никак нельзя, это даже общественно вредно, это разрушит всю систему общественной иерархии, если люди начнут уважать всяких лохов только за их мудрые слова, добрые дела и миролюбивый характер!

Теперь я хочу задать вопрос историкам, отрицающим историчность Иисуса: зачем Церкви нужно было сочинять такой «миф» об Иисусе-человеке, который принес ей столько неприятностей, и с которым она сама же боролась практически на протяжении всего ее существования и продолжает бороться по сей день?

И еще один вопрос, на засыпку:

Савл, Савл! почему ты гонишь именно его?

Иными словами: критик, почему тебя беспокоит исключительно проблема Иисуса, но не какие-либо другие мифы и религии, с которыми ты предпочитаешь не связываться?

Ответ на этот вопрос можно найти в книге Арье Бараца «Феномен иудаизма»:

«В одной лекции р.Р.Каплан, описывая массовый отход иудеев от веры в США, выражает особенное беспокойство именно крещением евреев, а не тем же, скажем, их увлечением индуизмом, хотя число евреев-индуистов ничуть не меньше, чем число евреев-христиан (кстати, сам р.Каплан признается, что прошел через буддизм). Знаменательно, что и многие атеисты относятся к крещению евреев почти столь же негативно, как и верующие. Этот могучий антихристанский инстинкт стоит того, чтобы над ним всерьез поразмыслить.

Выражаясь языком комментаторов, на уровне пшата (т.е. на уровне прямого понимания) его наличие может говорить, разумеется, лишь об одном – о том, что евреи признают христианство за весьма серьезное духовное явление, во всяком случае за явление, не сопоставимое по своей серьезности ни с индуизмом, ни с атеизмом. Учитывая же то обстоятельство, что в тех случаях, когда христианство исповедуется неевреями, оно иудаизмом зачастую даже одобряется, можно сказать, что евреи признают его не только за серьезное явление, но в определенном отношении и за явление вполне истинное. Однако как тогда соотнести это обстоятельство с той правотой этого инстинкта, которая подсказывает евреям, что христианство – это их смерть, т.е. их смерть именно в качестве евреев?».

Добавим, что сам факт беспрестанных попыток, отрицать историческое существование Иисуса, а также попыток стереть его из памяти, свидетельствует об уникальном духовном значении этого человека, не сопоставимом по своей серьезности ни с Буддой, ни с Заратустрой, ни с Мухаммадом. Иисус до сих пор, несмотря на все старания его забыть и исказить, продолжает привлекать к себе все новых единомышленников и последователей и этим он представляет серьезную опасность для любого тоталитарного общества. Это понимают люди «мира сего», потому и не прекращают свои нападки на Иисуса.

Несмотря на то, что евангелисты стремились отобрать для христианского учения самые наилучшие, как им казалось, идеи, стремились представить Иисуса в самом лучшем свете с точки зрения норм морали, принятых в ту эпоху, находились критики, определявшие эти нормы аморальными. Так, например, Лео Таксиль в своем «Забавном евангелии» пишет: «…шаг за шагом проследив христианскую легенду, выявить весь тот вздор, который она содержит, и таким образом показать, что вся история об Иисусе Христе, будь то человек или божество, с какой стороны её ни рассматривать, есть не что иное, как сплетение безнравственных и глупых выдумок». «Высоко моральному» критику эпохи Нового времени, который счел вполне «моральным» глумиться над образом казненного за свои мысли человека (чего не позволяют себе даже палачи), не пришло в голову, что возможно, история, показавшаяся ему безнравственной и глупой, представлялась нравственной и мудрой современникам евангелистов, ведь, как ни крути, они свое дело сделали: создали Церковь, массы сделали свой выбор в пользу морали евангелистов, хотя возможно, некоторые предпочитали им что-то другое.

Конечно, выбор масс еще не показатель ни истинности учения, ни высоты его морали. Массы, порой, выбирали и нацизм, и большевизм, и сталинизм, прельщавших их не столько моралью, сколько авторитаризмом. Стоит ли удивляться, что кротость учения Иисуса, его непротивление злу, всепрощение всегда вызывали и вызывают раздражение у сторонников сильной и жесткой власти. Кротость для них презренна и аморальна. Но Иисус не единственный и не первый, кто поставил кротость добродетелью своего учения, потому в категорию аморальных следовало бы также записать и учение Сократа, и стоиков, и многих еврейских мудрецов.

Вместе с тем мы нисколько не осуждаем критиков Иисуса за критику как таковую. Для принципиальной критики не бывает «священных коров», совершенной морали не существует в принципе. И много справедливого относительно евангельской морали было высказано Фридрихом Ницше, Бертраном Расселом и многими другими мыслителями. Однако критика будет конструктивна только тогда, когда взамен отвергаемой морали предлагается какая-то реальная альтернатива. Евангельская мораль также не идеальна уже хотя бы тем, что допускает и байки, и фальсификации, и обман, но какая религия или идеология их тогда не допускала и не допускает сейчас? Разоблачая церковный обман, критики забывают указать, какое из имеющегося в наличие на рынке учений того времени, по их мнению, следовало бы предпочесть? Суеверное и жестокое язычество римлян? Национальный эгоизм евреев? Чем эти учения были так уж «моральнее» даже самых лицемерных представителей христианского духовенства?

Многим критикам, судя по всему, не нравится не столько, собственно, евангельская мораль, сколько религиозная мораль вообще. Они критикуют не только Евангелия и христианское вероучение, но также и Танах, и иудаизм. Увы, но атеистической морали, «Морального кодекса строителя коммунизма» в те времена еще создано не было. Наша же задача состоит не столько в критике или апологетике идей христианства, сколько в объяснении их как исторического феномена, уникального, парадоксального и исключительного для своего времени.

Свидетельства от евреев.

Любят критиковать «мораль» Иисуса также и еврейские исследователи, т.е. являющиеся в то же время апологетами традиционной еврейской морали, но осудить мораль евангельскую, не осудив при этом морали иудаизма, это уже задача посложнее. Неслучайно тут еврейская критика нередко предстает как некий курьез. Вот характерный пример у Иосифа Клаузнера, которому не нравится евангельская история с сирофиникиянкой. Впрочем, эта история не нравится не только Клаузнеру, но почти всем современным критикам христианства; на него ссылается нами упомянутый Лео Таксиль и также многие другие критики не обходит его стороной:

«И, отправившись оттуда, пришел в пределы Тирские и Сидонские; и, войдя в дом, не хотел, чтобы кто узнал; но не мог утаиться. Ибо услышала о Нем женщина, у которой дочь одержима была нечистым духом, и, придя, припала к ногам Его; а женщина та была язычница, родом сирофиникиянка; и просила Его, чтобы изгнал беса из ее дочери. Но Иисус сказал ей: дай прежде насытиться детям, ибо нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она же сказала Ему в ответ: так, Господи; но и псы под столом едят крохи у детей. И сказал ей: за это слово, пойди; бес вышел из твоей дочери. И, придя в свой дом, она нашла, что бес вышел и дочь лежит на постели» (Мк. 7:24-30).

Клаузнер пишет: «И на это ответил Ешу в грубой шовинистской форме, что если бы что-либо подобное прозвучало из уст таная, то это ему не простили бы христиане на век»!

Правильно: высказывание шовинистское, и оно остается таковым независимо от того, кто его сказал, Иисус, евангелист или танай. Однако всякий шовинист перестает быть в глазах масс шовинистом, если он предстает пред ними как «наш шовинист». Христиане не замечают шовинизма в евангельском Иисусе, евреи не замечают шовинизма у своих танаев, у которых есть высказывания и похлеще. Танай Рабби Шимон бар Йохай, например, говорит:

"טוב שבגוים הרוג טוב שבנחשים רצץ את מחו"

«Лучшего из гоев предай смерти, лучшему из змей размозжи мозг» (Мидраш Танхума, Бе-Шаллах, хет).

Я далек от того, чтобы строго судить мораль Рашби, время было такое: для него гои (римляне), были врагами, оккупантами, все-таки тогда не евреи захватили Палестину у римлян, но римляне у евреев, так ведь? Но не странно было бы услышать от того же Рашби восторженную хвалу в адрес гоев? Однако тот же Иисус о «гойских собаках» говорит следующее: «истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры»! Может ли такое диаметрально противоположное отношение к тем же людям умещаться в одной голове одного реального человека? – Вряд ли. Тогда как у евангелистов могло возникнуть такое противоречие?

В отличие от других критиков, Клаузнер дальше сам дает разъяснение сему эпизоду:

«Можно полагать, что хананеянка из пределов Тирских и Сидонских, не кто иная, как образ, параллельный женщине-вдове, хананеянке из Царфата (Сарепты), что у Сидона».

То есть, аналогичный случай, произошедший с пророком Илией, описанный в книге 3 Царств, гл. 17, послужил прототипом для создания образа евангельского Иисуса. Значит, шовинистское высказывание принадлежит вовсе не историческому Иисусу, а его образу, созданному евангелистами по образам и подобиям героев Танаха и в соответствии с общим шовинистическим антигойским духом Танаха. Так почему же Клаузнер нападает на образ Иисуса, а не на его прототип из Танаха или из Талмуда? Не потому ли, что прототип – это «наш шовинист», а образ – «шовинист не совсем наш»?

Можно только удивляться, как это не пришло в голову евангелистам приписать Иисусу какое-нибудь «чудо», где бы хищный зверь по его повелению растерзал малолетних детей, как это описано в Танахе в связи с пророком Елисеем: «Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города и насмехались над ним и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка» (4Цар. 2:23-24). Впрочем, нечто подобное имеется в евангелиях апокрифических, например, в Евангелии от Фомы толкнувший Иисуса мальчик, тут же умирает; соседи, жаловавшиеся Иосифу на поведение его сына, слепнут; учитель, поднявший на Иисуса руку, скончался на месте.

Для вдумчивых исследователей всегда было очевидно, что образ Иисуса почти целиком был списан с образов героев Танаха (католические богословы их называют «префигурациями»), поэтому многие исследователи, в частности, Давид Штраус, пришли к выводу, что кроме имени и некоторых фактов, нет никакой возможности узнать о подробностях жизни Иисуса и его учении: «Отбросив все мифические наросты и наслоения, мы могли убедиться, что и то, что раньше нам представлялось ядром жизнеописания Иисуса, в сущности является легендой, мифом. Черты мифические, из которых сложился образ Иисуса, не только исказили, но даже совершенно поглотили и вытеснили собой черты исторические. ...сообщения евангелистов о деяниях и фактах жизни Иисуса (за исключением его поездки в Иерусалим и смерти) весьма неправдоподобны вообще» (Давид Штраус, Жизнь Иисуса). Протестантский теолог тут несколько преувеличил. Отнюдь не все в евангелиях, кроме смерти Иисуса в Иерусалиме, неправдоподобный вымысел, но там действительно исторические факты явно переплетены с вымыслом. Можно ли в этой запутанной ситуации хотя бы приблизительно разобраться в том, что было на самом деле?

Такие попытки предпринимались учеными не раз, и, как ни странно, среди них на первом месте стоят не христианские, а еврейские израильские ученые, такие как Иосиф Клаузнер, написавший исследование «Иисус Назарянин», и недавно умерший Давид Флуссер – автор бестселлера «Иисус», переведенного и на русский язык. Они находят, что история Иисуса вполне вписывается в картину того исторического периода, который хорошо знаком им по изучению еврейской традиции и библейской археологии. Они делают для евреев своего рода революционное открытие: Ешу вовсе не был «ярым врагом еврейского народа», как тому учат раввины, наоборот, он сам был евреем ничуть не уступающим известным еврейским праведникам, хотя и в чем-то заблуждавшимся.

Клаузнер пишет:

«Юлиус Вельгаузен, чья ненависть охватывала все, что он публиковал об иудаизме и фарисеях и даже о пророках, все ж таки осмелился написать такие слова: "Иисус не был христианином, Иисус был иудеем. Он не провозглашал новой веры, но учил выполнять волю Бога. И воля Бога, по его мнению, как и по мнению евреев, содержалась в Торе и в других священных писаниях, к ней причисленных. И никак не могло быть иначе, если все свои знания, все свои идеи, брал Иисус из священных писаний"».

Прекрасно! Вопрос только в том, насколько верен вывод Вельгаузена и Клаузнера, что Иисус был иудеем (человеком, преданным иудаизму)? Боюсь, что они не учли одного маленького обстоятельства, что иудеями были, прежде всего, те, кто составляли портрет своего идеального Христа, Христа Евангельского. Почему-то многие часто забывают, что христианство – религия отнюдь не гойская, хотя и стала таковой с течением веков, но первоначальное вероучение создавалось не гоями, мало чего смыслящими в иудаизме, но настоящими евреями, хорошо знавшими и традицию, и Закон. Вполне логично, что у авторов-евреев и портрет их идеала получился еврейским, но вопрос, был ли таковым сам оригинал?

Если судить по каноническим Евангелиям, то в большинстве приписываемых Иисусу проповедей мы встречаем поучения, которые практически ничем не отличали его учения от этических императивов, распространенных тогда в еврейской среде. Это привело Клаузнера высказать весьма смелую для еврея фразу:

«Тот, кто принижает ценность Иисуса, в то же время принижает ценность самого иудаизма, из которого черпал Иисус свое учение».

Клаузнер прав: евангельский Иисус, безусловно, «тов лейегудим» (хорош для евреев), ибо нисколько не мешает еврею оставаться евреем, жить по Галахе и т.п., и вообще какой-либо серьезной революции в сознании людей и в обществе этот образ произвести не мог. Тем не менее Талмуд и другие еврейские источники в один голос свидетельствуют, что не было для иудаизма более опасного врага, чем Ешу! Талмуд не просто принижает ценность Иисуса, он его опускает на самое дно ада, где он, согласно откровению некоего Онкелоса бар Колоникоса, племянника Тита, варится в кипящих испражнениях.

Подавляющее большинство евреев и сегодня отвергают Иисуса, но почему и за что они его отвергают, особо не задумываются. Им достаточно того, что отвергать его им повелевает традиция иудаизма, как повелевает отвергать всех гойских богов и все гойские вероучения. Похоже, единственная причина его отвержение евреями та, что Иисуса приняли гои, а с гоями евреям никак не по пути. Как бы там ни было, но никто еще не показал, что, собственно, в учении Евангельского Иисуса может вызывать отторжение у евреев. И вот израильские ученые Клаузнер и Флусер, рассматривая Нагорную проповедь, не находят в ней абсолютно ничего враждебного иудаизму. Однако у нас возникают большие сомнения в том, что исторический Иисус учил исключительно Нагорной проповеди и больше ничему – где там «подстрекательство и соблазн»? Но скорее всего, учил прямо ей противоположному, ибо его учение соблазняло людей, привлекало к себе их сердца, вызывало переворот в их сознании, и в конце концов привело к массовому духовному подъему, духовной революции, которую, впрочем, быстро подавила христианская ортодоксальная контрреволюция, сделав из Иисуса ординарного скучного законника-талмудиста.

Увы, исследования наших уважаемых еврейских ученых касались не совсем того предмета, который нас интересует: наша цель не анализ евангельских текстов, но поиск исторической правды об Иисусе. Но израильские исследователи пошли по тому же проторенному и удобному пути, по которому шли и идут большинство исследователей, называемом «Sola Scriptura» (Только Писание). Естественно, что исследуя учения евангелистов, они нашли их вполне «еврейскими» – очень хорошо, но нас интересует все же учение Иисуса исторического – подстрекателя, соблазнителя, опасного мыслителя-революционера. Но как о нем узнать, если все канонические источники либо молчат, либо явно фальсифицируют? Можно попробовать здесь применить тот метод, которые применяют следователи, когда подозревают, что все свидетели дают не совсем истинные показания, метод перекрестного допроса. Давайте теперь допросим свидетелей обвинения о том, что они думают и думали об Иисусе, в чем его обвиняют.

В Евангелии от Иоанна приводится такое «обвинение»: «Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего? Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе» (Ин.18:29,30). – Допустим, ну а где состав преступления этого «злодея»? – Его не растолковывают, ни Евангелия, ни еврейские писания. Мило, не правда ли? Он «злодей», что еще непонятно? Но тут даже Пилат ничего не понял и решил узнать вину у самого обвиняемого: «Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?» От Иисуса вразумительного ответа также не последовало. Может, он не хотел признаваться? Тогда в чем? Может, Иисус призывал к восстанию или задумал государственный переворот, посягал на чью-то власть? Но почему бы так прямо и не сказать? Нет, темнят что-то источники не договаривают.

Талмуд также в обвинениях Ешу ограничивается всего лишь двумя словами: «מסית ומדיח» (месит у-мадиах – подстрекатель и соблазнитель), однако талмудисты ни разу не показали, к чему призывал Иисус народ, в чем подстрекал, чем и кого соблазнял, как будто они продолжают ту же линию первосвященника, который сам не знал, в чем найти вину Иисуса и которому тот сказал: «...если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин.18:23). Их последователи – ортодоксальные евреи до сих пор не показали, что худого им сделал или сказал Иисус, но с тупым упорством продолжают фанатично бить его.

Мы вовсе не ставим целью в чем-то обвинять евреев или упрекать их в несправедливом отношении к Иисусу, мы хотим только понять это явление и попробовать  докопаться до его причин, ибо и здесь нет дыма без огня.

Чем конкретно провинился перед евреями Иисус, в Талмуде найти что-либо по существу, честно говоря, трудно, по большей части раввины весьма невнятно пишут об Иисусе различные гадости, которые никакого отношения ни к его учению, ни к преступным деяниям не имеют, например, пишут, что он мамзер, зачатый Марией от римского солдата Пандиры, который изнасиловал ее в шаббат и во время месячных, т.е. одновременно было совершено сразу несколько тяжких грехов, как в результате этого из такого «ублюдка» может получиться хороший человек? Таким образом, в своей полемике с иисусовым учением раввины прибегают к низкому приему, который в научной логике называется «Argumentum ad hominem» (аргумент к человеку) – довод в дискуссии, не имеющий прямого отношения к обсуждаемому тезису, а потому никак его и не доказывающий, и не опровергающий. Единственная его цель – перевести внимание с обсуждаемого вопроса, на личные достоинства или недостатки конкретного человека, поднявшего данный вопрос.

В одном месте трактата Авода зара некто Яаков из Кфар-Секании приписывает Иисусу такие слова:

"לימדני {יש"ו הנוצרי} (מיכה א) [כי] מאתנן זונה קבצה ועד אתנן זונה ישובו ממקום הטנופת באו למקום הטנופת ילכו" (מסכת עבודה, דף יז,א).

«Вот чему учил меня Иешу ха-Ноцри: «из любодейных даров она собрала их, на любодейные дары и будут обращены».

– Казалось бы, после слов: «Вот чему учил меня Иешу ха-Ноцри» следовало ожидать нечто подстрекательское и аморальное, однако процитированные далее слова, якобы Иисуса, весьма разочаровывают, ибо ничего подстрекательского или аморального в них, увы, нет. Более того, сии слова не только не имеют никакого отношения к учению Иисуса, они не могут быть принятыми даже и в качестве анекдота об Иисусе. Кто над ними начал смеяться, тот немного поспешил, ибо так учил не Иисус, а пророк Михей, который в прелюбодеяниях обвинял евреев: «За то сделаю Самарию грудою развалин в поле, местом для разведения винограда; низрину в долину камни ее и обнажу основания ее. Все истуканы ее будут разбиты и все любодейные дары ее сожжены будут огнем, и всех идолов ее предам разрушению, ибо из любодейных даров она устраивала их, на любодейные дары они и будут обращены» (Мих.1:6,7).

Можно предположить, что нападки талмудистов на Иисуса – клевета или муссирование клеветнических сплетен, что этим раввины хотели насолить своим противникам христианам, а о самом Иисусе они, мол, ничего не знали. Конечно, не исключено, что раввины могли прибегать к клевете, да и их Закон не запрещал им применять подобные методы в отношении врагов, in hostem omnia licita. Однако и клевета также должна иметь какие-то объективные причины, а откуда таковым взяться, если о самом объекте раввины не имели никакого понятия? Значит, так или иначе Иисус их чем-то обидел. Может, нелицеприятные высказывания Иисуса о евреях раввины прочитали в Евангелиях? Разве мало там в уста Иисус вкладывается всякого рода гневных обличений евреев? Например: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры» и т.д.; «Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф.16:6); Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего» (Ин.8:44) и т.п..

Хотя мы и сомневаемся, что эти слова принадлежат самому Иисусу, скорее всего, это творчество евангелистов, в коем нашли отражение времена конфликта христианских общин с общинами еврейскими (конец 1-го века н.э.), ибо самому Иисусу, учившему любви и терпимости, разжигать с кем-либо вражду было незачем. Но в данном случае, это неважно, раввины могли бы отреагировать на те обиды, которые наносили им евангелисты словами Иисуса. Но весь парадокс как раз в том, что они на это никак не реагировали, как будто ничего подобного Ешу в их адрес не говорил! Видимо, раввины лучше евангелистов понимали, что образ критикана и хулителя никак не вяжется с образом соблазнителя и подстрекателя. Что соблазнителю, собственно, нужно? Обругать кого-то, или наоборот, польстить, обаять и соблазнить?

Вот, например, апостол Павел. Он, скорее всего, реальная историческая личность, а не мифический персонаж, и большинство его посланий исследователями признается аутентичными. Разве он где-нибудь проклинал евреев? Нет, но наоборот, всячески пытался втереться к ним в доверие, чтобы затем тихой сапой провести в их среду свое «подстрекательское» вероучение: «я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне» (Деян.22:3). Примерно так же почти везде ведут себя и христианские миссионеры, зачем же Иисусу надо было вести себя иначе? И в Талмуде Ешу также предстает, скорее, как миссионер, нежели, как обличитель.

Но предположим даже, что правы евангелисты, Иисус действительно ругал евреев, однако это еще не значит, что ему уже можно инкриминировать 282 статью, юдофобию и ревизионизм. Во-первых, потому, что Иисус и сам был евреем по «пятой графе», во-вторых, потому, что гоев он ругал ничуть не меньше, да и евреев он ругал отнюдь не как антисемит, а скорее, как более ревностный иудей, и не всех евреев скопом, но только не совсем правильных евреев: грешников, лицемеров, что тут плохого для евреев?

В самом Талмуде раввины также часто разбирают фарисеев по косточкам:

"ת"ר שבעה פרושין הן פרוש שיכמי פרוש נקפי פרוש קיזאי פרוש מדוכיא פרוש מה חובתי ואעשנה פרוש מאהבה פרוש מיראה פרוש שיכמי זה העושה מעשה שכם פרוש נקפי זה המנקיף את רגליו פרוש קיזאי א"ר נחמן בר יצחק זה המקיז דם לכתלים פרוש מדוכיא אמר רבה בר שילא דמשפע כי מדוכיא פרוש מה חובתי ואעשנה הא מעליותא היא אלא דאמר מה חובתי תו ואעשנה פרוש מאהבה פרוש מיראה..."

«Учили наши раввины: есть семь типов фарисеев, это: фарисей шихми, фарисей никпи, фарисей кизаи, фарисей  медукиа, фарисей ма ховати веэасена, фарисей меахава, фарисей мейира. Фарисей шихми – это тот, кто поступает по делам жителей Шхема. Фарисей никпи – тот, кто натыкается своими ногами. Фарисей кизаи – сказал рабби Нахман бар Ицхак – это тот, кто проливает свою кровь на стены. Фарисей  медукиа – сказал Рабба бар Шила: он наклоняется, как пестик в ступке. Фарисей ма ховати веэасена – это тот, кто спрашивает: "В чем мой долг? Я могу исполнить его?". Фарисей меахава (от любви) и фарисей мейира (от страха)...» (Вавилонский Талмуд, трактат Сота 22б).

Евангелисты также приписывают Иисусу высказывания, как будто списанные с Талмуда: «фарисей лицемер», «фарисей слепой», «фарисей крашеный» и т.п. Возможно, что среди фарисеев были и такие типы, и раввины бы их тоже не одобрили. Выходит, что евреи должны были быть благодарны евангельскому Иисусу за критику, так как он их учил быть еще большими евреями, чем они есть, еще более скрупулезно соблюдать еврейский Закон. Разве в этом учении есть какое-то подстрекательство?

И потом, если евреи знали об Иисусе только со слов христиан, то кто вообще заставлял их верить последним? Почему они тогда нападали не на своих актуальных противников – современных им христиан, а на совершенно неизвестного им Иисуса? Зачем им чернить имя еврея, о жизни которого у них нет достаточных сведений? Зачем брать грех на душу, нарушать заповедь «Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего», особенно на еврея, который погиб от рук врагов-язычников во имя веры отцов?

Вот пример другого противника христианства – Мухаммада, который не слишком уважал христиан, но избегал неуважительно высказываться об Иисусе. Первых он обвинял в том, что-де извратили учение Исы ибн Марйам и подменили его своим, еретическим. Почему таким же образом не поступили раввины? Не потому ли, в отличие от Мухаммада, они знали кое-что о самом Иисусе, чего не знал Мухаммад, и что скрыли от нас евангелисты?

Возможно, раввины не запомнили всех подробностей и нюансов учения Ешу, они им особо и не интересовались, зато они запомнили главное, то, что христиане предпочли забыть: «Его истолкование Торы, в полном соответствии с его замыслом, вело к упразднению ее и всех ее заповедей и допускало нарушение всех ее предостережений» (Рамбам, Послание в Йемен, или Врата Надежды).

Давайте еще раз обратимся к Евангелиям и посмотрим, может, в них остались какие-то признаки того учения, упраздняющего все заповеди, что вызвало возмущение евреев.

Шило в мешке не утаишь.

В благочестивой Нагорной проповеди Матфей приписывает Иисусу такие слова:

«Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф.5:17-18).

– К чему это сказано? Своей Нагорной проповедью Иисус и так ничего не нарушает, здесь и думать нечего. Если проповедник уверен, что учит правильным вещам, то зачем ему говорить еще: «Вы только не думайте, что я вас учу чему-то неправильному»? Вряд ли можно услышать нечто подобное из уст любого реального проповедника с нормальной психикой, и вряд ли такое говорил Иисус. Если бы он был сторонником Закона, он так бы и сказал: «Я пришел исполнить Закон», если бы был противником, то также ясно бы сказал: «Я пришел нарушить Закон». Однако в Евангелии Иисус что-то темнит. У нас, однако, есть подозрения, что темнит не Иисус, а евангелист Матфей. Тогда что он пытается скрыть?

Нагорная проповедь – это своего рода пропагандистский постер христиан. После казни учителя, обвиненного в ереси и подстрекательстве, его ученикам весьма выгодно было сменить имидж и доказать, что они вовсе никакие не еретики, но еще более правоверные евреи, чем самые наиортодоксальнейшие харедим. И в подтверждение сего они показывают: вот вам учение нашего Иисуса, в нем нет ничего еретического и подстрекательского, наоборот, призыв соблюдать закон, держаться старой веры отцов! – Все замечательно! Но смущает одно маленькое выражение: «Не думайте» – прямое свидетельство тому, что у Иисуса был совершенно другой имидж, нежели тот, который представлен в Нагорной проповеди! Ага, значит, все-таки так думали? И наверно, думали не без оснований: Иисус таки действительно пришел нарушить закон и пророков: не исполнить он пришел, но нарушить! Именно это и пытался скрыть Матфей, но его попытка оказалась не совсем удачной. Кто почитает Евангелие от того же Матфея, узнает, что Иисус сам нередко нарушал не только «иоту», но и «альфу», и «омегу» Закона, более того, здесь, в Капернауме, он учил, что ни он, ни его ученики не обязаны соблюдать никакие иоты законов, ибо они люди свободные. Да и в в самой Нагорной проповеди Иисус учит подходить к Закону несколько иначе, чем то было принято у евреев:

«Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф.5:23,24). Здесь Иисус как будто не имеет ничего против заповеди жертвоприношений, но заповедь примирения с братом он считает важнее! Отменяет ли тут Иисус заповедь жертвоприношения? Формально нет, но сию заповедь отменяет необходимость соблюдения другой, более важной, в глазах Иисуса, заповеди – заповеди примирения с ближним. Иудаизм также допускает нарушение некоторых заповедей ради заповедей более высшего порядка, например, надлежит нарушить шаббат, если того требует спасение жизни человека или военная обстановка. Для Иисуса же не было ничего выше заповеди «Возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет» (Мк.12:31), стало быть, все остальные заповеди должны быть отодвинуты на второй план. Если бы раввины приняли подобный приоритет заповедей в истолковании Торы, они также рано или поздно пришли бы к упразднению ее и всех остальных ее заповедей и «иот», но они предпочли букву духу, формальные обряды – любви к людям и миру с окружающими. Впрочем, по тому же пути пошли и христианские церковники, поставив церковные обряды и догмы выше заповеди любви к ближнему – единственной заповеди, которую, согласно Иоанну, заповедовал Иисус: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, [так] и вы да любите друг друга» (Ин.13:34).

В другом месте Евангелия Матфей описывает случай, уже прямо противоречащий заверениям Иисуса в Нагорной проповеди о том, что цель его прихода исполнить Закон: «Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя» (Мф.17: 24-27).

Конечно, и тут нельзя сказать, что Иисус что-то там прямо нарушил, но и даже если бы и нарушил, сославшись на необходимость выполнения чего-то более важного, это не было бы так смертельно опасно для Закона, чем то, что он сказал. Формально он исполнил заповедь, не высказал к ней какого-либо отрицательного отношения и даже порекомендовал выполнять ее другим. Прекрасно, но ради чего выполнять? А вот для чего: «чтобы нам не соблазнить их»! То есть этим он сказал, что заповеди сии нужны для людей и больше ни для кого. Никакой награды на Небе за ее выполнение тебе не будет, как и не будет наказания в аду за ее невыполнение. Исполнение нужно исключительно для данной ситуации на земле, дабы поддержать мир между людьми. Такая позиция, безусловно, «вела к упразднению» заповеди, Рамбам тут абсолютно прав, ибо, как только люди поймут, что заповедь по природе своей человеческая и она им не особо нужна, они ее рано или поздно упразднят, а за одно упразднят и храмы, и священников, и раввинов. Хотя вести к упразднению не значит упразднить, упразднение – это, в конечном счете, дело личной совести каждого, к тому же и право не исполнять еврейские заповеди тогда и так было гарантировано римскими и светскими законами, никто не мог принудить кого-либо быть евреем и соблюдать заповеди, если он того не хотел, но и быть евреем также никто не запрещал. Не запрещал и Иисус. Более того, он даже посоветовал Петру все-таки исполнить еврейский Закон. Однако он сделал намного хуже и для Закона, и для евреев, чем если бы прямо упразднил Закон в кругу своих последователей, это бы лишь привило к отпадению небольшой части иудеев от еврейства и не более того, он же всем очень убедительно показал, что сей закон, придуманный жрецами, совсем никому не нужен, как и не особо нужно быть евреями вообще.

В то же время в Нагорной проповеди Иисус не только признает особую роль евреев, противопоставляет их гоям («не говорите лишнего, как язычники» (Мф.6:7), признает все предписания Ветхого Завета, и даже добавляет к ним кучу своих, ужесточая Закон: «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф.5:28); «А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует» (Мф.5:32); Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф.6:1) и т.п. В этих заповедях он меньше всего учит руководствоваться заповедью любви и мира с ближними, но учит прежде всего думать о том, какова ему будет за все это «награда от Отца Небесного». Ну чем не классический фарисей! Тогда, если допускаются награда и наказание за соблюдение или не соблюдение Закона, то о каком упразднении Закона может идти речь? О каком освобождении или о спасении может идти речь? Все остается по старому: ты еврей, раб еврейского Бога и его Закона – таков, во всяком случае, смысл отдельных изречений из Нагорной проповеди. С позиций ортодоксального иудаизма, здесь все кашерно, тем не менее раввины этому мнимому кашруту не слишком верят, в их сознании остался имидж Иисуса – нарушителя Закона.

Сей имидж проступает сквозь все благие намерения евангелистов его затушевать, и разглядели его не только раввины. Самое интересное, что лучше всего увидел облик исторического Иисуса один из самых резких непримиримых критиков Христа Евангельского Фридрих Ницше. В своей книге «По ту сторону добра и зла» он приписывает Иисусу такие слова: «Иисус сказал своим Иудеям: "закон был для рабов, вы же любите Бога, как люблю его я, сын Божий! Какое дело сынам Бога до морали!"». – Откуда взял этот имидж Ницше, не придумал же он его сам? Да из тех же Евангелий, в которых евангелистам так и не удалось убедить своих читателей в том, что Иисус делал одно, а учил, как лицемер, другому. Иисус явно не походил на Остапа Бендера, который, будучи мошенником, считал, что «Кодекс мы должны чтить».

И еще заметьте тут один интересный момент: для Иисуса Храм и храмовый культ, в сущности, авода зара (идолопоклонство): «истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ин.4:24), но совершать его или не совершать, – вопрос непринципиальный, во всяком случае, он не из тех вопросов, из-за которых следует идти на конфронтацию с властями, с обществом, с соседями, ради мира можно и поступиться принципами. – Это отношение вполне согласуется с миролюбивым, несовместимым с религиозным фанатизмом характером капернаумского проповедника. Не особо уважая религиозные законы, Иисус не считал большим грехом формально придерживаться их предписаний: платить налоги Кесарю и полшекеля на Храм. Отношение Иисуса ко всем законам было примерно одинаково, подобно отношению ортодоксальных евреев к законам гойским: דינא דמלכותא דינא (Дина де-малькута дина – Закон государства, в котором ты проживаешь, считается Законом), т.е. можешь не уважать, а признавать законом и соблюдать его все же рекомендуется.

Евангелисты и ближайшие ученики Иисуса также прямо нигде не отменили заповеди Ветхого Завета, наоборот, строжайшим образом их соблюдали, разве что некоторые из них разрешили не слишком затруднять неофитов из язычников обрезанием: «Посему я полагаю не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе» (Деян.15:19,20) – сказал на собрании апостолов брат Иисуса Иаков, отличавшийся особой ревностью в соблюдении еврейских заповедей. На упразднение еврейского Закона первый решился лишь апостол Павел: «Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу» (Гал.2:19); «…нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:11).

Но это уже не совсем учение Иисуса, это учение апостола Павла. Для бывшего фарисея-законника проблема Закона стояла на первом месте, тогда как Иисуса она абсолютно не волновала, он нигде ни с кем даже и не говорил на эту тему. Зачем вообще нужно думать о каком-то законе, если завтра прогнозируется конец света? Однако обещанный конец света не состоялся, потому многие из учеников Иисуса вернулись в лоно иудаизма, а апостолу Павлу пришлось создавать новое учение, новую теологию и этику, устраивать новое церковное царство здесь на земле. Впрочем, он волен был поступать, как он считал нужным, ибо «сыны свободны», стало быть, и Павел свободен, свободен, как от догмы еврейского Закона, так и от догмы Иисусова учения, и у нас не было бы к нему никаких претензий, если бы он свое учение проповедовал от самого себя, а не от имени «Христа распятого». Он мог бы тоже объявить себя «посланником Бога», строить жизнь по тому Закону, который диктовал ему его внутренний Бог, однако на это он не решился, предпочел использовать уже раскрученный «бренд» капернаумского проповедника, об учении которого, судя по всему, он имел самые смутные представления, да и не особо интересовался им.

Павел таки действительно упразднил и обрезание, и все прочие заповеди, которыми евреи отличались от гоев, однако на Павла талмудисты и раввины почему-то мало обращают внимания, им покоя не дает только одна личность: Иисус. Видимо они понимали, что Иисус – начало всех начал, без него бы не было ни апостола Павла, ни евангелистов, ни христиан. Только понимают ли сами христиане, откуда у них ноги растут?

Понимают ли евангелисты те слова Иисуса, которые сами цитируют?

Представьте себе, кто-то решил выдать свое учение за учение Маркса, будучи недостаточно знакомым с подлинными сочинениями последнего. Он пишет, что капиталистический строй – плохой, там капиталисты эксплуатируют рабочих, а коммунизм – хороший, там все делят поровну. Примитивно, но в общем ясно. И вдруг у него появляется термин «прибавочная стоимость», термин, который он сам толком не понимает и объяснить не может. Что мы скажем? Термин «прибавочная стоимость» есть нечто из учения самого Маркса, а все остальное – демагогия его нерадивого последователя.

Умные последователи никогда не пишут того, чего сами не понимают, потому в их работах практически невозможно различить, где они излагают мысли своего учителя, а где свои собственные. Когда Платон излагает в своих Диалогах учение Сократа, то сие учение выглядит вполне логичным и последовательным, возможно даже более последовательным, чем в устах самого Сократа, который всегда обычно говорил экспромтом, заранее не обдумывая свои речи. В «диалогах» же Сократ «говорит, как пишет». У евангелистов Иисус также почти всегда «говорит, как пишет», особенно, в Нагорной проповеди, в полемике с фарисеями он также всегда последователен и ясен. Но везде ли цитируемые слова Иисуса сохраняет такую же ясность? В некоторых эпизодах Евангелий порой проскальзывают отдельные слова (логии) самого Иисуса, которые евангелисты не понимают и не в состоянии толком объяснить.

Так, в речениях Иисуса постоянным рефреном проходят слова, причем, они цитируются всеми евангелистами, но никак не комментируются и не разъясняются, видимо, они впечатались в память учеников, но поняты так и не были. Например, исцеленным им больным Иисус часто говорил: «вера твоя спасла тебя», еще не исцеленным: «не бойся, только веруй», ученикам: «если будете иметь веру и не усомнитесь...» – странные слова, не правда ли? Казалось бы, совершая чудо исцеления, Иисусу следовало бы сказать: «Вот я исцелил тебя своим искусством и целительной силой, ведь я же Христос, чудотворец, я многое могу, верь мне и делай, что я тебе говорю». Так бы, наверно, написал любой сочинитель мифа об Иисусе-боге, и в таком духе выдержано большинство текста Евангелий. Но тут почему-то Иисус ничего не говорит о своей чудотворной силе, наоборот он как бы самоустраняется и говорит, что человек исцелился сам, благодаря некой силе своей «веры»!

До сих пор все так ясно было в Евангелиях: Иисус всесильный, все люди перед ним ничтожны, смиренных и кротких он помилует и наградит блаженством, надменных и самоуверенных покарает, а тут он что-то темнит, допускает, что человек может решить свои проблемы сам, своими силами и даже без его помощи. Зачем же в такое ясное учение напускать туману? Поди теперь пойми, что имел в виду Иисус и как все это вписать в предельно ясный катехизис церковного вероучения. Может быть, Иисус имел в виду то, что человек удостоился исцеления за свои заслуги перед Богом, за свой праведный образ жизни, как библейский Иов был очищен от проказы за праведность? Но почему тогда, Иисус не связывает с исцелением  поступки и образ жизни конкретного человека, не смотрит на то: грешник он или праведник, какие заповеди соблюдает или нарушает, но смотрит прежде всего на то: верующий он или нет? Что он имел в виду? Что значит «вера»? Какая «вера»? «Вера» во что? Тем более странно слышать эти слова при том, что они были обращены к истово верующим людям, ибо атеистов тогда, по крайней мере, в окружении Иисуса еще не было.

Во что же тогда эти «неверующие» должны были верить? – В то, что «Господь, Бог наш, Господь един есть»? А что, разве кто-то там в это не верил? Или, может, у кого-то появился еще один бог? – Вряд ли. Тогда какой смысл учить верить в то, во что и так все верили? Может, одного этого догмата для Иисуса было маловато и он хотел предложить еще один: надо верить также и в то, что он, мол, тоже бог и единородный сын бога? Но почему тогда он сам нигде прямо не говорил людям: «Вы должны поверить в то, что я Бог, тогда и исцелитесь»? Евангелисты, однако не осмелились приписать Иисусу подобные откровения, более того, Матфей сам пишет: «Тогда Иисус запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос» (Мф.16:20). Справедливо ли требовать веры в никем еще не открытые, не исповеданные догматы? Люди что, догадаться должны были сами по интуиции? И в то же время Иисус делает странные упреки даже тем, кто уже в него и верил, и его боготворил. Эти слова были обращены к его ближайшим ученикам: «если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф.17:20); «маловерный! зачем ты усомнился?» (Мф.14:31).

Впрочем, согласно евангелистам, Иисус нередко таки провозглашал себя, если не самим Богом, то его единородным сыном и прямым посланником, что резко отделяет его от всех прочих простых смертных: «…верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем» (Ин.10:38); «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф.11:27); «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф.28:19-20); «Я и Отец – одно»; (Ин.10:30). И что будто бы за такие слова иудеи даже хотели учинить расправу над Иисусом: «Иудеи сказали Ему в ответ: не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом» (Ин.10:33). Но все эти изречения стоят совершенно в другом контексте и никак не связаны с той верой, что, будь она размером с горчичное зерно, могла бы сдвигать горы. Все-таки не одно и то же верить в то, что Иисус Бог и многое может и верить в то, что ты сам обладаешь такой силой, благодаря которой ты можешь ходить по воде, исцелять людей, изгонять бесов и даже воскрешать мертвых, ведь именно этому искусству, согласно евангелистам, учил Иисус своих учеников.

Есть немалые основания полагать, что сии якобы иисусовы прокламации о своей единосущности Отцу суть развитие более позднего христианского мифа об Иисусе-боге, который первые иудео-христианские общины не знали и не исповедовали (об этом свидетельствует Евсевий Кесарийский в своей «Церковной Истории»). Но предположим даже, что нечто подобное говорил и сам Иисус, как тогда это может характеризовать его самого, его собственное мировоззрение? Как по-вашему, может ли кто-нибудь из ортодоксально верующих заявить: «Я Бог», или: «Я посланник Бога»? Я думаю, что верующий религиозный человек вряд ли осмелится не то что сказать, но даже и подумать об этом, однако совершить этот смелый шаг вполне может человек полностью разуверившийся в существовании каких-либо богов или убежденный, что «Бог умер». Только тот человек, который нашел в себе интеллектуальные силы освободиться от векового религиозного зомбирования, может сделать и следующий шаг: создать на пустом месте свою новую религию. Как бы там ни было, но Иисус этот шаг сделал.

Однако неверно было бы предположить, что вся его новая религия состояла лишь в том, что люди должны верить в то, что Иисус – Бог и только ему следует поклоняться. Скорее всего, Иисус, как и Мухаммад, используя авторитет Посланника Бога, учил людей некоему новому образу жизни, неким новым принципам отношений людей друг с другом. – В этом ведь суть веры, а не в том, кого почитать «богом» и кому и как поклоняться. По крайней мере, так учил брат Иисуса Иаков: «Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?» (Иак.2:19-20).

Трудно сказать, что конкретно имел в виду Иисус под «верой», но ясно, что никак не веру в «Единого Бога» и не в прочие догматы современного христианского Символа веры. Можно предположить, что Иисус учил верить человека в свои собственные силы, верить, что внутри него имманентно присутствует некая Сверхсила, о которой он и не подозревает, но может привести ее в действие особым духовным настроем на нее. Ведь Иисус и сам верил в себя, стало быть, тому же он учил верить и других, тогда вполне логично предположить, что когда он говорит: «верь», это следует понимать, как «верь в себя». И все становится на свои места: «если вы будете иметь веру в себя с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас, но вы недостаточно уверены в себе, нерешительны, постоянно чего-то боитесь, останавливаетесь на полпути, потому у вас ничего не получается».

Это предположение подкрепляется еще и тем, что Иисус был целителем, и целителем, судя по всему, весьма успешным, ибо, если даже большинство его чудесных исцелений, описанных в Евангелиях, мифы или аллегории, это нисколько не отрицает гипотезу, что Иисус действительно исцелял многие трудные недуги. А для успешного исцеления вера больного в свое выздоровление и сильное желание выздороветь – весьма важный фактор.

Понятно, что больному не нужно прописывать никаких священных действий, никаких соблюдений заповедей, – ничего из этого не поможет, но его вера в выздоровление и сильное желание жить могут помочь. Аналогичным образом Иисус видел и выздоровление общества. Не нужны больше никакие заповеди, обряды и ритуалы, нужно только поверить в Царство Небесное, захотеть его, и оно наступит. Надо сказать, что подобную веру исповедовали не только Иисус и христиане, вот, например, переведенные на иврит слова Герцля из романа «Альтнойланд», ставшие своего рода девизом сионистского движения: «Им тирцу, эйн зо агада» (Если захотите, то это не будет сказкой); вере в Светлое Будущие учили и коммунисты. Но для Иисуса Царство Небесное не сказка, и даже не проект, который еще предстоит реализовать, но уже актуально существующая реальность: «…и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17:21). – Удивительные слова! И удивительно, что евангелист Лука их никак не развивает и не комментирует, а ведь в них, можно сказать, вся квинтэссенция учения Иисуса: Бог не где-то там на небесах, не в храмах и не в синагогах, он внутри вас, никуда далеко вам за ним ходить не нужно, никакие жрецы, раввины и священники вам больше не нужны.

Вот еще интересные свидетельства евангелистов о некоем новом и особенном учении Иисуса:

«И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия» (Мф.4:23); «проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное» (Мф.10:7); «пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк.1:15); «благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан» (Лк. 4:43). – Вот он, догмат веры Иисуса, вовсе не Бог, но Евангелие Царствия! И ни разу Иисус никому не сказал: «иди верь или проповедуй, что Бог Един» или «Един в Трех Лицах».

Но евангелисты почти не разъясняют, в чем суть учения о Царствии Небесном, чем оно отличается от традиционного еврейского учения, которое Иисус, судя по всему, отвергал. Из некоторых сохранившихся высказываний Иисуса можно понять, что Царство Небесное – это некий новый мир, в котором «ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах» (Мф.22:30), и там будет вечная жизнь. Если этот мир еще и не везде наступил, то вот-вот наступит и уже наступает: «И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк.9:1). Тем не менее, сие учение, по крайней мере в устах евангелистов, выглядит весьма туманным: что за новый мир, кто его при своей жизни видел? А если не видел никто, то зачем писать слова: «некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие»? Непонятно.

Однако вполне возможно, что Иисус действительно говорил эти слова и сам верил в них. Он не предпринимал ничего, чтобы как-то прочнее утвердиться в этой жизни: не женился, не плодил детей, не сажал деревья в своем саду, ничего не приобретал, но честно готовился  достойно встретить свой близкий конец. И тот же Иисус у того же Марка учит фарисеев, что нужно жениться и нельзя разводиться: «что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк.10:9). Спрашивается: если Иисус действительно верит в конец мира сего и в скорое наступления Царствия Божиего, где нет брака вообще, то зачем он заботится о благополучии земной мещанской супружеской жизни? Если нашему суетному миру так или иначе приходит конец, то его агонию не следует продлевать ни благими заповедями, ни моральными поучениями. Кто из вас начнет ремонт своего дома, если знает, что завтра его все равно снесут? Какой политик будет начинать реформы или выдвигать новые законопроекты, если его каденции подходит конец и завтра ему придется уходить в отставку?

В соответствии со своей верой Иисус учит: «не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний [сам] будет заботиться о своем: довольно для [каждого] дня своей заботы» (Мф.6:34), и в то же время его заботят какие-то «лжепророки», которые не завтра, а после-после-послезавтра «восстанут, и прельстят многих» (Мф.24:11). Против кого должны восставать сии «лжепророки»? Против власти Рима? Или власти Синедриона? Вряд ли Иисуса могла волновать угроза авторитету императоров и первосвященников, это, в конце концов, их проблемы, а чтобы кто-то мог восстать против Иисуса, то для этого ему еще надлежало взять власть, стать официально императором или хотя бы первосвященником. Иисус же не только не стремился к власти, но и даже к какой-либо славе в этом мире, несмотря на все уговоры братьев: «...никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным. Если Ты творишь такие дела, то яви Себя миру» (Ин.7:4). И тот же Иисус у евангелистов ведет себя так, как будто он уже и император, и первосвященник, его правлению и правлению его партии предстоит весьма длинный срок.

Церковь учит: «Его же царствию не будет конца» (Никео-Царьградский Символ Веры). – Да, но не в этом мире. Или «лжепророки» должны будут восстать в его Царствии Небесном? Тогда эта проблему никак не нашего мира и уж точно не нашей жизни. В Евангелии от Иоанна Иисус говорит Пилату: «Царство Мое не от мира сего» (Ин.18:36), он, мол, здесь чужестранец, ни на власть Кесаря, ни на римские законы он не посягает, и в то же время лезет со своим уставом в чужой монастырь, в царство мира сего, берется устанавливать и нем свои порядки, посягая тем самым на порядки существующие. Или Иисус сам запутался в своем учении и периодически забывал, от какого оно мира? Скорее всего, запутался здесь не Иисус, а евангелисты, сделавшие из Иисуса проповедника мира сего и защитника церковных интересов.

Вряд ли евангелисты могли сочинить пророчества Иисуса о конце света, ибо они уже не могли не знать, что в обещанный срок сей конец не наступил, но и прямо сказать, что Иисус несколько ошибся в своих прогнозах не решились. Впрочем, сии прогнозы отнюдь не были исключительным изобретением Иисуса. Многие в его эпоху верили в близкий конец, его предсказывал Иоанн Креститель, говорили о нем ессеи, что засвидетельствовано, Кумранскими рукописями и другими источниками. Иисус лишь повторял то, о чем говорили все, верил в общие эсхатологические и мессианские прогнозы, хотя и растолковывал их по-своему.

В любом случае ясно одно: тот, кто ожидает скорого конца, готовится к концу, дабы его достойно встретить. Он не будет при этом создавать новый свод законов или реформировать старый, не будет выстраивать новую теологию или мораль. Что интересно, Давид Флуссер в своей книге «Иисус» цитирует слова «замечательного человека, христианина и религиозного социалиста» Леонгарда Рагаца: «Совершенно невозможно себе представить, что Иисус, так сказать из надежды на скорый приход Царства Бога построил этику и теологию».

Но мы добавим, что Иисусу абсолютно и не нужно было строить этику и теологию, ибо они неплохо были построены и до него, разве нет? Что, собственно, нового в область этики привнес Евангельский Иисус? То, что нельзя разводиться или смотреть на женщин с вожделением? Возможно, у евреев не было таких строгих запретов, но в их среде всегда были махмирим (ужесточители Закона), которые считали «благочестивым делом» вводить новые запреты. Возможно, среди последователей Иисуса также было немало таких махмирим, но к их числу никак не относился сам Иисус, который, по свидетельству самих же евангелистов, был «человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Мф.11:19), который насмехался над ханжеством фарисеев и пользовался всем, что давала ему жизнь в последние дни.

Новое у Иисуса было в другом: он открыл форму бытия, которая позволяла жить в обществе и быть в некоторой степени свободным от него, она могла параллельно сосуществовать с этим миром, никак не конкурируя с ним, не посягая на его интересы и прерогативы, и в то же время быть миром иным, лучшим и более совершенным: «Вы слышали, что сказано: "око за око, и зуб за зуб". А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся. Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и не праведных. Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:38-48).

Эти слова также никак не вписываются в общую теологическую доктрину евангелистов, и у многих исследователей они вызывали удивление и недоумение. Да, слова действительно странные и парадоксальные, и уже по одному этому признаку они явно не церковный вымысел, но скорее всего, слова самого Иисуса. Немало церковных богословов и толкователей обломали о них зубы. «Нет, – говорят они, противиться Злу надо, и даже непримиримо и бескомпромиссно, но только так, чтобы это не выглядело как личная месть». Иными словами: противься, но без гнева, без эмоций, выбивай зубы и глаза с холодным сердцем и невозмутимой физиономией, с чувством «справедливого выполнения долга», можно еще при этом и «благочестиво» приговаривать, как Иоанн Златоуст: «Не еретика преследую, а ересь, не грешника, а грех»! Но разве Иисус говорит что-нибудь о характере противления? – Абсолютно ничего. Так зачем же его слова извращать с точностью наоборот? Не лучше ли честно сказать: я эти слова не понимаю и не принимаю?

Но попробуем их понять и растолковать в свете учения о Царстве Небесном.

Земной мир живет по довольно-таки простой парадигме: Зло должно быть наказуемо, злу необходимо противиться – это и этично, и морально, и целесообразно для общества. Но делает ли эта парадигма кого-то более счастливым? Нет, она только увеличивает количество несчастья в этом мире. Наоборот, тот, кто прощает, делает счастливее и того, кому прощает, и себя самого. Это не предписание, которому все обязаны следовать, мол, лучше подставляй щеку сейчас, не то тебе на том свете таких пощечин надают, что мало не покажется. Нет в словах Иисуса никакой угрозы, он показывает реальный путь к миру и счастью, к Царству Небесному. Никто не обязан им идти, это не закон, но по этому пути пошли и сам Иисус, и его друзья в Капернауме и обрели счастье, может, стоит иногда попробовать по нему пойти, если, конечно, ситуация предполагает жертву только своими личными материальными благами, а не чьими-то еще, и если сия жертва действительно кого-то осчастливит.

В Царстве Небесном нет и не может быть этики, ибо там все дозволено, но есть одна заповедь любви, причем, любви не только к ближним, но и к своим врагам. Любовь никак не может посягать на чьи-то права, законы и уставы, но и она неподсудна. Ни один закон мира сего не может осудить кого-либо за любовь за стремление к миру. Также и Иисуса не смогли осудить по закону, ни Первосвященник, ни Пилат, но все же решили казнить его, ибо смертельно боялись наступления его с виду безопасного и миролюбивого Царства, «как бы чего не вышло»!

Их опасения не были безосновательными. Всякое тоталитарное государство утверждает свою монополию на отпускание благ населению и не может допустить возможность получения их из чьих-то добродетельных неподконтрольных власти частных рук. Заповедь же Иисуса:: «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф.5:42) по сути антисоциальна! Как это, «дай»? У тебя появились лишние деньги – дай их нам, внеси в наш Храм или в наш «благотворительный фонд», а мы сами будем решать, кого нам следует «благотворить», а кого нет. Несанкционированная благотворительность подрывает тоталитарный строй, как и вооруженный террор, но прямо объявить ее вне закона чревато потерей морального авторитета и обретением клейма Содома или Империи Зла. Но счастье нашего Содома, в отличие от Содома библейского, именно в том, что в нем трудно найти более десяти праведников (благотворителей), иначе именно благотворительность его давно бы уничтожила.

Иисус тоже верил, что Царство Небесное уничтожит этот мир, но не насилием, а любовью. Возникнув однажды в одном месте, Царство Небесное будет распространяться, как эпидемия, пока не заразит всех. В одной своей притче, которую также не понимают и не разъясняют евангелисты, Иисус привел такое сравнение: «Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все» (Мф.13:33). Мы можем предложить свое толкование: закваска – это община в Капернауме, тесто – это весь остальной мир.

Евангелисты часто называют Иисуса «Спасителем» и «Искупителем», но опять никак не разъясняют, кого от чего он спас и как искупил. Некоторые тогда думали, что Машиах должен искупить свой народ от римского ига. Однако сие волюнтаристское толкование ни на чем не основано. В таком случае и Йом Кипур (День Искупления) следовало бы толковать, как день искупления от римского ига, но его же так никто не толкует, и сей день был заповедован евреям еще в Торе, задолго до начала римского или какого-то еще земного ига. Согласно иудейскому вероучению, каждый родившийся еврей был обречен Законом искупать свое существование в жизни различными жертвоприношениями Богу (а не налогами Риму) и строжайшим исполнением всех ритуальных предписаний, так же, как простые работники обязаны были платить своим господам оброк, дань, налоги и т.п. Неуплатившего такой налог ждала жестокая кара: либо тюрьма, либо плаха. Точно так же евреи верили, что тех, кто мало совершает жертвоприношений в этом мире, ждет расплата на том свете. Но Иисус пришел и сказал: «Я за всех вас уже все заплатил, всех искупил. Вы больше ничего Богу не должны, живите в мире и любите друг друга». Это согласуется также со словами апостола Петра, промелькнувшими в его послании: «искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов» (1Пет.1:18), т.е., «вы больше не обязаны вести тот образ жизни по Галахе, который вели ваши отцы».

 В понимании Иисуса, мыслящего в понятиях традиционного иудейского мировоззрения, «искупление» – это освобождение от рабства вообще, в том числе, от рабства у своего бога. Однако Церковь, если где-то и признает искупление от Закона еврейского, то не хочет признавать искупление от Закона вообще, и добавляет: «зато вы теперь обязаны жить по нашему закону и служить не еврейским наставникам, но нашим, церковным». И реально Церковь никого не освободила, она всего лишь поменяла предрассудки «суетной жизни» и не более того. Верующий для нее – это раб божий, и должен оставаться рабом. А «искупление», в понимании раба – это не что иное, как право оставаться рабом, но только у своего или «правильного» господина.

Народ, как правило, считает себя угнетенным только тогда, когда над ним господствуют чужеземцы, но охотно мирится со своим рабским положением перед соплеменниками. Последним прощается все: и жестокая эксплуатация, и массовые репрессии, рабам это только нравится, они только и мечтают о «сильной руке», о царе Машиахе, который всем покажет «кузькину мать». Как писал Некрасов:

«Люди холопского звания –

Сущие псы иногда:

Чем тяжелей наказания,

Тем им милей господа» (Кому на Руси жить хорошо).

Но мыслящие люди того времени, да и всех времен, всегда видели, что внутреннее рабство намного тяжелее рабства внешнего, видел это и Иисус, видел, что еврейская теократия для большинства народа намного тяжелее римского права, предполагавшего определенную свободу и защиту прав личности, потому он предложил искупление прежде всего от ярма еврейского Закона. Евреи всегда были рабами своих предрассудков, и Иисус хотел освободить свой народ от рабских заблуждений, он не понял только одного: народ освобождения не хочет, он хочет быть и всегда оставаться рабом.

Разумеется, свобода – это соблазн, и естественно, сей соблазн увидели жрецы и раввины, они поняли, что эдак сей проповедник скоро всех их рабов выпустит на свободу, а такое нельзя стерпеть, нужно с ним покончить и дезавуировать его имя, причем, как можно быстрее. Но я далек от мысли обвинять в христоубийстве исключительно евреев, думаю, что и христиане сделали бы с ним то же самое. Ортодоксальные христиане все еще считают себя «рабами божиими», но никак не божьими детьми, несмотря на известные им и ясные слова Иисуса. Рабы не искуплены из рабства, и если даже сам господин предложит им свободу, они ее не примут, свобода для них «соблазн» и «подстрекательство», а освободитель – «Антихрист».

Многие мыслители гипотетически пытались представить себе воображаемое явление Иисуса в мир христиан, где христиане быстро расправляются с ним как с еретиком. Хорошо известна фантазия на эту тему – «притча о Великом Инквизиторе», о которой размышляет Достоевский в романе «Братья Карамазовы». Иисус является к инквизитору, и тот отправляет его, известно, куда: на костер. По некоторым толкованиям, под Великим Инквизитором Достоевский подразумевал вовсе не католического инквизитора прошлых темных веков, но современную ему Православную Церковь, прямо обличать которую он воздерживался по цензурным соображениям. Однако и для самого Достоевского исторический Иисус оказался бы также «месит у-мадиах», ибо Достоевский не принял бы идеи, что Богу мы ничего не должны, она казалась ему сумасшедшей. В его романе есть отрицательный герой Иван Карамазов, который разрабатывает теорию, что, если Бога нет, то все дозволено, и в конце концов сходит от нее с ума.

Некий прототип Ивана Карамазова есть в Талмуде:

"ארבעה נכנסו בפרדס. ואלו הם: בן עזאי ובן זומא, אחר ורבי עקיבא. [...] בן עזאי הציץ ומת... בן זומא הציץ ונפגע... אחר קיצץ בנטיעות, רבי עקיבא יצא בשלום" (מסכת חגיגה י"ד,ב).

«Четверо вошли в Пардес. Они: Бен-Азай, Бен-Зома, Ахер и рабби Акива. Бен-Азай взглянул и умер... Бен-Зома взглянул и повредился в уме... Ахер (Элиша бен Абуя) подрезал насаждения (стал вероотступником). Рабби Акива вышел с миром» (Вавилонский Талмуд, трактат Хагига, 14б).

К сожалению, Талмуд не разъясняет, почему Бен-Зома сошел с ума, утаивает, что, собственно, такого он увидел в этом Пардесе. Но представим себе такую картину: вам удается проникнуть в некий Пардес или на Седьмое Небо или на тот свет – что вы ожидаете там увидеть? Верующие ожидают там увидеть Бога, однако вы не видите ничего, или видите, как Заратустра у Ницше, что «Бог умер» – как вы после этого откровения будете жить? По прежнему соблюдать свои пустые заповеди, которые, вы точно знаете, никому не нужны? Пережив этот опыт, Заратустра (Ницше) уверовал в Сверхчеловека, Элиша бен Абуя понял, что он может «подрезать насаждения» (преобразовывать мир по своему усмотрению), а Иисус уверовал в себя, более того, он пытался объяснить своим ученикам, что они тоже боги (Ин.10:34), но затем понял, что до этого они еще не доросли. Иисус из Капернаума – он и есть и Заратустра, и Иван Карамазов, и Элиша бен Абуя, ибо учил, что верующему в Евангелие все дозволено. А  Евангелие Иисуса,  его Благая Весть людям, скорее всего, в том как раз и состояла, что Там, а Пардесе, на Небесах никого нет, никто Оттуда нам не угрожает и что мы свободны. Разве это не великое радостное откровение? Но в канонических Евангелиях какой-либо особой радостной вести мы почему-то так и не обнаруживаем. Видимо, евангелисты даже не понимают, что означает само слово «бесора» (радостная весть, евангелие).

У Матфея Иисус говорит: «итак сыны свободны», свободны – значит, искуплены, – разве это не ясно, как божий день? Однако такая простая мысль не приходила в головы ни христианам, ни даже их критикам. От кого искупил вас Иисус, ехидно спрашивали христиан последние? – «Ну от кого искупил? – от дьявола, наверно, от собственных грехов, за которые без искупления все пошли бы в ад» – вот и вся их «радость», сначала устрашили известием об аде, а потом «обрадовали» тем, что лишь у некоторых есть слабая надежда его избежать.

Чему Иисус не учил.

До сих пор мы в основном занимались не столько критикой евангельского текста, сколько апологией историчности некоторых его свидетельств, показывая и доказывая, что не все написанное в нем – церковный вымысел. Многое согласуется с известной нам исторической картиной того времени и того региона, и, как видит читатель, мы отбирали наиболее вероятные свидетельства вовсе не из принципа нашего личного согласия с ними. Так, например, учение Иисуса о скором конце мира мы не разделяем, считаем его заблуждением, однако вполне допускаем, что Иисус мог ожидать, если и не полного конца всякой жизни, то каких-то весьма серьезных глобальных катаклизмов: «солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются» (Мф.24:29). С другой стороны, его же пророчество о скором разрушении Иерусалима никак нельзя считать заблуждением, ибо оно таки произошло, тем не менее, у нас имеются большие сомнения в том, что Иисус его предсказывал. Скорее всего, это анахронизм, вписанный в Евангелия тогда, когда сей факт уже свершился. И считаем мы так не потому, что не верим в пророчества как таковые или отрицаем саму возможность подобного пророчества, вовсе нет, более того, мы знаем, что подобные пророчества были и о них даже имеются исторические свидетельства. Одно из них приводит Иосиф Флавий:

«Некто Иешуа, сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городе царили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал провозглашать: "Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!" Денно и нощно он восклицал то же самое, бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане в досаде на этот зловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но не говоря ничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали - как это было и в действительности, - что этим человеком руководит какая-то высшая сила, и привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосом твердил только после каждого удара: "О горе тебе, Иерусалим!" Когда Альбин - так назывался прокуратор - допрашивал его: "Кто он такой, откуда и почему он так вопиет", он и на это не давал никакого ответа и продолжал по-прежнему накликать горе на город. Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его. В течение всего времени до наступления войны он не имел связи ни с кем из жителей города: никто не видел, чтобы он с кем-нибудь обмолвился словом, день-деньской он все оплакивал и твердил, как молитву: "Горе, горе тебе, Иерусалим!". Никогда он не проклинал того, который его бил (что случалось каждый день), равно как и не благодарил, если кто его накормил. Ни для кого он не имел иного ответа, кроме упомянутого зловещего предсказания. Особенно раздавался его голос в праздники и, хотя он это повторял семь лет и пять месяцев, его голос все-таки не охрип и не ослабевал. Наконец во время осады, когда он мог видеть глазами, что его пророчество сбывается, обходя по обыкновению стену с пронзительным криком "горе городу, народу и храму", он прибавил в конце: "Горе также и мне!" В эту минуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил его на землю. Среди этого горестного восклицания он испустил дух» (Иудейская война, 6,5,3).

Впечатляющая история, не правда ли? Человек, одержимый подобной обсессией не о чем больше не думает, ничему не учит, но твердит одно: «Горе, горе тебе, Иерусалим!». Иисус в Евангелиях также много кому пророчествует «горе», но «горе» его не глобальное, не всеобщее, а несколько селективное: «горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида!», «горе тому человеку, через которого соблазн приходит», «Горе вам, книжники и фарисеи». Странно это как-то слышать от пророка, взявшего на себя роль Касандры, так же, как и весьма странно слышать из уст одного и того же прорицателя, как грядущий конец света, так и конец Иерусалима или Капернаума; если уж ты прогнозируешь конец света, то тут нет смысла что-то отдельно говорить об Иерусалиме, Капернауме, фарисеях и т.п., ибо «снявши голову, по волосам не плачут», вместе сии пророчества как-то не вяжутся, не так ли? Потом, зная о столь отдаленном сроке его исполнения, Иисус не стал бы так спешно готовиться к нему, он вполне бы мог спокойно жениться, обзавестись детьми, внуками и даже правнуками, а накануне начала войны перебраться из Палестины куда-нибудь в Заиорданье.

Есть в Евангелиях и другие анахронизмы, которые не согласуются даже не столько с нашими этическими представлениями об Иисусе-человеке, сколько с представлениями об исторической обстановке того времени, в которой жил Иисус. К числу таких анахронизмов, по нашему мнению, относится учение евангельского Иисуса о вечных адских муках, ожидающих грешников.

Не странно ли, что официальная церковная доктрина, несмотря на проповедь каких-то «спасений» и «искуплений», продолжает угрожать всем непокорным адом, вечными муками, чего никогда даже и не снилось иудейским законникам. Подобной доктрины мы не находим ни в Танахе, ни в Талмуде, ни даже в Кумранских рукописях. Как мы знаем, не все евреи того времени вообще верили в загробную жизнь, саддукеи, например, в нее не верили: «Ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа; а фарисеи признают и то и другое» (Деян.23:8). Но даже те, кто верили (фарисеи), считали, что максимальное наказание, которое может получить самый отпетый грешник, это год пребывания в аду, после чего его душа освобождается. Но христиане учат, что ад должен быть вечным и бесконечным, никакое самое мучительное и продолжительное наказание не может искупить даже самого незначительного греха, а евангелисты утверждают, что сию доктрину придумал сам Иисус: «быть ввержену в огонь вечный» (Мф.18:8), «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф.25:46), «кто будет хулить Духа Святаго, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению» (Мк.3:29), «где червь их не умирает и огонь не угасает» (Мк.9:44), «там будет плач и скрежет зубов» – эти слова повторяются в Евангелиях почти в каждой проповеди.

Допустим, но у нас возникает вопрос: в чем же тут «радостная весть», в чем «соблазн»? Вас эта доктрина сильно радует? По-моему, доктрина иудаизма куда более предпочтительна. Еще можно было бы этому поверить, если допустить, что Иисус сие проповедовал неким неграмотным язычникам из рабов, ничего не знавшим о еврейском вероучении, но невозможно себе представить, чтобы угрозой вечных адских мук Иисус мог проповедовать Царство Небесное свободным и грамотным евреям Капернаума. Там вряд ли такое учение могло бы быть воспринято, ибо это не то место, которое привлекает к себе фанатиков и аскетов, здесь такое слушать просто никто бы не стал. Сей край был, пожалуй, единственным местом в мире, где можно было встретить по-настоящему счастливых людей. Наблюдая этот живой островок счастья и любви в окружающем его море страданий и ненависти, Иисус учился у этих людей и сам. Здесь ему не могла не прийти в голову мысль: «Как мало нужно человеку для счастья! Живи сам, наслаждайся жизнью и давай жить другим. Но нет, люди взаимно отравляют жизнь друг другу всяческими мелочными и бессмысленными претензиями, судятся друг с другом, воюют, завидуют чужому счастью. Бедные ненавидят богатых и хотят всех сделать одинаково нищими; глупые ненавидят умных и хотят, чтобы никто не смел считать себя умнее других, пусть все будут нищими духом; неудачники ненавидят успешных и всячески вредят последним дабы те также поплакали, познав горе и страдания».

Только одни капернаумцы не жили по этим принципам, они не только не судились с соседями по пустякам, но всегда рады были помочь любому, чем могли. Здесь даже римский сотник, – «агрессор и оккупант», полюбил «варваров-аборигенов» и не поскупился на свое жалование построить им синагогу, а когда у того заболел слуга, еврейские старейшины пошли просить Иисуса, чтобы тот не побрезговал оказать помощь «поганым акумам», что по еврейскому вероучению хуже собак. – Видано ли где еще такое? В этом городе не было отдельного еврейского квартала, как, например, в Циппори, все жили примерно в одинаковых домах, с общим двором, с общей кухней во дворе (это видно на раскопках), там евреи и гои, праведники и грешники сидели за одним столом, ели, кто кашерное, кто некашерное, пили вино, беседовали, веселились. Здесь юноши и девушки могли свободно заниматься любовью на берегу прекрасного теплого озера, и никто их не осуждал за это. Не осуждал и Иисус, его императивы были просты: любящим друг друга добрым людям все дозволено, ибо любовь привносит в этот мир радость и блаженство, превращает жизнь в Царство Небесное.

Также и некоторые вполне «благочестивые» заповеди Нагорной проповеди, хотя и согласуются с еврейским мировоззрением, вряд ли имеют отношение к Капернауму. «Блаженны нищие духом» – эта идея пришла из Кумрана; «Блаженны плачущие» – это вообще придумал какой-то изувер и мазохист; «Блаженны любящие» – эта заповедь из Капернаума, ее и принял Иисус как главный постулат своего учения.

Церковь же благословила не любовь, но страх, муки и страдания, тем самым превратив жизнь людей в ад. Только в Капернауме времен Иисуса еще не было Церкви, тут еще никто не отменял право человека на счастье, и никто не знал, что за радость в этой жизни придется расплачиваться вечными адскими муками, потому доктрина ада могла выйти откуда угодно, только не из Капернаума. Потому можно полагать, что доктрину христианского ада придумал все-таки не Иисус, а церковники, ибо им она нужнее, нежели Иисусу, на чем, как не на страхе построена их Церковь? В таком случае сия доктрина уже не просто «благочестивый» анахронизм или или нравоучительный миф, она прямое извращение с точностью наоборот учения основателя христианства.

Невозможно себе представить также, чтобы Иисус проявлял ту нетерпимость к инакомыслию, какую ему приписывают евангелисты, типа: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры» и т.п. Какое дело было Иисусу, жившему в Капернауме, до фарисеев или еще до кого-то, кто живет как-то не совсем так, как ему бы хотелось? Фарисеи ему там особо не мешали, так зачем же ему мешать жить фарисеям? Пусть живут себе, как хотят, не так ли? Но в устах Иисуса мы видим весьма жесткое осуждение фарисеев, как будто это говорит не Иисус, а церковник вроде Иоанна Златоуста: «Не удивляйтесь, что иудеев я назвал жалкими. Истинно жалки и несчастны они, намеренно отринувшие и бросившие столько благ, с неба пришедших в их руки. Возсияло им утреннее Солнце правды: они отвергли свет Его, и сидят во тьме, а мы, жившие во тьме, привлекли к себе свет и избавились от мрака заблуждения. Они были ветвями святаго корня, но отломились: мы не принадлежали к корню, и принесли плод благочестия» (Против Иудеев). – Ну сидят они себе «во тьме», они ж не заставляют и тебя сидеть вместе с ними, так чего кипятишься? Церковников еще можно было понять: Синагога была серьезной конкуренткой Церкви, попы хотели всячески ее очернить, чтобы в синагогу ходило как можно меньше людей. Но Церковь приступила к гонениям на синагогу и на евреев, когда более-менее укрепилась, и никак не ранее того!

Абу Гош, фрагмент фрески периода крестоносцев в церкви Бенедиктинского аббатства Святой Марии Воскресения. Здесь ангел прогоняет женщину, аллегорически олицетворяющую Синагогу:

Понятно, что ггнать синагогу можно, находясь уже в церкви, а никак не в самой синагоге, и даже Златоуст, вещая сие с амвона своей церкви, вряд ли он сказал бы то же самое, придя к евреям в синагогу. Но Иисус-то сам ходил в синагогу, он проповедовал среди фарисеев, а не среди христиан, так зачем же ему отвращать от себя аудиторию своих слушателей? Странно, не так ли?

И совершенно непонятно, почему Иисус осуждал именно фарисеев? Ну сказал бы: «Горе вам, лицемеры, алчные и жестокие», и всем было бы понятно, какие качества ему не нравятся в людях. Нет, Иисусу прежде всего не нравится то, что эти люди фарисеи, а потом уже все остальное. Здесь явно осуждается грешник, а не грех. Это все равно, что сказать: «Горе вам, евреи – мерзавцы и негодяи», – разве это не тупая юдофобия? Или, кроме как среди евреев или фарисеев не бывает лжецов и лицемеров? – Да сколько угодно. Почему же тогда под огнем иисусовой критики оказались исключительно фарисейские лицемеры и никакие еще? Может, лицемерие проповедовалось в фарисейском вероучении? – Нет, Иисус у евангелистов сам признает учение фарисеев правильным: «на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают» (Мф.23:2,3). Здесь мы опять сталкиваемся с непонятным противоречием. Но попробуем разобраться.

Как мы уже говорили, для Иисуса вообще не было никакого резона разжигать конфликт с кем бы то ни было, и уж в первую очередь с фарисеями, ибо, если он и мог надеяться найти себе сторонников, какую-то поддержку и понимание, то только среди этой небольшой части населения тогдашней Палестины. И так оно и было в действительности: только фарисеи, согласно тем же Евангелиям, с ним и общались, некоторые из них становились его учениками и сторонниками. Иоанн даже к их числу относит фарисея Никодима – члена Синедриона, не больше не меньше. Осудили Иисуса на смерть опять-таки не фарисеи, его судил саддукейский совет во главе с Каяфой, и одобрила казнь националистически настроенная чернь – зелоты. Фарисеи же тогда не представляли собой ни власть и ни народ, они были нечто вроде интеллектуальной прослойки, либеральной интеллигенции, среди которой было немало правозащитников. Из фарисеев вышел апостол Павел, к их числу принадлежал и историк Иосиф Флавий, который, может, и не считал Иисуса Христом и Богом, но и явно не относился к нему плохо, наоборот, уважал, как человека мудрого.

Скорее всего, во времена Иисуса и апостолов никакого конфликта у христиан с фарисеями вообще не было, и мы имеем даже свидетельства обратному, например, тому, что фарисеи нередко спасали Иисуса, предупреждали его об опасности: «В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя» (Лк.13:31).

Фарисеи также заступались за христиан:

«Встав же в синедрионе, некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом, приказал вывести Апостолов на короткое время, а им сказал: мужи Израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать. Ибо незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались (это не совсем так, у Иуды Галилеянина оставались преданные последователи, последние из которых погибли лишь в Массаде в 73 г. н.э. Впрочем, Гамлиэль мог о них и не знать. С.Б.). И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; [берегитесь], чтобы вам не оказаться и богопротивниками. Они послушались его; и, призвав Апостолов, били [их] и, запретив им говорить о имени Иисуса, отпустили их» (Деян.5:34-40).

Также именно фарисеи заступаются за апостола Павла на Синедрионе:

«Сделался большой крик; и, встав, книжники фарисейской стороны спорили, говоря: ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу» (Деян.23:9).

Не странно ли, что Иисус нападал на своих друзей и почти ничего не сказал дурного о своих ярых врагах? Потом, интересно, если фарисеи «враги», то кто «друзья»? Ведь фраза: «Горе вам, фарисеи» логически подразумевает, что у фарисеев должна быть какая-то положительная альтернатива, которой «не горе». Кого мог фарисеям поставить в пример Иисус? Саддукеев? Зелотов? Язычников? Жлобов ам-хаарецов? Никаких других подходящих альтернатив в те времена не видно. Логично было бы сказать: вот мы, члены христианской Церкви, – альтернатива! Но увы, никакой Церкви тогда еще и в помине не было. Здесь явно какой-то несовместимый с историей анахронизм – перенесение проблемы поздней эпохи на эпоху более раннюю.

Объяснить это можно весьма просто: фарисеи – это единственная еврейская секта или «философская школа», как их называет Иосиф Флавий, которая пережила Иудейскую войну и стала представлять всех выживших евреев. Все остальные секты, кроме, разумеется, христиан, канули в Лету: саддукеи, зилоты, ессеи, иродиане бесследно исчезли из истории. Так что в период составления Евангелий их авторы могли знать евреев только в одном лице – в лице фарисеев. Последние остались единственными соперниками христиан, в распространении быстро завоевывающей мир монотеистической религии. Церковь никак не могла допустить, чтобы кто-то, кроме ее представителей, мог бы претендовать на избранность и праведность в глазах их Бога. «Святым» может быть только христианин, назначенный и утвержденный Церковью, если же кто-то другой вне Церкви смеет вести праведный образ жизни, он в глазах Церкви однозначно «лицемер», а кто ж еще?

Иисус же, в отличие от церковников, вовсе не претендовал на монополию в праведности, и, если бы он действительно делил людей на «избранных праведников» и «отверженных грешников», то лицемером выглядел бы он сам. Ему любой мог бы сказать: «Что ж ты смотришь на сучок в глазе брата твоего фарисея, а в своем бревна не замечаешь? Ты и твои ребята постоянно нарушаете шаббат, ритуальную чистоту, вы общаетесь с блудницами и грешниками, а после этого еще беретесь кого-то святости учить!». В лицемерии же Иисуса не обвинял никто, ни фарисеи в Евангелиях, ни даже талмудисты. Стало быть, если у него и был какой спор с фарисеями из-за излишнего ханжества последних, то он им, скорее всего, возражал так: «Среди вас есть праведники, есть святые – очень хорошо, но и грешники тоже люди, не судите их слишком строго, но проявите больше любви и снисходительности, умейте прощать». Или, как написано у Иоанна: «кто из вас без греха, первый брось на нее камень» (Ин.8:7). Такая позиция не вызывала возмущения у оппонентов Иисуса, наоборот, она склоняла многих из них на его сторону, но также она и не оставляла места для осуждения еще кого-либо. Поэтому можно смело полагать, что все проклятия фарисеев в Евангелиях сочинены церковниками и не имеют никакого отношения к историческому Иисусу.

Надо иметь в виду, что Иисус и его более поздние христианские последователи действовали в совершенно разных условиях, потому у них были весьма разные цели и интересы, отсюда и такая разница в идеологии. У Иисуса в Капернауме еще не было ни своей Церкви, ни даже секты, было только несколько личных друзей. Но во времена создания Евангелий уже была Церковь, в которой во всю шла внутренняя борьба за власть между ее различными течениями, фракциями, сектами. Возникла проблема ересей и всевозможных уклонов, с которыми должны были бороться представители т.н. «генеральной линии». Эти представители редактировали Евангелия и вкладывали в уста Иисуса нужные им разного рода предостережения о раскольниках и еретиках, которые, якобы, «соблазнят» правоверных последователей церковного учения: «ибо многие придут под именем Моим, и будут говорить: "Я Христос", и многих прельстят» (Мф.24:5), «а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф.18:6), «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф.5:29) и т.п.

Позвольте, о каком «прельщении» и «соблазнении» здесь идет речь? Евангелисты явно говорят об отступничестве, о переходе в другую секту или Церковь, – что для них может быть еще хуже этого? Но у Иисуса в Капернауме еще не было никакой Церкви, тем более альтернативной секты, он сам всех прельщал и соблазнял, дабы уходили из своих синагог и шли за ним. Не странно ли слышать такие проклятия якобы будущим соблазнителям от самого актуального соблазнителя?

Вызывают недоумение также приписываемые Иисусу слова: «Тогда начал Он укорять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись: горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься, ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе, то он оставался бы до сего дня; но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе» (Мф.11:20-24).

Коразим (Хоразин), остатки синагоги византийского периода:

Непонятно, в чем должны были покаяться сии города? В том, что, в отличие от всех прочих городов, там тепло приняли Иисуса и не причинили ему никакого вреда? Евангелисты сами свидетельствуют, что в Капернауме за Иисусом «последовало множество народа» (Мф.8:1), в Иисуса уверовал и римский сотник, и некий царедворец, и даже сам начальник капернаумской синагоги. Выходит, евангелисты здесь опять противоречат сами себе, но зачем, с какой целью они приписывают Иисусу сии проклятия?

У меня есть одно предположение, объясняющее сей парадокс. Иисусу не в чем было упрекнуть жителей этих мест, но зато иерархам завоевывающей мир христианской Церкви галилейские иудео-христиане и даже просто евреи – прямые потомки апостолов давали немало причин для ненависти. Кого иерархи ненавидели и боялись больше всего?  Вовсе не евреев, сохранявших верность своим традициям, и не язычников, не знающих Христа. Последние – это хороший материал для миссионерской работы, нет смысла их проклинать. Но заклятые и непримиримые враги – это, конечно, еретики, конкуренты в одной вере, в одних устремлениях, посягающие на твой социальный авторитет.

Смотрите сами: в 4-м веке н.э. почти все города Палестины стали христианскими, но города Галилеи проявили упорство, они остались еврейскими. Капернаум, несмотря на то, что был городом Иисуса и колыбелью христианства, почти до конца византийского периода и, в общем-то, до конца своей истории как населенного пункта, оставался преимущественно еврейским городом, а не христианским. Памятником своего наивысшего расцвета Капернаум оставил истории прежде всего великолепную синагогу, а не церковь.

Капернаум, остатки синагоги византийского периода:

Более того, в этой самой синагоге молились потомки учеников Иисуса, возможно, также считавшие себя его последователями, но оставшиеся евреями. Они считали гоев-христиан еретиками, ничего не знающими об истинном учении Иисуса из Капернаума, ведь сами-то они знали о нем не понаслышке. Это учение не могло быть чуждым галилеянам, ибо создавалось не в богословских школах Эфеса, Александрии и Рима, но было плоть от плоти галилейским, капернаумским. Все земляки Иисуса должны были хорошо понимать его идеи, ведь они и сами были в какой-то степени их соавторами. Потому они насмехались над выдумками об Иисусе-Боге, об Отце, Сыне и Святом Духе, о Непорочном зачатии, о фантастических чудесах и прочей богословской белиберде, родившейся вне Палестины, в греко-римском мире. Понятно, что последние, кто могут поверить мифотворцам, это живые свидетели истины, их и необходимо было церковникам дезавуировать в первую очередь.

Среди частей капернаумской синагоги обнаружена колонна с надписью на арамейском языке:

"חלפי בר זבידה בר יוחנן עבד הדן עמודה תהי לה ברכתה"

«Халпай сын Завейды, сын Йоханана, сделавший сию колонну, да будет над ним благословение». Каждому христианину должны быть хорошо знакомы эти имена, кто же из них не знает Иакова и Иоанна – сынов Зеведеевых (Завейды) или Иакова и Левия Алфеевых (Халпаевых)? В честь этих апостолов христиане воздвигали великолепные храмы, их именами названы города и столицы в разных частях света. И вот археологическое свидетельство, что прямой потомок великих христианских святых или их родственник принимал участие в строительстве синагоги, а не церкви.

Вот это действительно плевок в лицо Церкви: весь мир принял ее догматы, стал пред ней на колени, а прямые потомки апостолов остались стоять на своих ногах!

Кто такой «Антихрист из Капернаума»?

В вышеупомянутом нами «Хождении» игумена Даниила» есть весьма интересные слова: «Из того бо града изити хотяшеть антихрист, да того ради ныне фрязи опустили суть весь градот Капернаум».

Кого здесь имел в виду русский монах? Откуда у него такое предание? И правда, в его время крестоносцы (фрязи), восстановившие в своем Иерусалимском королевстве почти все мало-мальски известные и даже неизвестные христианские святыни, ничего не сделали для города Иисуса. Почему? Они боялись этого места? Возможно, они знали, ЧТО уже однажды отсюда вышло, и боялись, как бы не вышло что-то еще, чего они не знают, и к чему не были готовы.

Их опасения не были безосновательными. Руины Капернаума были чреваты всевозможными непредсказуемыми «сюрпризами», способными открыть нечто новое об Иисусе или его учениках, о чем не упомянуто в Евангелиях. В результате Священное Писание могло потерять авторитет единственного исключительного источника информации, считающегося непререкаемым. Наличие всякого альтернативного источника, даже не противоречащего Писанию, подрывало принцип «Sola Scriptura» – основу основ христианской догматики. Всякий альтернативный источник информации вел, если и не ведет к сомнению в истинности основного источника, то, по крайней мере, к его ревизии, а это, в глазах духовенства, было началом эры Антихриста, наступления которой они боялись больше всего на свете.

Пятиконечная звезда – архитектурный фрагмент капернаумской синагоги, в некоторых мистических традициях считается знаком Антихриста:

Но то, что должно наступить, сдержать невозможно, возможно лишь предвидеть сей естественный процесс и понять его. Антихрист так или иначе вышел, и вышел бы непременно, если и не из Капернаума, то из других мест. Антихрист – это идея, рано или поздно должная появиться в головах людей, и сдержать или обуздать ее может только ясное понимание, в чем она состоит, дабы дать ей объективную оценку, обоснованную разумными аргументами про или контра. Кто-нибудь может ясно сказать, чем церковный «Христос» хорош и чем альтернативный ему «Антихрист» плох? Пока этого понимания нет, слово «Антихрист» – пустой ярлык, имеющий только один смысл: «Бейте его, не раздумывая, он плохой, он не наш, он другой, он альтернативный». Но попробуем разобраться.

Что говорит Церковь об Антихристе? – Прежде всего, то, что он обольститель и не исповедует церковное учение о Христе-Боге: «Ибо многие обольстители вошли в мир, не исповедующие Иисуса Христа, пришедшего во плоти: такой [человек] есть обольститель и антихрист» (2Ин.1:7). Не находите ли вы, что евангелист Иоанн тут почти дословно повторяет талмудическую характеристику о Ешу: «месит у-мадиах»? Хорошо, согласимся с мнением богослова, но пусть теперь кто-нибудь растолкует подробнее, чем и кого обольщает Антихрист, в чем его учение? Тут и Иоанн, и его последователи христианские богословы молчат точно так же, как раввины относительно учения Ешу. Протестантский богослов Леон Моррис в своей книге «Теология Нового Завета» пишет по этому поводу умилительные слова: «незачем распространять заблуждение, повторяя его». – Это дельный совет, но только в одном случае: если тебе нечем опровергнуть заблуждение и нечем доказать свою правоту, тут уж точно лучше помолчать. Тем не менее секрет Антихриста – это «секрет Полишинеля», его основную идею и ее параллель с Иисусом увидеть нетрудно: Иисус, как мы выяснили, обольщал тем, что учил не бояться бога и не слишком скрупулезно соблюдать еврейский закон. Антихрист, судя по всему, соблазняет примерно тем же, только, в отличие от Иисуса, он учит не слишком низко падать перед авторитетом Церкви и ее иерархами – такова идея Антихриста.

Что есть идея «Антихриста», Добро или Зло? Принято считать, что Зло, но кем принято? – Церковью, которая уже априори присвоила себе звание «христианской», стало быть, претендующей считаться «Церковью Добра», даже несмотря на то, что под этой маркой порой совершает зло, в чем нередко и сама кается. Однако это не мешает ей навешивать ярлык «антихриста» на всякого, кто считает те или иные действия Церкви не совсем правильными. Церковь не хочет, чтобы люди сами судили, где зло, где добро, и сами выбирали, за кем идти; навесив ярлыки, она априори определяет выбор: «Идите за нами, ибо с нами Христос, а за ними не идите, ибо с ними Антихрист. Мы, правда, не знаем, в чем его учение, заблуждениями не интересуемся, но он определенно плохой человек, ибо он не с нами, а кто не с нами тот против нас». – Это, по сути, единственное обвинение Антихриста, что он «не наш», он не с Церковью. Представьте себе, что кандидат на пост президента обвиняет своего соперника: «Он антихрист, потому что он не с нами. Мы все в партии Демократической, а он – в Республиканской!» – Ну разве не смешно? Если вы хотите, чтобы выбрали именно вас и вашу партию, покажите, что ваша платформа несет людям больше добра, нежели платформы альтернативных партий. Мы же считаем, что никакая идея, ни идея Христа, ни идея Антихриста, даже в самом извращенном ее проявлении, сама по себе никак не зло, в худшем случае к ней можно относиться, как к заблуждению, с ней можно не соглашаться, ее можно опровергать, но не более того. Не надо идеям придавать некий непостижимый мистический смысл и внушать суеверный страх перед ними.

Хорошо, допустим, что на рынке идей, как и на любом рынке, имеются товары разного качества, и бывают такие, что соблазняют покупателя красивой упаковкой, броской рекламой, являясь на самом деле продуктом низкого качества. Опасность обмана покупателя на таком рынке, безусловно, существует, тогда что же следует ему делать в подобной ситуации? Мы бы посоветовали: никому особенно не верь, не бери первое попавшееся тебе на глаза, приглядись повнимательнее к разным товарам, исследуй их, сравни и, если убедился, что действительно нашел то, что тебе нужно, тогда бери. Но кто из верующих таким разумным путем приходит к своей вере? Очень мало, кто. В основном, выбор идейного товара делается априори еще до рождения потребителя его родителями, наставниками, обществом. Опасаясь, что незрелые умы могут соблазниться какой-нибудь ложной и вредной идеей, их лишали права выбирать вообще. В результате такие умы, необученные искать, выбирать и разбираться в идеях, таки действительно становились легкой добычей разного рода соблазнителей, и умами масс овладевали порой отнюдь не самые лучшие идеи даже из уже имеющихся на рынке.

Несмотря на претензии большинства идей утвердить свою монополию на века,  все они так или иначе со временем менялись, религии претерпевали реформы, пересматривались догматы, редактировались каноны, постоянным оставалось разве что то, что никто не хотел признавать необходимость будущих изменений, возможность появления новых идей, никто не учил, как выбирать себе из них наилучшие или создавать свои. А ведь сомнение и поиск – это первое, что обеспечивает развитие идей. Монополия не стимулирует развитие, наоборот, для утверждения найденного как наилучшего нужна свободная и честная конкуренция в данной сфере. Более того, даже самая лучшая и правильная идея может быть по-настоящему понята и познана только тогда, когда ей имеется какая-то альтернативная идея, пусть и ложная, ибо все познается в сравнении. Тем более не может быть дана какая-либо объективная оценка идеи без ее сравнения с определенной противоположностью – анти-идеей. Идея Антихриста необходима идее Христа уже хотя бы для того, чтобы последняя обладала наличным бытием конкретной идеи, а не была пустым звуком, некоего «чистого бытия». Только в этом случае идея существует, живет и у нее есть стимул совершенствоваться, конкурировать и стремиться превзойти на рынке идей все прочие идеи.

Идее Церковного Христа была и есть альтернатива – Антихрист из Капернаума, и мы можем сравнить их учения, их платформы. Учение, проповедуемое Церковью якобы от имени «Христа», порабощает человека, сеет страх, внушает комплекс своей ничтожности. Учение «Антихриста из Капернаума», наоборот, освобождает, возвышает человека до Бога, помогает ему поверить в свои силы. Церковный «Христос» нетерпим к инакомыслию, Иисус из Капернаума, наоборот, весьма толерантен, старается ни с кем не вступать в конфронтацию. «Христос» угрожает кнутом – адом и скрежетом зубовным, «Антихрист» прельщает пряником – блаженствами Царства Небесного. Иисус из Капернаума никого не убил, не пролил ничьей крови, не вызвал никакой смуты, но погиб лишь сам и только за свои мысли, против которых у его «благочестивых» оппонентов не было иного «аргумента», кроме физической расправы. Церковный же «Христос» вовсе не погиб, но, повисев на кресте, воскрес для того, чтобы стать грозой мира, «судить живых и мертвых», устраивать кровавые расправы со всеми его недругами и просто инакомыслящими, и его последователи не медлили в осуществлении сих планов на деле.

Иисус из Капернаума, утверждая свое Царство Небесное, не гнушался окружающего его земного мира, не проповедовал ни целибат, ни монашество, ни аскетизм, Церковный «Христос» отрицал «царство мира сего», светская жизнь ему чужда и враждебна. Если исторический Иисус и не был одним из самых культурных и образованных людей своего времени, то он не возводил свое научное невежество в некую абсолютную истину и не учил устраивать гонения на ученых, тогда как церковный «Христос» вплоть до нового времени практически парализовал развитие науки в христианском мире. Мир бы и по сей день пребывал в средневековом мраке, если бы антицерковные идеи Просвещения не подвергли бы резкой критике христианский обскурантизм.

Исторический Иисус, при всей своей исключительной одаренности и харизме, все же был человеком, следовательно мог ошибаться, и он действительно ошибся в своей надежде, что его Царство Небесное очень быстро разрушит существующий мир или как-то просветит его. Но мир, как ни в чем не бывало, продолжил стоять на своих китах, по-прежнему пребывая во всех своих заблуждениях и предрассудках, пребывает в них и до сих пор без каких-либо существенных перемен. Церковный «Христос», при всей своей идейной нищете и невежестве, никогда не сомневался в своей безошибочности. Если уж он чего решил, то будет добиваться своего любой ценой, потому в плане разрушения преуспел куда больше: сначала его последователи разрушили остатки великой античной цивилизации, уничтожили науки и искусства, затем, приступили к захвату всего мира и насаждению своих новых темных предрассудков. Правда, Царства Небесного так и не наступило, но это для них и не так важно, ведь наступило же царство Церкви, чего еще надо? И весь мир оказался бы в ее полной власти, если бы на пути не стали разного рода антихристы, дерзнувшие выразить некоторые сомнения в абсолютной безошибочности Церковного «Христа» и тем самым частично отстояли права светского мира на сомнение, на свободный выбор идей, право жить согласно своим убеждениям и своей совести.

Исторический Иисус жил в своей эпохе, потому он не мог навязывать свое учение, обращенное к своему времени, на все последующие поколения, он и не навязывал, он только давал советы конкретным людям, как поступить в данной ситуации. Его же последователи возвели, эти частные наставления в непререкаемый абсолют, создав идею Христа-Бога, диктующего свои законы для всех времен и народов. Впрочем, они идеями как таковыми и не очень-то интересовались. Христом-Богом в их системе мог бы стать выразитель любых идей, будь то Сократ, Аристотель или даже Карл Маркс, для этого всего лишь нужно возвести его идеи в канон, объявить их истиной в последней инстанции и запретить всякое сомнение, всякую ревизию или сравнение с какими-либо идеями еще.

Разумеется, Иисус из Капернаума отнюдь не единственная альтернатива Церковному Христу. Против последнего выступило немало и других антихристов. Упомянем наиболее лучших из них: это идея Фридриха Ницше, не побоявшегося антихристом представить самого себя в своей работе «Антихрист»; это явно позитивный образ Люцифера из «Восстания Ангелов» Анатоля Франса; это глубокая критика философа-гуманиста Бертрана Рассела и другие. Мы не будем детально сравнивать их с Иисусом из Капернаума, но заметим только, что между ними и Иисусом гораздо больше общего, нежели между Иисусом и Церковным Христом. Интересно, что даже у столь непримиримых оппонентов Церковного Христа личность Иисуса вызывала симпатии: «...в сущности был только один христианин, и он умер на кресте. «Евангелие» умерло на кресте. То, что с этого мгновения называется «Евангелием», было уже противоположностью его жизни: «дурная весть», Dysangelium. До бессмыслицы лживо в «вере» видеть примету христианина, хотя бы то была вера в спасение через Христа; христианской может быть только христианская практика, т.е. такая жизнь, какою жил тот, кто умер на кресте... Ещё теперь возможна такая жизнь, для известных людей даже необходима: истинное, первоначальное христианство возможно во все времена. Не верить, но делать, а прежде всего многого не делать, иное бытие...», – писал Ницше в своей работе «Антихрист». А Бертран Рассел признается: «Не думаю, чтобы я смог следовать за Христом до конца, но я смог бы следовать за ним значительно дальше, чем может это сделать большинство людей, исповедующих христианство» (Почему я не христианин).

Вместе с тем нельзя не отметить ряд существенных различий между антихристом атеистов и Иисусом.

Прежде всего, нельзя согласиться с тем, что Иисус из Капернаума вообще был «антихристом» в нигилистическом смысле слова, ибо при нем еще не было никакого «Христа». Он вообще ничего не проповедовал «анти-кого-то» или  «анти-чего-то», но проповедовал свою Благую Весть, т.е. свое Евангелие. Иисус по праву мог считать себя и спасителем, и искупителем, так как видел воочию, как его учение спасает людей от горя, от депрессии, от отчаяния и возрождает для новой жизни. Но, зная пророчества о Мессии (Христе), он не мог не задумываться о том, кого конкретно они имеют в виду, результаты же его деятельности могли привести его к мысли, что все эти пророчества о нем, и он Христос. Но, поскольку он был Христом явно не христианским, то по церковному определению, он опять-таки не кто иной, как Антихрист.

Иисус также не был атеистом, он не отменял веру в Бога, хотя и наделял ее совершенно новым содержанием. Да, он не нашел Бога в Храме, не нашел его и на небе, но нашел в живых людях. Бог – это феномен человека, он присущ только человеку и больше никому. Вне человека, вне его сознания обнаружить какого-либо «бога» еще никому не удалось. Иисус обнаружил этот феномен прежде всего в самом себе, он открыл, что есть в его сознании нечто высшее, чем он сам, некое иное лицо, которое постоянно судит его поступки, наставляет, поддерживает, относится к нему, как отец к сыну (возможно, сей феномен описал Фрейд и назвал термином «Супер-Эго»). Иисус понял, что знает об этом феномене не из писаний, и не из проповедей жрецов и раввинов, но абсолютно априори, непосредственно: «Как Отец знает Меня, [так] и Я знаю Отца» (Ин.10:15). Он полагал также, что тот же отец присутствует и во всех других его детях, но другие дети больше склонны доверять не внутреннему отцу, но авторитетам писаний и наставлениям учителей мира сего.

В этих учителях Иисус видел не более, чем шарлатанов, присвоивших себе роль посредников между отцом и детьми, и использующих это посредничество для своих корыстных целей. Во имя интересов этих шарлатанов люди враждуют, убивают друг друга, идут даже на смерть, дабы только не пострадал авторитет его наставника-шарлатана. Он верил, что этому нечистоплотному посредническому бизнесу быстро придет конец, как только все люди поймут, что Бог не вне, а внутри них, потому никакие посредники и помощники в их непосредственном диалоге с Богом им не нужны. Поэтому Иисус перенес веру в Бога с некоего абстрактного фантастического существа на конкретных живых людей. На вопрос: «какая наибольшая заповедь в законе?» Иисус ответил: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф.22:37-39). – По-моему, сказано предельно ясно, что любить Бога – это и означает любить ближнего, ибо он и есть Бог. Одно из не вошедших в канон речений Иисуса гласит: «Кто видел брата своего, тот видел Бога своего», – что это значит? Только то, что мы должны относиться друг к другу, как к Богам. Все мы Боги, поэтому, если мы делаем добро друг другу, мы делаем добро Богу, а если делаем зло друг другу, то делаем зло Богу. Эту мысль иносказательно выразил Иисус в притче об овцах и козлищах: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25:31-46).

Как мы уже писали, Иисус проповедовал, что Богу мы больше ничего не должны, и эта идея роднит его и с Иваном Карамазовым, и даже со Сверхчеловеком Ницше, однако здесь есть одно существенное отличие,  которое нельзя не отметить: Иисус не отрицал любовь и сострадание, не восхвалял волю к власти. Из иисусова положения, что мы ничего не должны Богу, вовсе не следует, что мы вообще никому ничего не должны. Любящий жизнь вообще, а не только свою собственную, должен жить для этой самой жизни, не из-за страха, а из-за своей любви к жизни, любви к своим ближним и дальним, делать всем как можно больше добра, ибо оно в конце концов обязательно вернется, если и не лично к нему, то к той самой общей жизни, частью которой он себя ощущает. Верующий в Царство Небесное не совершает зла не потому, что это ему запрещено, а потому, что он сам этого не хочет, зло противоречит всему смыслу его жизни. В этом плане учение Иисуса из Капернаума есть альтернатива, как церковному «Христу», так и атеистическим антихристам.

Иисус мог смело объявить себя Христом, так как других претендентов на это место вокруг него не было. Он также не посягал на «авторские права» какого-нибудь иного учения, ибо создал свое абсолютно оригинальное учение о Царстве Небесном, не имеющее себе аналогов во всей истории религиозно-философской мысли. Иисус не ограничивался туманными эсхатологическими пророчествами, как все его предшественники и современники, но учил, что Бог и его Царство существуют актуально, здесь и сейчас, но существуют не где-то там на небесах, а внутри нас – ничему подобному никто, кроме него не учил. Он не выдавал свое учение ни за иудаизм, ни за христианство, ни даже за ислам, поэтому его учение никак нельзя назвать ересью и фальсификацией.

Сейчас, после многочисленных фальсификаций учения Иисуса, трудно сказать, что именно он называл «Царством Небесным», возможно, некое духовное состояние, которое каждый может найти в себе, открыть его, но слова «бекирбехем» (внутрь вас) не обязательно понимать философски или психологически, можно им дать и более конкретное бытовое толкование: «среди вас», «внутри вашей страны», мол, вот, смотрите, Царство Небесное уже реально существует у нас в Капернауме, сделайте его также и у себя, живите, как мы.

Выше мы писали, что о Капернауме ничего не сказано в пророчествах Танаха, но, пожалуй, это не совсем так. Пророки действительно не упоминали названия Капернаум, но нередко описывали атмосферу счастья и мира, реально сложившуюся в этом городе, например, Исаия так описывает свое видение Царства Небесного: «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их» (Ис.11:6). – Разве это пророчество не осуществилось тогда, когда Иисус, мытари, фарисеи, римский сотник, начальник синагоги сели за один стол в Капернауме? Да еще и блудница к ним подсела, и ее не прогнали! Потом Иисус сам комментировал слова пророка: «ныне исполнилось писание сие, слышанное вами» (Лк.4:21). Говорил он это жителям Назарета придя к ним и принеся с собой эту Благую Весть из Капернаума!

Видение Царства Небесного пророком Исаией (фрагмент Меноры у Кнессета в Иерусалиме), скульптор Бенно Элькан:

Заключение.

Давайте подведем некоторые итоги нашим исследованиям. Как видит читатель, мы ничего не выдумали от себя, не сочинили ни одной своей идеи даже в гипотетической форме, мы только провели селекцию идей, уже имеющихся в тех или иных источниках. В результате мы пришли к двум совершенно противоположным группам идей: идеям Церковного Христа и идеям Антихриста из Капернаума. Наличие этих идей – неоспоримый факт, их различие очевидно, в качестве гипотезы можно рассматривать лишь вопрос о том, кто их автор, Иисус из Капернаума, или кто-то другой. Не совсем ясен также ответ на вопрос: могли ли столь диаметрально противоположные идеи одновременно сосуществовать в голове одного человека? Здесь не мы также воздерживаемся судить однозначно, скорее всего, нет, а возможно, где-то и да, человек – явление сложное и противоречивое, не всегда поддающееся логическому анализу. Хотя кажется не совсем логичным быть одновременно и Христом, и Антихристом, а на самом деле, кто его знает, всякое бывает, шизофреники бывают. К тому же, мы вовсе не утверждаем идею «Антихриста» как некую истину в последней инстанции, данную на века. В церковных идеях также можно найти немало позитивного, и мы надеемся, что их защитники найдут, в чем нам возразить или, в чем нас поправить. Мы готовы принять и критику по существу, готовы принять и более ценные идеи, если таковые будут. Но мы не готовы ни одну идею принять в непререкаемой форме. Попытки утвердить такую идею еще ни к чему хорошему не привели, ибо они не что иное, как нежелание думать, искать истину, сравнивать, разбираться. Людям же думающим никакие идеи, даже самые ложные, не страшны, ибо идеи для них прежде всего почва для размышлений, а не руководство для немедленных действий.

Скажем честно: ничто из сказанного не может претендовать на неоспоримую истину. Однако и из предположений тоже можно извлечь определенную пользу. Какую же пользу можно извлечь из гипотетического учения гипотетического Иисуса? Что позитивного оно может дать современным людям? Или мало было за две тысячи лет предложено человечеству разных учений, чтобы открывать и предлагать еще одно?

Да, учений было предложено не мало, но разве хотя бы одно из них принесло людям счастье? И иудаизм, и христианство, и ислам, и коммунизм – все оказались лишь утопиями, ничего не давшими людям, кроме страданий. Есть ли гарантия тому, что учение Антихриста из Капернаума кого-то осчастливит? Нет, в отличие от церковного Христа, Иисус-Антихрист не учит: «Молись мне побольше, тогда, может, и вымолишь у меня некоторых благ», он учит тому, что осчастливить себя мы должны сами, и это действительно возможно, ну хотя бы тем, чтобы поменьше отравлять жизнь друг друга бессмысленной враждой. Любовь – это уже счастье, не так ли? Но могут возразить: «Мало ли мы слышали всякой демагогии о "любви"? Все вероучения только о "любви" и талдычат, что нового есть у вашего Иисуса-Антихриста?»

Есть кое-что новое! В данном случае это новое не что иное, как хорошо забытое старое: «любите врагов ваших» (Мф.5:44). – Именно врагов, ибо друзей и ближних, единомышленников и единоверцев и так все любят. Но разве Церковь не забыла напрочь эту заповедь? Или, может, какое-нибудь из ныне существующих вероучений ее помнит, проповедует, подобно Иисусу, подставлять свою щеку под удар врага? Я таких вероучений не знаю.

Впрочем, подобное отношение к врагам предлагал евреям в былые времена не один только Иисус. Вот, например, слова, цитируемые Иосифом Флавием: «Ничего так не противодействует удару, как перенесение его: терпение обижаемых трогает сердце тех, которые причиняют обиды» (Иудейская война, 2,16,4). Как вы думаете, кому они могут принадлежать? Ученику Иисуса? Фарисею? Нет, они принадлежат царю Агриппе II, правнуку царя Ирода Великого, того самого, чье имя совершенно незаслуженно стало одиозным, как для христиан, так и для евреев. Как бы там ни было, евреи тогда не прислушались ни к словам Иисуса, ни к словам Агриппы. Игнорировали их также и прочие народы во всех последующих поколениях.

А может, потому и игнорировали, что эта идея глупость и утопия? Были, например, толстовцы, которые учили непротивлению злу насилия насилием, и к чему это привело? К капитуляции перед врагом? – Это тоже неверно. Неверно само понимание того смысла слова «Возлюби», что вкладывали в него евреи в библейские времена и что в последующие времена стали понимать иначе. Ницше пишет: «Любовь есть такое состояние, когда человек по большей части видит вещи не такими, каковы они есть. Здесь господствует сила иллюзии, одновременно преображающая и услаждающая» (Антихрист). Он прав: именно так «любовь» понимали европейские христиане, которые постоянно проповедуют: «разум – враг любви, поэтому меньше думай и делай нам по любви даже то, что не должен делать по разуму». Но Библия понимает «любовь» несколько иначе: «Веахавта лереаха камоха» (Возлюби ближнего своего, как самого себя), – учит Тора (Лев.19:18), т.е. относись к другим так же, как к самому себе. По отношению к себе мы обычно в иллюзиях не пребываем, но и зла себе не хотим. Тот же смысл и в словах Гиллеля, которые процитированы в Талмуде:

"דעלך סני לחברך לא תעביד, זו היא כל התורה כולה ואידך פירושה הוא זיל גמור" (תלמוד בבלי, מסכת שבת, דף לא, ע"א)

(Деалах сани лехаврах ло таавид, зу хи коль хаТора куля веидах перуша ху зиль гмор) «Знай: что ненавистно тебе, твоему товарищу не делай. В том вся Тора, и остальное комментарий, иди учи» (Трактат Шаббат, 31а). И в словах Иисуса: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки», – иными словами выражает ту же мысль Иисус (Мф.7:12). И в словах Иммануила Канта: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в тоже время иметь силу всеобщего законодательства» (Критика практического разума) философским языком выражена та же идея. – Так следует понимать императив «Веахавта» (Возлюби). Тогда будет ясно, что любить врага не означает преображать его в своих иллюзиях или капитулировать перед ним, любить – значит желать с ним примирения. Бывает, что для мира необходимо и повоевать, вопрос только, как? Мы стоим на том, что насилию нужно сопротивляться насилием, а слову – словом. Если Зло есть слово, то сопротивляться ему насилием нельзя и даже бесполезно – это, вроде бы, должно быть ясно, но ведь большинство людей до сих пор сопротивляются слову насилием, разве не так?

На самом деле у нас не так уж много врагов, которые угрожают нам физическим насилием, в основном, большинство конфликтов между людьми возникают из-за разного понимания их прав и обязанностей. Потому мы и враждуем, что никак не можем, порой даже и не хотим договориться между собой по вопросу, кто кому чего должен и как удовлетворить те или иные претензии.

Возьмем, к примеру, один из древнейших, но до сих пор не потерявших свою остроту конфликтов, который называется «еврейским вопросом». Почему евреи и антисемиты так еще и не выяснили, кто кому чего должен, кто чего от кого хочет и как им удовлетворить взаимные претензии? Да, каждая сторона в своем кругу высказывает немало обвинений в адрес стороны противоположной, но почему они не говорят это прямо друг другу? Большинство из враждующих никакого диалога друг с другом не хотят, а если кто и хочет, то для этого у них почти нет реальных возможностей. Если антисемит приходит к евреям, например, на еврейский форум и высказывает там все, что он думает о тех или иных евреях, его тут же банят, а постинги стирают. Если еврей придет на форум к антисемитам и попробует объяснить им, в чем они неправы, его также банят или подвергают всякого рода оскорблениям и унижениям, в результате чего диалога все равно не получается. Где же можно вести нормальный диалог?

Я могу обрадовать вас благой вестью: «Есть такая партия!», тьфу ты, я хотел сказать: есть одно такое место – это наш сайт «Гайд-Парк» http://www.balandin.net/ и наш форум http://hydepark.forum24.ru/ У нас «волк живет вместе с ягненком, и барс лежит вместе с козленком», т.е. антисемит может спокойно беседовать с сионистом и воинствующий атеист дискутировать с религиозным фанатиком, Христос и Антихрист будут желанными гостями. У нас дозволено говорить все: и «правду», и «ложь»; и «соблазнять», и «отвращать»; высказываться, как «за евреев», так и «за антисемитов»; проповедовать веру в Бога, так и опровергать ее. Запрещено лишь одно: оскорблять друг друга.

Приходите и участвуйте в наших дискуссиях. Если же кто решит открыть свой форум, подобный нашему, мы не будем его считать ни врагом, ни конкурентом, ибо, кто не с нами, но делает наше общее дело, тот за нас!